|
Смерть Мастера
Напомним, что 17 июля 2000 года на даче в деревне Козынево был обнаружен труп известного российского писателя, автора 13 исторических романов, почетного гражданина Великого Новгорода 72-летнего Дмитрия Балашова. Как установила экспертиза, писатель был зверски избит (многочисленные кровоподтеки, трещина основания черепа, перелом двух ребер), но сама смерть наступила от удушения: шея потерпевшего была затянута веревкой с закрепленным на ней молотком. Версия ограбления отпала сразу же: из дома не было похищено ничего, за исключением автомобиля «Нива». Но и он, брошенный преступниками в центре Новгорода, был обнаружен в тот же день.
Первым, на кого пало подозрение, стал один из сыновей писателя (всего у Балашова 13 детей) Арсений Балашов. Многим из людей, вхожих в дом писателя, было известно о частых конфликтах отца и сына. Началом разлада называют 1995 год. Тогда еще несовершеннолетний Арсений был задержан в Киеве с огнестрельным оружием, и в отношении него возбудили уголовное дело. На оплату услуг адвоката потребовались деньги, но тут Дмитрия и Ольгу (последняя жена писателя, мачеха Арсения) Балашовых ждало новое потрясение. Они обнаружили, что прежде чем уехать на Украину, Арсений прихватил с собой около 2 тысяч немецких марок, заработанных отцом лекциями в Германии.
Арсению был вынесен обвинительный приговор, но, как несовершеннолетний, он попал под действие амнистии. С тех пор отношения отца и сына так и не наладились. Кульминацией стало громкое гражданское дело о разделе лицевых счетов квартиры Дмитрия Балашова, истцом по которому выступил Арсений. Спор рассматривался в городском суде несколько раз и только в начале 2000 г. закончился официально — мировым соглашением, по которому Арсений должен был выписаться из квартиры. Арсений это сделал, но, по словам вдовы писателя, начал угрожать отцу. Отношения между родными по крови людьми были прерваны окончательно. Несколько раз сын пытался поговорить с отцом по телефону, но всякий раз, услышав голос своего отпрыска, писатель бросал трубку. Дело дошло до того, что Балашов-старший обратился к губернатору области Михаилу Прусаку с заявлением с просьбой оградить от притязаний сына.
Конец одного алиби
Все эта информация стала достоянием следствия уже на самых первых его этапах и недвусмысленно указывала на то, кто мог быть заинтересован в смерти писателя. Но Арсения Балашова в Новгороде в те дни не было. Его чуть было не объявили в федеральный розыск. Однако на третий после убийства день Арсений сам явился в прокуратуру. Со своим адвокатом Валерием Алешиным и заявлением, из которого следовало, что к убийству отца он не имеет никакого отношения, о преступлении узнал из теленовостей, а сам в это время находился в Петербурге у сестры Василисы. И хотя сестра с готовностью подтвердила алиби, признать его бесспорным было нельзя. Уже потому, что коллеги по работе (а в то время подозреваемый работал в одной из бильярдных города) утверждали, что в день накануне убийства Арсений был в Новгороде и только говорил всем, будто вечером собирается ехать в Петербург.
Арсения Балашова арестовали. Несколько месяцев проводились следственные действия, которые, однако, оказались безрезультатными. «Эпохальное» для следствия заявление подозреваемый Балашов сделал 13 декабря 2000 года. В этот день, во-первых, он признался, что его «алиби» — ложь: на самом деле в ночь убийства он был не в Петербурге, а в Новгороде, более того — именно в Козыневе. А во-вторых, назвал имя человека, который якобы был непосредственным исполнителем убийства.
Второй подозреваемый
Таким образом, в орбиту следствия и попал Евгений Михайлов, совершенно посторонний Балашовым человек. В то время о Михайлове было известно лишь то, что образование у него – 5 классов вспомогательной школы, незадолго до убийства Балашова он освободился из колонии (условно-досрочно), где отбывал срок за разбой, а непосредственно перед убийством Балашова работал в той же бильярдной, что и Арсений. Михайлов был задержан. И буквально в ту же ночь у следователя по особо важным делам областной прокуратуры Василия Шайноги появился повод рапортовать о «существенных успехах» в деле раскрытия убийства писателя Дмитрия Балашова: Михайлов написал явку с повинной. Она, правда, отличалась крайним лаконизмом и дословно звучала так: «Я, Михайлов Е.С., чистосердечно раскаиваюсь и желаю сообщить об убийстве в д. Козынево писателя Балашова». В ней не было даже утверждения: «Я убил Балашова». Михайлов лишь «желает рассказать об убийстве Балашова». А свои показания следователю он согласился дать только после очной ставки с Арсением Балашовым.
