|
Страна с замиранием сердца следит за интригой между Следственным комитетом при Генеральной прокуратуре и Генеральной прокуратурой. Вдруг неожиданно самые близкие для господина Бастрыкина люди отстранены от работы, обвинены в том, что получили взятки, притом обвинение пошло от их подчиненных. Очень странная ситуация. Никто в нашей стране не разбирается лучше во всех этих хитросплетениях, чем Александр Евсеевич Хинштейн, депутат Государственной Думы от Нижнего Новгорода.
Соловьев: Доброе утро, Александр Евсеевич!
Хинштейн: Доброе утро, Владимир Рудольфович!
Соловьев: Саш, давайте так попроще, так как мы и в жизни. Саша, скажите, пожалуйста, что реально происходит в следственном комитете? В чем реальная подоплека этого более чем странного конфликта, когда человек близкий к руководителю Следственного комитета господину Бастрыкину, который вел… Этот человек вел, насколько я знаю, дела самые громкие, ведь, да? И Бульбова и Сторчака - это ведь он вел?
Хинштейн: Ну не вел, а координировал.
Соловьев: Координировал, да.
Хинштейн: Он является руководителем Главного следственного управления - это ключевая структура Следственного комитета, причем в производстве, собственно, находятся все эти уголовные дела, в том числе, названные раньше и многие другие. Ну, мне сложно говорить о том... говорить какие-то конкретные вещи, говорить о подоплеке, потому что она непонятна никому. И со стороны это, конечно, выглядит очень странно. Я могу напомнить фабулу - речь идет о том, что несколько следователей написали рапорты на имя Бастрыкина, в которых обвинили руководителя Главного следственного управления, то есть своего, по сути, непосредственного начальника Дмитрия Довгий, в том, что он получил крупную сумму взяток за развал несколько уголовных дел. Были названы конкретные цифры: 1,5 млн. долларов и 2 млн. евро. Аналогичные рапорты были написаны в отношении его первого заместителя Новикова, а потом проверка коснулась еще и начальника отдела Главного следственного управления и одного из следователей по особо важным делам.
Что находится в подоплеке всей этой истории, всей этой интриги, сказать сложно. Для меня очевидно несколько вещей. Первое - я не верю в то, что следователи, проработавшие всю жизнь в системе прокурорской и вышедшие из военной прокураторы, вдруг ни с того ни сего пишут заявления, выдвигая тем самым серьезные обвинения против своего непосредственного начальника. Если бы они были все такие принципиальные, ну чего они все такие до этого 20 лет спокойно и безропотно выполняли все команды, любые указания, даже самые беспредельные. И оба они, кстати, для примера входили в группу по делу по Мостмедиа, в оперативно-следственную бригаду. И это не вызывало у них никаких…
Соловьев: Никого отторжения, да?
Хинштейн: Ну, конечно.… Вдруг, они превратились в таких принципиальных борцов…
Соловьев: Скорее возникает вопрос: чей приказ они выполняют сейчас?
Хинштейн: Ну, или рекомендацию, скажем так. Тем более, что все мы прекрасно понимаем - взятки это очень сложный состав. Он доказывается исключительно двумя способами: первое, либо когда преступление с поличным раскрывается, то есть когда этот взяточник задерживается в момент передачи денег. Или второй способ, это технический контроль. Ничего другого пока… право не придумало, да и невозможно, потому что, если я говорю “я вам дал деньги”, а вы говорите, что “я вам не давал деньги…”
Соловьев: Не доказать.
Хинштейн: Абсолютно. На сегодняшний день ситуация такова, что перечисленные мной сотрудники, включая самого Дмитрия Довгий, отстранены от занимаемых должностей, в отношении Дьякова проводится проверка. Тем не менее, Довгий сам, еще в пятницу минувшую написал заявление в прокуратуру, в котором указал, что опасается за свою жизнь, боится провокаций со стороны своих недавних коллег, написал, что не доверяет Александру Ивановичу Бастрыкину, с которым сам проработал долгие годы своей жизни.
Соловьев: Ну, они же близкие друзья? Бастрыкин ведь привел Довгия с собой?
Хинштейн: Я не знаю, друзья они или нет, я думаю, что там формула не дружба, а формула соподчиненности, поскольку до последнего времени Довгий был помощником Бастрыкина по особым поручениям... Более того, они прошли вместе аж через 4 структуры…
Соловьев: О чем я и говорю!
