|
Ставрополье гудит как растревоженный улей. В конце января здесь арестовали председателя краевой Думы Андрея Уткина — второго человека в регионе. Чуть раньше, страшась тюрьмы, из России сбежал его ближайший соратник — ставропольский мэр Дмитрий Кузьмин; заочно он тоже был арестован и находится сейчас в международном розыске.
В том, что происходит, многие склонны искать сугубо политическую подоплеку: и Уткин, и Кузьмин возглавляли ставропольское отделение “Справедливой России” и на прошлогодних выборах в местный парламент показали лучший результат по стране, вдвое опередив “единороссов”.
Отчасти это, конечно, так. Но лишь отчасти.
“Мы слишком заигрались, — грустно говорит мне высокопоставленный арестант Уткин. — Ну ее к черту, эту политику! Знал бы я, чем все закончится…”
Он замолкает на полуслове, низко опустив голову, но это молчание красноречивее любых слов…
Если мэров сажают у нас с поразительной частотой, то спикерам региональных парламентов везет куда больше. За последние годы под суд их пошло всего двое — да и то за преступления, не связанные с профессиональной деятельностью.
Председатель Ставропольской краевой думы Андрей Уткин в этом поминальном списке стал третьим…
Его арестовали в конце января. Формально — за превышение должностных полномочий. Как установило следствие, два года назад Уткин, еще в бытность свою вице-мэром Ставрополя, незаконно обменял три муниципальные квартиры на жилой дом меньшей площади.
Почти одновременно суд дал санкцию и на арест его ближайшего друга и сподвижника — ставропольского мэра Дмитрия Кузьмина, также уличенного в махинациях с бюджетными средствами. (Кузьмин, правда, оказался умнее и суда дожидаться не стал; теперь он объявлен в международный розыск.)
Впрочем, помимо чисто уголовной у этих дел есть и иная подоплека. Недаром аресту Уткина и бегству Кузьмина предшествовал приезд в Ставрополь оперативной группы МВД.
Сам Уткин понимает это отлично; за время, проведенное в тюрьме, он многое успел переосмыслить.
Наш разговор с сановным арестантом состоялся в Ростове, куда он был этапирован сразу после ареста.
Мне доводилось встречаться с Уткиным и раньше, но теперь сидел передо мной совсем другой человек. От прежнего лоска, который так присущ южным руководителям, не осталось почти и следа. Затрапезный спортивный костюм. Байковая куртка. Ни дать ни взять — привокзальный торговец пирожками.
Конечно, Уткин о многом умалчивает, но и то, что говорит он, трудно недооценить: никогда еще руководители регионов не позволяли себе столь откровенно и неприглядно обнажать подлинную изнанку власти…
* * *
— За что вас арестовали?
— Формально или фактически?
— Формальная сторона мне известна.
— Если кратко, за то, что мы слишком заигрались. Попытались взять власть в регионе, поверив в красивые обещания, но не рассчитали силы... Тут надо понять, что происходит в крае. Власти как таковой нет. Губернатор — одно название. Посмотрите, как живут наши соседи — Кубань, Ростов. Административную границу пересекаешь — будто в другой мир попал. А Ставрополье — сплошная нищета.
— Вы считаете, это вина губернатора?
— А чья же еще?! Человек за все 11 лет правления не вник ни в одну из областей, даже в сельскохозяйственную, хотя по образованию — агроном. Кроме как залезть на комбайн и попозировать перед журналистами, Черногоров больше ничего не умеет. Я раньше думал, что это недостаток. Фигня! Это, оказывается, огромное преимущество.
— Ибо никому не мешает, а значит, не представляет опасности?
— Конечно. Черногоров — как неуловимый Джо: никто не может его поймать, потому что он никому не нужен. Его сила — в безделье и никчемности. Просто мы совершили ошибку, избрав неверную тактику борьбы. Нужно было спокойно ждать своего часа, а не будоражить обстановку.
— “Мы” — это кто?
