|
За последние пятнадцать лет предпринимались по меньшей мере три попытки реформировать отечественный военно-промышленный комплекс. И всякий раз реформаторы поначалу ощущали себя коллективным Гераклом, которому предстоит расчистить авгиевы конюшни, а под конец - Сизифом, бесконечно возвращающимся к делу, которое никогда не принесет плодов. В результате около двух тысяч предприятий, относящихся к отраслям промышленности, которые повсюду в мире служат локомотивом экономики - электронной, авиационной, химической, машиностроительной, - в России как сделались на старте реформ, так и остаются балластом, мешающим развитию страны.
Обычное заблуждение состоит в том, что неудачи с реформой ВПК связаны в первую очередь с нехваткой у государства средств на проведение конверсии. На самом же деле главная проблема в том, что все, кто брался модернизировать российский военно-промышленный комплекс, либо искренне не понимали, либо намеренно отказывались понять, что, собственно говоря, он собой представляет. По сути дела ВПК был естественным образом внедрен в каждую клетку государственной экономики; он, как, впрочем, и Советская армия, мог существовать только и исключительно в ситуации, когда вся страна представляет собой военный лагерь (см. подробнее статью Виталия Шлыкова в этом номере). В условиях рыночной экономики этот монстр не мог существовать ни при каких условиях.
Но никому недостало смелости признаться в этом. Как и Ельцин, Путин предпочитает верить (или делать вид, что верит) капитанам российского оборонного бизнеса, когда те рассказывают сказки о «не имеющих в мире аналогов» супермощных и суперточных вооружениях, которые будут произведены в немыслимых количествах, как только государство отвалит достаточное количество денег. Кремль уже мог бы знать истинную цену этих хвастливых заявлений. Несколько миллиардов рублей, выделенных на производство современной техники для войск, воюющих в Чечне, просто растворилось неизвестно где. Федеральная группировка продолжает воевать остатками находившегося на складах и произведенного еще в советские времена оружия. Российский экспорт вооружений тоже не свидетельствует об эффективности ВПК. Страна торгует тем, что было разработано еще в 80-е годы.
Ни одно из этих обстоятельств не было принято в расчет год назад, когда Кремль одобрил 43-томную «Программу вооружений», важнейший документ, который мог бы стать базой для реальной реформы. Российский ВПК по-прежнему остается затратным и неэффективным.
ВОЕННАЯ НЕМОЩЬ
Чтобы создавать новые поколения вооружений, России необходимо реформировать всю экономику
Первая, сроком на 10 лет, программа реформирования оборонно-промышленного комплекса (ОПК – этот термин официально сменил употреблявшийся ранее ВПК) была принята еще в 1986 году, однако из-за распада СССР утратила свой смысл. Следующая, уже пятилетняя, была принята в 1996 году, однако и она осталась на бумаге, теперь уже из-за нехватки денег. Пока ничто не предвещает, что третья попытка – в октябре 2001 года Михаил Касьянов подписал постановление о новой программе реформирования – окажется удачной, хотя реформа ОПК более чем необходима. Без нее к 2006 году Россия превратится в подобие Пакистана: страну с многочисленной армией, но со старым вооружением. Однако прежде чем говорить о реформе отрасли, необходимо понять, какое наследство по части оборонной промышленности досталось нам от СССР.
Если завтра война
Начавшаяся в конце 20-х годов индустриализация с самых первых шагов осуществлялась таким образом, чтобы вся промышленность, без разделения на гражданскую и военную, была способна в случае войны перейти к выпуску вооружения по единому мобилизационному плану. План этот напрямую зависел от графика мобилизационного развертывания Красной армии. Правительство царской России при оснащении армии преимущественно опиралось на специализированные казенные (иначе говоря, государственные) заводы, которые технологически не были связаны с гражданской промышленностью, находившейся в частной собственности. В отличие от дореволюционных времен советское руководство сделало ставку на повсеместное применение двойных технологий, пригодных для выпуска как военной, так и гражданской продукции.