Хинштейн: …Довгий сначала работал вместе с Бастрыкиным в его подчинении в Управлении Юстиции по Северо-западному округу, затем в Управлении по Федеральному, потом в Генеральной прокуратуре. И, наконец, в Следственном комитете где, конечно, Довгий, человек, не имеющий практического опыта в следствии, был назначен исключительно по принципу личной преданности к Бастрыкину. Вот сегодня Довгий говорит, что он Бастрыкину не доверяет. Бастрыкин в свою очередь, говорит, что он не доверяет Довгию, но вся эта ситуация, безусловно, свидетельствует о нездоровых процессах, которые внутри следственного комитета происходят и свидетельствуют, на мой взгляд, о том, что это ведомство, к сожалению, не сумело реализоваться, в принципе сформироваться, и сегодня агонизирует.
Соловьев: Я правильно понимаю, что сегодня господину Бастрыкину в самое краткое время удалось полностью дискредитировать саму идею Следственного управления при Прокуратуре?
Хинштейн: Ну не полностью. Я думаю, еще есть горизонты для творчества Александра Ивановича. Он человек у нас творческий, доктор наук, поэтому он как-то еще сможет дискредитировать…
Соловьев: Я, кстати, посмотрел, он оказался очень близок к жестко-националистическим кругам в Санкт-Петербурге. Среди его друзей называют махровых антисемитов и шовинистов. Это довольно странно для человека такой должности.
Хинштейн: Честно говоря, мне это неизвестно.
Соловьев: Я только вчера получил эту информацию и готов с вами поделиться.
Хинштейн: Давайте посмотрим.
Соловьев: Да, там, в Питере есть два таких гражданина, очень близких к Бастрыкину. Один из них человек, который долгие годы связан с Бастрыкиным по научной деятельности. Некий питерский профессор...
Хинштейн: Ну, бывает. Бывает. Друзей, как и Родину не выбирают.
Соловьев: Александр Евсеевич, у меня к вам как к большому специалисту вопрос - насколько я понимаю, господ Бульбова, Сторчака, Некрасова упрятали в СИЗО по обвинению в статьях менее страшных, чем те, которые сейчас предъявлены отстраненным от работы следователям следственного управления? Почему такая несправедливость, почему их отправляют в отпуск и отстраняют от дел, а не упекают в Лефортово и не проводят расследование, как произошло в случае, скажем, с Бульбовым?
Хинштейн: Во-первых, потому что, как я понимаю, никаких оснований формальных и правовых, чтобы привлекать всех к ответственности, нет. Потому что есть, повторяю, только заявление, оно ничем не подтверждено, это заявление должно быть проверено.
Соловьев: С Бульбовым та же самая история, как вы знаете, там тоже ничего нет, даже заявления… намеков на оперативные данные.
Хинштейн: Если бы Довгий вел бы себя… или представлял бы собой такую же опасность на тот момент как Бульбов, то безусловно, он сейчас находился бы не в Москве, куда его, кстати, срочно отозвали из отпуска, а в казематах. Но я не исключаю, что ситуация в последующем может так и закончится, потому что реально для Бастрыкина Дмитрий Павлович Довгий фигура крайне опасная, но я еще раз напоминаю…
Соловьев: Потому что может рассказать что-то непосредственно о Бастрыкине?
Хинштейн: Конечно! Конечно! Потому что человек работает с 2000-го года вместе с Александром Ивановичем. Безусловно…
Соловьев: Знает все.
Хинштейн: Конечно, знает все, человек работает с 2000-го года с Александром Ивановичем, начиная от того, как Александр Иванович командировочные оформлял, это отдельная интересная история. Заканчивая тем, как Александр Иванович уходил из различных организаций, и с каким скандалом это происходило. Фигура Александра Ивановича, внешне выглядевшего как профессор, интеллигент и так дальше, фактически, гораздо более простая, и ближайшее изучение ее меня приводит к мысли, что все это было запрограммировано с самого начала того периода, когда выбор, к сожалению, ошибочно, пал на Александра Ивановича Бастрыкина.
Соловьев: А зачем Владимиру Владимировичу Путину подсунули такую кандидатуру?
