История 22.02.18 10:24

Андропов настаивал, чтобы эмиграция евреев связывалась только с «воссоединением семей»

FLB: «Андропов и Кириленко убрали фразу о 15 арестованных за антисоветскую пропаганду. Полянский  потребовал сократить - о «психушках». Суслов убрал слово «эмиграция». Что было в Кремле 22 февраля: в 1976, 1985, 1986 и 1991 годах

Андропов настаивал, чтобы эмиграция евреев связывалась только с «воссоединением семей»

Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.

ИЗ-ЗА ХЕЛЬСИНКИ МЫ НЕ СОБИРАЕМСЯ МЕНЯТЬ СВОИХ ПОРЯДКОВ И ВООБЩЕ НЕ ИМЕЛИ ЭТОГО ВВИДУ

22 февраля 1976 г. Б.Н. (Пономарёв) всё-таки добился, что статья его была сделана и опубликована буквально за несколько дней до съезда: 20-го числа. Намучился я с ней... Называлась она поначалу «Свободы, которые мы будем защищать». Придумал Жилин, Б.Н.’у очень понравилось. Но Суслову совсем не понравилось и он предложил – «Свободы действительные и мнимые» (как и предвидел Карэн). В 14-00 после линотипирования начисто статья пошла по Политбюро. И вскоре – замечания от них. Андропов настаивал, чтоб эмиграция евреев во всех случаях связывалась только с «воссоединением семей». Я – в тройке приёмщиков замечаний – доказывал, что «это же не соответствует действительности»: надо понимать – он не хочет больше поощрять эмиграцию вообще, по любым мотивам.

Вообще же, я считаю, что с точки зрения внутренней самым главным пунктом статьи является абзац о евреях, который я сходу сочинил и который ни у кого, ни на одной стадии не вызвал замечаний. Что евреи в основной массе такие же советские люди, как и все другие, и что для них Советский Союз – единственная (против претензий Израиля на двойную лояльность, на право для евреев иметь две родины!) и любимая родина, и что они с негодованием отвергают саму мысль о возможности её покинуть. Такую морально-политическую реабилитацию евреев в «Правде», т.е. официальную, от имени ЦК (статья подписана «И. Александров») давно пора было сделать. Это нужно и для самих наших евреев и против наших антисемитов, официозных и самодеятельных.

Косыгин, позвонив Пономарёву, восстал против выражения: «социализм дал свободу от нужды», дав понять, что нужда, мол, ещё есть. Андропов и Кириленко «попросили» убрать фразу о том, что в прошлом году у нас лишь 15 человек было арестовано за антисоветскую деятельность (имелась ввиду пропаганда). Полянский потребовал значительно сократить «кусок о сумасшедших» (т.е. о «психушках»). Суслов, который читал уже второй раз, тщательно убрал слово «эмиграция» (евреев), заменив его везде на «выезд». Блатов попросил дать в активной форме часть о Хельсинском заключительном акте. И больше ничего не сказал. Это было воспринято, как молчаливое одобрение «факта» выпуска такой статьи со стороны Брежнева. Вообще-то мы думали, что из его окружения (или он сам) как раз и будет возражение: нашли, мол, время! В канун съезда! Но – не последовало, хотя Соломенцев, например, нажимал именно на это. Катушев прислал свой текст, испещрённый редакционными поправками. Кое-что мы приняли, а в основном – это вкусовщина не очень искушённого в писании человека. Зимянин пренебрежительно, с эпитетами, удивлявшими и шокировавшими Лукича (Г.Л. Смирнов), хотел отвергать всё подряд.

Уже вечером, часов в восемь Зимянин попросил меня приехать в «Правду», чтоб вместе ещё раз пройтись по тексту после всех замечаний. Сидели до 11-ти, т.е. впритык к запуску в машину утреннего выпуска «Правды». Думаю, что шум большой будет вокруг статьи. Это ведь ещё одно разъяснение, что из-за Хельсинки мы не собираемся менять своих порядков и вообще не имели этого ввиду.

