|
Владимир Пуришкевич
Сидевшие в карете подростки, отсрочившие на два дня гибель московского губернатора Сергея Александровича, были детьми его брата Павла от брака с греческой принцессой Александрой Георгиевной. Гречанка скончалась в 1891 г. вскоре после рождения второго ребенка – сына Дмитрия. Павел Александрович в 1902 г. за недозволенный брак с баронессой Пистолькорс был уволен от всех должностей и лишен всех званий, а над его детьми была назначена опека. Опекунами стала бездетная пара: другой дядя Николая II и великая княгиня Елизавета Федоровна. По какому-то странному року едва не ставший жертвой боевиков-эсеров мальчик вырос и оказался замешан в одном из самых громких политических убийств в российской истории. Флигель-адъютант Дмитрий Павлович был одним из пяти участников убийства Распутина.
Певец «черной сотни»
После романа Пикуля, фильма Климова, недавних книг Эдварда Радзинского, Олега Шишкина, Вадима Телицына, наконец, после опубликования мемуаров Феликса Юсупова рассказом о том, как убивали Распутина в юсуповском дворце на Мойке никого не удивишь и нового мало что добавишь. В центре нашего рассказа – неизвестный архивный документ, обнаруженный в Российском государственном архиве литературы и искусства. Речь идет о сатирическом памфлете на распутного «старца», написанном в стихотворной форме и вышедшем из-под пера… одного из его убийц.
Сын крупного бессарабского землевладельца Владимир Митрофанович Пуришкевич родился в один год с В.И. Лениным. Дослужившийся до генеральского чина действительного статского советника, Пуришкевич гордился тем, что «имеет счастье принадлежать к благородному сословию», однако дворянство его было достаточно недавним. Родоначальником этой семьи, составившим ей имя и состояние, был знаменитый в свое время бывший священник кладбищенской церкви.
Окончив с золотой медалью гимназию, Пуришкевич поступил на историко-филологический факультет Новороссийского университета. В университете он специализировался на истории античности, Дипломное сочинение было посвящено олигархическим переворотам в Афинах. Вернувшись на родину после завершения университетского образования, он решил проявить себя на общественном поприще. По-южному темпераментный, напористый, необыкновенно энергичный, он брался, и не без успеха, за множество дел. Пуришкевич вскоре был избран гласным земства, затем – почетным мировым судьей и почетным попечителем гимназии. 27 лет от роду он становится председателем уездной земской управы.
Особенно отличился Пуришкевич во время страшного голода, начавшегося в 1897 г. и поразившего не только Центральную Россию, но и юг страны. Благодаря его кипучей деятельности на собранные им пожертвования удалось открыть около двадцати столовых и спасти тем самым от голодной смерти сотни людей. Пуришкевича заметили и оценили в Петербурге. В 1900 г. последовало приглашение в столицу, где он начал работать в Хозяйственном департаменте МВД. Вспомнив о его филологическом образовании, Пуришкевича переместили в Главное управление по делам печати при МВД. К 1904 г. он сделался чиновником особых поручений при министре внутренних дел В.К. Плеве – яром консерваторе и неутомимом борце с «революционной заразой».
Плеве был почетным членом кружка правого направления «Русское собрание», к которому примыкало немало известных людей. Среди них были видный журналист, издатель газеты «Новое время» А.С. Суворин, знаменитый книгоиздатель И.Д. Сытин, известные историки Д.И. Иловайский и Н.П. Лихачев, академик Н.П. Кондаков, профессор-филолог Б.В. Никольский, к ним был близок Д.И. Менделеев. Именно в «Русском собрании» Пуришкевич и нашел единомышленников.
Гибель Плеве от рук Боевой организации эсеров утвердила его в мысли о необходимости создания партии для борьбы с революционерами. Как только царским Манифестом 17 октября 1905 года подданным были предоставлены гражданские свободы, Владимир Митрофанович стал одним из основателей черносотенного «Союза русского народа», возникшего в ноябре 1905 г. Изначально термин «черная сотня» не имел нарицательного значения. Черносотенцами называли сами себя члены многих крупных и мелких организаций монархической и ультрапатриотической направленности, по аналогии с «черной сотней» начала XVII в. Но если во времена Смуты посадское население во главе с Козьмой Мининым поднялось на освободительную борьбу с внешним врагом, то, по мнению новых черносотенцев, им предстояло избавить Святую Русь от внутреннего врага – либералов, левых партий и подстрекавших их инородцев.
