|
Когда этот номер «ПЖ» уже выйдет в свет, запланированное на 2 сентября заседание Синода РПЦ, на которое, по слухам, собирался приехать опальный епископ Диомид, так и не состоится. Оно перенесено на неопределенный срок. Синод хотел от него покаяния и ожидал, что Диомид, возможно, приедет отнюдь не каяться. Между тем обвинения, которые «бунташный» епископ вменил руководству РПЦ – сочувствие трем главным, с его точки зрения, современным ересям: цареборчеству, глобализму и экуменизму, – по сути дела остались без ответа. «Епископ Диомид прав!» Это не наше мнение. Это, как сказал бы Александр Сергеевич, «мнение народное».
Хотел того епископ Диомид (слева) или нет, но он уже стал знаменем протестных настроений
Достаточно отъехать на небольшое расстояние от обеих столиц (например, на несколько верст к северо-востоку от Старой площади, в направлении станции «Маленковская», где на заборе, именуемом «стеной народного гнева», с июня нынешнего года красуется надпись вышеназванного содержания), и любой русский человек, если войдет в курс дела, повторит вам именно эту фразу.
Но если тот же человек узнает, что епископ (бывший епископ?) Диомид предал анафеме («проклял» – в переводе на народный язык) Святейшего Патриарха, он с сомнением покачает головой и едва ли подтвердит с той же уверенностью, что и в этом случае епископ Диомид прав. Потому что Святейший Патриарх – это авторитет. И уже хотя бы поэтому епископ Диомид не прав.
История с соборным осуждением епископа Диомида имеет отчетливо провокационный вкус. Вкратце она такова: в самом начале 2007 г. в прессе появились сообщения о коллективном послании Чукотского епископа и клириков его епархии. Послание это было впервые опубликовано на сайте газеты «Русь православная», главный редактор которого в настоящее время находится под следствием по печально знаменитой 282-й статье (за «разжигание»).
1 марта содержание обращения было изложено либеральной газетой «Новые известия», после чего получило резкую критику от митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла (Гундяева), главы пресс-службы Московской патриархии о. Владимира Вигилянского и диакона Андрея Кураева. Епископ Диомид был обвинен в невежестве, превышении полномочий, стремлении к расколу. Митрополит Кирилл нашел в обращении даже повод для конспирологии. По его мнению, за автором письма стояла «некая группа людей, которая еще находится в тени».
Вскоре митрополит Кирилл развил свои предположения и... оправдал владыку Диомида. Глава ОВЦС заметил, что «владыка Диомид не писал никакого открытого письма», рассчитанного на ответную реакцию. «И то, что текст, написанный владыкой совершенно для других целей, группа ангажированных людей использовала в качестве провокации, уже свидетельствует о скрытых и очень плохих намерениях этих людей». «Не думаю, что будут какие-то санкции, так вопрос не стоит», – сказал митрополит.
Иными словами, текст Чукотского епископа (как выяснилось, это его предисловие к готовящейся книге) был взят у него и использован в провокационных целях. Заголовок «обращения», на основании которого он был впоследствии обвинен в нападках на патриарха, принадлежал, таким образом, редакторам публикации, которые снабдили его «патриаршим» подзаголовком «Ко всем архипастырям, пастырям, клирикам, монашествующим и всем верным чадам святой Православной Церкви».
Как бы то ни было, чукотский вызов был брошен, и Москва яростно отбила эту подачу усилиями церковных медиа-тяжеловесов. В течение года поддержку епископу Диомиду оказывали самые разные круги – от простых православных верующих и ультраконсерваторов до откровенно прозападно и либерально настроенных СМИ, которых привлекал антипатриархийный и антигосударственный пафос «Обращения».