Несмотря на то, что очная ставка по закону проводится только в тех случаях, когда имеются противоречия в показаниях (а пока ни о каких противоречиях в показаниях и речи идти не могло, так как и самих показаний Михайлова в природе еще не существовало), очную ставку провели незамедлительно: с участием адвоката Балашова все того же Валерия Алешина, но при отсутствии адвоката у Михайлова. При этом сама очная ставка отличалась явной монологичностью. Следователь просил сообщить Балашова всё, что он имеет сказать. Тот выдал свою интерпретацию событий. После этого был задан вопрос Михайлову: «Вы подтверждаете данные показания?» Михайлов говорит: «Все было так, как говорит Арсений». Только после этого ему разъяснили право на адвоката.
22 декабря Михайлова дополнительно допросили в качестве подозреваемого (время окончания допроса – 13.55). Тут же предъявили обвинение (14.20). После чего допросили уже в качестве обвиняемого. К этому времени, мать Михайлова уже заключила договор о защите сына с адвокатом Константином Пакиным. И в этот день адвокат Пакин явился в прокуратуру для участия в проведении следственных действий. Однако, следователь Шайнога его мягко отстранил от исполнения своих обязанностей, направив из помещения прокуратуры, где проводился допрос, в изолятор временного содержания.
После успешного проведения всей этой процедуры уголовное дело по обвинению Арсения Балашова в умышленном убийстве было прекращено, а сам он отпущен на подписку о невыезде. Теперь ему в вину вменялось лишь заранее необещанное укрывательство преступления и завладение автомобилем без цели хищения.
Следователь Шайнога при наличии таких китов как «явка с повинной», «чистосердечное признание» и т.д. ударно закончил дело, направив его в суд.
Согласно обвинительному заключению, события в Козыневе разворачивались таким образом. Балашов и Михайлов отправились на дачу с единственной целью — отдохнуть. Балашов-старший их принял, втроем они сели за стол и по доброй русской традиции начали выпивать. Потом Арсений вышел из-за стола и отправился на балкон покурить. В этот-то момент между Михайловым и Дмитрием Балашовым и разразилась ссора. Когда Балашов-младший спустился в мастерскую, то увидел, что отец лежит в луже крови, а над ним возвышается Михайлов. Увидев это, испугавшись, а также из-за «неверия в правосудие», Балашов, якобы, имитировал ограбление: разбросал вещи, завалил труп отца строительным хламом, а потом стал искать ключи от машины. Когда нашел, Балашов и Михайлов бежали на писательской «Ниве» из Козынева. Тем же утром Балашов сел на электричку в С.-Петербург, чтобы обеспечить себе алиби.
Скандал в суде
На первом судебном заседании Балашов держался этой версии, Михайлов на основании ст. 51 Конституции РФ отказался от дачи показаний. Единственный человек, который не мог согласиться с версией, вполне устроившей следствие, была Ольга Балашова, вдова писателя, которая как никто другой знала, какие отношения были между ее мужем и его сыном. Она не могла допустить, что Арсений отважился бы «просто так» поехать к отцу в гости. Не могла допустить и того, что Дмитрий Балашов принял сына – да еще среди ночи, да еще и с незнакомым человеком. И «совместное распитие» было для нее допущением из области фантастики. К тому же, в трупе потерпевшего экспертиза не обнаружила следов алкоголя. Вдова и ее адвокат Игорь Климов заявили ходатайство о проведении дополнительного расследования. Оно было удовлетворено судом, но, по протесту прокуратуры, областной суд вновь вернул дело в суд первой инстанции для рассмотрения по существу.