Другая статья, которую мы с Вебером сочинили ещё раньше (о социал- демократических конференциях в Эльсиноре и Париже), напечатана была 13 февраля, с санкции одного только Пономарёва, который, будучи её инициатором, продержал текст у себя 10 дней, а потом вдруг утром позвонил: «Я согласен, можно давать!» Её на Западе вроде бы не заметили. Между тем, мне казалось, она закладывала «новый стиль» разговора с социал-демократами.

А наряду с этим – огромная текучка: всякие записки и справки в связи с приездом братских делегаций на съезд и предстоящей с ними работы. Нам с Карэном (Брутенцем) поручено ещё составить тост, с которым Брежнев выступит 5-го марта на приёме в честь иностранных гостей съезда. (Из подобного тоста, как говорят, родилась знаменитая речь Сталина на XIX съезде – о знамени буржуазных свобод...). Но мы на такое не претендуем, разумеется, тем более, что в эпоху многоговорения даже яркие политические афоризмы живут не более одного газетного дня.

Кстати, Марше на съезд не едет, а Берлингуэр едет. Итальянцы сейчас вообще один за другим выдают «горячие братские высказывания о КПСС» - набирают очки за счёт дурака Жоры (Марше).

ПОНОМАРЁВ: «ПОДУМАЕШЬ, КАПРИЗНЫЙ. А НЕ КОРОБИТ, ЧТО СТАЛИН ЗАГУБИЛ ПЕРЕД ВОЙНОЙ ВЕСЬ ЦВЕТ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ?»

22 февраля 1985 г. Только что прочитал интервью Натты в «Стампе». Откровенно и всё до конца – об МКД (международном комдвижении), о «реальном социализме» и проч. И в связи с этим думаю о нашей предстоящей Программе на XXVII съезде. Раздел о коммунистическом движении... Написан Загладиным, дважды одобрен секретарями ЦК, уже много поправлен в Волынском–2. Но суть остаётся. Она – прежняя, даже такая, какой была до XX съезда. Меняется только словесность, да и то не во всём: мы, например, настаиваем на термине «пролетарский интернационализм», хотя в 1976 году на Берлинской конференции согласились заменить его «интернационалистской солидарностью» (и первое время в печати пользовались этим термином). Главное другое. Натта апеллирует к реальностям и в этом смысле отвергает «провокацию» интервьюера, - за кем вы (ИКП), мол, идёте теперь - за Лениным или возвращаетесь к Каутскому?

Со времён Андропова и при Черненко мы тоже за реализм. Однако, не хотим признать, что коммунистического движения в нашем, хрестоматийном понимании нет и не будет. А отсюда всё остальное, а именно: мягкий, сдержанный язык в отношении коммунистического движения, проблем сотрудничества и сплочённости в расчёте на то, что удастся умаслить, не провоцировать разрывов, добиться какого-то молчаливого modus’a vivendi со всеми - и с ИКП, и с китайцами, своего рода «коммунистического экуменизма», как выразился интервьюер из «Стампы», употребив привычное католику выражение.

А для чего? По-видимому, для того, чтобы сохранить видимость существования мифа (МКД) – а мы, КПСС, во главе-де! Для идеологической всемирной державы это нужно. Но, сохраняя миф, мы поддерживаем существование – жалкое, дохлое, беспомощное – многомиллионных братских партий, которые за нашей спиной и под прикрытием международного авторитета (и пугала) – МКД будут и дальше прозябать. А если бы мы «распустили» МКД, им пришлось бы зашевелиться. Конечно, многие сразу бы накрылись. Но другие, в которых ещё теплится какая-то энергия, и там, где условия (классовой борьбы) благоприятны, возродились бы. Может быть!.. И с точки зрения «мировой революции» получился бы выигрыш. Однако, мы мыслим категориями идеологической великой державы, а не категориями мирового революционного движения.