Были построены огромные, самые современные для того времени машиностроительные заводы, а производимые на них тракторы и автомобили конструировались таким образом, чтобы их основные узлы и детали можно было использовать при выпуске танков и авиационной техники. Равным образом химические заводы и предприятия по выпуску удобрений ориентировались на производство в случае необходимости взрывчатых и отравляющих веществ. Те, кто отвечал за развитие базовых отраслей, руководствовались в первую очередь соображениями военной целесообразности. Экономическая целесообразность интересовала их куда меньше. Так были приняты решения о развертывании второй промышленной и сырьевой базы на Урале и в Сибири, о хозяйственном освоении Севера, хотя в силу инфраструктурной неразвитости этих регионов капиталовложения в европейской части страны были бы много эффективнее. Теми же военными нуждами было продиктовано решение о сокращении в течение второй пятилетки военно-промышленных мощностей в Ленинграде – из-за близости к западной границе России в случае войны он становился весьма уязвим.
Советская промышленность развивалась по этим принципам, заложенным еще при Сталине, вплоть до краха СССР. При этом огромное внимание уделялось поддержанию ресурсной базы, которая должна была снабжать производящие вооружения предприятия сталью, алюминием, титаном и т.д., а армию – топливом и провиантом. В так называемое гражданское машиностроение, в нефть, в уголь, в металлы в 30-е годы, например, шло в 7–8 раз больше бюджетных средств, чем собственно на оборонку. Продукция гигантских алюминиевых и сталелитейных заводов очень часто оказывалась никому не нужна, особенно в последние десятилетия советской власти, и попросту переплавлялась. В стране победившего социализма был построен даже не военно-промышленный комплекс, а то, что можно назвать структурно-милитаризованной экономикой.
Потенциальный противник
США после Второй мировой войны пытались какое-то время соперничать с СССР в области создания и поддержания мобилизационных мощностей в промышленности на случай войны. Часть предприятий, особенно производящих боеприпасы, была законсервирована и переведена в резерв, а многие другие после перехода на выпуск гражданской продукции сохранили мобилизационные задания на случай войны. Более того, после начала в 1950 году войны в Корее, которую США рассматривали как пролог к третьей мировой, было построено много новых государственных военных заводов, включая четыре танковых общей мощностью в 30–35 тыс. танков в год. Почти все они после окончания корейской войны были переведены в резерв (то есть замораживали производство, но сохраняли в рабочем состоянии систему снабжения электроэнергией, теплом и прочее). В 1955 году министерству обороны США принадлежало 288 резервных предприятий, включая 52 завода по производству взрывчатых веществ и порохов, 49 – по выпуску вооружения для сухопутных войск, 47 авиационных, 48 судостроительных и 11 военно-химических.
Однако уже с начала 60-х годов США начали все решительнее свертывать мобилизационные мощности. Одна из причин – появление у Советского Союза большого количества ядерного оружия и средств его доставки на американский континент, что давало СССР возможность в случае необходимости сорвать мобилизационное развертывание американской экономики путем нанесения массированного ядерного удара. Однако главная причина была в другом, а именно – в принципиальном усложнении военной техники. Даже сравнительно простой по конструкции артиллерийский высокоточный снаряд «Копперхэд» насчитывает 1200 деталей. Изготовление современных систем оружия требует формирования сложных, многоуровневых производственных связей. Поставки материалов, заготовок, деталей, узлов и агрегатов осуществляют тысячи и даже десятки тысяч различных предприятий. В выпуске современного танка, например, принимают участие более 6 тысяч заводов. Компоненты для межконтинентальной баллистической ракеты «Минитмен» поставляли 40 тысяч субподрядчиков.
Где-то на рубеже 70–80-х годов США в своей военной промышленности практически полностью отказались от поддержания и финансирования мобилизационных мощностей и всего, что с этим связано (запасов сырья, материалов, оборудования и т.п.). Это, однако, не означало недооценку ими важности мобилизационной подготовки экономики как таковой. Наоборот, именно в это время США приступили к созданию принципиально новой системы мобилизации на случай длительной безъядерной войны с СССР, курс на подготовку к которой они провозгласили в качестве официальной государственной политики в начале 80-х годов.
