|
На Кавказе убит последний чеченский милиционер, который не воевал против русских. Начальник штаба ОМОНа Бувади Дахиев. Убит по ошибке, между делом. Никто и не заметил. Бувади все всегда делал правильно. Не верил на слово вождям. Не суетился между ними. Ошибся он лишь однажды...
Полтора метра
В разговор то и дело влезает портативная радиостанция:
— Патриот, ответь Космополиту!
— На связи.
“Патриот” — позывной Бувади Дахиева. В начале войны такой позывной был у каждого второго по обеим сторонам фронта. Война всех расставила по местам. Позывной “Патриот” остался за Бувади.
Если бы не война, Дахиев стал бы ученым. А так лишь успел получить диплом преподавателя истории и обществоведения. Университетских знаний хватило, чтобы не воевать за независимость Ичкерии. Даже когда на войну с русскими ушел его старший брат, Бувади остался на стороне России. Служил в чеченском ОМОНе, когда в отряде еще не было ни одного раскаявшегося боевика. Сделал там научное открытие — вычислил расстояние между героизмом и трусостью.
— Вот смотри, — объяснял мне Бувади, рисуя стрелки в своем блокноте. — Это источник опасности — дом, где укрылись боевики, ущелье или часть лесного массива. Это черта, у которой стоят два человека. Оба, заметь, боятся. И вот наступает время поступка. Один делает шаг вперед. Другой — шаг назад. Средняя длина мужского шага 75 сантиметров. Складываем и получаем расстояние между героем и трусом — полтора метра.
За это открытие капитан Дахиев получил орден Мужества.
Братский огонь
В прошлую среду на границе Ингушетии и Чечни вспыхнул бой между ингушскими и чеченскими милиционерами. Погибли восемь человек — два ингуша и шестеро чеченцев. Бувади приехал на место спустя час после начала перестрелки. Приехал как начальник, разобраться, что происходит. Вышел из машины и был смертельно ранен автоматной очередью, пущенной с ингушского блокпоста.
Теперь у каждой стороны своя правда. Чеченцы говорят, что приехали в Ингушетию задержать преступника. Ингуши уверяют, что приняли чеченских коллег за бандитов. Слишком вызывающе они себя вели.
И те и другие недоговаривают. Незадолго до этого уголовник-ингуш Герихан Темурзиев, за которым и приехали чеченцы, сдуру угнал из Грозного машину одного из влиятельных кадыровцев. Темурзиева вычислили, машину он сразу вернул, но кадыровцы решили еще проучить жулика и отправили за ним в Ингушетию опергруппу и чеченский ОМОН. Все необходимые для задержания документы у чеченцев были.
Ингушские милиционеры, охранявшие границу, прекрасно знали, что перед ними не бандиты, а такие же милиционеры, но выпустить их так просто из Ингушетии не могли, не позволяло мужское достоинство. Темурзиев, каким бы он ни был, — свой, а милиционеры, пусть и с бумагами, — чеченские. Ингуши попытались придраться, обыскать автобусы, посильнее унизить чеченцев. Случись это в другом месте, все бы закончилось бюрократической нервотрепкой, искусным издевательством одних представителей власти над другими. Но здесь сразу началась драка и стрельба.
Восемь погибших, 19 раненых — немыслимые потери для мирной территории. Но уже через сутки инцидент был исчерпан взаимными извинениями высоких начальников.
— Это роковая, трагическая ошибка, — сказал президент Ингушетии Зязиков.
— Это не должно негативно сказаться на взаимоотношениях двух братских народов, — поддержал его премьер Чечни Кадыров.
Договорились — будут дружить и дальше. После таких расшаркиваний мертвым остается встать и пойти по домам.
Ингушские и чеченские власти оказались в ситуации, ответственность за которую не на кого свалить. Вот они и преподносят трагедию как нечто заурядное. Так, ерунда, “роковая ошибка”, “несогласованность действий правоохранительных органов”. Если бы восьмерых милиционеров убили боевики, это стало бы поводом для крупномасштабной спецоперации на чечено-ингушской границе. Если бы тех же милиционеров по ошибке перестрелял какой-нибудь славянский спецназ, весь мир узнал бы о геноциде на Северном Кавказе. А здесь получается внутренняя вайнахская ссора. Ингуши и чеченцы — вайнахи. В переводе на русский — свои люди.
Скажу то, чего не могут сказать первые лица. Эта бойня — результат федеральной политики в Чечне. И если подходы останутся прежними, подобные кровавые “братские” стычки могут произойти в любой республике Северного Кавказа, куда наведается чеченская милиция. Главная загадка этой трагедии во взаимной смертельной ненависти двух “братских народов”. А вызвана она непомерным возвышением в Чечне Рамзана Кадырова, которого в соседних республиках воспринимают как выскочку, получившего карт-бланш на действия по всему региону. Поэтому любые выезды чеченских милиционеров за пределы своей республики рассматриваются как агрессия бывших боевиков, облеченных неограниченной властью. А на агрессию отвечают огнем.