Впрочем, кто это «мы»? Против кого я грешу? Я уверен, что тот же Горбачёв, Соломенцев, Воротников, да и сам Черненко отвергли бы такой подход, если бы мы, т.е. международный отдел ЦК, его предложили и обосновали. Уверен? Нет, не уверен. Наоборот. Сначала Андропов, потом Горбачёв потребовали от нас откровенного, неприкрашенного, «без алиллуйщины», как выразился Горбачёв, анализа состояния МКД. Пономарёв замотал это задание и в тот и в этот раз. Он добился от меня опять лакировочной записки в ЦК, в которой едва проступает настоящая реальность. Но и такую записку хотел было положить под сукно. Не вышло: Общий отдел настоял, чтоб записка была, - бюрократический контроль требовал «закрытия» вопроса. Однако... Горбачёв не захотел такую записку ставить на обсуждение. Он понял, что от Пономарёва толку не будет, как он и предполагал, делясь своими впечатлениями с помощником Черненко Вольским ещё летом.

И так возвращаемся на круги... Пономарёв смотрит на МКД, как секретарь обкома на свою область. Коминтерновщина у него в крови плюс страх за то, что с него могут спросить, почему он занимается очковтирательством и приписками. Предлогом может стать ситуация с компартией Финляндии, которую именно Пономарёв с помощью Шапошникова и референтов Смирнова и Фёдорова –«братьев-разбойников» (как их называет теперь даже глуповатый ортодокс их завсектором Раздорожный) довёл партию до полного развала и обозлил руководство КПФ до такой степени, что оно и впрямь превращается в сборище антисоветчиков.

Но сойдём с круга. Дело обстоит так. Загладин с перерывами, но в сумме несколько месяцев сидел на теоретических дачах и сочинял соответствующие разделы к новой Программе КПСС. Да, Пономарёв всё время висел над ним. Но уже на первом обсуждении заготовок для Программы, Пономарёва сильно приложили на ПБ, дали понять, где его место, перечеркнули его претензию курировать подготовку Программы. Почему бы этим не воспользоваться? Тем более, что именно в то время у Загладина состоялся откровенный разговор с Горбачёвым. Вот бы и заручиться поддержкой, согласовать бы новый, смелый подход к МКД, для которого Горбачёв был свеж и открыт. Но Загладин не захотел рисковать. Пономарёв ведь всё-таки ещё секретарь ЦК и может против таких вольностей апеллировать к «краткокурсной ортодоксии» большинства Политбюро. В результате мы, т.е. Международный отдел, делаем «не то», вертимся на холостом ходу, и поделом нас все больше презирают в МИД’е помыкают нами вместе с нашим Пономарёвым.

Прочитал в газете речь Тихонова перед избирателями. Обратил внимание (это бросалось в глаза ещё на выборах в Верховный Совет СССР год назад), что речи наших руководителей стали (после Брежнева) всё больше отличаться друг от друга. Конечно, не в существе, а как и должно быть в нормальной, ленинской партии, когда каждый в рамках единого курса говорит по-своему и о своём. Разумеется также, что не сами они свои речи пишут, но в помощниках у них и среди «привлекаемых», как правило, - разумные, а бывает и умные люди. И, в конце концов, продукцию-то принимает оратор, он не станет произносить то, с чем не согласен. Выборы в РСФСР.

Просмотрел статью Ахромеева (начальник Генштаба) по случаю дня Советской Армии в «Коммунисте». Отмечает личные заслуги Сталина в войне и победе. Жукова ставит на одну доску с Тимошенко, как представителя ставки Верховного главнокомандования. О действительных причинах поражений 1941 году – глухо и невнятно, как это принято сейчас.

И вспомнил эпизод, который имел место совсем недавно. Пономарёву на Секретариате ЦК поручили возглавить комиссию по проведению общественно-пропагандистских мероприятий в связи с 40-летием Победы. Он собрал (недели две тому назад) некоторых заведующих отделами, заместителей замов и др., были и мы с Загладиным и Шапошниковым. Под конец «повестки дня» ещё раз вылезает Замятин и говорит: «Вот я видел... да и некоторые другие из присутствующих, документальный фильм «Победа» о Потсдаме, он по решению подготовлен. В конце фильма – там всё вроде правильно! – меня резанул текст диктора: Сталин был, мол, капризный, нетерпимый и ещё что-то. Неуместно. Зачем? Портит все впечатление». Поддакнул Киселёв, зам. зав. Отдела соцстран, известный мастодонт сталинизма. Хотел было отмолчаться Стукалин (зав. пропагандой), но Загладин, сидевший напротив, апеллировал к нему. И тот нехотя тоже поддакнул. А Пономарёв отреагировал так: «Подумаешь, капризный. Обидно, видишь ли, коробит. А не коробит, что он загубил перед войной весь цвет вооружённых сил и армиями пришлось командовать командирам рот?! Сколько это стоило народу? Сколько погибло из-за этого (одного этого только!) людей?!» На этом дискуссия и кончилась.