Вторично Новгородский районный суд под председательством Андрея Соколова рассмотрел дело об убийстве писателя Балашова в октябре 2001 года. И вот тут-то грянул гром. Основной обвиняемый, Михайлов, согласился теперь дать показания, заявил, что убийство совершил вовсе не он, а Арсений Балашов, а все его признания на предварительном следствии — результат психологического воздействия следователя Василия Шайноги и оперативного сотрудника милиции Сергея Ершова. Они обещали: если Михайлов возьмет вину на себя, то получит минимальный срок и «общий режим» неподалеку от дома — в валдайской колонии. По словам подсудимого, свои посулы они подкрепляли тем, что дело будет рассматривать «знакомый» судья, который «в курсе». Но теперь, утверждал Михайлов, увидев в кресле председательствующего Андрея Соколова, понял, что все обещания — блеф: именно Андрей Соколов был тем судьей, который уже выносил приговор Михайлову несколькими годами ранее (тот самый разбой), и Михайлов по прошлому опыту знал, что Соколов – судья справедливый, бескомпромиссный, и на «договор» со следователем не пойдет.
Что же касается существа дела, то в версию Балашова-младшего он внес несколько иных красок. Михайлов соглашался с тем, что в ту ночь они действительно ездили в Козынево. Но отнюдь не с целью «отдохнуть» Смысл поездки был иной: накануне Балашов несколько раз подходил к Михайлову – «как к судимому» – и просил «подстраховать», когда сам Арсений пойдет к «какому-то старику выбивать долг». За «работу» обещал деньги. Не сразу, но Михайлов согласился. И, по его версии, действительно «страховал», когда товарищ ходил «разбираться» со стариком. Что «разборка» окончилась смертью, узнал только тогда, когда сам пришел в мастерскую и увидел труп пожилого мужчины.
Странный приговор
Надо сказать, что правдоподобность именно этой версии подтверждали и двое косвенных свидетелей. Во-первых, был допрошен бывший сотрудник УВД Евгений Фельдман, который водил дружбу с адвокатом Балашова Валерием Алешиным. Согласно показаний Фельдмана, за несколько месяцев до убийства Балашова между ним и Алешиным состоялся разговор (во время вечеринки), в ходе которого Алешин сообщил, что «его друг Арсений Балашов заинтересован в убийстве своего отца и ищет того, кто мог бы помочь с отцом «разобраться». В тот вечер Алешин был нетрезв, и Фельдман почел его слова за пустую болтовню, но когда убийство произошло, они предстали совсем в ином свете. И Фельдман по доброй воле пришел в прокуратуру, чтобы сделать заявление. Вторым человеком, подтверждавшим наличие умысла у Балашова, был некто Андрей Новоселов. Уже осужденный, к тому времени, за другое преступление, на предварительном следствии он подтверждал, что накануне убийства Арсений обращался и к нему с просьбой «поехать в деревню, разобраться со стариком, взять ключи от городской квартиры, забрать из нее вещи». Новоселов понял, что речь идет о физической расправе и от соучастия уклонился.
С учетом всех обстоятельств, складывалась не совсем та картина, что нарисовало предварительное следствие, и судья Соколов направил дело на дополнительное расследование, согласившись с тем, что предварительное следствие проведено неполно и с нарушениями УПК. При этом сделал вывод: «Суд считает, что в убийстве принимали участие оба подсудимые».
Доследование, однако, не состоялось и на сей раз. Президиум областного суда отменил определение районного, полагая, что по прошествии такого времени невозможно добыть новые доказательства вины того либо другого.
В третий раз Новгородский районный суд (теперь уже под председательством Сергея Клюбина) рассмотрел «дело Балашова» в апреле 2002 года. Позиции всех участников процесса остались прежними. Балашов держался версии о «внезапно возникшей ссоре» отца и Михайлова. Сам Михайлов обвинял в убийстве Балашова.
По сути, на этом этапе суд располагал только этими взаимоисключающими версиями двух подсудимых. Никаких иных доказательств их вины в активе не было: на даче в Козыневе не удалось обнаружить ни единого отпечатка пальца. Тем не менее, прокурор Петр Мамкин полагал, что квалификация действий подсудимых, которая была дана предварительным следствием, подтвердилась и в судебном заседании. Адвокаты же считали, что, не подтвердилось ничего. Игорь Климов в очередной раз ходатайствовал о доследовании. Константин Пакин просил суд оправдать его подзащитного, утверждая, что признательные показания Михайлова, которые он дал на первоначальных допросах, были получены следствием «обманным путем» и представляли собой «сделку», а потому не могут использоваться для доказательства виновности подзащитного. Совершенно алогичным, по мнению адвоката, было поведение Балашова-младшего и после совершенного убийства. Если следовать логике и допустить, что его совершил Михайлов, то, узнав о преступлении, сын должен был сразу же сообщить об этом в милицию. Вместо этого Арсений сделал все, чтобы создать иллюзию ограбления, и вместе с Михайловым бежал из Козынева. Затем, уже в Петербурге принудил сестру Василису лжесвидетельствовать, дабы создать ему алиби. Такое поведение, по мнению адвоката, как раз и подтверждало виновность в убийстве именно Балашова.