— Мэр Ставрополя Кузьмин, другие члены нашей команды. Вообще, в регионе трудно найти руководителя, который не был бы настроен против Черногорова. Действовали мы единым фронтом, хотя стратегические цели у всех были разные и каждый видел в кресле губернатора только себя самого. Это и Гончаров (начальник ГУВД. — А.Х.), и Дуканов (начальник УФСБ. — А.Х.), и многие другие.
— А генералам-то Черногоров чем не угодил?
— Ну, во-первых, тот сам успел со всеми разругаться; Александр Леонидович выражений ведь не выбирает. А во-вторых, я уверен, почти каждый, видя Черногорова, начинал задаваться вопросом: если такой… как бы сказать помягче… человек может быть губернатором, то чем я хуже? В принципе самые реальные шансы были у Дуканова, но ему поставили условие: уйти из “конторы” и поработать какой-то срок замом полпреда. Он отказался.
— И здесь на горизонте появились вы с Кузьминым…
— Да нет, появились мы давно. И я, и Дима (Кузьмин. — А.Х.) пришли во власть еще в середине 90-х. Оба мы из бизнеса, ровесники, так что общий язык нашли быстро. Но Кузьмин — он как бы все время был на виду, а я больше держался в тени.
— Хотя за глаза в Ставрополе вас многие называли хозяином.
— Пусть зовут как угодно… Пять лет я был первым замглавы города, потом избрался депутатом гордумы, стал ее председателем. Мэром мы сделали Кузьмина. Понятно, начались конфликты с Черногоровым, которые переросли в войну. Причем губернатор проигрывал по всем фронтам, и, если б мы повели себя хитрее, может, не я, а он сидел бы сейчас в камере.
— Есть за что?
— Поверьте, поймать можно любого руководителя. Ангелов среди нас нет.
— Я правильно понимаю, что предъявленные обвинения вы признаете?
— А чего отпираться? Признаю, конечно. Невозможно быть в дерьме и не испачкаться…
* * *
Любой человек, придя во власть из бизнеса, по ментальности своей все равно остается коммерсантом. К нашему герою относится это в полной мере.
Обвинения, которые предъявлены сегодня ему и ставропольскому мэру, — лишь капля в бездонном море. За годы правления эта команда успела полностью подмять Ставрополь под себя, забирая самые лакомые куски госсобственности.
Проведенная в прошлом году проверка Счетной палаты установила, например, что в результате хитроумно придуманной схемы в частные (понятно чьи) руки перешло за бесценок предприятие “Горэлектросеть”.
Огромные деньги делались на строительстве. В эпоху Уткина—Кузьмина пресловутая точечная застройка стала для Ставрополя настоящим бичом. Земля под коммерческое строительство повсеместно отрезалась от школ, детских садов, стадионов и даже… кладбищ. Подрядчики вырубали скверы и парки; самый вопиющий, пожалуй, пример — застройка сквера прямо у входа в городской парк Победы.
Остановить этот беспредел никто даже и не пытался. Да и кому, собственно, было до этого дело? Ставропольские силовики давным-давно погрязли в коррупции и интригах и занимались совсем другими вещами. Конечно, если бы регионом управлял сильный губернатор — такой, как Ткачев или Шанцев, — картина выглядела бы совершенно иначе.
Но в том-то и беда, что бывший секретарь обкома комсомола Александр Черногоров, дуриком выигравший когда-то выборы, ни веса, ни авторитета здесь не имеет. По последним замерам, его рейтинг доверия составляет… два процента.
Край, считавшийся в советские времена одним из богатейших (Краснодар на его фоне казался тогда заштатным углом), всесоюзная житница и здравница, постепенно превратился в стоячее болото.
Для Уткина с Кузьминым — людей хватких и оборотистых — подобное безвластие было исключительно на руку. Чем слабее становился Черногоров, тем большую силу набирали они.
Как и везде на юге, своего могущества и богатства эти люди не только не стеснялись, а, напротив, всячески им бравировали.
