|
В предыдущих номерах «Новой» (№ 9, 10, 2008) мы рассказали о том, что еще до августовского путча 1991 года так называемое «патриотическое крыло» спецслужб организовало крупную провокацию с целью остановить реформы Горбачева. Якобы в последний момент была пресечена попытка вывезти за границу двенадцать советских танков – и этим демонстрировалась губительность перестройки для обороноспособности страны. Танковый скандал связывали с концерном АНТ, который, как оказалось, появился и работал под бдительным оком чекистов. О том, как выполнение партнерского договора при определенных условиях можно превратить в государственную измену – читайте в этой серии.
Подъезжая к комитету, шофер что-то сказал по рации, и у подъезда меня уже ждал майор. Мы поднялись на лифте и вошли в один из кабинетов. За длинным столом сидели два полковника. Собеседники были милы, любезны, сказали, что они имеют поручение предоставить мне всю необходимую информацию.
Вот что я тогда узнал.
Бартер по-свойски
Танками концерн АНТ никогда не занимался. Однако идея продавать иностранцам через АНТ боевую авиационную технику действительно разрабатывалась. Генеральный директор АНТа В.И. Ряшенцев свои предложения об этом направлял в Совет Министров СССР и в Генеральный штаб Вооруженных сил. Письменных ответов он не получил, но идея никем из должностных лиц не отвергалась, и переговоры по данному вопросу с иностранными фирмами не пресекались. Одним из иностранных партнеров АНТа был директор венгерской фирмы «Авиаспейс» господин Я. Деши. В интервью газете «Пешти Хирлап» на вопрос корреспондента, взялась ли бы фирма за продажу по поручению советской стороны военной авиационной техники, господин Я. Деши ответил: «Мы сразу же постарались бы получить соответствующие разрешения и, имея их, с удовольствием взялись бы за дело».
4 ноября 1989 года вопрос о продаже за границу через АНТ новейшей военной авиационной техники обсуждался — куда выше! — на заседании Политбюро ЦК КПСС. Предложение внес Минавиапром. Три ведомства, однако, встали стеной: Д.Ф. Язов (Министерство обороны СССР), К.Ф. Катушев (Министерство внешних экономических связей СССР) и И.С. Белоусов (Комиссия Совета Министров СССР по военно-промышленным вопросам). Предложение Минавиапрома не прошло. Политбюро признало его нецелесообразным.
Но сам факт такого обсуждения проекта АНТа в святая святых нашей политической власти уже свидетельствовал и о масштабе, приобретенном концерном, и о силах, которые за ним стояли. Такой АНТ становился по-настоящему опасен. У такого АНТа не могли не появиться враги, конкуренты, завистники, на чьи интересы он покусился, «мимо» которых, по выражению генерала Шама, он действовал.
Слушая своих собеседников, я вспомнил слова Собчака о том, что по каким-то причинам консерваторам было выгодно пожертвовать ими же созданным концерном. АНТ достиг непозволительных высот, а значит, его надо было остановить.
В октябре, когда уже стало известно о готовящемся заседании Политбюро, Ряшенцеву позвонил генеральный директор оборонного научно-промышленного объединения «Взлет» генерал В.К. Довгань. Сказал, что «Взлету» нужны компьютеры, а АНТ ими, как известно, торгует. Не выручит ли? «Мы не торгуем, а поставляем в порядке товарообмена, по бартеру, — ответил Ряшенцев, — что вы можете предложить нам взамен?». Через два дня Довгань позвонил снова: «“Уралвагонзавод” на базе танка Т-72 выпускает изделия для народного хозяйства, тяжелые тягачи. Годится?». «Да, годится», — сказал Ряшенцев.
Завод такая сделка тоже вполне устраивала. Индия только что отказалась от заказанных ранее танков, и сбыть их было бы для завода большой удачей. Однако генеральный директор завода Серяков объяснил Довганю, что необходимо разрешение правительства, иначе никак нельзя. «Нет проблем», — уверил Довгань, и действительно вскоре заводу было представлено правительственное поручение № ПП/ 25086, разрешающее реализовывать продукцию предприятий Минобороны и оборонных отраслей промышленности для нужд государственно-кооперативного концерна АНТ.
