|
Информация о родном брате Раисы Горбачевой Евгении Титаренко впервые просочилась в прессу в тот год, когда Михаил Сергеевич сложил с себя полномочия президента. В Воронеже нашлось немало противников экс-лидера государства. Они-то и раструбили на весь мир, что именно с легкой руки Горбачева талантливого, неугодного режиму писателя Титаренко упекли в психушку.
Недавно Евгений Максимович отметил свой 70-летний юбилей. На праздник собрались лишь соседи по больничной койке да медперсонал психиатрической клиники…
Как родственник первой леди страны оказался в сумасшедшем доме, по чьему указу спецслужбы следили за нерадивым писателем и почему бывшая жена Титаренко отказывается от общения с прессой — в специальном репортаже “МК”.
…В этом году минуло пятнадцать лет, как Михаил Горбачев сложил с себя полномочия генсека ЦК КПСС. Однако в крошечной деревне под Воронежем до сих пор наложено табу на семейную трагедию первого Президента Советского Союза. “Мы до сих пор помним, сколько шума в свое время наделал зять Горбачева, — жалуются старожилы Орловки. —
А сколько голов полетело тогда с медицинских постов! Ведь когда-то полдеревни работало в больнице. Люди все простые, посплетничать не дураки. Кто же мог подумать, что даже амбулаторная карта
с историей болезни Евгения Титаренко проходила под грифом “секретно”…”
— О Жене давно ничего не слышно — так встретили меня близкие знакомые Титаренко. — Последний раз мы пытались его навестить пять лет назад. Но нас даже не пустили на порог больницы. Врачи объяснили, что встреча с таким “высокопоставленным” пациентом — именно так они отзывались о нашем Женьке — теперь возможна только с согласия его опекунов. А недавно по Воронежу пронесся слух, что умер наш приятель. Попробуйте разыскать его могилку. Возможно, его похоронили в Орловке. При лечебнице находится небольшое кладбище. Именно там обретают последний покой пациенты.
Накануне приезда в Воронежскую областную психиатрическую клинику я связалась с медперсоналом заведения.
— Вам сказали, что умер Титаренко? Считайте, что умер. Никакой информации мы давать не имеем права, — женский голос в телефонной трубке срывался на крик. — Недавно одна санитарка неосторожно обмолвилась о пациенте своим подругам. О разговоре прознали в больнице. На следующий день женщину уволили. Здесь запрещено вести подобные разговоры. Тем более если речь заходит о Титаренко.
Искусство по блату
В Центрально-Черноземном книжном издательстве при упоминании Евгения Титаренко сотрудники недоуменно пожимают плечами. Подсказываю: “Брат Раисы Горбачевой…”
— Как же не помнить! — собеседники мгновенно оживляются. — Он прославился только как детский автор, а ведь у него осталось много серьезных неопубликованных произведений. Мог претендовать на Нобелевскую премию.
Мне предлагают приобрести книгу Титаренко. “Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей” за 35 рублей.
— Титаренко включен в школьную программу, — расхваливают бывшего коллегу работники издательства. — Жаль, что Евгений Максимович бросил писательскую деятельность. В последний раз он к нам заходил больше десяти лет назад. Сгорбленный, с палочкой… А когда-то он считался франтом, его называли красавчиком, о таком муже мечтали все наши дамы.
О том, что страна не разглядела в Евгении Титаренко великого литератора, утверждают практически все воронежские издатели. Но некоторые опровергают устоявшееся в писательской среде мнение.
— Однажды я читал в школе лекцию. Закончив, задал вопрос ученикам: “Поднимите руку, кто из вас знает Титаренко”. Ни один человек не поднял, — рассказывает член воронежского отделения Союза писателей Виктор Панкратов. — Это говорит о многом. Конечно, Титаренко был зрелым литератором, умел работать со словом. Но мало ли у нас таких? Его возвели в ранг гениев благодаря Горбачевым.
В официальной биографии писателя сказано, что “роман Титаренко “Обвал” не увидел света по цензурным соображениям”.
— Это произведение о шахтерах, о ЧП, которые происходили под землей. Такое произведение не могли пропустить в то время, — уверены работники издательства. — Позже не утвердили и вторую повесть. Потому он и начал пить.
Чтобы не запятнать имя родственника первой леди страны, вероятно, и была придумана красивая легенда о гениальности Титаренко. Кстати, сама Раиса Максимовна активно поддерживала эту версию. В одном из своих интервью она обмолвилась: “Мой брат — одаренный, талантливый человек. Но его дарованиям не суждено было сбыться. Талант оказался невостребованным и погубленным. Брат пьет и много месяцев проводит в больнице...”