Сам Уткин жил, к примеру, в шикарном особняке в центре города. Дмитрий Кузьмин не вылезал из ночных клубов и разъезжал исключительно на дорогих авто. Те, кто видел его впервые, долго не могли поверить, что перед ними мэр краевого центра; одевался Кузьмин по чикагской моде 1930-х годов — полосатые пиджаки, лаковые туфли, кричащие рубашки.
Широко известна история, когда позапрошлым летом их друг, пятигорский мэр Игорь Тарасов, врезался на своем джипе в “девятку”. Трое пассажиров “Жигулей” погибли на месте. Двое остальных скончались уже в больнице.
Их можно было спасти, если бы помощь подоспела быстрее, но сопровождавший Тарасова Кузьмин увез коллегу с места трагедии, оставив людей умирать на дороге. Никакой ответственности за это оба мэра не понесли.
Безнаказанность — вот что двигало этими людьми, вдохновляло, толкало на авантюры. И было бы странно, если б они не захотели взять всю власть в регионе в собственные руки…
* * *
— Итак, между вами и Черногоровым началась война. Какими методами она велась?
— Самыми разными. В основном, конечно, политическими. Кузьмин — молодец, он очень креативный парень.
Подарки населению, всевозможные благотворительные акции. В итоге наш рейтинг доверия в разы опережал черногоровский. Это было тем более не сложно, учитывая, насколько люди устали уже от губернатора. Одна история с водопроводом чего стоит. Или с памятником, поставленным им самому себе.(Речь идет о полуанекдотической ситуации на хуторе Дегтяревском, жители которого в 2003 году попросили Путина провести им водовод. Президент пообещал. А через два года выяснилось, что президентское поручение до сих пор не выполнено, и Путин публично объявил, что пока Черногоров водовод не доведет, переутверждать он его не будет.
История с памятником — из этого же разряда. Он был установлен Черногорову в 2002 году в самом центре города, на аллее Славы, по решению городской Думы за “значительный вклад в социально-экономическое развитие Ставрополя”. Впоследствии, правда, депутаты решение свое отменили и бронзового Черногорова демонтировали.)
— До стрельбы дело не доходило?
— Что вы имеете в виду?
— Ну, например, убийство в 2005 году губернаторского помощника Юрия Прачева — кстати, полковника ФСБ.
— Вы что же, считаете, мы его заказали?
— А кто?
— Если кому-то и имело смысл убирать Юрия Ивановича, так в первую очередь — губернатору. Еще неизвестно, кто кому подчинялся: Прачев — Черногорову, или наоборот.
— Однако еще до смерти Прачев публично обвинил вас в организации на него неудачного покушения.
— Да, я даже подал на него за это в суд. Но убивать… Зачем?
— Сейчас установлено, что убийство Прачева было организовано членами банды Попова, которая безнаказанно терроризировала край много лет и расстреляла десятки людей.
— Этого Попова я видел один только раз — худенький такой парень, даже не скажешь, что бандит.
— Театр абсурда какой-то: один из руководителей региона встречается с главарем банды киллеров…
— Во-первых, я был тогда еще вице-мэром. А во-вторых, жизнь заставит — даже с Гитлером за один стол сядешь. В конце 2004 года на меня тоже было совершено покушение: у дома подорвали фугас. А еще раньше бомбу подложили во дворе мэрии. Мы сами начали искать заказчиков, вышли на Попова, но он впечатление тогда не произвел. Честно говоря, подозрение пало на другую фигуру — вора по кличке Пухлый. С ним я тоже встречался, причем контакт наш организовывали чекисты. Часа полтора была такая жесткая “терка”. В итоге он сказал: все, проблем у вас больше нет.
— Поговорим теперь о высокой политике. Как возникла идея вступить в “Справедливую Россию”?