Работа закипела.
Довгань и Ряшенцев подписывают соглашение о том, что «Взлет» «окажет содействие в приобретении для АНТа разукомплектованных изделий «172» с целью использования их в народном хозяйстве».
30 ноября платежным поручением АНТ перечисляет заводу стоимость танков и «полтора миллиона рублей за их переделку в тягачи».
Однако о переделке танков в тягачи нигде нет и речи. Ни в одном заводском приказе, ни в одном распоряжении, ни в одном документе.
В тот же день, 30 ноября, выходит распоряжение по заводу о срочной, в течение нескольких дней, подготовке груза к отправке. Срок дается до 6 декабря. Не уложились. Состав отправился только 15 декабря: 12 платформ, крытых брезентом, на каждой — по боевому танку, вагон, полувагон и пассажирская теплушка. В вагоне, аккуратно обернутые в ткань, сложены были пушечные стволы. Полувагон вез пулеметы: 12 танковых и 12 зенитных.
В дорожной ведомости № 696848 в графе «Наименование груза» стояло: «Средства транспортирования неразобранные». Ни о каких танках не было ни слова. Воинского караула тоже не было, груз сопровождали трое заводских работников.
В железнодорожной ведомости срок прибытия указывался — 25 декабря. Но эшелон прибыл в Новороссийск даже на три дня раньше.
И тут оказалось, что состав этот никто не ждет. Никто — совершенно! Названный в документе грузополучатель, Новороссийский торговый порт, в полном недоумении. На «Уралвагонзавод» идут срочные телеграммы: что за груз, чей он, что с ним делать? Сообщают Ряшенцеву. Он в бешенстве: «Они что, белены объелись?». Распоряжается отправить состав назад, в Нижний Тагил. Но железная дорога уже имеет указание начальства ни в коем случае груз не возвращать. Пусть стоит.
Платформы с боевыми машинами открыто, на виду у всех три недели простояли на подъездных путях. Охраны не было, работники завода сразу же куда-то разбежались. А через три недели, 11 января 1990 года, корреспонденту «Советской России» Владимиру Удачину позвонил секретарь крайкома Полозков и потребовал «информационного взрыва».
Ритуальная жертва
Разговор на Лубянке был, конечно, полезен. Архитекторы этой аферы становились в общих чертах понятны. Но по-прежнему оставалось неясно, кто же был ее конкретным исполнителем. На все мои вопросы полковники пожимали плечами и говорили, что если бы проводилось настоящее расследование, то оно, безусловно, дало бы ответ. А так…
Но к тому времени расследование уже захлебнулось. Вначале, после съезда, поднялся большой шум. Прокуратура СССР сообщила, что в следственную бригаду вошли самые опытные следователи и оперативные работники КГБ и МВД. Делом занялся Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Санкции сыпались как из рога изобилия: таких-то уволить, таких-то исключить из партии. «Правда» напечатала сообщение о заседании президиума Совета Министров СССР. Совмин констатировал: «политическая близорукость», «нанесен не только экономический, но и морально-политический ущерб». Но постепенно все затихло. К чему пришло следствие, мы так и не услышали.
Случайно узнаю, что в те дни, когда танковый скандал еще только разгорался, в Главное таможенное управление позвонили из КГБ и попросили разрешения упомянуть в справке, адресованной руководству страны, что танки на границе перехватили таможенники. Это, разумеется, в корне меняло бы дело. Если танки случайно обнаружены где-то на подъездных путях, можно лишь предполагать, что была попытка совершить контрабанду. Если же их перехватили таможенники, то покушение на контрабанду очевидно. Но таможенники, по их словам, отказались.
