|
Ужас расточается
"Полководческий талант московского князя Дмитрия Ивановича,
соединившись с национальным подъемом народа, привел к
победе, невозможной с теоретической точки зрения – уж
слишком велико было неравенство сил противоборствующих
сторон.
С самого начала XIV века внутреннее развитие русских
земель и Золотой Орды шло в прямо противоположных
направлениях. После смерти хана Узбека кровавые убийства и
расправы с предшественниками и родственниками стали здесь
обычным явлением. Дворцовые перевороты следовали один за
другим. С 1357 года по 1378 год на престоле сменилось около
25 ханов. В конечном результате к власти пришел темник
(командующий десятитысячного отряда) – эмир Мамай. Это был
хитрый, жестокий и умный военачальник, но его политическое
положение в Орде было крайне неустойчивым – он не
принадлежал к «золотому роду чингисидов», т. е. не был
прямым потомком Чингисхана и захватил ханский престол силой.
Это стало поводом для отказа Москвы в 1374 году выплачивать
Орде причитающуюся ей дань – «ведь царь-то не настоящий!»
Мамай же мог укрепить свое положение лишь за счет большой
дани или удачного набега, во время которого обогатятся все
недовольные.
Другим фактором, влиявшим на ход дальнейших событий, стала
утрата ордынцами их боевых качеств. За полтора столетия
грабежей и разбоев они привыкли к праздности и роскоши,
отвыкнув от той железной дисциплины и самопожертвования,
которыми были так сильны монгольские войска «первой волны».
Многочисленным потомкам Темучина теперь было что терять, и
на первое место по значимости выходит накопленное богатство,
а не воинская доблесть.
11 августа 1378 года на реке Вожже (притоке Оки) произошла
крупнейшая битва между войсками московского князя и
ордынского мурзы Бегича. Ордынцы не выдержали контрудара
княжеской дружины, позорно обратились в бегство и были
изрублены или утоплены в реке. Это была первая победа
русского оружия в открытом бою с 1224 года. Как писал
Карамзин, она «не стоила ничего, кроме труда убивать людей:
столь изменился воинственный характер Чингис-ханова
потомства».
Совсем иные тенденции развития мы наблюдаем в русских
княжествах. Междоусобные войны и столкновения между ними
продолжаются, но постепенный подъем Москвы как
общероссийского политического и военного центра идет своим
чередом. В непрекращающихся столкновениях на три фронта –
против Орды, Литвы и русских претендентов на великокняжеский
престол – закаляется та боевая сила, которая должна была в
скором времени выйти на решающую битву со степью. Дед
Дмитрия – Иван Калита добивается переноса в Москву кафедры
митрополита, и она становится церковным центром «всей земли
русской».
Возросшая военная мощь Московского княжества позволяет ему
оказывать помощь другим княжествам в их борьбе с набегами
ордынцев, и эту объединяющую роль добровольно или под
угрозой ордынских погромов принимают почти все северо-
восточные княжества. Накопленные во время сборов дани
средства позволяют подкупать часть князей, вооружать и
содержать большие дружины. Но главное, что в период
ордынских усобиц и продуманной политики лавирования между
многочисленными претендентами на ханский престол на Руси
выросло поколение, не испытывающее подсознательного ужаса
перед ордынскими набегами. «Казалось, что россияне
пробудились от глубокого сна, – писал Карамзин, –
долговременный ужас имени монгольского, как бы от действия
сверхъестественной силы, исчез в их сердце».
Время обнажить мечи
Победа на Вожже укрепила эту уверенность в собственных
силах. Как показала битва, русские за это время многому
научились у своего некогда непобедимого врага.
Мамай, организуя поход, хотел отомстить русским за поражение
на Вожже и вернуть их к полной зависимости от Орды. С этой
целью в Москву был направлен посол, потребовавший от
великого князя оплаты «выхода» за все предшествующие годы.
Одновременно, согласно источникам XVI века, хан отдал приказ
по всем подчиненным ему улусам: «Ни один от вас не пашите
хлеба, да будете готовы на русские хлебы», призвав тем самым
не к битве, а к обычному грабительскому набегу. Даже если
признать, что этот призыв вложен в уста Мамая русскими
летописцами, его достоверность подтверждается огромным
обозом, шедшим вместе с ордынцами и сильно влиявшим на
скорость их продвижения к месту сражения. Это уже были не
прежние войска Батыя, налетавшие «как вихорь на земли
русские», часто застававшие города врасплох и также
стремительно исчезавшие в степи. Налицо полная недооценка
сил противника – повторение ошибки, совершенной русскими и
половцами в 1224 году, когда они вышли навстречу
неизвестному врагу без всякого плана, разведки и единства в
своих рядах.