Зато детские повести Титаренко активно издавались в СССР. По слухам, достаточно было одного намека на то, что воронежский писатель является родственником Горбачева, чтобы издательство тут же взялось публиковать рукопись.
И только после смерти Раисы Максимовны на творческой судьбе Евгения Титаренко была поставлена жирная точка.
— В 2003 году мы хотели переиздать одну из детских повестей Евгения Максимовича. Связались с “Горбачев-фондом”, попросили выделить средства. Но нам ответили отказом, — говорит сотрудник издательства Владимир Добряков.
Квартира за молчание
В конце 70-х годов, когда Михаил Сергеевич занимал пост секретаря ЦК КПСС, его шурин ютился в сыром бараке на Аэродромной улице — единственном квартале Воронежа, который не стали восстанавливать после войны.
— Женя снимал угол у алкоголика, — вспоминает коллега писателя Тамара Давыденко. — В том квартале, где обосновался Титаренко, селились бывшие заключенные. Женю там искренне обожали! Ведь писатели в советское время были в почете. Вечером к нему заваливались с бутылками, чтобы посудачить за жизнь, а утром дружно бежали опохмеляться в пивной ларек.
Развод Евгения Титаренко с осетинской поэтессой Зоей Габоевой — отдельная история.
— Когда Женя стал сильно пить, Зоя подала на развод, — рассказывает еще одна родная сестра Титаренко Людмила Максимовна. — К тому времени брат уже полностью зависел от алкоголя. Мама считала, что это наследственность. Дед наш сильно пил, прадед тоже... Раиса пыталась вылечить его, но он категорически не соглашался, твердил: “Я не алкоголик”...
После развода Евгений Максимович оставил своей семье однокомнатную квартиру, которую получил от Союза писателей. В свою очередь Зоя не интересовалась судьбой бывшего супруга и не общалась с его близкими до того момента, пока столичный родственник не оказался у вершины власти.
— Зоя была прагматичная женщина. Она постоянно жаловалась на нехватку денег. Поэтесса из нее не вышла, и она устроилась декоратором в кукольный театр. Спустя много лет она не постеснялась связаться с Горбачевыми и выбить в Воронеже отдельную квартиру для дочери, — добавляет писательница Людмила Бахарева. — Позже Габоева пристроила дочь Ирину в художественное училище имени Сурикова. Зоя постоянно спекулировала именем Горбачева и на каждом углу заявляла, что ее дочь — родная племянница генсека. Вскоре Габоева перебралась в Москву, где получила шикарную квартиру в обмен на молчание. Она сдержала слово — о трагедии бывшего супруга она не рассказала даже коллегам по работе. Ходили слухи, что эта женщина до самой смерти Раисы Максимовны шантажировала семью первого Президента СССР. Сам Женя рассказывал, что женился на этой даме не по любви. Они вместе учились в Литинституте, куда Зою пристроил папа, занимавший высокий пост во Владикавказе. Роман закрутился, девушка забеременела. Сегодня Зоя Михайловна с дочерью Ириной живет на окраине Москвы. Каких-либо контактов с прессой они избегают. Ирина до сих пор числится в товариществе живописцев Московского союза художников. Но в этой организации ее не видели уже очень давно.
После развода с Габоевой Евгений Максимович думал создать новую семью. Но все попытки заканчивались провалом. По одной из версий, ни одна из его женщин так и не смогла смириться с образом жизни писателя. По другой — спецслужбы намеренно отгоняли всех дам от брата Горбачевой.
— Женя не выходил из запоя месяцами. Писать он уже не мог. Жаловался на боли в печени, у него барахлило сердце. Со временем у Титаренко так отекали ноги, что он не мог передвигаться самостоятельно, — продолжает Тамара Тимофеевна. — Однажды он рассказал мне, что к нему по ночам стали являться какие-то люди. Они беседовали с ним, а потом исчезали. Тогда я уговорила Женю посетить психиатра. Врач вынес вердикт: хронический алкоголизм, что могло привести к приступам белой горячки.
Через неделю Титаренко оказался в Орловской психиатрической клинике, где познакомился с молоденькой пациенткой, которая позже стала его гражданской женой.