Сторонников именно «Союза русского народа», для того чтобы отличать от прочих черносотенцев, еще именовали «союзниками». Идеологи СРН во главе с доктором А.И. Дубровиным (председателем Главного совета «Союза») и его заместителем Пуришкевичем, отвергая любое изменение государственного строя на конституционно-парламентской основе, выступали за незыблемость самодержавия и ратовали за укрепление господствующего положения Русской православной церкви. В целях вовлечения в свои ряды крестьян и рабочих СРН выдвигал требования продажи по низких ценам казенных земель, государственной программы переселения крестьян, развития мелкого кредита, строительства элеваторов, маслобоен и т.д. Для решения рабочего вопроса предлагались меры по улучшению условий труда, государственному страхованию, сокращению рабочего дня. «Союзники» выступали также за бесплатное образование для народа при условии, если оно будет носить национальный характер и что школа будет ориентирована на аграрную и ремесленную подготовку учащихся.
Для достижения своих целей они не брезговали ничем, вплоть до погромов и индивидуального политического террора, исповедуя принципы борьбы с революционерами их же средствами. От рук «союзников» погибли депутаты Государственной думы – кадет М.Я. Герценштейн и трудовик А.Л. Караваев, либеральный журналист, редактор «Русских ведомостей» Г.Б. Иолос, большевик Н.Э. Бауман. Жестокие и кровавые уличные стычки происходили на улицах Киева, Одессы, Нижнего Новгорода, Иваново-Вознесенска, Ярославля и в ряде других мест. Готовились покушения на лидера кадетов П.Н. Милюкова и на экс-премьера С.Ю. Витте.
Занимаясь организационной работой со свойственной ему энергией, Пуришкевич наладил выпуск черносотенных воззваний. Благодаря его усилиям открылись отделы СРН по всей стране, прошли три съезда «Союза» в течение первого года его существования. Через него, пользующегося доверием департамента полиции, проходили правительственные субсидии. «Союз русского народа» в короткие сроки стал одной из самых многочисленных партий в России и влиятельнейшей политической силой.
Дальнейшая его деятельность была связана со стенами Государственной думы. Он избирался поочередно депутатом II и III Госдумы от Бессарабской губернии и депутатом IV Госдумы от Курской губернии. Будучи выдающимся оратором, он умел овладеть вниманием аудитории. Секретарь II Государственной думы кадет М.В. Челноков в частном письме так писал о выступлении самого известного черносотенца: «Он говорит очень недурно, бойко, нахально, острит, безобразничает и вызывает гомерический хохот аудитории…»
Геополитик-самиздатчик
Однако несмотря на значительные успехи «Союза» отношения между его лидерами с каждым днем становились все более натянутыми. По воспоминаниям очевидцев, разговоры между Пуришкевичем и амбициозным Дубровиным нередко заканчивались площадной бранью. В результате в конце 1907 г. Пуришкевич сложил с себя пост товарища председателя Главного совета и в начале следующего года приступил к оформлению оппозиционного крыла «Союза» в новую черносотенную организацию. Она получила название Русский народный союз имени Михаила Архангела. В уставе «Союза Михаила Архангела» подчеркивалось, что программа организации по основным вопросам совпадает с программой «Союза русского народа», но признает, в отличие от дубровинцев, необходимость существования представительных учреждений. В качестве одной из пропагандистских задач Пуришкевич поставил создание комиссии (под его председательством) по изданию «Книги русской скорби». Сборники, выходившие в 1908–1914 гг., содержали биографии «мучеников и борцов за идею православия, самодержавия царя и русской народности», погибших в результате терактов.
В 1914 г., с началом войны, Пуришкевич с головой ушел в работу по организации медицинской помощи фронту, с санитарными поездами выезжал в зону военных действий. Его поезда отличались образцовым порядком, но злые языки объясняли возможность добиваться лучших условий для своего медицинского персонала связями Пуришкевича в высшем обществе. Часто бывая на фронте, Пуришкевич, пользуясь случаем, распространял черносотенную литературу в солдатской среде. В то же время даже убежденные противники отмечали его деловые качества и способность меняться во имя принципов. В эмиграции старый оппонент Пуришкевича кадет В.А. Маклаков писал о нем: «Война обнаружила его основную черту; ею была не ненависть к конституции или Думе, а пламенный патриотизм».