Существенно изменился и сам состав набранной армии. Теперь в
нее входили как подданные, так и наемники, вышедшие в поход
за деньги, – половцы, хазарские турки, черкесы, ясы, армяне
и даже крымские генуэзцы. Видимо, не очень надеясь на всю
эту разноязычную рать, Мамай договорился о военном союзе с
литовским князем Ягайло и рязанским князем Олегом.
В случае объединения всех трех этих сил шансы на победу
московской рати в предстоящей битве были бы сведены к нулю.
Но, получив согласие союзников, Мамай и его окружение не
предприняли никаких практических шагов для реализации своего
плана. Разведка и связь отсутствовали или были перехвачены
московскими «сторожами». Подойдя в начале августа к месту
возможной встречи с союзниками, ордынцы более трех недель
безынициативно простояли «в поле близ Дону», дожидаясь их
подхода. Инертность мыслей и действий ордынцев
прослеживается в каждом их шаге.
В Московском княжестве в это время идет бурная и
целенаправленная работа по подготовке к предстоящему
сражению. Узнав в середине лета о приготовлениях Мамая,
московский князь сразу разослал гонцов по всем подвластным и
союзным княжествам с приказом-призывом собирать войско и к
назначенному сроку вести его в Москву и Коломну. Судя по
распоряжению, Дмитрий сразу принял решение принять бой «в
поле», т. е. изначально отказался от оборонительной тактики
ожидания и решил не дать соединиться всем трем своим
противникам. На приток Дона – реку Воронеж – была выслана
стража, которая должна была следить за передвижением
ордынских отрядов и немедленно докладывать ему.
Поддержка московского митрополита показалась Дмитрию
недостаточной, и в начале августа он посетил вместе со своим
братом, со всеми князьями и воеводами Троицкую обитель,
чтобы получить благословение и «помощь небесную» от
преподобного Сергия, который пользовался у верующих огромным
авторитетом.
Оружие «небесное» и земное
В тех условиях это был необходимый и очень важный
демонстративный шаг. Несколько десятилетий подряд
Православная церковь вынуждена была призывать к смирению
перед «погаными», называя их гневом небесным на христиан за
их грехи и гордыню. И вот теперь Дмитрий и все его
военачальники получили благословение на битву, которое
должно было служить «оружием нетленным». Неизвестно, чья это
была инициатива, но в нарушение христианских правил и
канонов, согласно которым служители церкви не могут брать в
руки оружие, в московское ополчение ушли в качестве рядовых
воинов два инока Троицкой обители – Александр (Пересвет) и
Ослябя, бывший в миру «боярином брянским».
Но даже объединенных сил всех княжеских и боярских дружин,
воевод с их служилыми людьми было явно недостаточно. «И тут
придоша много пешаго воинства, многие люди и купцы со всех
земель и градов», «молодые люди», «небывальцы» (т. е.
неопытные) – с гордостью отмечается в летописях.
Когда в 1236 году русские княжества пали под ударом Батыя,
это было закономерно: каждое из них пыталось защищаться п о
о д и н о ч к е от воинственного кочевого н а р о д а.
Сейчас ситуация изменилась с точностью до наоборот.
Вооруженный народ вышел навстречу одному из представителей
некогда могучего государства, раздираемого теперь серьезными
внутренними противоречиями. Но говорить об изначальной
военной слабости собранной Мамаем орды вряд ли будет
правильным.
Между русским ополчением и монгольскими войсками продолжала
сохраняться извечная разница военных потенциалов. Стрельба
из лука, метание копья и постоянная верховая езда – то, чем
ежедневно занимался степняк в силу своего кочевого образа
жизни, – делало каждого из них почти профессиональным
воином. Дошедшее до нас, но в корне изменившее свое
первоначальное значение слово «опешить» (сейчас – полностью
растеряться, а тогда – потерять коня, стать пехотинцем)
говорит о том, что русская пешая рать из хлебопашцев и
ремесленников с военной точки зрения была крайне
неэффективна против конницы.
Сохранившиеся в музеях образцы оружия, конечно, на порядок
лучше ордынских, но его имели лишь воины княжеских дружин.
