|
" — Николай Константинович, на заслуженный отдых не собираетесь?
— Не собираюсь. Я даже уверен, что буду трудиться до конца своей жизни. Мне нужно сделать еще кое-что важное.
— Поделитесь — что?
— Поделюсь. Повышение нефтеотдачи пластов — я оказываю содействие в распространении этого метода. Решение этой задачи меня и мобилизует.
Вообще-то моя бабушка умерла в 105 лет. Кто знает, может быть, энергия и долголетие передались мне на генном уровне?
— А я читала, что вас гипнозом лечила Джуна и сказала, что благодаря ей вы помолодеете лет на тридцать.
— Неправда. Джуна мне частенько предлагала воспользоваться ее услугами. Полечиться. Но я в подобные вещи не очень-то верю. Она даже обижалась на меня. Хотя я помог ей. Перевез ее в Москву, помог открыть центр. Вот кого Джуна лечила, так это Брежнева. Леонид Ильич как-то меня попросил, чтобы я ее привел к нему...
Я многим помогал. Даже Алле Борисовне еще в 80-х помог купить заграничные инструменты... Да, много помогал и много работал.
“Берия не пустил меня в ресторан”
— Писали, что в 30-е вас чуть было не обвинили во вредительстве. Как же после этого еще удалось и карьеру сделать?
— Некоторые люди, с которыми я работал, оказались подлецами. Хотели приклеить мне клеймо — враг народа. Чтобы избежать расследования этого грязного дела, я пошел служить в Красную Армию. Меня на Дальний Восток отправили. Первый год был рядовым, а после мне присвоили звание лейтенанта артиллерии. Помню, приходилось во время марш-бросков ночевать, к примеру, в тайге при температуре 40 градусов мороза в канавах.
После службы вернулся в Баку, меня через короткое время назначили главным инженером, после — управляющим трестом “Ленин-нефть”. Так я и дошел до крупного руководителя.
— В 42-м вас назначили на должность первого замнаркома нефтяной промышленности. Вы стали замом Кагановича. Читала, с ним непросто было работать.
— Человеком он был суровым. Боялись его до жути. Мог запросто обругать или ударить подчиненного. Бывало, поговорит по телефону и бросает трубку так, что аж телефонный аппарат вдребезги. А еще были случаи: провинится подчиненный, а он, не разобравшись, кто прав, кто виноват, — приказ об увольнении. На его совести гибель многих руководящих работников.
— А вам не попадало от “железного наркома”?
— Все было. Поэтому и обстановка в наркомате была напряженная. Наркомы и их заместители работали в сталинском режиме. То есть и днем и ночью находились на рабочем месте. Представляете, по-моему, часов в пять утра Поскребышев, завсекретариата ЦК, обзванивал всех и сообщал: мол, Сталин уже отдыхает. И только тогда уходили спать Берия, Молотов и прочие члены Политбюро.
“В ярости Каганович схватил меня за грудки — в этот момент он был страшен — и с неимоверной силой оттолкнул в сторону. Я бы скорее всего упал, но успел ухватиться за край стола”.
Из воспоминаний Байбакова “40 лет в правительстве”
— Говорят, и женились только благодаря Кагановичу?
— Это уж точно. А что же, если мне сам Берия в ресторан запретил ходить!
— Неужели Берия так и сказал: “Байбаков, в ресторан ни ногой!”?
— Рассказываю. Как-то раз я пошел в ресторан на день рождения одного наркома. На следующее утро звонит мне Берия и говорит: “Что за бардак, по ресторанам ходишь? Этого еще не хватало!” Так что по ресторанам я не ходил. Да и времени не было.
Однажды Каганович сказал: мол, тебе уже почти тридцать, а ты все не женат. Я решил — надо жену подыскать. Девушка одна работала у нас референтом. Симпатичная. Звали Клавдией. Я предложил ей сходить в кино. После сказал: “Мне ухаживать некогда. Если я тебе понравился, выходи за меня. Можешь подумать полчаса”. Так и поженились. А жили мы с Клавой душа в душу.
“Байбаков, я вас расстреляю!”