— А другого выхода не оставалось. Когда начался конфликт с Черногоровым, нас с Кузьминым исключили из “Единой России”: это было уже после моего избрания спикером гордумы. Надо было к кому-то примыкать. Дима возглавил региональное отделение мироновской Партии жизни. Оттуда — понятно — перешли к “эсерам”.
У нас было самое эффективное отделение в стране. На выборах в краевую Думу в прошлом марте мы набрали 38% голосов — лучший результат по России. А “Единая Россия” во главе с Черногоровым — всего 20%. Все, понятно, хлопали нам в ладоши, говорили: молодцы, ребята, только вперед…
— Денег, надо думать, вы на это не жалели?
— Глупо отрицать. Цель оправдывала средства.
— Если не секрет, какую сумму вы планировали потратить на прошедшие выборы в Госдуму?
— Первоначальный бюджет компании составлял 8 миллионов долларов.
— Все это были ваши с Кузьминым деньги?
— Наших — примерно половина. Остальные — помощь дружественных структур плюс выручка от продажи мандатов. Если бы Путин не возглавил список “Единой России”, мы гарантированно выигрывали бы выборы в крае.
— И что потом?
— Потом?.. Мы верили, что такой провал окончательно снесет Черногорова; после мартовской кампании в краевую Думу он удержался только чудом, хотя из “Единой России” его и исключили. Думаю, мы просто передавили ситуацию: любой руководитель — и президент в том числе — не любит, когда его вынуждают принимать кадровые решения. Против Черногорова поднялась слишком серьезная волна.
— Вы знаете, что спецслужбы подозревают вас с Кузьминым в попытке дестабилизации обстановки в крае: в организации весенне-летних беспорядков, фашистских маршей?
— Все было с точностью до наоборот. Марши скинхедов организовывали не мы, а Черногоров с Воропаевым — это его первый зам. Черногоров-то думал, что подставляет нас, а на деле его самого подставлял Воропаев, который пришел в край за губернаторством.
— Интересно у вас выходит: куда ни плюнь — обязательно попадешь в потенциального губернатора.
— Да, все — губернаторы…
* * *
Уткин, разумеется, лукавит. Если беспорядки в Ставрополе и играли кому-то на руку, то в первую очередь ему с Кузьминым.
Об этих событиях пресса писала много, предрекая Ставрополю участь новой Кондопоги, но потом накал страстей пошел на спад и подоплека их так и осталась за кадром. А жаль.
Все началось с массовой драки между местной молодежью и кавказцами, в результате которой погиб уроженец Чечни Гилани Атаев. Было это 24 мая. А уже через пару дней неизвестные убили двух русских студентов, и это породило волну самых противоречивых и душераздирающих слухов.
Из уст в уста передавалась страшная весть, что студентов — в отместку за Атаева — убили чеченцы, ритуально отрезав им головы. Более того, кавказцы якобы поклялись казнить 20 молодых славян и начинают в городе кровавую резню.
На центральной площади мгновенно собрался народный сход, быстро переросший в беспорядки. Милиция была переведена на усиленный режим патрулирования. В город начали съезжаться скинхеды и кавказцы.
В день похорон убитых студентов Ставрополь превратился в осажденную крепость. Многие жители предпочли не выходить из домов. Площади и кафе обезлюдели: все ждали обещанных погромов, но, по счастью, этого не случилось.
В этой истории есть несколько странностей, заслуживающих того, чтоб о них упомянуть. Во-первых, ее очевидный антигубернаторский настрой: на сходах и стихийных митингах Черногорова ругали не меньше, чем кровожадных чеченцев, — за то, что продал край “черным”, за то, что не может навести здесь порядок.
Во-вторых, мэр Кузьмин проявил себя с удивительно героической стороны: он, единственный из всех представителей власти, выходил к жаждущей отмщения толпе и вел с ней душеспасительные беседы.
Ну а в-третьих, при обыске у него дома была найдена нацистская символика, а также поразительный документ — план дестабилизации обстановки в крае. Разыгрывание национальной карты значилось в нем едва ли не главным пунктом.