... Однако, просмотр фильма был предварительный, на уровне Отделов. Они, конечно, дали свои замечания, кому следует. Замятин решил для подкрепления апеллировать к Секретарю ЦК, если, мол, вопрос будет решаться «наверху». У Пономарёва он понимания не встретил, а как у других?..

БОВИН, ОКАЗЫВАЕТСЯ, БЫЛ ПРИЧАСТЕН К ВЫСЫЛКЕ ЯКОВЛЕВА В КАНАДУ

22 февраля 1986 г. Не писал эти две недели. Но за это время произошёл переход из царства относительной свободы в царстве абсолютной необходимости. Каждый день, в том числе в субботу, огромный поток информации. И если там, в Отделе, можно было многое пробегать - политических последствий от этого не могло быть, разве неприятности с Б.Н., то тут ты обязан замечать всё и что-то недоглядел - может обернуться не только «разговором» с Генсеком. Угнетает даже не это. А неопределённость прав и обязанностей, вплоть до того, что не знаешь, с чем идти к нему, а что - в общую папку. Разговора, «объяснения» - так и не состоялось. Сразу я был запущен в дело: беседа с Кеннеди... (и фото в газете, по которому все меня знающие начали «вычислять», что со мной).

После первого ПБ (а я теперь на каждом должен быть) он собрал некоторых: Яковлев, Лукьянов, Медведев, Болдин, Смирнов и я. Делился своей реакцией на четырёхчасовое обсуждение проекта его политического доклада съезду (документ равный XX съезду вместе взятому, - по энергии и мастерству, в нём заложенным). Тут же сказал, что поедем в Завидово на недельку отключимся и доведём. Но вечером - для меня был Кеннеди, в ночь - обработать запись беседы, где М.С. опять показал свою манеру убеждать, отстаивать, доказывать...

А на другой день призвал меня на своё рандэву с Чебриковым и Шеварнадзе и сказал: «Я хотел тебя на доклад определить. А теперь вот придётся тебе вот этим заняться - сейчас узнаешь»... Речь пошла об интервью для TV, чтоб в форме ответов советским зрителям сообщить Западу некоторые наши ответы и «подвижки» по ракетным делам. Идея возникла под впечатлением беседы с Кеннеди. (Сказать, что «евроракеты» не связываем с СОИ, что готовы убрать из ГДР и ЧССР тактические ракеты на первом раунде, что мы понимаем под «фундаментальным» исследованием и вообще чего от нас хочет Америка). Мидовцы сделали болванку. Скучно. Я, не надеясь на себя, призвал Арбатова, который делал и для «Time» и для «Юманите» - знал вкусы. За день вдвоём сделали 20 страниц, Отослал. На утро вернулось: «Выступать не с чем. Наши люди не поймут. Разбросано» и проч. Первый блин... Может быть, потому что слишком доверился самоуверенному Арбатову (хотя Яковлев меня предупреждал, что ему не раз велено было «вычищать» из текстов арбатовщину).

(Кстати, Кеннеди сказал Загладину: мол, ваш Арбатов, что наш Киссинджер). За день переделал... Но на этот вариант ответа не получил. Оказывается, Яковлев ему намекнул, что несвоевременно. Впрочем, я тоже сказал это при Шеварнадзе и Чебрикове, но был не понят. И М.С. заколебался: уж слишком интервью налезет на съезд, на его доклад, можем перебить реакцию. С этим вопросом он вышел и на ПБ. И все согласились, что не надо. Впрочем, часть вещей из этого интервью он велел мидовцам «добавить» для политдоклада.