В результате митрополит Кирилл не сдержал своего слова. Рабочая группа Архиерейского собора Русской Православной Церкви осудила политику епископа Чукотского Диомида. А на следующий день, на заключительном заседании, в пятницу, 27 июня, Архиерейский собор постановил лишить его сана. Против этого решения выступили три епископа: Владимир Почаевский, Питирим Сыктывкарский и Феодор Каменец-Подольский. Еще двое воздержались: это новоизбранный глава зарубежников митрополит Иларион и архиепископ Сергий Тернопольский. По слухам, во время обсуждения зарубежные архиереи были против осуждения Диомида. Поэтому их итоговое согласие выглядит загадочно.
Сам же еп. Диомид, узнав о решении собора, счел его незаконным: согласно правилам, решение об извержении из сана можно принять только в присутствии обвиняемого. Диомид направил жалобу в только что утвержденный собором церковный суд. Однако, как выяснилось, церковный суд не примет жалоб епископа Диомида, поскольку он отстранен от управления Анадырской и Чукотской епархией, запрещен в служении и будет лишен сана в случае отказа от покаяния по решению Архиерейского собора – высшей судебной инстанции в церкви.
Обосновано такое решение было в документе под названием «Богословско-канонический анализ писем и обращений, подписанных Преосвященным Диомидом, епископом Анадырским и Чукотским» (далее БКА), подготовленном рабочей группой собора. В этом документе есть несколько любопытных моментов, которые позволяют упрекнуть его авторов, как минимум, в некорректности в обращении с цитатами, притом не из Диомида, как это можно было подумать. Речь идет прежде всего о крайне своеобразном цитировании «Основ социальной концепции РПЦ» – документа, на котором, по идее, должны базироваться отношения русской Церкви к внешнему миру.
Среди прочего, осуждая слова еп. Диомида о том, что «единственная богоустановленная форма правления – монархия», и его требование на этом основании осудить демократическую форму правления, авторы БКА приводят следующую цитату из «Основ социальной концепции РПЦ»:
«Во взаимоотношениях между Церковью и государством должно учитываться различие их природ. Церковь основана непосредственно Самим Богом – Господом нашим Иисусом Христом; богоустановленность же государственной власти являет себя в историческом процессе опосредованно. Целью Церкви является вечное спасение людей, цель государства заключается в их земном благополучии (III. 3»). Форма и методы правления во многом обусловливаются духовным и нравственным состоянием общества. Зная это, Церковь принимает соответствующий выбор людей или по крайней мере не противится ему …»
Вроде все ясно, однако, если не полениться посмотреть текст «Основ» и прочитать то, что там идет дальше, то становится заметно, что мысль авторов «Основ» на этом не заканчивается, как пытаются нам, в свою очередь, показать авторы БКА:
«При судействе – общественном строе, описанном в Книге Судей, – говорится далее в «Основах» – власть действовала не через принуждение, а силой авторитета, причем авторитет этот сообщался божественной санкцией. Чтобы такая власть действенно осуществлялась, вера в обществе должна быть весьма сильной. При монархии власть остается богоданной, но для своей реализации использует уже не столько духовный авторитет, сколько принуждение. Переход от судейства к монархии свидетельствовал об ослаблении веры, отчего и возникла потребность заменить Царя Незримого царем видимым. Современные демократии, в том числе монархические по форме, не ищут божественной санкции власти. Они представляют собой форму власти в секулярном обществе, предполагающую право каждого дееспособного гражданина на волеизъявление посредством выборов».
Изменение властной формы на более религиозно укорененную без одухотворения самого общества неизбежно выродится в ложь и лицемерие, обессилит эту форму и обесценит ее в глазах людей. Однако нельзя вовсе исключить возможность такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной.
То есть в «Основах» прямо признается неравноценность форм государственного устройства с точки зрения Церкви и четко проводится принципиальное различие между властью, ищущей божественной санкции (судейство и традиционная монархия) и не желающей таковой (та самая современная демократия, призыв к осуждению которой и ставится в упрек опальному чукотскому владыке). Соответственно авторы БАК, утверждающие, что «Православие выше любых форм государственного устройства, а монархия – одна из исторических форм правления, имеющих относительное значение», как минимум некорректны, а по сути дела сами противоречат слову и духу «Основ социальной концепции РПЦ».