Если бы Ставрополь повторил судьбу Кондопоги, первым, кого постигла бы высшая кара, оказался именно Черногоров. По крайней мере, так считали мэр и спикер.
Именно эта информация, дойдя до руководства страны, и стала толчком к началу спецоперации против группы Уткина—Кузьмина. Дальше играть с огнем становилось уже опасным: граничащий с Чечней и Дагестаном край мог взорваться в любой момент, как пороховая бочка.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения Кремля, послужили тайные встречи Кузьмина со 2-м секретарем американского посольства, специально приезжавшим для этого в Ставрополь. В борьбе за власть эти люди готовы были не останавливаться ни перед чем — вплоть до раскрутки в регионе “оранжевого” сценария.
Тогда-то в Ставрополь и выехала оперативная группа МВД во главе с первым замначальника окружного главка генералом Солодовниковым; человеком, которого в ЮФО безо всякой иронии называют “бульдогом”.
Больше месяца группа Солодовникова находилась в регионе. Итогом ее работы стали уголовные дела, возбужденные против Уткина и Кузьмина, их добровольно-принудительное снятие с думских выборов и последующее бегство мэра, еще вчера примерявшего на себя губернаторскую цепь.
* * *
— Вы действительно планировали провести Кузьмина в губернаторы?
— Чего теперь говорить… Но это была не его или моя блажь. Миронов прямо это предлагал. Обещал, что с президентом все утрясет. Ну мы и поверили. Тем более все к этому шло: в краевой Думе у нас было большинство, выборы в Госдуму тоже обещали стать успешными. Но в итоге Миронов нас банально сдал. И не он один.
— Кто еще?
— Определенные отношения у нас были и с полпредом Козаком. Он очень не любил Черногорова — вплоть до того, что, когда в 2005 году кандидатура Черногорова утверждалась краевой Думой, из полпредства настоятельно попросили: не надо поддерживать единогласно, пусть хотя бы человек пять проголосуют против.
Потом, уже накануне выборов в Госдуму, полпредство поставило нам ряд жестких условий — вплоть до нашего с Кузьминым снятия из списка. Мы все выполнили. После чего эти люди перестали с нами соединяться. Я долго пытался выйти на Козака, но безуспешно. Переехав в Москву, о ЮФО он напрочь забыл.
— Из ваших слов следует, что бывший полпред, а ныне федеральный министр Дмитрий Козак негласно поддерживал ваше противостояние с Черногоровым?
— В общем, да.
— А в чем заключается предательство со стороны Миронова, кроме того, что Кузьмин не стал губернатором?
— Достаточно сказать, что сижу я из-за него.
— ?
— Дело против меня возбудили еще в ноябре, но я находился под подпиской о невыезде. А в январе Миронов потребовал приехать в Москву. Отказаться я не мог.
— Но вы ведь могли объяснить, что не имеете права покидать Ставрополь.
— Объяснял. Ноль реакции. Что оставалось делать?.. Часа полтора проторчал у него в приемной. Наконец запустили. “Как дела?” Да вот, говорю, хожу под уголовным делом. “Ну, не волнуйся, я разберусь”. Весь разговор — минут пять. Понятно, что о моей отлучке следствию сразу же стало известно, и на том основании, что я нарушил подписку о невыезде, меня арестовали.
(Из постановления Октябрьского районного суда г. Ставрополя об избрании Уткину меры пресечения в виде взятия под стражу:
“Условия избранной меры пресечения Уткиным А.В. были нарушены… Под предлогом необходимости проведения неотложного медицинского обследования выехал в г. Москву, где находился с 9 по 15 января 2008 г., однако фактически им осуществлялись различные встречи с лицами органов государственной власти, которые имели целью решение вопроса о прекращении уголовного дела в отношении его”.)
— Миронов не пытался как-то вмешаться? Мог ведь он пойти к президенту, к генпрокурору, объяснить, что сам вызывал вас в Москву.