Во время войны кризис власти стал особенно очевидным, и именно Пуришкевичу принадлежит крылатое выражение «министерская чехарда», относящееся к бесконечной смене членов правительства. Как многие монархисты, Пуришкевич идеалистически полагал, что царю неизвестно истинное положение дел и ему надо открыть глаза на «темные силы» во главе с Распутиным. До него это уже пытались делать многие, в том числе П.А. Столыпин, А.И. Гучков, М.В. Родзянко и многие другие. Предпринял такую попытку и Пуришкевич во время приема Николаем II в Ставке в ноябре 1916 г. Отсутствие внятной реакции со стороны императора заставило его идти ва-банк. Но прежде пуль, выпущенных Пуришкевичем в Распутина из «сэведжа» во дворце на Мойке, была едкая сатира. Точнее, сначала было Слово.
Забытый памфлет Пуришкевича, датированный 1915 г., получил хождение в форме рукописного «самиздата». Обнаруженный нами экземпляр сохранился в бумагах поэта Валентина Кривича (псевдоним сына Иннокентия Анненского).
Была война, была Россия
И был салон графини И...
Где новоявленный Мессия,
Смеясь, потягивал Аи.
Как хорошо дурманит деготь
И нервы женские крепит.
– Скажите, можно Вас потрогать? –
Хозяйка дома говорит. <...>
Она как бабочка трепещет
Среди расставленных сетей.
И маникюр графини блещет
На фоне траурном ногтей. <...>
Его пластические позы
Вне этикета и оков,
Смешался запах туберозы
С ядреным запахом портков.
И даже бедному амуру
Глядеть... с потолка
На титулованную дуру
И на бродягу-мужика.
Упоминаемая в стихотворении «графиня И.» – это Мария Николаевна Игнатьева. Представительница влиятельной аристократической фамилии принадлежала к кругу друзей императрицы Александры Федоровны. Ходили слухи, что она приняла «белое монашество», то есть дала обет безбрачия для того, чтобы посвятить себя Богу и людям. Так или иначе, но она действительно пожертвовала практически все свое огромное состояние на больницы, приюты и храмы. Противоречит ли все это виршам Пуришкевича? Нисколько. Ведь, по мнению выдающегося психоневролога академика В.М. Бехтерева, «если кто и хотел бы понимать все, что известно относительно покорения дам высшего общества грубым мужиком Распутиным, с точки зрения гипнотизма, то он должен не забывать, что, кроме обыкновенного гипнотизма, есть еще «половой» гипнотизм, каким, очевидно, обладал в высокой степени старец Распутин».
Конечно, строки Пуришкевича нельзя считать доказательством связи между графиней и Распутиным. Но дыма без огня не бывает…
Яд от Маклакова
Как известно, тобольский «Рокамболь» был представлен императрице Александре Федоровне в конце 1908 г. и сразу вызвал опасение у дворцового коменданта генерала В.Н. Дедюлина, который попросил начальника столичной «охранки» А.В. Герасимова навести справки о подозрительном «старце». В воспоминаниях Герасимова «На лезвии с террористами» находим: «Мои агенты, следившие за Распутиным, не раз регистрировали, что он брал уличных женщин и проводил с ними ночи в подозрительных притонах. Опросили и некоторых из этих женщин. Они дали о своем «госте» весьма нелестные отзывы, рисуя его грязным и грубым развратником».
Распутин среди своих почитателей. 1910 г.