Не менее вольно авторы БКА обошлись с той частью «Основ», где говорится об отношении Русской Церкви к глобализации. Сначала одна цитата:
«В культурно-информационной сфере глобализация обусловлена развитием технологий, облегчающих перемещение людей и предметов, распространение и получение информации. Общества, прежде разделенные расстояниями и границами, а потому по большей части однородные, сегодня с легкостью соприкасаются и становятся поликультурными. Однако данный процесс сопровождается попыткой установления господства богатой элиты над остальными людьми, одних культур и мировоззрений над другими, что особенно нетерпимо в религиозной сфере.
В итоге наблюдается стремление представить в качестве единственно возможной универсальную бездуховную культуру, основанную на понимании свободы падшего человека, не ограничивающего себя ни в чем, как абсолютной ценности и мерила истины. Такое развитие глобализации многими в христианском мире сопоставляется с построением Вавилонской башни».
Это не еп. Диомид, это абзац из «Основ», лишь после которого следуют слова, используемые авторами БКА для опровержения требований опального чукотского влыдыки «соборно обсудить проблемы глобализации в свете догматических, экклезиологических, сотериологических и эсхатологических вопросов вероучения», а именно:
Признавая неизбежность и естественность процессов глобализации, во многом способствующих общению людей, распространению информации, эффективной производственно-предпринимательской деятельности, Церковь в то же время обращает внимание на внутреннюю противоречивость этих процессов и связанные с ними опасности.
Будучи вырванной из контекста, эта цитата действительно создает впечатление, что РПЦ в целом принимает процесс глобализации, высказывая лишь отдельные опасения, тогда как на самом деле в «Основах» прежде всего высказана серьезная озабоченность очередным «построением Вавилонской башни».
Скорее всего, эта несколько неуклюжая игра цитатами понадобилась для того, чтобы подчеркнуть именно идеологический характер наказания Диомида. Иначе как еще объяснить, что среди вполне понятных в подобных случаях обвинений в подстрекательстве к расколу и непочтении к священноначалию, владыка также оказался повинен в таких экзотических для православного пастыря «грехах» как «дух изоляционизма и экстремизм».
Заметим, что лексику соборных богословов охотно подхватили и государственные СМИ. Так, в воскресенье, 29 июня, в программе «Вести недели» на телеканале «Россия» епископ Диомид был назван «мракобесом». Давно, пожалуй, со времен перестройки служитель культа в России, вне зависимости от конфессии, не удостаивался старого доброго советского наименования «мракобес», особенно в эфире главного телеканала страны. Однако гораздо серьезнее другое: владыка был также обвинен телеведущим в «разжигании межнациональной розни» – то есть как только епископ Диомид будет анафематствован (а дело ведется именно к этому), ему, скорее всего, придется отвечать уже перед гражданским судом – по той же статье, что и редактору «Руси Православной» Константину Душенову.
Однако вне зависимости от того, подчинится или нет Диомид решению Собора, он станет неформальным лидером растущих протестных настроений, поскольку затронутые им вопросы волнуют на самом деле большинство православных священников и мирян. Тот формат православия, который задан последним собором, безусловно, устраивает правящую власть и небольшую часть глобализирующейся элиты, но, также безусловно, не получит одобрения большинства верующего народа, который частично отстранится от церковной верхушки, частично объединится вокруг харизматического оппозиционного духовенства. В воздухе отчетливо пахнет большим расколом, вину за который будут возлагать на одного епископа Диомида, однако истинными виновниками являются те, кто заказал и раздул внутрицерковный скандал.
Их уши отчетливо видны в акции, которую проводил так называемый православный корпус движения «Наши». Целью этой акции, заказанной, разумеется, в АП и по видимости выражавшей поддержку патриарху (как будто кто-либо покушался на него!), была дискредитация сторонников Диомида, пришедших молитвенно поддержать опального епископа к стенам храма Христа Спасителя. Для этой цели в СМИ была целенаправленно вброшена ложная информация о том, что «диомидовцы» устроили драку, что они хотят прославить как святого «Раскольникова» – то ли беглого советского дипломата, то ли литературного персонажа. Это была не оговорка лидера «Наших» Бориса Якеменко, а, разумеется, сознательная «деза» для пущей идиотизации образа «православных старушек», которые, по словам Якеменко, «готовы бить, убивать девушек».
