|
Еще задолго перед процессом по делу банды Лазовского я не мог найти ответ на простейший вопрос: почему он начат сегодня, а не три или хотя бы два года назад, когда еще были живы и наиболее неугомонные боевики, и, главное, сам Лазовский? Что, столь долгим был розыск оставшихся в живых бандитов? Или с доказательствами было худо?
Да нет же, Подшибякин с Акимовым и Харисовым ни от кого не прятались, а уж Абросимов и Васильев вообще были у следователей под рукой — отбывали сроки в зонах по другим делам.
А уж то, что этот наверняка загремит за бандитизм, тот — за убийства, а другие — за разбой или хранение оружия, тут уж вопросов вообще быть не должно: муровский подполковник Цхай со своими ребятами мало, что ли, нагреб фактов на всю эту шайку?
Семеро арестантов тут же уходят в «несознанку» — никаких показаний. В одном не врут: боятся Лазовского и его братвы то ли из ГРУ, то ли из ФСБ. Мало, что ли, крутых ребят только рот открывали — и уже покойники.
Сижу теперь на процессе и жду ответа на свое любопытство — ни обвинение мне пока не помогло, ни подсудимые. Теперь вся надежда на свидетелей — вторую неделю подряд их допрашивает суд.
Владимир Владимирович не хочет за решетку
Старо как мир: если следователь хочет, чтобы арестованный складно и логично давал показания, которые от него требуются, с ним надо договориться, посулить какое-то благо. В множестве стран это нормально и законно, есть даже правовой термин — сделка с правосудием. У нас — чистая самодеятельность, благо что следователь по действующему УПК правами не обделен.
Вот, скажем, Акимов Владимир Владимирович — его, если кто помнит, судили вкупе с отставным подполковником Воробьевым по обвинению во взрыве автобуса (декабрь 1994 года), признали ненормальным, оправдали и почему-то сразу выпустили, не наградив лечением в спецпсихушке. А теперь для него еще один сюрприз: следствие убеждено, что Акимов в ноябре того же 1994-го привез на своей машине Щеленкова к мосту через Яузу. И, разумеется, взрывчатку, которую тот подложил под рельсы, да сам и взорвался. И вообще, куда ни глянь — всюду Акимов со своей машиной. Как кого убивать надо — так Акимов бегом за баранку и везет киллеров на работу. Так его следователь разговорил, что Владимир Владимирович, как у них говорят, заложил всех, кто сидит сейчас в клетке.
Я спрашиваю:
— Владимир Владимирович, а вы эту братву не боитесь?
— А чего мне бояться? Ребята понимают, что следователь на меня давил — то сроком грозится, то в камеру к отморозкам сунет. Ну я ему все и подписал.
— А теперь что делать?
— Откажусь от показаний — всего и делов.
Акимову повезло меньше других — следователь отпустил его под подписку о невыезде, но в обвиняемых оставил.
Каждый день судья от него слышит: «Не знаю», «Не был», «Не помню».
И еще у него есть один козырь — как вопрос не нравится, обхватывает виски ладонями, тихо стонет и шепчет: «Худо мне». А что, у него справка, где так и написано: «Страдает психическими расстройствами».
Я его как-то спросил о майоре из ФСБ Юмашкине — он же его с Лазовским возил. Владимир Владимирович вдруг стал свиреп:
— Майоры! Подполковники! Нашкодят — и в сторонку, чистенькими остаться хотят. А паровозом идут пацаны — «бандиты! террористы!». Все, не могу больше, худо.
Из обвиняемых стали свидетелями Соседов и Щадяев, подождем, что они скажут.
Звонок Володе из ФСБ
Михаил Соседов — худощавый, нескладный, лет тридцать с небольшим — вошел в зал на негнущихся ногах, на лбу бисеринки пота, пальцы рук ходят ходуном, едва смог расписаться.
Как сразу стало ясно, уговор со следователем Соседов понял по-своему: мочить можно всех, желательно мертвых, а уж о себе помалкивать. Вот он рассказывает: в начале 90-х годов познакомился с Полонским и Щеленковым, которые через пару лет стали активными членами банды Лазовского. Когда открылась фирма «Ланако», ездил туда покупать вещи — сплошной импорт и недорого.
— Вас приглашали работать в «Ланако»? — спрашивает судья.
— Да, и Полонский, и Щеленков. Я отказался — как-то страшно стало.
— У них что — были проблемы с правоохранительными органами? Вы этого боялись? — снова вопрос судьи.
— Да нет, все наоборот. Какие проблемы, ваша честь, если у Полонского и Щеленкова я видел удостоверения ГРУ и ФСБ? Они там в военной форме, с погонами полковника. И еще спецталоны — их никто остановить не мог, никакие менты. Что б я на них работал? На эти спецслужбы? Да никогда.
Соседов долго рассказывает, каким другом для него был Акимов, как-то они даже долго жили вместе, в одной квартире. Акимов часто вспоминал, как возил Щеленкова к мосту с этой чертовой бомбой, как стал ее монтировать и забыл, куда какой проводок подключать.
— Тогда он взял мобильник и позвонил какому-то Володе из ФСБ. Тот его обматерил. И еще Акимов говорил мне, что Щеленкова наверняка взорвали, ведь к бомбе были подведены два пульта дистанционки. Это потому, что он спорил с Лазовским: на кой черт взрывать этот мост? Какой от этого навар?