Хинштейн: Судить об этом сложно. Понятно, что они знакомы…
Соловьев: Они учились вместе?
Хинштейн: Они учились вместе. Но мне понятно также и другое. На курсе с Путиным училась масса народу. На юрфаке ЛГУ, кроме того, были вахтеры, которые внизу сидели, были те, которые…
Соловьев: Вы говорите аккуратненько насчет лаборантов и прочее. Вот один из них, господин Высоцкий, сейчас работает на высоких должностях в администрации президента. Поэтому там все нормально - всех пристроили.
Хинштейн: Я говорю совершенно о другом, не переквалифицируя эту ситуацию. Я говорю о том, что очень часто люди, которые в то или иное время своей жизни волею судеб оказывались где-то недалеко от тела президента, очень любят этим бравировать, очень любят всячески это подчеркивать. Тот факт, что Александр Иванович Бастрыкин учился на юрфаке ЛГУ и был старостой в их группе, он известен широко - и при этом широко известен явно не от самого Путина. Значит, тогда возникает вопрос: а от кого?
Соловьев: И кому это выгодно?
Хинштейн: Очевидно, от Александра Ивановича, который таким образом, смотрю, до недавнего времени всю прессу, пишет: близкий друг Путина. Какой он друг Путина? Личный ставленник. Что это, с чего это взято? Да, действительно, человек учился с Путиным, но повторяю: с Путиным учились десятки людей - лаборанты, вахтеры, билетеры, киоскеры и прочие-прочие. Если каждый из них будет говорить о том, что он находится в особом положении: "Вы меня не трогайте, ко мне не приближайтесь даже на пушечный выстрел, потому что сами знаете, чей я друг"… Извините, у нас полгорода на Неве в таком случае попадает в категорию неприкасаемых.
Соловьев: У нас же, по-моему, в стране так и происходит - воюют друг с другом группировки друзей Путина.
Хинштейн: Ну, наверно, все-таки не друзей…
Соловьев: Но, они себя объявляют друзьями Путина.
Хинштейн: Но, "кто такие друзья народа? И как они воюют против социал-демократов?"
Соловьев: Да-да-да. Вечно живая классика.
Хинштейн: Я полагаю, что вопрос с Александром Ивановичем Бастрыкиным, с тем, чей он друг, будет решен в текущем году. Потому что я не случайно сказал, что в Следственном комитете происходит процесс организации. Видно, что он не сумел встать на ноги, не сумел самореализоваться, он не сумел начать выполнять те задачи, которые на него возложены. Что он сумел? Повязнуть в череде скандалов, превратиться в абсолютно неподконтрольную никому структуру, которая, в первую очередь, занимается не расследованием уголовных дел, а тем, чтобы эти уголовные дела ни к кому больше не попали, никому их не показывали. То есть, в большей степени они занимаются самореализацией, реализацией своих комплексов, амбиций и проблем. И очевидно, что те надежды, которые на это ведомство возлагают, они не оправданы.
Соловьев: Александр Евсеевич, пожалуйста, вот как параллельно с этим - вдруг вырос процент судебных решений по заключению людей под стражу? Притом, выросли или стали известны случаи, когда прокуратура против избрания этой меры, а следственное управление за? Вот объясните мне, как это возможно? Вот эта коллизия, когда прокуратура и следственное управление при этой прокуратуре могут обладать разными точками зрения на одно и то же дело?
Хинштейн: Но, это элементарно. Классический тому пример – дело Бульбова. Где, как известно, прокуратура настаивала на необходимости освобождения генерал-лейтенанта наркоконтроля, а Следственный комитет в свою очередь настаивал на необходимости его ареста, взятия под стражу. Это тот конфликт, который был заложен изначально. Потому что сама по себе идея создания Следственного комитета, она не то, чтобы порочна, она лжива. Ведь под какой сурдинкой создавалось это ведомство? Говорилось о необходимости разделить функции в прокуратуре. И, чтобы вследствие этого возникла объективность и беспристрастность. А то неправильно, когда одной рукой расследуют, другой рукой убирают сами за собой. Абсолютно логично аргументировано и я согласен с этим.