Итак, я в Завидово не попал. Но, как меня учили коллеги, писал ему записочки по материалам, которые шли потоком и из которых я выбирал то, что мне казалось входит в мою «компетенцию». Например, в докладе о стратегии отношений с ФРГ предложил подумать о «проблеме воссоединения», от которой никуда не денешься, раз уж стратегия, (чем кончилось - не знаю). Предложил не поздравлять публично новое йеменское руководство... Это принято, но, может быть, так произошло бы и без моей «подсказки». Предложил написать статью по «региональным кризисам - против «неоглобализма». (Согласился).

Но в одном уже сильно вмешался в политику: застопорил приглашение на съезд и КП Финляндии, и синисаловцев. Через Секретариат это могло бы проскочить в пакете с другими дополнительными партиями. Но у меня «право» контроля. М.С. среагировал. Звонит (у него - Лигачёв), читает вслух мою записку. Что-то говорят. Он мне: «Выносим этот вопрос на ПБ, подготовь материал». Естественно, Лигачёв поручил и Б.Н. дать материал. Он (через Шапошникова) представил: опять же о том, что Аалто антисоветчик и ревизионист, что он раскалывает партию, что теперь уже «меньшинство» стало большинством и т.д. Словом, переписано с письма Синисало, которое только что в Отделе было получено.

Я же написал то, что писал и говорил в Отделе неоднократно, на чём настаивал и по поводу чего ругался с Пономарёвым, а летом даже предупредил, что, если он будет настаивать, нарвётся. После беседы с Наттой, в которой Б.Н. ничего не понял, несмотря на свой нюх, после замечания М.С. насчёт Коссуты, после того, что он заложил в свой политдоклад (о равноправии и невмешательстве) было просто глупо проводить и дальше синисаловщину в финской КП.

Бумаги Б.Н.’а (Шапошникова) были на руках у всех членов ПБ, секретарей ЦК. Более того, они давно уже привыкли, что Аалто антисоветчик и его надо добивать... Шапошников был приглашён на ПБ (видимо, по просьбе Б.Н. - и это ещё одна его ошибка, как оказалось). В «предбаннике» он натолкнулся на Зайкова, который, будучи ленинградским секретарём, не раз под руководством Шапошникова и в Ленинграде и в Хельсинки проводил «шапову линию». Зайков бодро пообещал Шапу и дальше «громить ревизионистов». (Виталий Шапошников – заместитель начальника Международного отдела ЦК КПСС – прим. FLB)

Шапошников (мы встретились на лестнице) был переполнен уверенности, что вот, мол, наступил момент, когда будет нанесён смертельный удар по Аалто, сбудется его голубая мечта. Я, откровенно, не уверен был, чем кончится. Волновался, тем более что М.С. намекнул, что, может быть, мне нужно будет выступить с содокладом. Однако Горбачёв такт проявил и ко мне и к Б.Н.’у - чтоб не моими руками его разносить. И устроил такой погром Шапошникову, а фактически Пономарёву... (тут-то и ошибка: не будь Шапошникова, М.С. проявил бы такт по отношению к старику, а при Шапошникове - его сделал мальчиком для битья). Идея основная такая: кончилось время, когда мы распоряжались в братских партиях, как в обкомах и в республиканских ЦК. Не согласны мы с ними в чём-то, будем отстаивать своё. А не отлучать, не интриговать, не лесть в их дела.

Шапошников, наглый, вскочил, стал что-то доказывать. М.С. ему: «Сядьте. Если нужно будет, вас спросят...» Б.Н. был жалок и тут же начал приспосабливаться, вилять, оправдываться. Ужас! (И ещё и ещё раз я убедился: отсутствие интеллигентности = отсутствию человеческого достоинства).

Но ещё до этого, числа 14-го, когда я всё же решил сходить к Б.Н.’у - он стал просить замолвить слово за него у М.С., чтоб его, наконец, сделали членом Политбюро! Я вежливо молчал, а он мне «доказывал», что он лучше понимает в международной политике, чем Чебриков и Шеварнадзе... Кто они такие? Мальчишки. Напоминал, что он и в отношении Китая занимал «всегда правильную линию» и т. д. Таким образом, с моими естественными предположениями, что он нервничает по поводу ожиданий, останется ли он вообще в тележке,... я опять опростоволосился. Оказывается, его заботит совсем другое - повысят ли!