Акимов с места:
— Ни на какой мост я не ездил! Никакому Володе из ФСБ Щеленков не звонил!
Судья Ольга Борисовна строго пресекает эту свару и заходит издалека:
— Свидетель, я не пойму: если вы не работали у Лазовского, чего это ради вы присутствовали на его разговорах с тем же Полонским? Ведь там речь шла об убийствах.
— Ну я им паспорта изготовлял. На угнанные машины.
— И удостоверения спецслужб?
— Что вы, ваша честь, там же бумага специальная, голограммы. Я такое же себе хотел, спросил Полонского, а тот отвечает: «Такое удостоверение дороже твоего «Мерседеса».
В банде можно было делать все
Владимир Большаков — молод, широк в плечах, лицо, как писали когда-то советские классики, открытое. По просьбе судьи внимательно смотрит на каждого из обвиняемых, пожимает плечами: «Первый раз вижу».
Зато с покойными Полон-
ским и Щеленковым знаком издавна, считает их своими друзьями. Знаком и с Лазовским.
— Я его ненавижу, — говорит он. — Это подонок и псих, это он виноват в гибели Полонского и Щеленкова.
Судья спрашивает:
— Группа Лазовского, на ваш взгляд, была похожа на банду?
— Конечно. У каждого оружие, носят почти в открытую. А сколько убийств?!
— Почему банда действовала так нагло? Смотрите, стрельба у банка, у ресторана «Разгуляй» — все напоказ, среди бела дня. Откуда такое бесстрашие?
— Ваша честь, да они же работали под крышей ФСБ. У Лазовского в штате «Ланако» — действующие офицеры, все боевики имели документы прикрытия, к которым не придерешься.
— Из ваших показаний на предварительном следствии: «Роман Полонский рассказал мне, что Лазовский приказал убить Атлана Натаева». Вы это подтверждаете?
— Да, ваша честь. Я никогда не видел Романа таким подавленным. «Ведь это друзья, партнеры. Как же можно отдавать такой приказ?» А меня лично поразило даже не это убийство — чего еще можно было ждать от Лазовского? Меня поразило, что, по словам Полонского, Натаева привезут к месту убийства офицеры ФСБ. И, насколько я знаю, эти же офицеры были на стрелке Лазовского с братом Атлана Саидом. Того, если помните по делу, тоже убили. Вот тогда Рома Полонский и погиб.
Для меня любопытно другое: такие же показания Большаков давал на предварительном следствии по делу Лазовского и Харисова еще в 1997 году. Каким же тогда чудом эти свидетельства исчезли из обвинительного заключения и главарь банды вместе со своим киллером получили смехотворный для убийц срок — два года?
Выходит, тогда жуткие эти преступления не произвели впечатления ни на следователей, ни на судей? А теперь, пять лет спустя, суд снова возвращается к ним, но отвечать придется только Харисову и еще четверым — с Лазовского уже не спросишь.
«На Лубянке велели молчать»
Он вошел в зал, представился: Тростанецкий Сергей Энрихович, бизнесмен. Имеет двойное гражданство: России и Израиля.
Я сразу вспомнил: на предварительном следствии старший оперуполномоченный УФСБ по Москве и Московской области подполковник ФСБ Юмашкин утверждал, что с Лазовским его познакомил некто Тростанецкий. И никаких подробностей: кто этот человек, как с тем же Юмашкиным познакомился, где сейчас обретается. Эта фамилия мне вспомнилась еще раз: когда читал протокол о задержании Лазовского, Харисова и того же Юмашкина. Операцию проводил заместитель начальника МУРа подполковник Владимир Цхай — это случилось в феврале 1996 года во дворе дома на Садово-Самотечной улице. Именно здесь жил некий Тростанецкий, на квартире которого Цхай и застукал Лазовского.
И вот сейчас Сергей Энрихович — в двух шагах от меня, на вопросы судьи отвечает медленно.
— Я утверждаю, — сказал он в тишине зала, — что мой покойный друг Максим Юрьевич Лазовский был действующим офицером ФСБ. Он был честнейшим человеком, все его мысли и поступки были направлены на служение Родине. Обеспечение ее безопасности.
Да, в прессе писали, что Лазовского по прилете в аэропорт Туапсе встречали офицеры ФСБ с кортежем машин с мигалками. Это не только его встречали — спецрейсом с ним летели старшие офицеры ФСБ с генералом, фамилию его я назвать не могу.
Я подозреваю, что у Лазовского не сложились отношения с руководством ФСБ, за месяц до смерти он сказал мне: «Сережа, меня убьют». Так оно и случилось: убили.
И еще одно мое заявление прошу включить в протокол. Некоторое время назад возле дома меня встретили несколько человек и отвезли на Лубянку. Там один из высших офицеров меня и предупредил: «Скоро суд по группе Лазовского. Не вздумайте туда явиться и давать показания».
Ни на один из уточняющих вопросов судьи Тростанецкий не ответил. Протокол его допроса датирован 21 марта.
…Как мы в прошлой моей публикации назвали банду Лазовского — лубянской? Думается, не ошиблись.
|