— Девушку звали Ириной. Она была профессиональной скрипачкой. В больнице им выделили отдельную палату и разрешили жить вместе, — рассказывает Виктор Панкратов. — К тому времени Раиса Максимовна уже обеспечила брата новым жильем в Воронеже, куда после выписки и переехала влюбленная парочка. В день рождения невесты, Евгений Максимович приобрел за бешеные деньги белый рояль. Коллеги писателя надеялись, что любовь излечит писателя от пагубной привычки. Но чуда не произошло. Любовь умерла через три года. Белый рояль Титаренко отдал за бутылку водки.
— Совершенно неожиданно отец девушки категорически запретил дочери общаться с Титаренко. Подозреваем, что в этом деле не обошлось без вмешательства вышестоящих инстанций, — рассказывает писатель, ныне редактор детского журнала Владимир Добряков. — Сама же Ирина не раз говорила мне, что с Женей ей безумно интересно, он приятный человек, но она не может связать свою судьбу с алкоголиком. “Женя постоянно заставлял меня бегать за бутылкой, трезвый он становился невменяемым, и, чтобы снять депрессию, я покупала все, что он требовал, — откровенничала Ирина. — Захмелев, он становился мягким и трогательным”.
Несколько писем, адресованных Титаренко своей второй половинке, до сих пор пылятся на антресолях у Виктора Панкратова. В последнем послании Евгений Максимович обвинял девушку в предательстве, признавался, что не хочет жить.
…До назначения Михаила Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС оставалось несколько месяцев.
Под колпаком у КГБ
В марте 85-го года за провинциального писателя Евгения Титаренко взялись основательно. Неблагополучный родственник мог скомпрометировать безупречную чету Горбачевых, поэтому его необходимо было изолировать от общества — такой наказ получили сотрудники воронежского отделения КГБ. Поначалу Титаренко сменил место жительства, оказался в скромной “однушке” в спальном микрорайоне Воронежа на улице Героев-сибиряков. Кто бы мог подумать, что новое жилье станет притоном для местных бродяг? Когда писателя не было дома, новые приятели Евгения легко выбивали ногой фанерную дверь и располагались в квартире, как у себя дома. Титаренко никому не отказывал в приюте, бескорыстно кормил и поил “квартирантов”, одаривал всех деньгами, которые присылала ему сестра.
— Эпопея с братом Горбачевой длилась не один год, — на правах анонимности поделился бывший сотрудник Воронежского отделения КГБ. — Целую бригаду молодых сотрудников выделили для этой операции. Но Горбачевы здесь были ни при чем. Всю операцию продумали местные власти, чтобы угодить генсеку. Мы следили за Титаренко круглосуточно. Он ведь связался с дурной компанией. Бывало, выпьет и начинает матюгаться на весь двор, вспоминать недобрыми словами сестру, ругать политику генсека. Тем временем семья Горбачевых заботилась о нем как могла. Каждую неделю Раиса Максимовна передавала через проводников деньги и продукты для брата. В Воронеж ящиками доставляли деликатесы. Его холодильник был забит дорогой колбасой, рыбой, мясом, на балконе стояли коробки с фруктами и овощами. Несколько раз приезжала сама Раиса Максимовна. О ее визите в городе никому не сообщалось. Со временем мы наняли писателю “свою” горничную, которая убиралась в его квартире, следила за внешним видом Титаренко и гоняла его друзей.
Но избавить писателя от навязчивой компании удалось, только когда Евгения Максимовича переселили в очередную новую квартиру. Около подъезда установили круглосуточный милицейский пост. Адрес Титаренко засекретили.
Высотный кирпичный 110-й дом по улице Хользунова отличается от типовых хрущевок, которыми застроен город. Просторная “двушка” на четвертом этаже — последнее пристанище Титаренко — сегодня пустует. В центральном адресном бюро удалось выяснить, что из этой квартиры писатель выписался 17 октября 2003 года. Теперь место прописки Титаренко — Хохольский район, поселок Орловка, Воронежская областная психиатрическая больница. По словам консьержки, городскую квартиру брат Горбачевой завещал лечащему врачу. По странному стечению обстоятельств в этом подъезде сегодня проживает порядка десяти врачей психлечебницы.
— Меня часто вызывали в серый дом, так мы именуем нашу Лубянку, — вспоминает Владимир Добряков. — Никаких шпионских заданий мне не поручали, просто сотрудники органов вежливо просили меня приглядывать за Титаренко, чтобы с ним ничего не случилось. Если бы не опека кагэбэшников, Жени уже давно не было бы в живых. Ведь он не раз пытался свести счеты с жизнью. Однажды устроил в квартире пожар — сжег все свои книги и неопубликованные рукописи. Вскрывал себе вены и однажды чуть не сиганул с балкона.
