|
Сын богатого инженера-судостроителя, столичная штучка, богема. Правый эсер. Писал стихи. Убил председателя Петроградской ЧК Урицкого и был расстрелян в 1918 г.
Сын приказчика. Левый эсер. Дружил с поэтами и пробовал писать стихи. Убил посла Германии графа Мирбаха. За нелегальную связь с Троцким был расстрелян в 1929 г.
Сын крестьянина Рязанской губернии. Написал в автобиографии: «Работал с эсерами не как партийный, а как поэт». Убил сам себя в 1925 г. По мнению части исследователей, обстоятельства гибели до сих пор не выяснены до конца.
У нас нет желания отыскивать пятна в биографии Есенина, как нет и намерения лакировать ее. Единственная наша цель – понять Сергея Есенина как человека своего времени, со всеми присущими ему и этому времени противоречиями. Такими, скажем, как странная, на первый взгляд, дружба с террористами Блюмкиным и Каннегисером.
«ЭСТЕТ, ПОЭТ, ПУШКИНИАНЕЦ»
«Самый петербуржский петербуржец» (по выражению поэта Г. Адамовича) Леонид Каннегисер родился в марте 1896 г. в семье известного инженера-механика, стоявшего во главе крупнейших в России Николаевских судостроительных верфей. Переселившись в Петербург, Каннегисер-отец, по сути дела, возглавил руководство металлургической отраслью страны, а его дом в Саперном переулке стал местом встреч административной элиты и столичных знаменитостей. Благополучный мальчик из состоятельной семьи окончил частную гимназию Гуревича и в последний предвоенный год поступил на экономическое отделение Политехнического института. С Есениным, приехавшим из Москвы в Петербург в марте 1915 г., Каннегисер, по всей видимости, познакомился на одном из редакционных вечеров журнала «Северные записки», издательницей которого была тетка Леонида. До революции было еще так далеко – и никто бы не разглядел «человека, который убил Урицкого» (Г. Иванов), в «изнеженном, женственном юноше... эстете, поэте, пушкинианце» (М. Цветаева).
Из воспоминаний Марины Цветаевой
«Леня, Есенин. Неразрывные, неразрывные друзья. В их лице, в столь разительно-разных лицах сошлись, слились две расы, два класса, два мира. Сошлись – через все и вся – поэты... Ленина черная головная гладь, есенинская сплошная кудря, курча. Есенинские васильки, Ленины карие, миндалины. Приятно, когда обратно – и так близко. Удовлетворение, как от редкой и полной рифмы...».
И в любви, и в ненависти Цветаева всегда пристрастна. Однако в данном случае невозможно ей не верить, сопоставляя строки из «Нездешнего вечера» с одним из писем Каннегисера Есенину, хранящимся в Российском государственном архиве литературы и искусства: «...Вот уже почти 10 дней, как мы расстались... Очень мне у вас было хорошо! И за это вам – большое спасибо! Через какую деревню или село я теперь бы ни проходил (я бываю за городом) – мне всегда вспоминается Константиново...»
Писалось это летом 1915 г., когда интеллигентный мальчик чуть ли не впервые увидел воочию русскую деревню (гораздо раньше этот «народник» узнал и полюбил Италию).
Новоиспеченный юнкер Михайловского артиллерийского училища Леонид Каннегисер
Причудлива предреволюционная эпоха. Есенин и Каннегисер общались с Германом Лопатиным и Верой Фигнер, ездили в рязанскую деревню и... читали лирические стихи в высшем свете. Ольга Гильдебрандт-Арбенина, работая в Эрмитаже, обнаружила стихи Каннегисера (наряду с военными стихами Гумилева) в личной библиотеке Николая II. «В 1916 году я был призван на военную службу, – писал в автобиографии Есенин. – При некотором покровительстве полковника Ломана, адъютанта императрицы, был представлен ко многим льготам <...> По просьбе Ломана однажды читал стихи императрице. Она после прочтения моих стихов сказала, что стихи мои красивые, но очень грустные. Я ответил ей, что такова вся Россия».
Это – с одной стороны, а с другой... Есенин, уже после революции, рассказывал литературоведу И. Розанову: «Живя в Петербурге в 1915–1917 гг., я многое себе уяснил... Иванов-Разумник поддерживал во мне революционное настроение во время войны». С Мариенгофом Есенин откровенничал: «Ух, уж и ненавижу я всех этих Сологубов с Гиппиусихами!..»