— Вам часто приходилось общаться со Сталиным. Помните первую встречу?
— А как же! Когда меня назначили наркомом нефтяной промышленности, он вызвал меня к себе. Помню, беседа состоялась короткая, деловая. Спросил только: “Что нужно для восстановления нефтяной промышленности?” Я ответил: “Оборудование, строительные организации”. Сталин тут же снял трубку: “Лаврентий, к тебе придет Байбаков, все, что он у тебя попросит, выполни”. Слов Сталина было достаточно. Все, что мне было нужно для работы, Берия выделял.
— Во время войны вас направили на Северный Кавказ. Известно — несмотря на то, что фашисты дошли до этого региона, им не удалось заполучить нефть. Как вам это удалось?
— Непросто. Война была тяжелым, я бы сказал, испытательным периодом в моей жизни. До сих пор помню такой момент. Шел июнь 42-го. Товарищ Сталин вызывает меня в Кремль. Глянул на меня и сказал: “Гитлер идет на Кавказ. Он объявил, что если не захватит нефть Кавказа, то будет считать войну проигранной. Нам необходимо сделать так, чтобы немцам не досталась и капля нефти. Я вас предупреждаю, если вы оставите хотя бы одну тонну нефти немцам, мы вас расстреляем. Но если вы уничтожите промыслы, а немец не придет на Кавказ и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем”.
Я решился спросить: “А какая же у меня альтернатива?” Он в ответ, так же тихо: “Вы молодой человек... У вас есть?.. — Сталин показал указательным пальцем на висок, имея в виду ум: — Летите. Решайте этот вопрос с Буденным”.
Мне тогда шел 31-й год. Я понимал: если фашисты захватят нефть, то для Советского Союза это станет катастрофой. Если бы это произошло, было бы и самому впору пулю в висок пустить.
Как только я приехал в регион, облетел на маленьком самолетике “У-2” нефтепромыслы. Убедился, что наш фронт отступает. Необходимо было приступать к уничтожению нефтяных промыслов.
— А Буденный вам разрешил?
— Ответственность за уничтожение скважин я взял на себя. Буденный запретил это делать. Но я решил, что необходимо было ликвидировать оборудование. И взорвать электростанцию. Ничего не оставить немцам.
Помню, на пути из штаба меня перехватил Каганович, а он был членом военного совета, и спрашивает: “Как дела?” Я в ответ: дескать, дал команду все уничтожить. Он, повысив тон: “А какое вы имели на это право?” Сказал, мол, Буденный мне не разрешил... Через пару дней весь штаб фронта во главе с Буденным и Кагановичем покинули Краснодарский край. Отступили. А я пошел со своими нефтяниками и партизанами по лесам. По магистралям к Туапсе было двигаться опасно. Фашисты их бомбили. Мы шли 8 дней.
— Вашей жене сообщили, что вы погибли смертью храбрых. Как же так вышло?
— Дело в том, что, когда мы целых восемь дней пробирались к Туапсе, из Москвы в Уфу, куда был эвакуирован нефтяной штаб, направили запрос: куда же подевался Байбаков? Поскольку обо мне не было сведений, то из Уфы ответили: Байбаков со своими товарищами погиб смертью храбрых. Представляете, каково пришлось моей супруге? Она осталась с нашей годовалой малышкой. Но через два дня я дал о себе знать.
Главное, что задачу я выполнил. Нефтяные скважины мы так заколотили железобетоном, что, когда вернулись в те края через полгода, ни одной скважины восстановить не смогли, и пришлось бурить заново.
Водка на каприме
— Признайтесь, Сталина побаивались?
— Конечно, перед встречей с ним я волновался. Он был в курсе всех дел, чрезвычайно осведомлен. Но чтобы я дрейфил — никогда. Я считал, что, коль скоро я руководитель нефтяной промышленности, должен сделать все, чтобы выполнить его указания. Сталин был, конечно, суровым человеком, требовал выполнения всех его приказов. Его можно ругать за то, что погибло много людей. Но он хотел получать результат от работы — это важно. Сталин — гениальный человек. С ним мы и войну выиграли.
— Вы и Хрущева считаете гениальным человеком?