Между тем, я уже знал: мне Лукьянов намекнул, что его уйдут и «активность его жены и всего семейства» по продвижению его вверх через семейные каналы уже вызвала раздражение. А Сашка Яковлев прямо заявил, кивая на М.С., что «решили оставить в ЦК, как старого коминтерновца», но - на пенсии!

Со мной Б.Н. уже говорит заискивающе... Очередной хамелеонаж. Противно и жалко. Прислал мне кусок кабана, убитого им на охоте. Как это делал уж много лет. Но сейчас-то - мерит всех на свой аршин.

Был Бовин. Тут, действительно, драма. Всю свою политическую карьеру он боролся за то, чтобы наступило время, которое теперь наступило. И как раз в это время его задвинули. Именно - при Горбачёве. Он сваливает всё на Яковлева. Два мотива у него: во-первых, Бовин, оказывается, был причастен к высылке Яковлева в Канаду. Яковлев как-то сказал Бовину и Арбатову: зачем вы стараетесь на Брежнева, хотите эту серость в культ превратить?! И только вчера Бовин сам признался, что он «довёл» (это высказывание) до сведения; во-вторых, еврейское самомнение: «рядом со мной (Бовиным!) Сашка (Яковлев) побледнеет в глазах Генерального сразу!»

Принёс мне свои талантливые эссе (о постановке пропаганды, о Никарагуа, о «смысле жизни» - (как представляли его для себя) Ленин, Сталин, Хрущёв, Брежнев, Андропов, Черненко и ...»). Ничего, мол, не прошу. Но пришёл-то просить... Я понимаю. И когда-нибудь пойду к М.С. насчёт него. Но на съезд он уже не попадает и из Ревизионной комиссии, куда его, простив, поместил Брежнев, он вылетит. Жаль. Арбатов от него, кажется, отступился, узнав, что Горбачёву он «не симпатичен».

Провожали Александрова - три девочки из его секретариата и двое коллег-помощников, не любившие его очень. И всё! (Андрей Михайлович Александров-Агентов – был помощником Генерального секретаря ЦК КПСС по международным делам с 1966 по 1986 гг. Написал  воспоминания «От Коллонтай до Горбачёва: Воспоминания дипломата, советника А. А. Громыко, помощника Л.И. Брежнева, Ю.В. Андропова, К.У. Черненко и М.С. Горбачёва», которые были изданы посмертно в 1994 году  - прим. FLB).

И как бы провожали меня из Отдела, если б я согласился на проводы! До сих пор «рыдают», как они выражаются, с кем ни поговори. Вот сейчас только почувствовал, что меня в Отделе «любили». Это лирика... А работа - не понятная для меня пока. Определил для себя направления: разоружение; советско-американские дела; МКД; региональные кризисы; еврейский вопрос; идея «Совета национальной безопасности». А как буду по ним идти, не представляю. Главное же - страшные нервные перегрузки и отсутствие какого бы то ни было времени на себя.

БЕЙКЕР ПОЗВОНИЛ БЕССМЕРТНЫХ, ЧТОБЫ УВЕДОМИТЬ - АКЦИЯ УЖЕ НАЧАЛАСЬ. ТАНКИ ПОШЛИ

22 февраля 1991 года. Горбачёв звонил в Вашингтон сегодня вечером в 19.30. У телефона Бейкер. Приветствуют друг друга. Бейкер что-то долго говорит. Минут через 5-7, судя по всему, появляется Буш, подключается к разговору. Горбачёв сообщает ему, что он был на мероприятии по случаю годовщины Советской армии. 6 тысяч человек присутствовало. Поэтому раньше не мог соединиться. Говорит, что Джим (т.е. Бейкер) изложил ему позицию, которую в данный момент администрация США занимает - что делать с Хусейном. У меня, мол, возникает вопрос: правильно ли, что мы вот тут за целые сутки обсуждали с представителями Ирака возможные выходы из ситуации, но они, эти наши идеи, неприемлемы для Соединённых Штатов? Перечисляет пункты того плана, которые он навязывал Азизу ещё ранее и о чём было сообщено в Вашингтон. Джим именно на этот план Горбачёва и реагировал: Немедленное заявление Хусейна о полном безусловном выводе войск из Кувейта. Вывод начинается на следующий день после прекращения огня. Вывод происходит в строго фиксированные сроки. После вывода 2/3 войск снимаются экономические санкции с Ирака. После окончательного вывода практически исчезают причины применения резолюции СБ ООН и они утрачивают силу. Вывод войск контролируют наблюдатели, назначенные СБ ООН. Самый трудный вопрос - срок вывода. Вы помните, говорит Горбачёв, что названные Азизом шесть недель я категорически отверг.