Февраль 1917-го открыл евреям доступ в военные училища. В конце октября, после яростных боев юнкеров с красногвардейцами, Зинаида Гиппиус записала в дневнике о гибели полусотни юнкеров-евреев. А за три месяца до того новоиспеченный юнкер Михайловского артиллерийского училища Леонид Каннегисер написал такие восторженные строчки:
В предсмертном и радостном сне
Я вспомню – Россия, свобода,
Керенский на белом коне…
В роковую ночь с 25 на 26 октября вместе с несколькими другими романтиками мужского и женского пола Каннегисер пошел защищать Временное правительство. Есенин, напротив, «в революцию покинул самостоятельно армию Керенского» и проживал как бы дезертиром. Через Иванова-Разумника он познакомился с Зинаидой Райх, вскоре ставшей его женой. Райх настояла на вступлении Есенина в партию эсеров, которая тогда была близка к расколу.
«При расколе, – писал о себе Есенин в автобиографии 1923 года, – пошел с левой группой и в октябре был в их боевой дружине». Но то обстоятельство, что в момент выстрела «Авроры» Есенин находился в Москве, избавило его от возможной встречи с бывшим другом в Зимнем дворце – причем по разные стороны баррикад.
«РОМАНТИК РЕВОЛЮЦИИ»
Знаменитый убийца германского посла графа Мирбаха Симха – Яков Гершев (так звучало его имя в нерусифицированном виде) Блюмкин родился в 1898 г. в семье мелкого торговца. Окончил четырехклассную еврейскую школу (Талмуд-тору) в Одессе, работал посыльным в магазинах и конторах. Затем учился в техническом училище и контактировал с одесской группой анархистов-коммунистов. В 1917 г. Блюмкин присоединился к левым эсерам и был ими направлен агитатором в Поволжье.
В послеоктябрьский период Блюмкин вернулся в Одессу, объявившую себя отдельной советской республикой, поступил в красногвардейский «Железный отряд». «Железный отряд» состоял из добровольцев, являясь чуть ли не главной ударной силой 3-й Советской Украинской армии, сражавшейся на румынском фронте. Рослый бородатый верзила, поднаторевший в политической риторике на митингах и собраниях, пришелся боевым товарищам по душе, и они выбрали его своим командиром.
Военная карьера Блюмкина – блестяща и молниеносна: член Военного совета, начальник информационного (разведывательного) отдела, помощник начштаба армии. После отступления под натиском немцев с Украины и расформирования армии Блюмкин приехал в Москву, где служил в охране ЦК партии левых эсеров.
По рекомендации товарищей по партии он был принят на работу в ВЧК на должность заведующего отделением по борьбе с международным шпионажем и фактически в неполные 20 лет стал родоначальником советской контрразведки.
Дальнейших событий – левоэсеровской авантюры 6 июля, бегства Блюмкина из Москвы и его одиссеи на Украине, где он, скрываясь под псевдонимом Григорий Вишневский, собирался убить гетмана Скоропадского и боролся с петлюровцами, – мы здесь касаться не будем. Явившись с повинной в Украинскую ЧК в апреле 1919-го к своему бывшему начальнику Мартину Лацису, Блюмкин 16 мая того же года был амнистирован Президиумом ВЦИК. И тут же террорист сам оказался под прицелом: в течение неполного месяца левые эсеры трижды покушались на его жизнь. Активной участницей боевой дружины, охотившейся на Блюмкина, была его тогдашняя возлюбленная Лида Соркина…
Террорист, чуть было не ставший жертвой террора, не был чужд изящных искусств. Познакомившись с Есениным и другими поэтами-имажинистами, Блюмкин подписал вместе с ними первую декларацию о создании имажинистской «Ассоциации вольнодумцев», имевшей своей целью «духовно-экономическое объединение свободных мыслителей и художников, творящих в духе мировой революции».
Сергей Есенин и Яков Блюмкин познакомились, по всей видимости, в Москве весной 1918 г., во время съезда партии левых эсеров. Секретарю «Ассоциации вольнодумцев» Матвею Ройзману крепко врезались в память такие слова чекиста, обращенные к Есенину: «Я – террорист в политике, а ты, друг, террорист в поэзии!».
«ГОРЕЛ. СГОРАЛ. ЖЕГ ЖИЗНЬ С ДВУХ КОНЦОВ...»
В. Шершеневич вспоминает, что, когда у поэта-имажиниста Сандро Кусикова в квартире освободилась комната, Блюмкин получил на нее ордер. До этого он, не имевший собственной жилплощади, жил в разных московских гостиницах. Например, адрес гостиницы «Савой» был указан на поручительствах Блюмкина за Сергея Есенина и братьев Кусиковых – Александра и Рубена, арестованных МЧК по ложному доносу в ночь с 19 на 20 октября 1920 г. на квартире в Большом Афанасьевском переулке, д. 30, кв. 5. В этой квартире рядом с Арбатом жил тогда и Есенин. Занимаемую Блюмкиным маленькую комнату, где перекрещенные сабли висели над бутылями превосходного вина, и его самого – обернутого пледом, на роскошном стуле, подаренном монгольским принцем, – описывает в своих воспоминаниях В. Серж.