Новый американский подход предполагал решительный отказ от специализированного военно-производственного комплекса и опору при мобподготовке на высокотехнологичную гражданскую промышленность. Именно здесь должны были создаваться новые технологии и новые материалы, причем многое изобреталось и усовершенствовалось «впрок»: как высокотехнологичные разработки могут пригодиться в военном деле, решали уже потом.
В случае, если бы дело дошло до третьей мировой войны, новая американская система не сулила СССР ничего хорошего. Наша промышленность строилась не так, как западная, – у нас была малая субподрядная база. Наши огромные заводы делали все: от гаек и винтов до конечной сборки. Но они не были рассчитаны на производство сложного современного вооружения. К 80-м годам советская мобилизационная система не только безнадежно устарела, но и основательно подорвала как экономику, так и обороноспособность страны в целом. Махина, в основании которой лежало перепроизводство в базовых отраслях, а на вершину давили гигантские производственные комплексы, не могла уже ни выпускать конкурентоспособную гражданскую продукцию, ни эффективно разрабатывать новое оружие.
Коварное наследство
К сожалению, трудности демонтажа структурно милитаризованной экономики были проигнорированы российскими реформаторами. Одной из самых больших их ошибок стала неспособность понять и устранить основной структурный дисбаланс – унаследованную от СССР систему мобилизационной подготовки. Достаточно сказать, что лишь на заседании Совета обороны в ноябре 1997 года выяснилось: основным руководящим документом по мобилизации экономики остается разработанный еще в 1986 г. советский мобплан, в котором, в частности, заложены поставки вооружения в так называемый расчетный год (то есть год после начала мобилизации) армиям давно усопшего Варшавского договора. И этот план, как заявил после заседания Виктор Черномырдин, затрагивал 100% предприятий и организаций. Совершенно очевидно, что в условиях скудного финансирования (в 1998-м на мобподготовку выделили всего 0,8 млрд рублей, а в 2002-м – и вовсе 0,5) вся тяжесть по поддержанию работавших на мобилизацию мощностей ложилась на плечи самих предприятий. Стоит ли после этого удивляться тому, что значительное число машиностроительных заводов находится в плачевном состоянии.
Самое разумное, что теперь можно сделать, – это передать все предприятия по выпуску традиционного высокоспециализированного вооружения (артиллерийско-стрелковое вооружение, боеприпасы и взрывчатые вещества) на полное бюджетное финансирование Минобороны в качестве казенных предприятий. Если содержание казенных военных заводов будет оплачиваться из военного бюджета (а не за счет бюджета Минэкономики, как сейчас), Минобороны само начнет избавляться от излишков, а сэкономленные средства сможет направить на модернизацию и ремонт военной техники, а также на производство запасных частей. Американцы в свое время именно так и поступили: у них после корейской войны тоже были большие мощности, которые они передали на баланс Министерства обороны. И меньше чем через десять лет от них ничего не осталось.
Иной подход напрашивается в отношении предприятий наукоемких отраслей оборонной промышленности, способных к выпуску продукции двойного назначения (радиоэлектроника, авиакосмическая промышленность, производство средств информатики и связи и т.п.). Их было бы целесообразнее всего акционировать и приватизировать, а выпуск военной продукции и поддержание мобилизационных мощностей на них сделать полностью добровольным делом (как это имеет место, например, в США). Естественно, небескорыстным: в тех же США военные заказы отлично оплачиваются Пентагоном, а в России можно было бы ввести систему господрядов. Тогда изменится само понятие конверсии и этот процесс станет в значительной мере излишним.
В поисках хорошего собственника
В соответствии с принятой в прошлом году правительственной программой реформирования только трети из существующих 1700 оборонных предприятий и организаций суждено пережить реформу. Они станут частью так называемых системообразующих интегрированных структур, или, проще говоря, холдингов. По сути реформа ОПК нацелена на увеличение доли государственной собственности в отрасли. Если сейчас 43% предприятий отрасли принадлежат государству, 29% являются акционерными обществами с государственной долей и 28% – частные компании, то к 2006 году, как следует из программы, правительство должно иметь «контрольный пакет во всех головных компаниях системообразующих интегрированных структур». Для того чтобы провернуть эту комбинацию, придумана следующая схема: принадлежащая государству интеллектуальная собственность (технические разработки, популярные на мировом рынке брэнды, например такие, как «Су» или «МиГ») оценивается равнозначной 100% активов головной компании. Как правило, в качестве таких компаний будут выступать конструкторские бюро, которые с советских времен были отделены от массового производства. Теперь предполагается интегрировать их в новые структуры, для чего головным компаниям будут переданы в управление все госпакеты предприятий отрасли. То есть КБ будут руководить производством, и к ним будут «приписаны» заводы, в том числе и те, которые сегодня находятся в частной собственности.