Выходило, что к этой провокации причастен КГБ? Фактический создатель АНТа? А тут еще сообщение о том, что за границей неожиданно умер Ряшенцев, по всей видимости, его отравили.
http://www.novayagazeta.ru/data/2008/11/25.html
Занять «оборонку». Часть IV
Топорная работа КГБ по дискредитации выращенного ими же концерна «АНТ», а через него и всех «рыночников» в ЦК – вызвала смех у заграницы и возмущение внутри страны
В предыдущих номерах «Новой» мы рассказали о том, что еще до августовского путча 1991 года так называемое «патриотическое крыло» спецслужб организовало крупную провокацию с целью остановить реформы Горбачева. Якобы в последний момент была пресечена попытка вывезти за границу двенадцать советских танков – и этим демонстрировалась губительность перестройки для обороноспособности страны. Танковый скандал связывали с концерном АНТ, который, как оказалось, появился и работал под бдительным вниманием тех же чекистов. Заключительная часть детективного сериала – о крупном провале провокации КГБ в отношении сотрудников АНТа в Венгрии и о попытке чекистов подбросить компромат «указанному пассажиру» в «Шереметьево-2».
О журналистском расследовании, которое веду, я рассказал одному известному адвокату. «Вы читали, — спросил он, — о действиях наших спецслужб, попытавшихся организовать в Будапеште захват двух сотрудников АНТа, якобы пойманных с поличным при получении взятки?». Да, читал. Ну и что? В печати сообщалось, что была задумана важнейшая операция, но провести ее нам помешала неразумная венгерская военная разведка. «А вы зайдите ко мне, я покажу вам некоторые материалы. Будет интересно».
Зашел, прочел. Ничего общего с информацией, поданной в наших газетах.
«Слив»
26 февраля 1990 года (танковый скандал в СССР еще только набирает силу) полковника венгерской милиции, заместителя начальника следственного отдела Иожева Пайчича срочно вызывают на улицу Марко в Верховную прокуратуру. Здесь его ожидают представители из СССР: работник прокуратуры, советский консул в Будапеште и высокие чины из КГБ и советской милиции. Они сообщают полковнику, что, по их сведениям, некий суданец на днях собирается передать двум работникам АНТа крупную взятку.
2 марта в 16 часов 30 минут в гостинице «Беке» одного из работников концерна задерживают, и в его чемоданчике действительно обнаруживают 140 тысяч долларов США.
А вот дальше советская версия о взятке трещит по швам. Венграм вручают расшифровку магнитофонной записи разговора между работником АНТа и суданцем в гостиничном номере. Венгры, однако, требуют саму пленку, и тут оказывается, что расшифровка оборвана на полуслове. Если же прослушать весь разговор, то получается, что 140 тысяч долларов — это часть штрафа, который суданец по соглашению сторон обязуется оплатить фирме за просрочку в выставлении аккредитива.
Советские представители пытаются доказать свою версию с помощью видеокассеты, но выясняется, что и она грубо смонтирована.
Венгры проверяют личность суданца и устанавливают, что это бывший московский студент, христианин, недавно посетивший СССР. Здесь, как раз в КГБ, ему и были переданы для провокации долларовые купюры, обработанные специальным составом.
Шумит венгерская пресса. Пестрят газетные заголовки: «Провокация КГБ пресечена», «Провал операции «Большое надувательство», «Пресечена провокация советской спецслужбы».
Верховный прокурор Венгрии доктор Карой Сиярто пишет генеральному прокурору СССР А.Я. Сухареву: «После оценки всех обстоятельств этого случая мы считаем некорректным поведение присутствующих представителей правоохранительных органов. Прошу господина генерального прокурора принять необходимые меры с целью предотвращения подобных случаев».
Любопытно, что советские спецорганы ни секунды не сомневались в успехе задуманной операции. В тот самый день, когда в Москву уходит письмо венгерского верховного прокурора, из Москвы в Будапешт отправляется послание генерального прокурора СССР. Он сердечно благодарит венгерских коллег за дружескую помощь в задержании двух сотрудников АНТа и просит передать советским сотрудникам все документы и изъятую сумму взятки.
Венгерская газета «Мой ноп» 28 апреля 1990 года так комментирует эту ситуацию: «Сначала была большая дружба. Советские милиционеры в доверительной форме сообщили венгерской стороне, что они имеют дело не с какими-то маленькими взяточниками, что в скандале замешан один из заместителей председателя Совмина СССР, который на этом может быть взят. А дальше уже потянется и вся цепочка. В Москве была уже подготовлена международная пресс-конференция. С помощью признания, полученного от двух сотрудников АНТа, хотели доказать, как далеко зашли в СССР реформаторы экономики».