Знаменитый убийца Блюмкин
Периодически Блюмкин уезжал из Москвы – сначала на Южный фронт, где после беседы со Сталиным возглавлял разведку и контрразведку 13-й армии, затем в Северный Иран – в качестве участника энзелийского десанта. Позже он занимался ликвидацией антисоветских движений на Тамбовщине и в Забайкалье (по некоторым сведениям, под его началом против повстанцев Антонова воевал командир эскадрона Георгий Жуков). Еще позже Блюмкин подавлял меньшевистское восстание в Грузии и боролся с горцами-партизанами в Чечне. Свои служебные командировки ему удавалось совмещать с учебой на восточном отделении Академии Генштаба.
С последнего курса академии его откомандировали в секретариат Троцкого.
Из книги Валентина Катаева «Уже написан Вертер»:
«До революции он был нищим подростком, служившим в книжном магазине, где среди бумажной пыли, по ночам, при свете огарка, в подвале запоем читал исторические романы и бредил гильотиной и Робеспьером. Теперь его богом был Троцкий, провозгласивший перманентную революцию».
Неужели и таким его принимал Есенин?
Как это кому-то не покажется неприятным – принимал.
Ведь и сам поэт кичился своей «левизной». В Берлине он шокировал белоэмигрантскую и просто буржуазную публику пением «Интернационала» и, отвечая на вопросы прессы, заявлял: в РКП (б) никогда не состоял, «потому что чувствую себя гораздо левее».
Наиболее точны в оценке того, что восхищало поэта в левых, слова В. Шершеневича: «Есенин – потомок Пугачева – был родным детищем эпохи военного коммунизма, с его взлетами и падениями, с его героикой и самогоном».
В отличие от создателей скандального телесериала – отца и сына Безруковых – наиболее авторитетные современные есениноведы (Н. Гусева-Шубникова, С. Субботин, Л. Карохин, С. Шумихин, Н. Юсов) не разделяют мнения о причастности Блюмкина к смерти поэта.
К тому же имеются официальные ответы на запросы покойного председателя Есенинского комитета Союза писателей России и Есенинской комиссии Института мировой литературы Юрия Прокушева из Генеральной прокуратуры РФ и Центрального архива бывшего КГБ. В первом из них за подписью начальника управления за следствием и дознанием, в частности, говорится:
«…каких-либо объективных доказательств, подтверждающих версию об убийстве С.А. Есенина, не установлено, в связи с чем постановление от 23.01.26 г. о прекращении производства дознания является обоснованным».
Ответ из архива гласит: «Документами, подтверждающими версию «о преследовании С. Есенина Я. Блюмкиным по заданию ГПУ» Центральный архив не располагает…
Архив не располагает материалами, подтверждающими нахождение Я.Г. Блюмкина в Ленинграде в период, предшествующий самоубийству поэта (ноябрь–декабрь 1925 года).
Гостиница «Интернационал» (бывшая «Англетер») в Ленинграде органам ОГПУ не подчинялась».
И ниже в этой же архивной справке о другом террористе и друге Есенина:
«Каннегисер Леонид Акимович <...> арестован 30 августа 1918 года за убийство председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого и в сентябре того же года по постановлению ПетроЧК расстрелян. Уголовное дело сведений о его связях с Есениным не содержит».
Нет, Блюмкин не убивал Есенина. И Троцкий это «убийство» не заказывал. (Да и не он уже тогда курировал Блюмкина, а Дзержинский, пригласивший его работать в иностранный отдел ОГПУ в 1923 г.). Но уж, конечно, романтический чекист обладал куда большей информацией, нежели сегодняшние исследователи, о трагедии в «Англетере».
Иванов-Разумник, в доселе никогда не публиковавшемся письме Михаилу Пришвину от 14 января 1926 г., высказался горько и пророчески:
«...Смерть Сережи Есенина выбила совсем из колеи <...> И теперь не могу опомниться – и все вспоминаю тихого голубоглазого мальчика с детской улыбкой, что ни день приходившего ко мне десять лет назад читать свои стихи. В 1917, в 1918 году он горел, с 1919 – сгорал, жег жизнь с двух концов, и конечно от того, что был не хуже, а лучше нас. Травили его все, кому не лень, а вот теперь провозгласили последним национальным поэтом, улицу в Москве называют его именем. Очень все это ему нужно!».
|