Но, что получили мы на выходе? Мы отобрали у прокуратуры функции надзора. А Следственный комитет вывели в самостоятельную, де-факто, самостоятельную структуру, которая де-факто не подчинена прокуратуре. Вот если говорить, опять же, о деле Бульбова, просто оно наиболее показательно, наиболее резонансно и наиболее харизматично именно в этой части, то на протяжении более месяца генеральный прокурор настаивал на том, чтобы ему предоставили для ознакомления уголовное дело в отношении Бульбова. И более чем на протяжении месяца Следственный комитет, следователь Богданович, который ведет это дело, под любыми предлогами этого не делал. То у них в сейфе дело лежало, а ключ терялся. То следователь, в группе которого это дело вдруг оказывалось, заболевал или улетал в командировку. Более месяца! Кончилось все тем, что работники генеральной просто поехали туда, и чуть ли не с приступом стали вырывать по одному листку. Дело им на руки так и не выдали по сей день.
Соловьев: А Богдановича, естественно, никто не уволил.
Хинштейн: Богдановичу дали генерала 23 февраля.
Соловьев: Хотя формально он, наверняка, числится прокурорским…
Хинштейн: Господин Богданович получил 23 февраля звание генерал-майора, советника юстиции 3 класса, если быть точным. С чем мы его искренне поздравляем. Сегодня Следственный комитет неподотчетен прокуратуре. Сегодня Следственный комитет ведет себя так, как он хочет се6я вести, ни у кого ни о чем не спрашивая. И получается, что…
Соловьев: То есть, мы создали абсолютно бесконтрольное неуправляемое... опричнина такая.
Хинштейн: Конечно! Правильно! Потому что сегодня Следственный комитет… Вот захотел Следственный комитет арестовать Соловьева, – какие проблемы?
Соловьев: Никаких!
Хинштейн: Пошли в суд... причем понятно, как это происходит. В случае с Бульбовым это очень наглядно произошло, когда судья постановил, что нужно в течение 72 часов представить новые доказательства, потому что те, которые представлены, недостаточны. Вместо того, чтобы представить новые доказательства, представили нового судью.
Соловьев: Здорово!
Хинштейн: Ну, за час просто судью поменяли, до второго процесса…
Соловьев: Нет, но если генерал-лейтенанта Бульбова можно бросить в тюрьму, несмотря на требования генерала армии Черкесова, несмотря на поручительства всех-всех-всех вокруг…
Хинштейн: Генерального прокурора!
Соловьев: Генерального прокурора, да! То, что уж говорить о Соловьеве? Соловьева можно просто в лагерную пыль за 6 секунд!
Хинштейн: Ну, к тому и идет.
Соловьев: Думаю, да. К тому все идет. Вам в этом плане, Александр Евсеевич, полегче – у вас депутатская неприкосновенность.
Хинштейн: Да, последние 3,5 года.
Соловьев: Не, надеюсь, что не последние. Прекратите!
Хинштейн: Мне тоже хочется на это надеяться, хотя если люди подобные Александру Ивановичу Бастрыкину, конечно же, останутся у власти, останутся у рычагов влияния, то я честно скажу, не вижу оптимизма и в своей личной судьбе, и в судьбе страны в целом.
Соловьев: Ну, мы вместе с вами, где-нибудь в Магадане будем лес валить.
Хинштейн: Но, я думаю, что это будет приятная компания. Поэтому там, наверно, в этой компании под Магаданом будет еще немало достойных людей. Достойных - говорится без всякой иронии. Так что ничего страшного!
Соловьев: Хотелось бы надеяться, что новый президент в паре с новым премьер-министром наведут порядок в стране, в частности - в вопросах следствия.
Хинштейн: А здесь наводить порядок, собственно... здесь не надо ничего придумывать. Давным-давно все говорят о необходимости создания единого следственного комитета, куда вошли бы все сегодняшние следственные службы, они разрознены пока. И одновременно возвращение прокуратуре функции надзора, то есть то, что сегодня у нее изъято.
Соловьев: Надеюсь, это будет сделано. Только будем надеяться, что это следствие возглавит человек профессиональный, а не болтающий о своей личной дружбе.
Хинштейн: Да!
Соловьев: Спасибо большое, Александр Евсеевич.
Хинштейн: Спасибо!
Соловьев: Удачи вам! И если со мной что случится, читайте "Московский комсомолец". Я уверен, там появится статья о моей тяжелой судьбе.
|