И вот теперь, продолжает Горбачёв, я услышал от Джима, что всё это не приемлемо. Возникает основной вопрос - чему мы отдаём предпочтение: политическому методу или военной акции, т.е. наступлению на суше? Я видел свою роль в том, чтобы, сотрудничая с вами, уберечь население и солдат от страшных жертв, и при этом достичь стратегических целей - ликвидации конфликта. Если у вас такое же понимание, то мы должны найти решение, которое было бы жёстким, но выполнимым. Ставить здесь ультиматум, значит открывать дорогу для военного решения. Если же для вас вообще не приемлем политический путь, тогда другой разговор. Я же думаю, что на базе того, что нам тут в Москве удалось добиться с Азизом, и с учётом ваших предложений можно было бы созвать Совет Безопасности, каким-то образом интегрировать оба проекта (ваш и мой) и найти всё-таки выход политический. Сделать это срочно, буквально на днях.

Самое главное - это хочу сейчас особо подчеркнуть - что с самого начала этого конфликта до последнего момента мы были вместе. И использовали всё мыслимое и немыслимое, включая первую фазу военных действий, чтобы заставить Хусейна пойти на попятную, подчиниться резолюции Совета Безопасности. И мы этого добились. Это уже урок для всех. Это новая реальность, с которой все вынуждены будут считаться, все потенциальные агрессоры и подстрекатели войны. Таким образом, мы получили возможность спасти ситуацию на рубеже перехода её в самую тяжёлую фазу, связанную с сухопутной войной. Мне кажется - это уже большая победа. И мир, и народ Соединённых Штатов, думаю, по достоинству оценят действия своего президента. А, учитывая, что мы всё время сотрудничали во время кризиса не только между собой, но и с другими главными партнёрами, это означает ещё и общее достижение. Все увидят, что оба президента, оставаясь непоколебимыми в достижении цели, не забывали, что самая высшая ценность - это человеческая жизнь, судьба людей. Думаю, что на 80-90% можно рассчитывать на то, что нас одобрит все мировое сообщество.

Сейчас, повторяю, есть все основания, чтобы не утратить шанс политического решения. Давайте не поддаваться нажиму, не будем нервничать. Давление имеет место и у нас здесь, и у вас, и во всём мире. Ответственность наша с вами очень высока, Джордж. И если мы сейчас повернём так, чтобы избежать продолжения бойни в самом худшем её варианте, это будет крупнейшее достижение на многие года вперёд. Вот мои аргументы. Прошу прощения за эмоции и за «высокий штиль».

С той стороны провода пошли уточнения насчёт Азиза и его возможностей убедить Хусейна окончательно отступить. Буш, судя по всему, бурно доказывал Горбачёву, что этого не произойдёт. Попытки М.С. его прерывать не имели успеха. М.С., послушав 2-3 минуты, то и дело произносил: «Джордж! Джордж! Джордж!». Но тот не унимался.