Основная часть войска – ополчение – была вооружена топорами,
рогатинами, самодельными копьями и просто дубинами. Вместо
кольчуг тегиляи – плетеные веревочные или просто стеганые
кафтаны. Победить в открытом бою вооруженная таким образом,
пешая, не имеющая в большинстве своем боевого опыта в данном
составе московская рать просто не могла. По крайней мере,
история Средневековья таких побед не знает.
Удачная «диспозиция»
Шансы на победу были уравнены мужеством, военным и
дипломатическим талантом Дмитрия. Готовясь к решительной
схватке с ордынцами, но «боясь излишней надменностью
погубить отечество», он с почетом принимает ханского посла,
одаривает его и говорит, что хочет мира и не отказывается
платить умеренную дань. После отъезда ордынца в ставку
Мамая спешит посол князя Захарий Тютчев. Он должен провести
глубокую дипломатическую разведку, подарками и своим
раболепным поведением уверить хана и его окружение, что
московский князь слаб и согласен на любые условия, лишь бы
избежать решающего столкновения.
Одновременно с дипломатическими заигрываниями шла подготовка
к предстоящему сражению. После смотра, учиненного всем
собранным русским войскам, 20 августа многочисленная рать
двинулась из Коломны на юг, а уже 6 сентября подошла к Дону.
Именно здесь, после допроса захваченного «сторожами» «языка»
и совета с князьями, Дмитрий принял ответственнейшее решение
о переправе на правый берег реки. Теперь даже каждый
«небывалец» понимал, что после переправы у всех одна судьба
– или победить, или в с е м лечь на поле брани. Это был и
открытый вызов Мамаю: хан должен был либо принять бой, либо
отойти в степь, чтобы выиграть время и дождаться подхода
своих союзников.
Переправившись на противоположный берег по построенным
мостам, полки вышли на поле предстоящей сечи. С военной
точки зрения это поле имело как достоинства, так и
недостатки. К достоинствам можно было отнести две небольшие
речки с обрывистыми берегами и густым лесом, прикрывающие
оба фланга – Непрядву и Смолку. С другой стороны поле имело
уклон в направлении российских полков и возвышенность, с
которой было удобно руководить боем ордынцам, – Красный
холм.
До сих пор непонятно, почему Мамай, ожидавший подхода
Ягайло, начал сражение сразу, как только полки Дмитрия
переправились через Дон. Ведь наполовину пешая рать
московского князя была неспособна к стремительному
наступлению, да и степняки в отличие от европейских рыцарей
никогда не считали отступление позором. Они могли отойти в
степь и дождаться союзника, который был в двухдневных
переходах, но почему-то не сделали этого. Еще одной загадкой
стало то, что они начали сражение, не использовав своего
извечного превосходства – стрелкового оружия. Ведь в любом
сражении или штурме города они осыпали противника тысячами
стрел, которые «закрывали солнце и делали день похожим на
ночь», а учитывая меткость стрельбы, наносили ему очень
серьезный урон и подавляли морально. Можно предположить, что
передовые российские полки своим внешним видом не вызывали у
степных ханов особого опасения и они рассчитывали, что
сомнут их нахрапом, одним мощным ударом.
Трудно определить, делал ли это Дмитрий сознательно или по
необходимости, но наиболее подготовленная и хорошо
вооруженная часть войска – княжеская дружина – находилась
не в передовой линии бойцов, а была спрятана в засаде.
Дальновидные нарушения
Неизвестно, кем было принято решение, сыгравшее главную роль
в победе, но лучшие силы русских были поставлены именно за
полком левой руки. Как будто Дмитрий и его воеводы
предвидели, что этот полк начнет свое медленное отступление
лишь одним своим флангом, вынудив ордынцев повернуться
спиной к дубраве. Если бы удар пришелся на полк правой руки,
помочь ему из засады было бы весьма проблематично.
Так или иначе, но азиатский принцип ведения сражения – если
ты слаб, притворись сильным, а если силен, притворись
слабым, – хорошо прослеживается в порядке построения
московских полков и в ходе самой битвы.
Князь пошел еще на целый ряд действий, нарушавших традиции
ведения боя, но существенно повлиявших на его исход.
Первое, что следует отметить, это беспрецедентный акт с
переодеванием полководца в доспехи рядового воина и уход его
в передовой полк. Это был не просто акт высочайшего
мужества, против которого возражали абсолютно все князья и
воеводы, но и дальновидный стратегический расчет. Полководец
и его стяг во всех битвах Средневековья – это символ,
моральный стержень всего войска. Смерть полководца или
просто захват его знамени – начало окончательного разгрома
для одних и конец организованного сопротивления для других,
символы поражения и победы. Перейдя в доспехах рядового
воина в передовой полк, Дмитрий как бы отменил прежнюю
систему символов и создал абсолютно новую. Теперь никто не
мог с достоверностью сказать, жив великий князь или нет, и
должен был биться до победы. Это и произошло во время битвы
– одетый в великокняжеские доспехи Михаил Бренко был убит, а
знамя подрублено, но полки не дрогнули.