Вероятно, Титаренко чувствовал, что к прежней жизни не вернуться, вот и хотел быстрее порвать со угнетающим его положением.
— Женя не догадывался, что за ним ведется постоянная слежка. Однажды меня попросили сопроводить его в Краснодар к родителям. Ту поездку курировали обком партии и комитет безопасности Воронежа, — вспоминает Виктор Панкратов. — Перед вылетом меня заранее проинструктировали, что в аэропорту нас будет ждать человек в летной форме, который поможет нам миновать паспортный контроль и выведет на посадку через запасной выход. Когда мы расположились в салоне, бортпроводница тут же подала Жене водки, хотя в то время распивать алкоголь на борту было запрещено. В Краснодаре на летном поле нас встречала правительственная машина. Женя не удивился такому вниманию. Он вообще многого не понимал. Титаренко был простой, доверчивый человек. Хотя вообще-то он всегда стремился к самостоятельности. Например, однажды, никого не предупредив, рванул в Москву. В Воронеже тогда поднялась страшная паника! Женьку не могли отыскать целый месяц. Нашли его на окраине столицы. Он лежал за бордюром, истекая кровью. Его подобрала “скорая”. Женю доставили в Склиф, где его нашла Раиса Максимовна. Месяц он провалялся в “Кремлевке”. Сестра уговаривала Евгения остаться в Москве, но он пожелал вернуться в Воронеж.
Говорят, Евгений Титаренко стеснялся высокопоставленных родственников. А на Горбачева так и подавно затаил обиду во времена “сухого закона”, когда не мог в центре Воронежа отыскать винный ларек.
— А еще Женя не мог простить Горбачеву смерть одной девочки, — продолжает Панкратов. — У Титаренко был близкий друг Анатолий Разливанов. Однажды Толя рассказал Жене про свою тяжелобольную внучку, которая родилась с диагнозом “церебральный паралич”. Евгений тут же связался с Раисой. Попросил ее устроить ребенка в хорошую клинику. Раиса Максимовна пообещала, что в ближайшее время в Воронеже построят медицинский центр для таких больных, надо подождать. Клинику действительно построили. Но девочка не дожила до этого времени.
Неравноценный обмен
Автобусы из Воронежа до деревни Орловка ходят каждые полчаса. Но к психиатрической клинике, расположенной в нескольких километрах от населенного пункта, заворачивают крайне редко. Дело в том, что когда-то больница носила приставку “спец”. Несмотря на то что лечебница давно получила статус областной, селяне обходят это место стороной и утверждают, что здесь доживают свой век бывшие уголовники.
Бреду по узкой трассе. По обе руки — непроходимые чащи. Через полчаса упираюсь в ржавый шлагбаум. На разбитом крыльце покосившейся охранной будки, сколоченной из рассохшихся бревен, выглядывает молодой человек в зимнем тулупе. Молча провожает меня затуманенным взглядом. Вход в спецзону, несмотря на запрещающие таблички, открыт для всех.
Корпус 13-го отделения крайний, обнесен металлической сеткой. Здесь уже больше десяти лет живет родной брат Раисы Горбачевой. Калитка во двор отделения распахнута настежь. На окнах — металлические решетки. С первого этажа доносится нецензурная брань. Неподалеку замечаю женщину в больничном халате. Следом за ней ковыляет сгорбленный старик в темно-синей робе. На спине тащит железные прутья от кроватей.
Трудотерапия для пациентов.
— Здесь лежит Титаренко? — спрашиваю.
Собеседница делает вид, что не понимает, о ком идет речь. Произношу фамилию Горбачев.
— Его давно перевели отсюда!
Однако дежурная регистратуры не поленилась заглянуть в журнал. “Ти-та-рен-ко, — чеканит каждый слог. — 13-й корпус. Наркологическое отделение. Это же его родной дом! Он оттуда уже много лет не выходит”.
Возвращаюсь к 13-му корпусу. Вокруг — ни души. Исчезли даже посторонние звуки.
— Эй, кто из тринадцатого?
Раздается хрипатый голос.
— Сигаретку подкинь, — кричит в открытое окно мужчина с перепаханным лицом.
— Вы, случайно, Титаренко не знаете? — подбегаю к нему.