— Ну что вы! Несмотря на то что он меня назначил председателем Госплана, мы с ним конфликтовали. Хрущев вдруг задумал распустить все министерства, которые осуществляли руководство союзными республиками, и передать бразды правления самим республикам. Он спросил меня, что я думаю по этому поводу. Я ответил: “Ликвидировать централизованную систему управления нельзя”. Он в ответ: “Вы просто привыкли к старой системе”. — “Благодаря этому, — ответил я, — мы добились хороших результатов”.
— После этого разговора он вас снял с должности председателя Госплана?
— Точно. И направил руководителем Совнархоза в Краснодарский край, где я проработал шесть лет.
У Хрущева была мания преследования. Много лет спустя я узнал: Никита Сергеевич на меня завел дело. Обвинял в организации государственного переворота. Правда, на допрос меня никто не вызывал.
— Брежнев на вас дело не заводил?
— Нет, он меня снова назначил на Госплан.
Однажды Леонид Ильич пригласил меня к себе на дачу в Заречье. Я приехал. Мы долго разговаривали в его кабинете. Обсуждали планирование. Вдруг Леонид Ильич мне и говорит: “Байбаков, ты мне голову цифрами забил, дальше некуда. Поехали охотиться”. Мы выехали на охоту. Уток стреляли. А на следующее утро на заседании ЦК Брежнев сказал: “Вчера Байбаков меня замучил цифрами. Я всю ночь не спал”.
— А как же вы так планировали, что в стране был дефицит товаров?
— Ошибки были. Я этого не отрицаю. Они могут быть на любой работе.
— Вы входили в состав антиалкогольной комиссии. Зачем виноградники-то позволили уничтожать?
— Виноградники вырубали по инициативе Лигачева. Я как раз был категорически против этого. Вы слышали о каприме? Расскажу вам историю...
На заседаниях этой комиссии часто вставал вопрос, дескать, сколько теряет наше производство от того, что рабочие пьют. То и дело грозили сократить производство спиртных напитков. А я прекрасно понимал: доходы от продажи спиртных напитков намного превышают доходы в других отраслях.
Что же делать? И меня осенило. Вспомнил, однажды мне рассказывали о чудодейственном каприме. Каприм — мягкая растительная основа виноградной кисти. Если ее добавить в водку, крепко не опьянеешь и обойдется без похмелья. Но прежде чем предложить производить подобный напиток, решил испробовать его действие на себе. Пришел ко мне Николай Иванович Рыжков, он в то время был моим заместителем. Мы распили бутылку. На следующее утро чувствовали себя отлично.
На основе каприма выпустили сотни тысяч бутылок водки под названием “Золотое руно”. И отправляли его в Магадан. Там пили больше всего.
“Горбачев бежал как ошпаренный”
— Сколько же вреда России сделали Горбачев и Ельцин, — продолжает Николай Константинович. — С Ельциным я не знаком. Видел только однажды. А Горбачева, еще когда я был председателем Госплана, приглашал поработать в моей организации зампредом по сельскому хозяйству. Он как ошпаренный убежал от меня со словами: “Я не справлюсь!” А через короткое время стал секретарем ЦК по сельскому хозяйству. Представляете?
— Кабинет председателя Госплана находился в здании, где сегодня заседает Госдума. Вы были в своем кабинете уже после ухода с должности?
— А как же? Был. Селезнев меня приглашал. Ох, как же там красиво. Все блестит. Мебель роскошная. Сколько же денег вложили в ремонт моего кабинета…
— Николай Константинович, а кто из сегодняшних министров понравился бы вашему кумиру — Сталину?
— Из сегодняшних? Ну что вы. Хотя... Меня недавно министр промышленности и энергетики Виктор Христенко на прием приглашал. Он хорошо меня принял. Я высказал свою озабоченность тем, что недостаточно вкладывается средств в минерально-сырьевую базу. Стабилизационный фонд нужен для того, чтобы внедрять новые технологии. Христенко согласился.
А вообще-то нет... Я думаю, вряд ли кто-нибудь из сегодняшних пришелся по душе товарищу Сталину... "
от 13.05.2005
|