Логика адвокатов, однако, не смогла поколебать избранную стороной обвинения картину преступления. Приговором суда стал некий компромисс: несмотря на то, что общественное мнение склонялось к мысли, что Арсений Балашов отделается условной мерой наказания, суд приговорил обоих к реальному лишению свободы: Михайлова - к 14 годам в колонии особого режима, Балашова - к 4 годам в колонии общего режима. В качестве мотива преступления были указаны все те же «внезапно возникшие неприязненные отношения». Некоторые выдержки из приговора, демонстрирующие, насколько же может суд упростить реальную жизненную ситуацию, просто нельзя не привести: «Когда Арсений Балашов куда-то вышел, Д.М. Балашов позвал Михайлова в мастерскую и стал показывать какие-то свои изделия из дерева. Д.М. Балашов расхваливал себя, говорил, что «вы, молодые, ничего не умеете делать, а он сам дом построил, да еще романы пишет». Обозвал его алкоголиком, а своего сына Арсения – бездельником, после чего они поссорились. Д.М. Балашов схватил с верстака какую-то «железяку» и хотел его ударить. Но не успел, так как сам Михайлов начал наносить удары. Михайлов разозлился, обмотал шею Д.М. Балашова подобранной на полу веревкой, которую закрутил ручкой молотка, пока Д.М. Балашов не перестал сопротивляться».
Сенсацией прозвучало заявление вдовы писателя Ольги Балашовой. Она отказалась от гражданского иска (ранее была названа сумма в 1 млн. рублей, которую вдова намеревалась потратить на организацию музея Дмитрия Балашова). По той причине, что она по-прежнему была уверена: организатором убийства и одним из исполнителей был ее пасынок.
Дороги разошлись
После того, как приговор вступил в законную силу, дороги всех участников «козыневской драмы» решительно разошлись. Михайлов был этапирован в колонию особого режима в далекий Соликамск, Балашов-младший – в ближайшую от Новгорода колонию общего режима города Валдай. Перемены коснулись судеб и еще двух людей, задействованных в этом деле: Василий Шайнога получил повышение в должности (ныне – помощник прокурора области), Сергей Клюбин пересел из кресла судьи районного суда в кресло судьи суда областного.
Единственным, кто попытался еще раз оспорить приговор, стал адвокат Пакин. С надзорной жалобой он обратился в судебную коллегию по уголовным делам Верховного суда РФ. В ней он доказывал, что ни во время предварительного, ни в процессе судебного следствий не было получено никаких объективных доказательств того, что убийство писателя совершил именно его подзащитный. А в основу приговора суд положил лишь противоречивые показания Арсения Балашова, который, в отличие от Михайлова, был заинтересован в смерти своего отца. И этому есть документальные подтверждения.
Спустя год после вынесения приговора Новгород узнал о результате рассмотрения жалобы в Москве: Верховный суд РФ направил в Новгородский областной суд представление с рекомендацией отмены судебных решений в отношении Евгения Михайлова. Что вскорости и было сделано Президиумом областного суда.
Четвертая попытка
Таким образом, в сентябре уже 2003 года Новгородский районный суд предпринял четвертую попытку разобраться в том, что же на самом деле произошло в Козыневе. На этот раз, правда, скамья подсудимых была подготовлена для одного Михайлова. Арсению Балашову, в отношении которого приговор никто не оспаривал, теперь была отведена только роль свидетеля.
Нынешнее судебное следствие принесло новые сюрпризы. В числе прочих свидетелей был допрошен и оперативный работник милиции Сергей Ершов. Именно его Михайлов назвал в числе двух работников правоохранительных органов (первый – следователь Василий Шайнога), «воздействовавших» с целью получения нужных следствию показаний. Сам Ершов, разумеется, утверждал, что никакие сомнительные «меры воздействия» допущены не были. Резким диссонансом с таким утверждением прозвучали показания сожительницы подсудимого Елены Макаровой, подтвердившей на суде, что в период предварительного следствия Михайлова даже привозили из СИЗО к ней домой и оставляли «влюбленных» вдвоем: с глазу на глаз. Кроме того, трижды (в нарушение инструкции, предусматривающей, что свидание может проходить только в присутствии сотрудников СИЗО) один на один оставляли их и в следственном изоляторе. С какой целью? По мнению адвоката, лишь для того, чтобы Михайлов был более покладист и не сомневался, что со своей стороны сотрудники правоохранительных органов тщательно выполняют «устный договор» и создают «режим наибольшего благоприятствования». Все эти «послабления», уверен сейчас Михайлов, были элементами его «обработки». А он, в свою очередь, верил, что ради него готовы расстараться.