Главный идеолог реформы, бывший вице-премьер Илья Клебанов, в одном из своих интервью пытается обосновать необходимость вернуть государству контроль над отраслью, в значительной степени утраченный за последние 10 лет: «Мы понимаем, что в реальности государство тоже плохой собственник, но сегодня, когда в стране нет достаточного количества эффективных собственников, другого пути нет. Со временем, когда государство создаст оптимальные условия для вхождения бизнеса в оборонный сектор и подобные собственники появятся, станет возможным приватизировать многочисленные оборонные предприятия».
Многие аналитики на сегодняшний день признают, что одна из основных проблем комплекса состоит в том, что он никому не подконтролен. Даже государственные унитарные предприятия (ГУПы) находятся сейчас в руках директоров, и государство к их деятельности имеет мало отношения, разве что страхует в случае угрозы банкротства. Другая проблема – отсутствие спроса, прежде всего со стороны государства. И в этой ситуации, как ни перестраивай эти несчастные 1700 кубиков, ничего кардинально измениться не может. В новых разработках должны быть прежде всего заинтересованы правительство и Министерство обороны. Это они должны давать частной промышленности военные заказы, чтобы производство оружия стало выгодным, создавая тем самым разветвленную субподрядную базу.
Что же касается так называемой «Государственной программы вооружения на 2001–2010 годы», то ее можно расценивать как злую шутку «экспертов» из Совета безопасности и Генерального штаба, которые воспользовались тем, что президент, по-видимому, еще не успел разобраться в существе вопроса. Программа рассчитана на то, что в течение ближайших 10 лет, пока государство еще не создало «оптимальные условия для вхождения бизнеса в оборонный сектор», обескровленный ОПК будет выживать благодаря экспорту своей продукции. Причем не только останется на плаву, но и сможет профинансировать перевооружение Российской армии оружием нового поколения.
Действительно, продажа существующих систем оружия сегодня приносит доходы, которые дают предприятиям возможность выживать. Но только за счет того, что все оборудование, вся подготовка рабочей силы, все конструкторские разработки достались им от СССР по нулевой стоимости и не входят в себестоимость производства. Как сказал Каха Бендукидзе, глава «Объединенных машиностроительных заводов» (ОМЗ) – крупного холдинга, выпускающего в том числе и военную продукцию: «Бог, если он и есть, вряд ли управляет себестоимостью в российском ОПК. Если во всем мире стоимость строительства самолета достигает порядка 100 млн долларов, то почему мы их умудряемся построить за 17 миллионов (такова примерно указываемая в различных сметах экспортная цена наших самолетов. – «Журнал»)? Они что, из соломы сделаны?»
Как только наши военные предприятия начнут создавать новую, современную продукцию, за все придется платить – за новое оборудование, за подготовку новой рабочей силы. И стоимость наших систем вооружения сразу станет выше американской. При существующем положении вещей нет ресурсов ни для создания нового, ни для увеличения существующего производства. Нет необходимых композитных материалов и не будет. Для этого нужно проводить новые исследования, а делать это некому. Все маленькие НИИ и заводики, которые работали над новинками, вымерли. И сейчас все это нужно создавать заново, хотя в программе об этом не сказано ни слова.
Истинный смысл программы реформирования ОПК чрезвычайно ясно выразил бывший заместитель секретаря Совета безопасности и, вероятно, лучший на сегодняшний день специалист по интеллектуальной собственности Владимир Рубанов: «Пришедшая к власти под лозунгами построения «вертикали власти» и «равноудаления олигархов» новая бюрократия увидела в слабо регламентированном институте интеллектуальной собственности средство передела материальной собственности для «исправления» допущенных ранее «несправедливостей». По мнению Рубанова, «разработчики с нищенской зарплатой из федерального бюджета будут передавать государству скорее всего права на «горы бумаг», а оригинальные идеи и ценные знания реализовывать на теневом рынке по ценам платежеспособного спроса. Собственно, так сегодня и происходит».
