|
Справка «Новой»
Татьяна Ивановна Заславская — авторитетный российский социолог, автор нашумевшего в начале восьмидесятых годов «Новосибирского манифеста», в котором давался анализ положения дел в стране. Документ наделал много шума в России и за рубежом, несмотря на то что почти все его копии были изъяты органами госбезопасности.
С приходом к власти М.С. Горбачева и началом перестройки Заславская переезжает из Новосибирска в Москву, где в 1988 году создает Всесоюзный центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). В 1989 году входит в состав Межрегиональной депутатской группы, которую возглавил А.Д. Сахаров.
Публичная политика не помешала Татьяне Заславской успешно заниматься наукой. В последние годы она сосредоточилась на изучении реалий сегодняшней жизни.
– Перестройка была для меня счастливым временем, я очень верила в Горбачева. Наверное, были мудрецы, заранее знавшие, что ничего путного не получится. Но так хотелось верить, что общество вырвется из ловушки!
Первая тревога возникла уже в 1989 году. Накануне Съезда народных депутатов СССР была организована встреча-заседание депутатов — членов КПСС с Горбачевым. И он нам «по-партийному» объяснил, что мы должны говорить на съезде, как думать! И заранее выразил неприязнь к якобы «оппозиционной» Московской группе, в которую я входила. Я тогда подумала: значит, все осталось по-прежнему. И ход съезда во многом подтвердил это. Так что уже тогда возникли сомнения — и в смысле широких надежд на будущее, и в отношении к Горбачеву. А после событий в Сумгаите, Баку, Риге и Вильнюсе тревога, что будет дальше, усилилась.
Но теперь, «с высоты прожитых лет», мне все видится иначе. Я думаю, что многие из демократов не понимали всей сложности положения Горбачева, который знал реальную обстановку, наверное, в сотни раз лучше нас. Горбачева ругают: вот, мол, он первые два года вообще ничего не делал. Но при этом забывают, что он был связан по рукам и ногам, пока не обеспечил себе большинства в Политбюро, чтобы наконец можно было что-то делать. А тем временем многое было упущено.
— Что больше всего не устраивало вас и ваших единомышленников в той модели управления страной, которую принялся осуществлять уже Борис Ельцин?
— Я не стану входить в детали проведенных реформ, важнее влияние, оказанное ими на человеческий потенциал России, на социальное качество ее граждан. Я имею в виду четыре главных вектора. Во-первых, социально-демографическое развитие российской социальной общности. Здесь результаты просто ужасны.
Разница между Россией и США в возрасте умирающих от аналогичных болезней — от 5 до 13 лет. Средняя продолжительность жизни россиян сократилась на целых семь лет. Одна из печальных особенностей России — громадная разница в продолжительности жизни мужчин и женщин: до реформ — 10 лет, а сейчас — 13. За три года самых радикальных реформ (1991 — 1994) за счет повышения уровня смертности умерли 12 миллионов мужчин. А то, что сейчас происходит с медициной, просто петля на шее нации. Для значительной части граждан медицина вообще перестала существовать. Неудивительно, что смертность продолжает расти!
Второй вектор развития — социально-экономический. И здесь нам тоже похвастаться нечем: высокая безработица, слабое использование трудового и квалификационного потенциала, высокий уровень бедности, огромная дифференциация личных доходов. Если разница между доходами десяти процентов самых богатых и самых бедных граждан СССР составляла четыре с чем-то раза (при социально допустимой норме 8—10), то сейчас она не менее 30—40 раз! Доходы 40 процентов россиян не достигают регионального прожиточного минимума, а многие не имеют и его половины! Кто и когда сможет это исправить?
Третий вектор — социокультурный. Речь здесь идет в первую очередь о развитии образования, науки и культуры. Но если в стране ужасающая бедность, то ей ведь не до науки и культуры. У образования — тоже петля на шее. Массовый отсев учащихся из всех классов растет, грамотность выпускников невысока. А про науку, что говорить? Министром науки и образования назначен человек, который, похоже, хотел бы искоренить и то и другое, а министр здравоохранения, на мой взгляд, совершенно равнодушен к людям.
Четвертый вектор — инновационно-деятельностный, отражающий энергетику нации. Это развитие мелкого предпринимательства, разных направлений искусства, социальной и политической активности граждан, что во многом определяет жизнеспособность народа. Собственно, перестройка и затевалась ради оживления общества, жившего по принципу: где бы ни работать, лишь бы не работать. Наш народ пора было разбудить, чтобы он активно занялся созидательной деятельностью.