Такая доверчивость, по мнению психиатров, легко объяснима. Еще в детском возрасте Михайлову был выставлен диагноз «олигофрения». А одна из характерных особенностей таких людей, – повышенная внушаемость, «они легко попадают под чужое влияние и могут стать орудием в чьих-то руках». Это, убежден адвокат Пакин, одна из причин, почему Михайлов на предварительном следствии согласился взять вину на себя. Но эта причина – не единственная.
Многократно Константин Пакин заявлял и о том, что в отношении его подзащитного было нарушено право на защиту. Только в ходе четвертого по счету судебного разбирательства это получило официальное подтверждение. Судья Лидия Львова, председательствующая на процессе, вынуждена была удовлетворить ходатайство адвоката об исключении из материалов дела пяти важных процессуальных документов, как полученных с нарушением закона: двух протоколов очных ставок между Михайловым и Балашовым, протоколов допросов Михайлова в качестве подозреваемого и обвиняемого, где он брал вину на себя, протокол следственного эксперимента с участием подсудимого в Козыневе.
Четыре из этих документов появились в самом начале следствия, как раз тогда (в условиях «форсирования» процесса), когда у Михайлова вообще не было адвоката, хотя в таких случаях (психическое заболевание) участие защитника – непременное требование закона.
У пятого (протокол одной из очных ставок) тоже любопытная судьба. Первоначально договор о защите Михайлова был заключен именно с Пакиным. Но неожиданно Михайлов написал заявление об отказе от адвоката. По показаниям подсудимого, сделал он это исключительно под давлением следователя Шайноги, обещавшего стать для парня «и отцом, и матерью, и адвокатом, и прокурором». К этому времени, однако, следствие уже получило подтверждение того, что Михайлов страдает олигофренией. И без адвоката, стало быть, никак нельзя. Тогда Михайлову подыскали другого адвоката (по назначению) – Анну Киселеву. Причем сегодня ни для кого уже не секрет, что эту кандидатуру подыскал не кто-нибудь, а Валерий Алешин. Тот самый который был представителем интересов Балашова-младшего еще со времен его попытки разделить отцовскую квартиру в порядке гражданского судопроизводства.
С участием Киселевой и была проведена очная ставка, признанная судом не имеющей юридической силы. Впрочем, именно вопрос «участия» и вызвал у суда сомнения. Дело в том, что в протоколе очной ставки ее фамилия есть. А в документах следственного изолятора памятка о посещении в тот день Киселевой следственного изолятора отсутствует. Да и дежурный СИЗО, вызванный в суд в качестве свидетеля, утверждал, что на самом деле в тот день адвоката Киселевой в СИЗО просто не было: данные всех посетителей изолятора вносят в специальный журнал, и «не заметить» адвоката, конечно же, не могли.
Свобода вместо 15 лет лагерей
После исключения из материалов дела этих документов позиция стороны обвинения стала очень шаткой. Тем не менее, государственный обвинитель Денис Герасимов запросил у суда 15 лет лишения свободы.
Оглашенный 4 декабря судьей Лидией Львовой приговор стал сенсацией: на этот раз суд пришел к выводу, что доводы Михайлова о непричастности к совершению преступления не опровергнуты доказательствами, представленными стороной обвинения. Да и, собственно, последнее, что осталось в деле из «доказательств», это показания самого Арсения Балашова. Год назад суд признал их логичными и последовательными. Теперь ни от логичности, ни от последовательности не осталось камня на камне.
