"– В свое время вы оказались у истоков разоблачения связей русской православной церкви с КГБ, когда выступили в 1992 году на Архиерейском соборе с заявлением по поводу митрополита Мефодия. Если я не ошибаюсь, вы и сами признались тогда, что были завербованы КГБ. Как и многое в те годы, это оказалось бурей в стакане воды, не возымело никаких последствий. Как сегодня вы относитесь к тому, что РПЦ сотрудничала с репрессивными органами?
– В вашем вопросе есть несколько неточностей. В 1991 году я заявил, что имел контакты с органами КГБ. Это не было покаянием, но лишь констатацией того факта, что в течение 18 лет я общался с представителями органов. На Соборе 1992 года я действительно был сторонником создания комиссии по изучению контактов духовенства и прежде всего высших иерархов с госбезопасностью. Я никогда не осуждал и не обвинял тех, кто сотрудничал. Я хотел, чтобы комиссия выявила тех, кто предавал, клеветал, доносил на прихожан: такие духовники действительно заслуживали наказания – изгнания из наших рядов. Сам я контактировал с КГБ, но стукачом не был. А контактировать я был вынужден: такова была система. И я уверен, что подавляющее большинство архиереев вынуждены были вступать в контакты с органами. Весь вопрос в том, каков был стиль этих контактов: одни выслуживались и делали все, что им велели. Другие могли спорить, не соглашаться, отстаивать свою правду, как это делал я. В самих же контактах с КГБ я ничего предосудительного не вижу: это был орган государства, а мы – его граждане.
– И каяться тут не в чем?
– Публичное покаяние не есть покаяние, а лишь демонстрация. Не случайно публичные покаяния отменены христианской церковью еще в третьем столетии.
– А ваше отношение к митрополиту Мефодию? В ваших выступлениях начала 90-х он фигурировал именно в качестве человека, сделавшего церковную карьеру благодаря сотрудничеству с КГБ. Или он тоже только вынужденно «контактировал», не нанеся ущерба ни конкретным людям, ни репутации православной церкви в целом?
– О митрополите Мефодии я говорил: не исключаю, что он кадровый сотрудник КГБ. Это было мое предположение. Когда-то мы с ним были не только коллегами по работе в Отделе внешних церковных сношений, но даже друзьями. Однажды я с ним поделился конфиденциальной информацией, а он меня выдал. Из этого случая я и сделал вывод, что он контактирует с КГБ не только во имя пользы церковной, но и преследует свою выгоду.
– А вообще, на ваш взгляд, имеет ли моральное право стать верховным иерархом человек с прошлым сотрудника КГБ?
– Я совершенно этого не исключаю. История Христовой церкви знает много примеров того, когда ее возглавляли не очень достойные лица. Патриарха избирает Поместный собор, участники которого руководствуются не только объективными, но и сугубо личными мотивами. Мы, верующие, уповаем на промысел Божий. Но он и попущает быть избранными недостойным представителям высшего духовенства.
– А как вообще, на ваш взгляд, должны строиться отношения церкви и светского государства?
– Церковь должна осуществлять свою спасительную миссию, а ее представители – как можно меньше заигрывать с власть имущими. Церковь должна оценивать действия общества и власти исключительно с нравственной позиции. Наша церковь долгие годы находилась под гнетом атеистического государства, а теперь, получив определенную свободу, сама порой хочет вещать, советовать властям, вмешиваться в политику...
– Это немудрено: сегодня церковь в России окружена почетом и уважением, порой даже чрезмерным, показным. Первые лица государства ходят в церковь, отстаивают торжественные молебны... Нужно ли церкви это преувеличенное внимание со стороны светского государства?
– Это очень опасное явление. Большинство верующих, видя представителей власти в храме со свечой в руке, не верят в их искренность. Наше общество безрелигиозно – не надо путать это с атеистичностью, – у нас люди ни во что не верят. Власти лишь демонстрируют свою лояльность церкви, а по сути дела, церковь находится в сложной ситуации. Ее собственность ей не принадлежит. По новому закону о земле церковь должна выкупать земли, на которых построены храмы. Но где она возьмет на это деньги? В этом смысле в Литве все устроено куда правильнее. Есть хорошие, справедливые законы, и я руководствуюсь ими и не завишу от отношения ко мне власти. Власти приходят и уходят, а законы остаются. То, что сегодня в России церковь обласкана первыми лицами государства, ничего, кроме тревоги, у меня не вызывает.
– Вы затронули свой опыт служения в Литве. Здесь, в России, много говорят о плохом отношении к русским в балтийских государствах и, следовательно, о плохом отношении к православной церкви. Так ли у вас все плохо?
– Ситуация очень различна в трех балтийских государствах. В Литве она наиболее благоприятная. Все, кто хотел, с самого начала взяли литовское гражданство, независимо от национальности. В Литве проживают 219 тысяч русских, подавляющее большинство – больше двухсот тысяч – приняли местное гражданство. По прошлогодней переписи населения, в Литве 141 тысяча православных. Церкви возвращена ее собственность, доходы церкви и духовенства не облагаются налогами. У нас, представителей православной церкви, абсолютно такие же права, как у католиков, коих среди местных верующих более 90 процентов.
– Раз уж зашел об этом разговор: вы живете и служите в государстве, где подавляющее большинство верующих – католики. Как вы считаете, не пора ли потеплеть отношениям между римско-католической церковью и православной? Верна ли «твердокаменная» позиция некоторых иерархов православия по отношению к возможному приезду в Россию Папы Иоанна Павла II?
– Мне трудно комментировать точку зрения Святейшего Патриарха на визит Папы. Но ведь и Ватикан занимает отнюдь не братскую позицию в отношении православной церкви. Я участвовал в процессе сближения Москвы и Ватикана, меня даже считают прокатоликом, тайным католиком. И я действительно с большим уважением отношусь к католической церкви в целом. Но Ватикан – это не вся католическая церковь. К примеру, в Литве на официальном уровне отношения между католической церковью и православной достаточно холодные, а на человеческом, на уровне паствы, – совершенно нормальные. Ко мне приходят на богослужение католики, покупают свечи, ставят, крестятся по-своему, и никого это не смущает и не возмущает. Я неоднократно спрашивал, почему, мол, вы приходите сюда, ведь рядом – католический храм? И слышал ответы вроде: мой покойный муж был православным, я пришла сюда помолиться, поставить свечку за упокой его души... В отношениях между религиозными конфессиями, между верующими и неверующими не должно быть места ненависти и вражде – вот что, на мой взгляд, самое главное... Но, конечно, не очень мне нравится, когда иерархи православной церкви говорят о какой-то «экспансии католической церкви в Россию». Ведь это не что иное, как показатель того, что мы просто плохо работаем. В условиях свободы веры мы должны сами завоевывать сердца и умы людей, а не уповать на протекционизм со стороны власти..."
|