Я всё понял, сказал Горбачёв, когда тот наконец умолк. Мы с вами не расходимся в характеристике Хусейна. Его судьба предрешена. И я вовсе не стараюсь его как-то обелить или оправдать, сохранить ему имидж и т.п. Но мы и вы вынуждены иметь дело именно с ним. Поскольку это реально действующее лицо, противостоящее нам. Речь сейчас вовсе не идёт о личности Хусейна и не о методах его действий. Речь идёт о том, чтобы воспользоваться достигнутым в обуздании его агрессии, - тем огромным вкладом, который в это дело внесли именно Соединённые Штаты, американский президент, - и перевести решение проблем в сугубо политическое русло, избежать ещё большей беды, трагедии для огромной массы населения. Это центральный вопрос. На это замыкаются наши заботы о престиже наших государств и нас самих, Джордж. Я передам через Азиза ваше требование к Хусейну. Но, повторяю, моё итоговое предложение: давайте, может, предрешим его сейчас, а именно - мы выступаем с совместной инициативой по созыву Совета Безопасности и начинаем безотлагательно рассматривать весь пакет требований к Хусейну. Надо выжать из него всё, что только можно выжать из Хусейна, чтобы заставит его выполнить наши требования. Помните, Джордж: для нас приоритетом является сотрудничество с Соединёнными Штатами в рамках нашей собственной ответственности и перед своим народом, и перед мировым сообществом, которая сейчас в этот момент состоит в том, чтобы выйти из этого конфликта, достичь цели, избежав большой беды.

Буш опять возражает. Горбачёв ему говорит, что сейчас ведь ждём нового ответа из Багдада (после ночного разговора с Азизом). Поэтому принципиально важно сейчас сказать себе: берём ли мы курс на политическое или на военное решение.

Комментарий Анатолия Черняева спустя годы post factum: «Бейкер позвонил Бессмертных, чтобы уведомить его, что акция уже началась - танки пошли. Из этого лишний раз следует, что когда он и его президент продолжали по телефону дискуссию с Горбачёвым, решение было уже принято. Все команды давно отданы. И войска находились на «линии атаки». Замысел администрации США - воспользоваться случаем и хорошенько шмякнуть Хусейна, показав заодно всем арабам и всему миру, кто в этом мире «правит бал», - приобрёл вполне конкретное «наполнение» в штабе вооружённых сил. (И, кстати, почитайте «Ночной переполох в Кремле» о том как начиналась первая, воздушная фаза операции США 16 января 1991 года. Тогда Бейкер тоже позвонил министру иностранных дел СССР Александру Бессмертных … за час до начала боевых действий – прим. FLB).

Не думаю, чтобы Буш «не переживал» по поводу того, что он морочил голову «своему другу Майклу», - ведь он с некоторых пор вёл с ним «честную игру». Но инстинкты «старого мышления», хорошо натасканные в годы Холодной войны, были ещё слишком сильны. А после «ухода Горбачёва» они опять стали определяющими и господствующими».

См. предыдущую публикацию: «Открытое письмо Евтушенко «к советскому народу» в газете «Джорно». Отменили его концерт в Колонном зале по случаю 20-летия творческой деятельности после того, как он направил Брежневу телеграмму с протестом против ареста Солженицына». Что было 21 февраля 1974 года.

Ещё на эту тему

Брежнев: «Какой это дурак предложил устраивать Олимпиаду в 1980 году в Москве?!»

FLB: «Это же глупость! Угрохаем кучу денег, а зачем это нам?... Кроме нескольких антисоветских скандалов мы ничего от этой Олимпиады иметь не будем». Что было в этот день, 3 января: в 1974,1976,1988 и 1990 годах

Брежневу мы верим, но ведь у вас и Шелесты есть

FLB: «Всё- таки весьма примитивно они нас представляют. Дважды я его высмеивал: по поводу Шелеста и по поводу слухов, что хотим восстановить Коминтерн». Что было в Кремле 5 августа в 1973 и 1974 годах

Он доносил до нас ужасающую ненависть, которую питают к нам там

FLB: «Причём, не за Афганистан, который всем до лампочки, Афганистан просто ещё один предлог, чтоб открыто продемонстрировать эту ненависть к Советскому Союзу, к Russians. Что было 5 апреля: в 1973, 1974, 1980 и 1981 годах

Разбор вопроса о завышении цен на детский ширпотреб и на медикаменты

FLB: «Бирюкова вывалила на стол «продукцию» и понесла министров. Они пробовали сопротивляться, но Горбачёв сделал им такой разнос, что уселись они на свои места побитыми дворняжками». Что было 24 февраля в 1973 и 1984 годах

Мы в соцсетях

Новости партнеров