Как некогда с консерватизмом и русским национализмом, сработала классическая безотказная разводная технология администрации президента: выбор, которого нет. Выбор между «левым» и «еще левее». Между «плохим», «нерепрезентабельным», «негламурным», «неадекватным», «дремучим», «изолированным», «маргинальным» православием (ранее – национализмом, консерватизмом), с одной стороны, и православием «мейнстримным», «клерикальным», «просвещенным», «гламурным», «официальным», «открытым», «европейским», наконец. Общественность оказалась перед чисто рекламной симуляцией выбора между «вонючими» и «благоухающими», исход которого всегда предопределен. При этом все мы оказались вовлечены в изобретение очередного симулякра типа «суверенной демократии», но теперь уже на ниве «перестройки» в РПЦ.
Если оценивать пиар-технологии, то приходится отметить, что вся история «обращений» епископа Диомида, мнимого «нападения» «диомидовцев» на митингующих «Наших», и, наконец, беспрецедентный по числу намеренных искажений и богословско-исторических передергиваний так называемый «Богословско-канонический анализ» – довольно грубо сработаны с точки зрения медиаполитики. Однако «дело Диомида» по-видимому, было призвано исполнить совершенно определенный политико-идеологический заказ – «отмыть» православие от подозрений в монархизме и политической нелояльности существующей власти и возможности «гражданского неповиновения» (таковую возможность подразумевает вышеозначенный документ «Основы социальной концепции», что, по признанию самого митрополита Кирилла, вызывало озабоченность «в высоких кабинетах»).
Вот, очевидно, с целью заверения в наилучших чувствах и снятия двусмысленности и было сфабриковано дело Диомида, имевшее задачей поляризовать сбалансированную позицию, отраженную в «Основах социальной концепции…» и спровоцировать в общественном сознании псевдовыбор между «Патриархом» и «Диомидом». Те, кто «за Патриарха», должны были с неизбежностью согласиться с демократизированным образом православия, исключающим предпочтение монархии, социально-политическую критику актуальной идеологии и анализ общественной деятельности отдельных чиновников. Те, кто (как и большинство «дремучих» верующих) сомневается в «народности» современной российской власти и не может согласиться с наивным тезисом «Анализа» о том, что «эту власть поддерживает подавляющее большинство народа»; те, кто, вслед за свт. Феофаном Затворником, знает, что «когда всюду заведут самоуправство, республики, демократию, – тогда антихристу откроется простор для действования», – автоматически получает звание «диомидовцев», которое, по-видимому, становится эквивалентом понятия «православный».
Удивительно, что сами соборяне, послушно исполнившие в своем решении требования «Осудить Диомида!» и «Диомида в пещеру!», – выдвинутые молодежной политической организацией «Наши», ничуть не обеспокоились, что тем самым они – а вовсе не «диомидовцы» – нарушают ими же выдвинутый тезис о «непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин».
Закономерным следствием победы «демократизаторов» в Церкви стал и другой документ, утвержденный Собором, – «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека». Он позиционируется опять же как богословский анализ доктрины прав человека, подготовка в которому велась уже более года. Очевидно, «грант» на православное воцерковление европейской политико-правовой доктрины был получен задолго до Архиерейского собора-2008, и принятие документа стало результатом длительной идеологической работы, проделанной на различных уровнях лично митрополитом Кириллом. Даже краткое ознакомление с данным документом, замаскированным именно под «богословскую» оценку, не оставляет сомнений, что он представляет собой опять же результат определенного политического заказа.
