|
Апрельским утром 1942 года начальника Управления Особых Отделов НКВД СССР Виктора Абакумова вызвал Сталин. По знаку Поскребышева он вошел в кабинет вождя и поздоровался. Сталин ему не ответил и спросил: "Что вы чувствуете, когда ваши подчиненные вам врут?.."
Эту встречу с вождем Абакумов запомнил на всю жизнь. Но рассказал о ней только один раз - в Лефортовской тюрьме, когда он, заключенный под N 15, узнал, что вождь приказал долго жить. Тогда-то он и сообщил следователю, как Сталин ругал его самыми грязными ругательствами, как ему хотелось упасть на колени, принять любую кару... Наконец-то Сталин объяснил в чем дело. "Ваши люди осенью прошлого года доложили мне, что при отступлении из Смоленска все ценное вывезли на Восток, а сейчас выясняется, что забыли партийный архив! Отдали фашистам самое ценное оружие!.. По вашим глазам вижу, что вы не представляете, во что это ротозейство обойдется нашей партии и государству..."
Но гроза миновала, и по своей воле и на своих ногах Абакумов вышел из Кремля. К вечеру того же дня перед ним сидел бледный главный архивариус государственного архива Октябрьской революции, большевик с дореволюционным стажем Иосиф Перельман. Из разговора с ним Абакумов начал понимать, почему в такой гнев пришел Сталин. Архивариус, волнуясь, докладывал: "Там же находятся закрытые, секретные постановления!.."
В областном архиве как в капле воды отражались все этапы "партийной жизни". Это была правда для узкого круга. Но кто мог подумать, что так быстро войска противника возьмут Смоленск?
* * *
Абакумов не сомневался: Сталин потребует найти виновных и примерно их наказать. Однако суровые обстоятельства мешали привычному течению государственных дел. Разгром наших войск в Крыму и под Харьковом, потеря Дона и Кубани, тяжелейшее положение Сталинграда - все это отодвигало расследование пропажи Смоленского партархива. Ситуация изменилась осенью сорок третьего года, когда Смоленск снова стал нашим. И вот тогда на стол Верховного Главнокомандующего легли две странички машинописного текста - справка о результатах гитлеровской оккупации Смоленска. Город был почти полностью разрушен, его жители оставались на зиму без топлива, без воды и продовольствия; мосты через Днепр были взорваны, поля вокруг пригородных поселков заминированы, жители то и дело подрывались в поисках картошки. Судя по всему, Сталина не тронули беды смолян, не тронуло его разграбление художественной галереи, похищение иконостаса из городского собора. Красным карандашом он жирно подчеркнул только одну строку - о захвате немцами партархива - и пометил на полях: "Тов. Шкирятову - создать комиссию, разобраться и доложить через месяц о результатах..." Тут же еще одна пометка-поручение: "Т.т. Берии, Абакумову - оказать помощь в расследовании..."
Указание Верховного было выполнено в назначенный срок, виновные установлены. Грозный Матвей Шкирятов, заместитель председателя Комиссии партийного контроля, с помощью органов "внудел" и "смерша" выявили более двадцати человек, "изобличенных" в трусости и халатности при выполнении своих обязанностей во время обороны Смоленска. Почти все они были осуждены. Часть ответственности взвалили на генерала Лукина - он вел оборону Смоленска и не смог отстоять город. Особую вину возложили на помощника коменданта Смоленска Бочкарева - по его команде был взорван мост через Днепр раньше, чем состав с вагонами, загруженными архивными папками, переехал на левый, еще наш, берег. Однако генерал Лукин в это время находился в фашистском плену, а помкоменданта Бочкарева убили во время бомбежки еще в 41-м. Их наказывать было трудно.
* * *
Здесь начинается совсем другая история многотомной партийной летописи. Ведомство Геббельса, узнав о ценной добыче, планировало использовать Смоленский архив в пропагандистских целях. Но рейх все глубже увязал в войне, и министерство пропаганды посчитало, что изобличать большевиков в жестокости на фоне своей безжалостной карательной политики в оккупированных ими странах неэффективно. Были попытки передать какие-то наиболее выразительные документы архива в либеральную печать Англии и Америки, но там журналистская рать дружно поддерживала свои правительства и не хотела вносить раскол в антигитлеровскую коалицию.
Весной и летом 45-го года после капитуляции Германия представляла собой муравейник, потревоженный стихийным бедствием. Всюду валялась брошенная военная техника. По дорогам бесконечно шли люди. Одни возвращались домой, другие бежали от дома, скрывались от правосудия победителей. Так случилось, что вагоны со Смоленским архивом оказались под Мюнхеном, на складах бумажной фабрики. Продлись война еще немного, и архив-странник был бы пущен на производство оберточной бумаги, ставшей дефицитом при отсутствии сырья.
На первых порах нашим союзникам было не до Смоленского архива. Но когда Управление стратегических служб США получило сведения о том, что русские ищут эти документы, архив был перемещен в расположение американской авиационной части и упрятан в подземный ангар. Группа специалистов-русистов, изучив описи архива и часть материалов, пришла к выводу, что они представляют ценные сведения. Конгресс США дал указание перевезти архив в Штаты. Там, в Америке, историки, социологи, советологи могли узнать на богатом фактическом материале многие наши тайны.
Документы показывали, например, как несколько тысяч латышей-беженцев Первой мировой войны, проживающих на территории Смоленской области, по решению Особого Совещания в 1937/38 годах были подвергнуты заключению в ИТЛ как выходцы из враждебного буржуазного государства. Их использовали для строительства автотрассы Москва - Минск. Документам подобного рода не было числа. Архив хранил четкие инструкции: как проводить партийные чистки, кого принимать, а кого не принимать в институты, кого считать кулаком, врагом, пособником врага. Здесь лежали протоколы партийных собраний, откуда исключенный из партии прямой дорогой отправлялся в тюрьму; доносы со зловещими резолюциями; указания, как "работать" со стукачами.
Американский историк Роберт Конквест в своем знаменитом исследовании "Большой террор" широко использовал материалы Смоленского архива.
|