— Да не жду я от него ничего. Ни от него, ни от кого другого. Едва меня закрыли, вчерашние друзья-товарищи сразу разбежались. Даже Кузьмин со дня бегства ни разу мне не позвонил.
— Говорят, он сейчас в Испании?
— Не думаю. Скорее в Страсбурге… Если это политика, то на черта мне такая политика нужна! Я сейчас часто об этом думаю — времени в камере много: зачем я вообще пошел во власть? Занимался бы себе бизнесом, никому бы не мозолил глаза.
— Уйти никогда не поздно.
— Я хоть сейчас готов сложить с себя депутатские полномочия; мне это теперь уже ни к чему. Главная моя задача — поскорее вернуться домой, к семье: у меня — трое детей. Дочка замуж должна выходить — свадьбу пришлось отменять… Как только выйду, сразу же уеду из Ставрополя. Хочется все побыстрее забыть. Возраст еще позволяет начать жизнь по-новому…
* * *
Уткин выходит из кабинета, уже по привычке складывая руки за спину. Его ждет камера в СИЗО Ростовской ФСБ.
Конечно, будь моя воля, на соседних с ним нарах я поселил бы и губернатора Черногорова, доведшего край до ручки, всех этих горе-генералов, умеющих лишь щелкать каблуками и мастерски пересчитывать купюры.
Прикрываясь красивыми лозунгами, эти люди дерутся за власть, забывая о самом главном: для чего, собственно, она — власть — существует.
Власть для них — самоцель; борьба за нее — своего рода спорт, и каждый норовит добежать к финишу первым, любыми путями столкнув с дистанции конкурентов. И это по-настоящему страшно.
Никто из них не думает о людях, о судьбе края, о деле, наконец. Все мысли подчинены лишь одному: урвать, обогнать, ухватить.
И ведь обгоняют! Урывают!
И будут обгонять…
“Проект”, — невольно оговорился Уткин, рассказывая мне о своей борьбе. Оговорка — чисто по Фрейду.
Это был именно коммерческий проект, строго подчиненный формуле Маркса: деньги — товар — деньги. Просто роль товара выполняла в нем власть.
Да, сегодня этот проект остановлен. Но сколько их еще? А сколько еще будет?..
“Поймать можно любого руководителя, — говорит Уткин. — Ангелов среди нас нет”.
И в этом я полностью готов ему верить…
Р.S. Уже после моего возвращения из Ростова стало известно, что в результате разработки группы Кузьмина—Уткина арестован еще один местный руководитель — их близкий друг, вице-мэр Кисловодска Александр Белоконь. Его взяли с поличным при получении взятки в 520 тысяч долларов, которую городское руководство вымогало у местного предпринимателя за выделение земельного участка.
А это значит, что все еще только начинается: как говорится — продолжение следует...
ИЗ ДОСЬЕ "МК"
За что сажают спикеров.
2005. Спикер Госсобрания Якутии Николай Соломов осужден на 5 лет за убийство собственной жены. Председатель Ивановской городской думы Вячеслав Куликов получил три года по обвинению в растрате и злоупотреблении полномочиями.
2006. Вице-спикер Заксобрания Нижегородской области Михаил Дикин (к моменту приговора — уже бывший) приговорен к 15 годам за организацию неудачного заказного убийства конкурента по бизнесу. Виновным в оскорблениях и угрозе убийством признан председатель собрания депутатов Ненецкого автономного округа Игорь Кошин. Спикер депутатского собрания Златоуста (Челябинская область) Виктор Шаров осужден на 6 лет за хищения. К условному сроку заключения приговорен глава Барнаульской городской думы Сергей Краснов, уличенный в браконьерстве.
2007. Председатель городской Думы Волгограда Павел Карев приговорен к 3 годам тюрьмы за получение взятки. По аналогичному обвинению осужден спикер Тверской городской думы Виктор Почтарев и 11 депутатов гордумы.
Москва—Ростов—Москва.
|