Документ построен на цитатах из св. отцов, призванных иллюстрировать изначальную «органичность» европейского правового учения для православной традиции. При этом авторы «Основ…» как-то умалчивают, что и само понятие «личности» у того же Иринея Лионского употреблялось совсем в ином ключе, что как раз и достойно глубокого богословского анализа. Это же касается понятий «свобода» и «выбор», которые в нововременном политико-правовом контексте приобретают совсем иной смысл, нежели в споре бл. Августина с Пелагием. Проецировать их одним росчерком пера в современную социально-политическую реальность, полагаем, не позволит себе и семинарист. И наоборот, понятие «ценности», которое является любимым «словом-паразитом» церковно-политической риторики («духовно-нравственные ценности»), неизвестно православной традиции. Оно появилось в рамках неокантианской аксиологии XX столетия.
В наших же «Основах учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека» как бы само собой подразумевается, что святоотеческое наследие и, с другой стороны, нововременная политическая доктрина, породившая совершенно новое представление о личности, а также современные правовые документы написаны в одном контексте, что и богословски, и исторически, и политологически неверно. Однако именно это допущение делает возможным саму «оценку» доктрины прав человека и в предельно редуцированном виде отражено в преамбуле к «Социальной концепции», сильно напоминающей учебник по граждановедению для шестого класса средней школы: «Несмотря на глубокие различия между отдельными цивилизациями и культурами, в любой из них наличествуют некоторые представления о правах и обязанностях человека». С упрощением такого рода не согласится сегодня даже завзятый либерал, ибо совершенно очевидно, что здесь происходит попытка подверстать все времена и традиции под оптику одной-единственной, исторически завершенной культуры.
Такое подспудное отождествление, впрочем, чрезвычайно удобно, для того чтобы замаскировать политический «отмыв» под богословский анализ. Смысл документа по-детски незамысловат. «Права человека» – это основа жизни, сами по себе они безальтернативны, полезны и обязательны. Однако есть среди них такие «ядовитые грибы», которые («почему-то») вредят жизни – эвтаназия, например. Поэтому все религиозные конфессии во всем мире должны взять на себя функцию отслеживания, где и как под прикрытием прав человека реализуется зло, а не добро. Излишне говорить, что пресловутые проблемы глобализационных процессов, из-за которых «диомидовцев» обвинили в изоляционизме, заключаются именно в том, что «доктрина прав человека» выступает как оптимальный инструмент легализации, позволяющий юридически и даже богословски безупречно подменять «добро» «злом».
Иерархи и политтехнологи, провернувшие «бархатный раскол по Диомиду», наивно полагают, что в поле общеевропейской правозащитной риторики им удастся проводить независимую православную линию, однако на деле эта «линия» сильно отдает перестроечной пропагандой и отнюдь не европейским провинциализмом мышления. «Политправославные» провокаторы, которых, по-хорошему, надо было бы привлечь к ответственности за то, что они год открыто глумились над тогда еще действующим епископом Русской Православной Церкви, вдохновлены грубой, картонной «победой» над «епископом Динамитом» и «оголтелыми, безумными, пьяными и чудовищными людьми». Они надеются и впредь доказывать свою «эффективность» в сфере медиакоммуникаций и не замечают, что перегаром и откровенной «похабенью» несет вовсе не от названных «диомидовцев», а от их собственной непрестанной активности и наскоро сфабрикованной «информации».
Остается лишь недоумевать, как могли архиереи сплясать под дудку провокаторов, неоднократно публично изобличенных во лжи и антицерковной пропаганде. И дело здесь вовсе не в – уже бывшем, вопреки всевозможным декоративным «отсрочкам» – епископе Диомиде. К величайшему сожалению, приходится признать, что эпоха Святейшего заканчивается. Патриарх, всегда проходивший между Сциллой и Харибдой царским путем, оказался оттеснен кабинетными технологиями. Читатели и телезрители убедились, что собором Русской Церкви можно так же манипулировать, как и всей остальной общественно-политической жизнью Российской Федерации.
И кто, интересно, будет отвечать за неизбежный подрыв доверия к Церкви, пока еще остающейся самой авторитетной общественной организацией в нашей стране?
|