Один почерк, одна рука
Об этом как раз и скажет Собчак. Скажет, что провокация с АНТом имела цель дискредитировать Горбачева, а заодно, чохом, и все кооперативное движение. АНТ подавался не как государственный концерн, а как кооператив. Следовательно, можно было приструнить и демократов, выступающих за развитие кооперации. Тот АНТ, который на практике получился, скажет Анатолий Александрович, не есть феномен «рыночного» хозяйства, он есть порождение бюрократического класса, использующего каналы государства для целей личного обогащения.
Оглядываясь сейчас назад, вспоминая ту «танковую» историю, хорошо видно, как оно начиналось, это обогащение бюрократического класса. «Прорывные технологии», о которых с жаром говорил генерал Шам, на поверку оказались способом, используя, как теперь сказали бы, административный ресурс, наваривать на государственной собственности бешеные капиталы. Получаемые при этом барыши достигали тысячи процентов, каждый рубль приносил сотни, а то и тысячи рублей, ни одному капиталисту такое не снилось. И происходило это еще до Гайдара, до Чубайса, до реформ 1992 года. При советской власти.
Когда начнется следствие по делу ГКЧП, обнаружится, что в подполье ушла гигантская, хорошо отлаженная, сильно коррумпированная и координированная с властью партийная экономика, на начало 1991 года только легальная часть этого айсберга составляла почти 8 миллиардов тогдашних рублей. Но дело ГКЧП, как известно, тоже завершено не было. Иначе мы, возможно, узнали бы и о роли в создании этой огромной кубышки наших спецслужб, и о драчке, которая при виде таких денег, надо полагать, между ними происходила, и о том, почему фактический создатель АНТа КГБ в конце концов приложил руку к его уничтожению.
Словом, конкретные исполнители той «танковой» провокации так и остались неизвестными. Но по почерку уже нетрудно было их разгадать. Послать вместо мирных тягачей боевые машины, всучить венграм сфальсифицированную пленку, обычный платеж выдать за взятку — разве не одни и те же методы, не одна и та же рука?
Вторая попытка
О готовившейся в то время чекистами еще одной афере рассказал мне бывший начальник Главного управления таможенного контроля при Совете Министров СССР Виталий Константинович Бояров.
В январе 1991 года он отдыхал в подмосковном санатории «Сосны». Однажды к нему приехали два его заместителя и рассказали: перед вылетом лондонского рейса в таможне аэропорта «Шереметьево-2» неожиданно появились сотрудники КГБ. Указав на одного из пассажиров, они велели произвести досмотр его багажа. После того как операция была закончена, КГБ потребовал от таможенного управления бумагу о том, что при обычном таможенном досмотре у пассажира совершенно случайно были обнаружены некоторые документы. «Но никаких документов я в глаза не видел, — сказал заместитель Боярова. — Спросил у начальника таможни, он тоже ничего не знает. Без вас я никаких бумаг подписывать не стал».
Виталий Константинович рассказывал: «Только мой заместитель кончил говорить, как в нашем номере раздался телефонный звонок. Снимаю трубку. На проводе — генерал-лейтенант В.М. Прилуков, заместитель Крючкова и начальник Главного управления КГБ по Москве и Московской области. «Виталий Константинович, — говорит, — я вас поздравляю. Таможня сделала огромное дело». «Не понимаю, — говорю, — какое дело?». «Ну как же, — удивляется он. — Товарищ Крючков уже в правительство доложил, что таможня проявила бдительность, обнаружила у иностранца ценные документы». «Да нет, — говорю, — вы нас напрасно хвалите, никаких документов мы не обнаруживали. А потому ничего подписывать не будем». Пауза. Спрашивает: «Так мне и доложить товарищу Крючкову?». «Так, — отвечаю, — и доложите». Через десять минут звонок снова. Опять Прилуков. «Владимир Александрович просил передать, что он не понимает вашей позиции. Но если вы не можете подписать бумагу, то и не надо. Справимся сами».
Готовилась очередная афера? Еще одна громкая провокация? Затевалось новое наступление «патриотически настроенных» сил на горбачевские реформы? До августовского путча 1991 года оставалось семь месяцев.
|