Слово на букву «х»
Если поначалу президент Путин горячо приветствовал идеи Клебанова, то теперь создается впечатление, что он несколько изменил свое отношение к холдингам. Выступая перед Советом безопасности и президиумом Госсовета 30 октября 2001 года, он недвусмысленно высказался за реорганизацию ОПК путем объединения предприятий и организаций в холдинги, а уже в весеннем послании Федеральному собранию об этом не было ни слова.
Не исключено, что президент по меньшей мере решил выждать некоторое время, поскольку на тему реформы разгорелась слишком жаркая публичная дискуссия. Публикация программы вызвала волну критики со стороны большинства промышленников, занятых в отрасли. К примеру, генеральный директор НПО «Алмаз» (разработчик и производитель противовоздушных комплексов С-300 ПМУ) Игорь Ашурбейли заявил, что «программа реформирования оборонно-промышленного комплекса носит во многом поверхностный, компилятивный, умозрительный характер... Остается странное ощущение бесформенной и бессистемной массы оборонных предприятий, произвольно наструганных в так называемые вертикально интегрированные структуры». Не менее категорично высказался Каха Бендукидзе: «Чиновники любят говорить о холдингах, но это вообще не холдинги. Что это такое, понять невозможно. Просто слово на букву «х», и звучит хорошо. Они, наверное, так рассуждают: «Дерипаска и Мордашов построили холдинги («Руспромавто» и холдинг на базе «УАЗа» соответственно. – «Журнал») и вроде бы неплохо живут, вот и мы будем холдинги строить». Рассуждения на уровне первого курса». Я видел проекты «холдингов», в которые были включены принадлежащие нам частные предприятия. И никто у нас не спрашивает».
К счастью, нынешняя власть не готова идти на скандалы, связанные с масштабным нарушением со стороны государства прав частной собственности. Поэтому попытка национализации обречена на неудачу. Если речь идет о прибыльных предприятиях, пусть и выполняющих военный заказ, но одновременно выпускающих другую продукцию (как, например, «Красное Сормово», которое помимо подводных лодок собирается выпускать буровые платформы для добычи нефти с морского дна), то вернуть себе контроль над ними законным путем государство просто не в состоянии. Так что выход один: заинтересовав госзаказами частные предприятия, создать развитую субподрядную систему из многочисленных мелких и средних предприятий, проводить исследования, развивать технологическую базу, разрабатывать новые материалы, в общем выстраивать новую экономику. Без нее мы новое поколение вооружений создать не сможем.
Виталий Шлыков – эксперт Межрегионального фонда информационных технологий, бывший заместитель председателя Госкомитета РФ по оборонным вопросам
Оборонная коллективизация
Правительство мечтает о создании государственных суперхолдингов. Скорее всего эти планы так мечтами и останутся
Максим Блант
Хотите верьте, хотите нет, но с нынешнего года в стране действует Федеральная программа реформирования и развития оборонно-промышленного комплекса, рассчитанная на период до 2006 года. Так что споры о том, следует ли в принципе реформировать российскую оборонку, далеко позади. Теперь наступило время принятия решений о том, как именно ее реформировать. Вот, например, правительство свой основной упор делает на создание крупных вертикально-интегрированных холдингов, которые будут находиться под контролем государства.
По словам бывшего вице-премьера, а ныне министра промышленности, науки и технологий Ильи Клебанова, непосредственно ответственного за разработку программы, реализация концепции разбита на два этапа. Сначала в 2002–2004 годах предполагается сформировать структуры, которые будут ориентированы на производство конкретного конечного продукта согласно программе вооружений. В качестве примеров можно назвать холдинги «Сухой», «Камов», «Бронетанковая техника», «Высокоточное оружие», «Концерн ПВО» и т. д. На втором этапе, который продлится в течение 2005–2006 годов, последует дальнейшее укрупнение. Его целью будет создание глубоко интегрированных компаний. Скажем, в сфере авиации предполагается организовать несколько суперконцернов вроде «МиГ – Туполев – Камов» или «Сухой – Ильюшин – Миль»: похоже, что логика, которую тут проследить нелегко, сведется к тому, что в каждый из холдингов войдет одна фирма, специализирующаяся на военных самолетах, другая – на гражданских, а третья – на вертолетной технике.