Из приговора: «Свидетель Балашов А.Д. показал о том, что между отцом и Михайловым в тот вечер произошла ссора, однако это обстоятельство вызывает сомнения и не подтверждается другими доказательствами. Так, допрошенная в судебном заседании потерпевшая Балашова О.Н., свидетели Поветкин В.И., Александров Д.И. характеризуют потерпевшего как исключительно выдержанного, спокойного человека, терпимого к недостаткам других людей, умеющего тактично и вежливо общаться с незнакомыми людьми. Подсудимый Михайлов пояснил, что до этого вечера с потерпевшим не встречался, никаких отношений с ним не имел, поэтому причин для ссоры и убийства у него не было. При таких обстоятельствах выводы обвинения о том, что Балашов Д.М. так оскорбил Михайлова Е.С., что тот, впервые видя человека, совершил убийство, суд считает несостоятельными… Суд критически относится ко всем показаниям свидетеля Балашова А.Д., поскольку они противоречивы и не согласуются с другими доказательствами».
Таинственный третий
Так кто же убил писателя? Вопрос остается открытым, как и три года назад. Сейчас семитомное уголовное дело вновь направлено в областную прокуратуру.
По мнению адвокатов Константина Пакина и Игоря Климова, фиаско представителей правоохранительных органов – прямое следствие того, что на начальных этапах следствие пошло по пути наименьшего сопротивления: вместо того, чтобы устанавливать доказательства вины либо того либо другого, следствие вступило в «сговор» с одним из подозреваемых. Добившись же от него явки с повинной, не потрудилось даже о том, чтобы подкрепить ее иными доказательствами. У Михайлова даже не изъяли одежду, в которой он был одет в ночь убийства, хотя, по словам самого Михайлова, она не была им уничтожена. Следствие не проработало и другую версию: о том, что в ночь убийства на даче кроме убитого Балашова было не два человека, а три. На кухне при осмотре места происшествия нашли три окурка. Сам писатель не курил и не выносил запаха табака. Судебно-биологическая экспертиза пришла к выводу, что слюна на окурках не могла произойти ни от Михайлова, ни от Арсения Балашова.
Сегодня Михайлов утверждает: третий человек, действительно, был. И снова две взаимоисключающие версии. По показаниям Балашова, в Козынево они поехали с «частником», которого случайно «поймали» в городе. По показаниям же Михайлова, никого они «случайно не ловили»: водитель машины ждал их специально в условленном месте. Этого человека он видел впервые, всю дорогу Михайлов сидел на заднем сиденье, к тому же была ночь, и запомнить его приметы Михайлов не смог. По приезду в Козынево водитель вместе с ними пошел к писательской даче. После чего Михайлова оставили на улице «на шухере», а Балашов и неустановленный следствием мужчина забрались в дом, предварительно разбив окно… И очень многое в этой версии правдоподобно. Во-первых, окурки. Во-вторых, молоток, которым была закручена веревка на шее писателя, не опознала ни Ольга Балашова, ни остальные домочадцы: это был чужой молоток! А, по словам Михайлова, единственное, что взял с собой водитель, – молоток.
Версия о присутствии в доме третьего человека была вообще проигнорирована следствием. Хотя, по мысли того же адвоката Пакина, она все ставит на свои места: слабосильный, больной туберкулезом Михайлов, считает адвокат, изначально был нужен преступникам только для того, чтобы исполнить роль… козла отпущения. Для этой роли он подходил идеально: олигофрен, которого можно убедить, в чем угодно, ранее уже судимый, да и просто слабый человек. О продуманности и тщательной подготовке преступления говорит хотя бы тот факт, что незадолго до трагедии в Козыневе Балашов-младший специально брал у своего друга адвоката Валерия Алешина учебники по криминалистике.
Несмотря на то, что, по словам первых чинов прокуратуры и милиции, на раскрытие этого убийства «были брошены лучшие силы», сегодня они расписались в полном своем бессилии.
В своем выступлении в судебных прениях адвокат Пакин привел результаты опроса фонда «Общественное мнение», согласно которым из 1,5 тысяч опрошенных россиян только 26 процентов доверяют прокуратуре, большинство же убеждено, что ее сотрудники в своих действиях руководствуются не только законом, но и иными соображениями: «Причины этого не только в объективных трудностях, но и в отношении непосредственных исполнителей к своим служебным обязанностям, а порой и в желании как можно быстрее «закрыть» то или иное уголовное дело, отрапортовав начальству и общественности, что преступление раскрыто».
«Дело Балашова», по мнению адвоката, как нельзя лучше иллюстрирует это утверждение. И сейчас, несмотря на 3 года и 4 месяца, прошедшие после убийства, достоверно установлено только событие преступления: дата, время, место и причина смерти Дмитрия Михайловича Балашова.
|