Даже если поверить ингушам, что они приняли чеченцев за похитителей, то как объяснить огонь с трех точек по Бувади Дахиеву. Начальник штаба чеченского ОМОНа приехал на место боя спустя час после его начала — от Грозного до границы 50 километров. Всем все уже было ясно. Бувади человек известный, часто появлявшийся в телевизоре. Приехал на служебной машине, при всех регалиях. Шел к ингушам без оружия. Это не ошибка. Это зоркая ненависть.
“Если мне суждено погибнуть…”
— С Дахиевым считались не только его знакомые, но и враги, — сказал Рамзан Кадыров на похоронах Бувади в Урус-Мартане. Правильно сказал.
Пару лет назад в Грозном штурмовали дом, в котором засели два боевика. Дахиев участвовал в операции. Боевик, укрывшийся в доме, оказался его односельчанином. Бувади вел переговоры.
— Салям алейкум, говорю, Магомед, — рассказывает Бувади. — Давай выходи, иначе погибнешь. Он меня узнал и ответил. Бувади, сказал он, я убивал только русских. За всю свою жизнь я не убил ни одного чеченца. А я очень хотел взять Магомеда живым. Информацию снять, к тому же вместе с ним в доме был второй боевик — пацан лет пятнадцати. Ну, вот и хорошо, говорю, Магомед. Если ты чеченцев не убивал, то какие к тебе претензии. А он как не слышит. Опять по новой: Бувади, я хочу, чтоб ты знал, я чеченцев не убивал. И мы пошли на штурм, потому что долго разговаривать с боевиком нельзя. Мало ли для чего он время тянет. Так и получилось. Магомед, пока со мной разговаривал, себя заминировал. Когда мы вошли, пацан стал стрелять с двух рук, его сразу уничтожили, а Магомед подорвался.
Я смотрел видеозапись этой операции. Омоновцы вытаскивают умирающего Магомеда на улицу. Взрывом, как ураганом, ему сорвало грудную клетку. Было видно, как бьется сердце.
— Я до сих пор помню его голос, — говорит Бувади. — Ни разу не дрогнул. Если мне суждено погибнуть, я бы хотел умереть так же спокойно.
Кто-то из присутствующих при штурме командированных русских офицеров написал тогда на Бувади донос в управление собственной безопасности МВД. Дескать, чечен утверждал, что убивать русских не преступление.
Компромисс
Весной 2003 года погиб командир чеченского ОМОНа Муса Газимагомадов. В отряде ждали, что командиром поставят его заместителя, боевого товарища и единомышленника Бувади Дахиева. ОМОН того времени принципиально отличался от других чеченских подразделений, где заправляли бывшие бандиты. Покойный Муса Газимагомадов никогда не воевал на стороне боевиков, имел к кадыровцам свои счеты и держался с отрядом особняком, фактически подчиняясь не руководству республики, а напрямую федеральному центру. Это не устраивало тогдашнего главу Чечни Ахмада Кадырова, и после смерти Газимагомадова он проталкивал в командиры своего человека. Назревал скандал. На офицерском собрании омоновцы, в том числе и Бувади Дахиев, пообещали сложить оружие, если командира назначат со стороны. Оттуда его и назначили. Новый командир разбавил отряд своими людьми, отремонтировал свой кабинет. Развесил по стенам портреты Ахмада Кадырова. Есть у российской власти железный принцип, которым она пользуется на Кавказе уже триста лет, — опираться только на бывших врагов. Оружие омоновцы не сложили.
— Че ж вы так? — спросил я Бувади при встрече. При новом командире он так и остался начальником штаба.
— Главное — сохранить отряд, — сухо ответил Бувади.
Это была его личная ошибка. Компромисс, на который не следовало идти. Из-за этого Бувади погиб. Ненависть к бывшим боевикам, нагло и с одобрения центра захватившим всю власть в республике, распространилась и на него, ни дня не воевавшего против России. И он попал под перекрестный огонь этой ненависти.
Компромиссы с совестью нигде до добра не доводят. В Москве можно потерять репутацию. А на Кавказе убьют.
P.S. Однажды при мне Бувади допрашивал пленного боевика. Враги стояли друг против друга. Оба прямые, подтянутые, веселые. Один в отглаженном камуфляже, при нашивках, с оружием. Другой в грязных обносках со скованными за спиной руками.
— Я так понимаю, Ахмед, правды ты говорить не хочешь, — сказал Бувади. — Придется мне тебя посадить.
— Поступай как знаешь, Бувади, — спокойно отвечал боевик. — Но знай — в Урус-Мартане о тебе говорят как о порядочном человеке.
|