Я искренне надеялась, что новые правила игры помогут пробуждению народной энергии. Ведь большинство стран — членов мирового сообщества сравнительно быстро развиваются. А Россия по индексу развития человеческого потенциала (данные ПРООН) в 1992 году занимала 30-е место из 175, а сейчас скатилась примерно на 60-е, в связи с чем переведена из категории развитых в категорию среднеразвитых стран.
— В актовой речи при получении Демидовской премии вы тоже уделили большое внимание инновационно-деятельностному потенциалу общества и даже упомянули термин Льва Гумилева «пассионарность». Означает ли это, что пассионарность нашего общества снизилась?
— Да, я думаю, что это так, с учетом его раскола на две противоположные группы. Одну составляют 35 — 40 процентов граждан, деятельностный потенциал которых заметно вырос. Это крупные и средние предприниматели, большинство чиновников, генералы, менеджеры частных фирм, часть деятелей культуры, силовики и др. Они уверены в себе, у них хорошее настроение, они адаптировались к существующей действительности и считают, что жить становится лучше, а власть в основном справляется со своими задачами.
Вторая группа объединяет остальную, т.е. большую часть россиян, которые говорят, что лучше бы перестройка не начиналась, так как прежде они жили лучше, спокойнее. И дело, конечно, не только в доходах. Речь идет о всем комплексе жизненных условий. Возьмите, например, безопасность. Сегодня россиянам ее никто не гарантирует, как, например, в Беслане. Да и те, кто в принципе доволен жизнью, подвергаются постоянной опасности быть взорванными, застреленными, избитыми или искалеченными, в том числе теми, кто призван их охранять.
— Говоря о безопасности, вы хотите подчеркнуть, что лучше жить «без колбасы», но все-таки жить?
— Да уж конечно! Но раз вы заговорили о колбасе, то я бы сказала, что в каком-то «метафизическом» смысле этот немудреный продукт очень точно выбран. Не хлеб, не селедка, а именно колбаса. Потому что она удовлетворяет одну из самых массовых потребностей, и возможность ее покупать — действительно какой-то реальный порог благосостояния. Одно дело, если вы не удовлетворены ассортиментом и качеством колбас, и совсем другое, когда колбасы вообще не бывает в продаже или на ее покупку не хватает доходов.
Между прочим, в 80-е годы одним из доказательств того, что «так жить нельзя», был именно дефицит недорогой и качественной колбасы. Если для широкой массы людей проблемой становится колбаса, то ясно, что это тупик. Это понимали все или почти все. Но как выбираться? Перед реформаторами стояли две задачи.
Первая: создать новый экономический, политический и социальный механизм функционирования общества, открывающий для большинства людей свободу конструктивной деятельности. Эта задача — хуже или лучше — решалась с помощью реформ. Но второй, не менее важной задачей было пробудить и побудить полуспящих граждан к личной и групповой активности, поднять их инновационно-деятельностный потенциал. Реформаторы обязаны были следить за тем, как реагируют люди на изменение правил игры и что с ними происходит.
Про Горбачева мы уже говорили, а вот у Ельцина был уже совсем другой уровень свободы, просто фантастический в соответствии и с Конституцией, и с положением в обществе. Он мог делать практически все, что хотел. Но его реформаторская команда имела абсолютно «технологическое», асоциальное мышление. Я не могу вспомнить ни одного светлого мига, пожалуй, кроме приватизации жилья, когда реформа диктовалась бы интересами людей.
Вот смотрите: у нас гигантское количество политических партий, но я не слышала ни об одной сколько-нибудь заметной партии, которая всерьез, а не демагогически, выдвигала бы в качестве своей цели охрану здоровья, улучшение качества жизни и безопасность россиян. Действующие правила игры установлены в интересах очень узкой группы людей.
— А что больше всего возмущает вас в нынешней власти?
— Бесстыдство и непорядочность. Власть у нас необыкновенно бесстыжая. Вот «Единая Россия»… Я не знаю, как вообще может процветать партия, лозунгом которой служит поддержка конкретного человека, будь он хоть трижды президентом. Это что — «Единый Путин», выходит? Что же, у них вообще нет никаких убеждений, партия «чего изволите?». Ну так и напишите: «Мы — машина для голосования». Но тем, кто ныне правит Россией, следовало бы помнить: обществом можно манипулировать до какого-то предела, и начавшееся социальное брожение показывает, что предел этот уже виден и его легко перешагнуть как той, так и другой стороне."
28.03.2005
|