Поединок богатырей перед битвой тоже был проведен
нетрадиционно. На бой с ордынским воином выехал биться не
князь или воевода в хороших боевых доспехах, а инок
Пересвет, который, хотя и обладал военным опытом и огромной
физической силой, был одет лишь в монашескую рясу. Это был
огромный, но оправданный риск, еще раз подчеркивающий, что
церковь, призывавшая раньше к смирению, теперь сама идет во
главе христианских полков. Единоборство закончилось гибелью
обоих, «и спадоша оба на землю мертви», но моральная победа
осталась все же за Русью – ведь ордынец вышел на поединок в
полном боевом вооружении.
После поединка началось сражение, хорошо описанное во всех
учебниках истории. Передовой полк, как и предполагалось, лег
там, где стоял, не сделав ни шагу назад. Ордынцы навалились
на центральный полк, прорвались к великокняжескому знамени,
подрубили его и лишь помощь резервного полка частично
восстановила боевые порядки. Через какое-то время Мамай,
чувствуя приближение перелома в ходе битвы, бросил в бой
свою резервную конницу, направив ее на полк левой руки. Под
этим страшным напором полк начал медленно отходить, но, как
уже говорилось, лишь одним левым флангом, разворачивая
нападавших спиной к дубраве, где уже несколько часов в
бездействии томились лучшие силы московского князя во главе
с его братом Владимиром Андреевичем и «мудрым воеводой»
Боброком Волынским. Можно лишь предположить, что такая форма
отступления была оговорена заранее.
Ордынцы, самонадеянно бросив против открыто стоящих
московских полков все свои силы, так и не удосужились
послать вперед хотя бы небольшую фланговую разведку. Именно
за эту элементарную ошибку они поплатились полным и
катастрофическим разгромом.
Веселие и отвага
Удар во фланг и тыл уже сильно уставшим от битвы войскам
свежих и лучших сил был настолько стремителен и страшен, что
ордынцы были мгновенно опрокинуты и бросились спасаться
бегством, заражая паникой и сминая по пути собственную
пехоту.
Московские полки «били и секли» разбитое мамаево войско и
гнали его до реки Красивая Меча, а конные дружинники – «до
самых станов».
Потери российских войск были огромны – «и хто может сих
изчислити?» Восемь дней оставшиеся в живых оказывали помощь
раненым (кстати, и ордынцам тоже), хоронили убитых и
собирали оружие. Но во всех русских княжествах в это время
уже звонили во все колокола в честь этой великой победы –
«уже ведь по русской земле распространилось веселие и
отвага, и вознеслась слава русская». Великий князь
московский Дмитрий Иванович, прозванный за свое мужество и
огромный полководческий талант Донским, становится
национальным героем и навеки вносит свое имя в списки
великих русских полководцев.
До окончательной победы над степными ордами было еще очень
далеко. Ровно сто лет русские княжества будут выплачивать
дань и подвергаться опустошительным набегам и нашествиям. Но
два словосочетания – «Куликово поле» и «Дмитрий Донской»
станут в эти тяжелые времена собирания сил важнейшими
символами необходимости объединения всех русских земель для
борьбы за независимость.
Впервые за всю историю цивилизаций оседлому земледельческому
обществу удалось не просто выстоять в оборонительном бою, а
победить в открытом сражении в поле. Куликовская битва
показала, что за полтора века монгольского ига наш народ
многому научился у своего злейшего врага, а противник так и
остался в своем развитии на прежнем уровне. Русское боевое
искусство, впитав за это время очень многое из азиатской
военной культуры, шагнуло далеко вперед. Не имея
материальной возможности содержать большие, хорошо обученные
дружины, способные сравняться по численности с монгольскими,
в поле вышел сам в о о р у ж е н н ы й н а р о д.
Маневренности, прекрасной военной подготовке и
индивидуальному умению владеть оружием он противопоставил
готовность к самопожертвованию и единство.
Впереди еще были десятки и сотни побед и поражений. Но о них
помнят лишь специалисты. 8 сентября 1380 года будет всегда
помнить народ."
|