Вообще-то официальная концепция того, каким образом оборонно-промышленный комплекс должен видоизменяться, принята более года назад. Но эффективность и осуществимость заявленной реформы как ни в чем не бывало дебатируются до сих пор. И судя по тому, как на практике продвигается «холдингизация» оборонки, тут сохраняются некоторые вполне основательные сомнения.
Прежде всего следует отметить, что значительная часть предприятий, судьбой которых чиновники пытаются распорядиться, давно была акционирована, причем контрольный пакет далеко не всегда доставался государству. По данным Счетной палаты, только в авиапроме было акционировано 242 предприятия, и лишь у 3% из них государство остается крупнейшим акционером. Попытки начать проведение реформы уже привели к скандалам.
Вот одна вполне типичная история: усилия одного из детищ Клебанова – Российского агентства по обычным вооружениям (РАВ), – направленные на то, чтобы увеличить до контрольного пакет акций расположенного в Кировской области завода «Молот», натолкнулись на вполне объяснимое сопротивление частных акционеров. «Молот» является крупным производителем стрелкового оружия и в соответствии с планами правительства должен войти в холдинг «Стрелковое оружие и патроны». При акционировании у государства остался 51% голосующих акций, однако из-за того, что предприятие не выплачивало в последние годы дивидендов, привилегированные акции (а их 25% от общего числа) также стали голосующими. Этим воспользовались несколько близких между собой частных компаний (ООО «Рентоверс», АО «Формула безопасности» и другие), чтобы собрать пакет, достаточный для управления предприятием. В итоге на собрании акционеров, состоявшемся в апреле этого года, в новый совет директоров предприятия вошли пять представителей частных компаний и только четыре представителя государства. Вполне вероятно, что в данном конкретном случае государству все же удастся так или иначе «усмирить» мало кому известных частных акционеров. Но вряд ли это получится, если речь зайдет, скажем, о судостроительном заводе «Алмаз», производящем военные корабли, или о «Красном Сормове», где делают подводные лодки. Оба предприятия входят в группу «Объединенные машиностроительные заводы» Кахи Бендукидзе, который уж точно не будет молча наблюдать, как принадлежащую ему собственность «встраивают» неизвестно куда и непонятно зачем.
Не менее важное обстоятельство заключается в том, что процесс слияний и поглощений предприятий российского оборонного комплекса начался еще до принятия всяких программ и концепций. И очень редко эти процессы соответствуют планам правительства. Например, корпорация «Аэрокосмическое оборудование», один из лидеров в области приборостроения, через аффилированные структуры приобрела крупный пакет акций Иркутского авиационно-производственного объединения (ИАПО), которое производит модернизированные истребители Су-30 МКИ, идущие на экспорт в Индию, вертолеты Миля и самолеты-амфибии Бе-200. В свою очередь ИАПО приобрело контрольный пакет КБ «Русская авионика», которое занимается интеграцией военного оборудования военных самолетов и вертолетов. Встроить теперь все это в искусственно созданный холдинг во главе с ОКБ «Сухой», которому принадлежит менее 15% акций ИАПО, вряд ли представляется возможным. Особенно если взглянуть на структуру акционеров иркутского производителя истребителей марки «Су»: крупнейшими держателями акций здесь являются не только загадочные ЗАО «Компания ФТК» и АКБ «Форпост» (почти по 20% у каждого), но и «Брансвик Ю Би Эс Варбург» (более 23%) – всемирно известная инвестиционная группа, которая наверняка поднимет на Западе шум, если нарушить ее права. Это далеко не единичный пример.