Имена распутинских подруг сохранились в одной из справок департамента полиции за 1913 г.: «В то же время Распутин не прекращает посещения проституток, как и раньше, из которых можно узнать следующих: крестьянку Новгородской губ. Тихвинского уезда Анну Петровну Петрову, крестьянку Олонецкой губ. Наталью Васильевну Сафронову… крестьянку Угличского уезда Ярославской губ. Марию Александровну Трусову… С приездом в Петербург в ноябре 1912 г., начинается почти ежедневное посещение Распутиным квартиры камер-юнкера Высочайшего Двора титулярного советника Александра Эриковича фон Пистолькорс… куда в это время собираются многие поклонницы Распутина, и среди них жена лейтенанта Анна Александровна Вырубова и жена действительного статского советника Ольга Владимировна Лохтина, по-видимому, религиозная психопатка-сектантка, называющая себя «богородицей»…»
Достоверных фактов о том, с кем имел интимные отношения Распутин, включая «ославленную» молвой фрейлину Вырубову, все же нет. Исключением была история, которую привел в своих воспоминаниях «За кулисами царской власти» М.В. Родзянко:
«Стало известно, что он соблазнил нянюшку царских детей, воспитанницу императорского воспитательного дома. Мне известно, что в этом она каялась своему духовному отцу, призналась ему, что ходила со своим соблазнителем в баню, потом одумалась, поняла свой глубокий грех и во всем призналась молодой императрице, умоляя ее не верить Распутину. Нянюшка эта, однако, вскоре была объявлена ненормальной, нервнобольной и ее отправили для излечения на Кавказ. Побывав у лечившегося там митрополита Антония, она чистосердечно призналась ему в своем грехе и обрисовала во всех подробностях преступную деятельность Распутина в царском дворце, умоляя владыку митрополита спасти из когтей этого «черта» наследника цесаревича».
Митрополит Антоний Петербургский, вернувшись в начале 1911 г. в столицу, испросил аудиенцию для «всеподданнейшего доклада», но услышал, что это «дела семейные». По словам Родзянко, митрополит имел твердость ответить: «Нет, государь, это не семейное дело только, но дело всей России. Наследник цесаревич не только ваш сын, но наш будущий повелитель и принадлежит всей России».
Жандармский генерал В.Ф. Джунковский приводит в своих воспоминаниях письмо известного синодального миссионера-проповедника, сподвижника Пуришкевича по СРН протоиерея Иоанна Восторгова на имя митрополита Московского Макария: «…С точки зрения православно-христианской, мерзости Распутина давно заслужили решительного, гласного осуждения, но и с точки зрения монархистов, все еще проповедующих молчание о Распутине и о прочих соблазнах, не бороться с хлыстом, вмешивающимся в государственную жизнь, думаю, есть преступление. <...> Сейчас он, кроме того, всячески играет в руку немцев …»
В отношении немцев соратник Пуришкевича был, безусловно, прав. С германских аэропланов на русские позиции сбрасывались даже листовки с порнографическими карикатурами, на которых были изображены Николай II, императрица, фрейлина Вырубова и, конечно, Распутин. Самые невероятные слухи расползались на фронте и в тылу со скоростью телеграфной ленты. Этот беспроволочный телефон вместе с немецкой «наглядной агитацией» сделали свое дело: организовался заговор, в который были втянуты великие князья, цвет русской армии (включая М.В. Алексеева и А.А. Брусилова) и думцы из «Прогрессивного блока». Вот тогда-то Владимир Пуришкевич и заявил своему единомышленнику В.В. Шульгину: «Так сидеть нельзя. Все равно. Мы идем к концу. Хуже не будет. Убью его, как собаку». В ночь с 16 на 17 декабря (с 29 на 30 декабря по новому стилю) 1916 г., прихватив с собою заведующего медицинской частью головного отряда Красного Креста Пуришкевича (как он официально назывался) доктора Станислава Лазоверта, памфлетист направился на Мойку. Здесь их уже поджидали Феликс Юсупов, великий князь Дмитрий Павлович и его приятель – поручик лейб-гвардии Преображенского полка Александр Сухотин. По словам Пуришкевича, яд для Распутина передал Юсупову кадет Владимир Маклаков. Дальнейшее хорошо известно.
Вместо заключения процитируем заклинание о. Иоанна Восторгова, обращенное к митрополиту Макарию: «Ради Бога снимите, наконец, черное пятно молчания с Русской церкви против явного, многолетнего, безнаказанного преступления, иначе это пятно несмываемое на позор вольется в страницу русской истории, а самому Распутину дальнейшее молчание церковной власти развяжет руки докопать могилу России».
Молчание продлилось долго. Точнее, однажды, на Освященном соборе епископов катакомбной Русской церкви истинных христиан» 24 февраля 1991 г., оно прервалось и закончилось… канонизацией «оклеветанного старца». Прошло еще 13 лет, и лишь в октябре 2004 г. Архиерейский собор РПЦ одобрил доклад митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия о невозможности канонизации Григория Распутина, равно как и Ивана Грозного. Это решение стало ответом на странное требование неких «инициативных групп» причислить Распутина к лику святых.
|