— Женьку, что ль? Как же не знать. Мы с ним четыре года вместе оттрубили, — расплывается в беззубой улыбке собеседник. — Книжки его вслух читали. Ходил он всегда хмурый, ни с кем не общался. Целыми днями бубнил что-то себе под нос или костюмчики свои латал. Помню, приезжали к нему какие-то люди в костюмах, на дорогих иномарках, привозили жратвы, так он всей палате те продукты роздал, а сам к еде не притрагивался. Женьку у нас уважали. Он зажиточный мужик был. В долг попросишь — даст и обратно не требует. Ему ведь многого не надо было. Покупал только чай, сладости и сигареты.
— А почему вы про него в прошедшем времени говорите? — удивляюсь я. — Он жив?
— А как же! Он сейчас лежит в общей палате на четыре человека. Все время в окно смотрит, а от прогулок отказывается.
— А спиртное употребляет?
— Кто ж ему даст? Здесь наливают только на день рождения. Так у него эта дата красным карандашом обведена. Но врачи много не нальют. Соточку винца разве что, да и то порой с водой разводят. Женька и такому подарку рад. Только в этот день с ним удается нормально покалякать.
— Можно его позвать?
— Да из того отделения никого не выпускают! Там же половина пациентов — убийцы! Вот для меня сделали исключение. Но я излечился, в ноябре к выписке готовлюсь. Только идти некуда. Женьке хорошо, его прописали. Считай, родной дом. Ему здесь и смерть свою встречать…
С того времени, как сюда поселили Евгения Титаренко, в больнице сменилось четыре главврача. Ксения Туманова была первой, кто оформлял привилегированного пациента на лечение. С тех пор минуло двадцать лет. Сегодня Ксения Власовна на пенсии. Живет в четырехэтажной развалюхе на территории больницы.
— Помню, привезли Титаренко на шикарной машине с охраной, вызвали меня, приказали создать все условия для благополучного проживания и предупредили, чтобы мы его остерегали от любого контакта с соседями. Выделили ему отдельную двухкомнатную палату со всеми удобствами рядом с ординаторской, — делится Туманова. — В палате у него стоял письменный стол, кровать, шкафчик, холодильник, диван, радиопроигрыватель и телевизор. Но телевизор он не смотрел, книги не читал, в первое время строчил что-то на пишущей машинке. А потом порвал все листы и больше не подходил к столу. Титаренко ни с кем не общался, избегал откровенных разговоров, даже медсестер сторонился. Бывало, начнешь его расспрашивать, так он матом мог послать, агрессивный очень был, я ни разу не видела на его лице улыбку.
Он ведь страшно больной человек был. Видно, его очень сильно били в свое время. Он ведь перенес около двадцати сотрясений мозга плюс различные травмы головы. Алкоголь усугубил ситуацию. В те годы о нем родня заботились. Его навещала сестра Людмила Максимовна, дочь Раисы Максимовны Ирина с мужем приезжала. Привозили больному добротную одежду и деликатесы, который он раздаривал товарищам. Вот только самих Горбачевых ни разу не было — Раиса Максимовна по телефону справлялась о здоровье брата. Да и бывшую жену Евгения Максимовича с дочерью не довелось увидеть. Когда Горбачевой не стало, Женю лишили всех привилегий. Насколько знаю, сейчас он совсем плох. Титаренко не помнит, какое сегодня число, год. Вы к нему лучше не ходите. От прежнего Жени ничего не осталось.
Наверное, Евгений Титаренко мог обеспечить себе более достойную старость. Но этот человек не привык просить помощи. Когда у него вымогали деньги приятели, ему проще было отдать последние сбережения и голодать неделю, нежели жаловаться сестре. Когда Титаренко жестоко избивали соседи по частному сектору, а позже и пациенты клиники, он тоже молчал и считал зазорным обращаться к столичным родственникам за поддержкой. Сейчас ему уже все равно. Каждый день, как говорят, бывший писатель молит Бога о смерти. А недавно он обмолвился медсестре: “Я всегда был лишним человеком, всем только мешал…”
Я уже собралась было покидать территорию лечебницы. Как вдруг…
— Вот он, наша знаменитость, — крикнул из окна палаты мой недавний собеседник.
Лысоватый мужчина неподвижно стоял около оконных решеток. Его пинали такие же пациенты в больничной робе. Казалось, Титаренко и сейчас мешал всем. Даже пролетающим мимо птицам, на которых безотрывно смотрел тяжелым взглядом…
|