Государству дай бог удержать казенные АО вроде «Ижмаша», где собирают «Калашникова», или Воткинского завода, изготавливающего новейшие ракеты «Тополь-М». Взять под полный контроль оборонные суперхолдинги ему не под силу
Даже когда государству принадлежат контрольные пакеты во всех компаниях, подлежащих объединению, процесс не всегда идет гладко. Примером может послужить попытка создания пресловутого «Концерна ПВО» на базе концерна «Антей», выпускающего зенитно-ракетные комплексы, в том числе и знаменитые С-300В, в очередь на которые выстроилось в свое время полмира – от Милошевича до Хусейна, не считая многочисленных арабских шейхов. У «Антея» есть конкурент – научно-производственное объединение «Алмаз», предлагающее практически идентичные по тактико-техническим характеристикам комплексы С-300 ПМУ, хотя для их производства используются другая архитектура и элементная база. И «Алмаз», и «Антей» разработали новые комплексы – соответственно С-400 «Триумф» и «Антей-2500» – и теперь активно борются за то, чьи разработки будут включены в программу вооружений, то есть кому удастся получить финансирование из бюджета. Менеджмент как с одной, так и с другой стороны активно противится слиянию, выдвигая вполне разумный довод о том, что фирмы используют технически несовместимую элементную базу и технологии, разные концепции соразработчиков и разных серийных производителей.
Объединять в этих условиях две компании и впрямь вряд ли целесообразно, хотя технически еще возможно. Но каким образом получится запихнуть в холдинг еще одного производителя зенитно-ракетных комплексов – российско-белорусские «Оборонительные системы», – и вовсе неясно, особенно в свете последнего обострения на лукашенко-путинском направлении.
Так, возникают сильные подозрения, что далеко идущие планы правительства по созданию оборонных государственных суперхолдингов скорее всего останутся на бумаге. Правда, утверждать, что реформа совсем уж бесполезна, тоже нельзя, поскольку она подразумевает резкое сокращение количества предприятий, относящихся сегодня к оборонной отрасли, и приватизацию всего «лишнего», что позволит многим предприятиям машиностроения, избавившись от излишней государственной опеки, работать над выпуском гражданской продукции. А если вдруг у государства когда-нибудь появятся деньги на перевооружение своей армии, возможно, именно эти, ставшие частными предприятия помогут ему эти деньги эффективно потратить.
Как нам реорганизовать ОПК
11 октября 2001 года председатель правительства Михаил Касьянов подписал постановление за номером 713, посвященное федеральной программе «Реформирование и развитие оборонно-промышленного комплекса (2002–2006 годы)». Программа представляет собой 164-страничный документ, где перечисляются предприятия и исследовательские центры, которые правительство намерено сохранить в своей собственности в качестве основы оборонно-промышленного комплекса.
Как следует из документа, в настоящее время ОПК включает 1700 предприятий и организаций, расположенных в 72 (из 89) регионах России. Число занятых в отрасли превышает 2 млн человек. При этом 129 предприятий в 32 регионах являются градообразующими. ОПК производит 27% продукции российского машиностроения и обеспечивает 35% экспорта в этом секторе экономики.
О необходимости реформирования ОПК свидетельствуют многие факторы. Прежде всего неудовлетворительное финансовое состояние большинства предприятий, массовая безработица и низкий уровень заработной платы оставшегося персонала (примерно на треть ниже, чем в гражданских отраслях), падение инвестиций в отрасль (относительно нового, проработавшего менее 5 лет оборудования только 4,6%). Как следствие – прекращение или сведение к минимуму производства значительного числа наименований военной продукции. При этом государство вынуждено поддерживать простаивающие производственные мощности (в настоящее время используется только 6,9% существующих мощностей по производству боеприпасов и 13,6% мощностей по производству вооружений сухопутных войск), руководствуясь мобилизационными нормативами, разработанными еще в годы холодной войны.
К 2006 году предполагается создать около полусотни холдингов (согласно документу, от 42 до 58), куда войдет около трети из 1700 оборонных предприятий. Что до остальных двух третей, то они перестанут быть частью ОПК, а принадлежащие им уникальное оборудование и интеллектуальная собственность, использующаяся как для производства вооружений, так и для выпуска высокотехнологичной гражданской продукции, будут переданы во вновь создаваемые холдинги.
|
