|
Фото OBLVESTI.RU
Константин, так зовут бывшего спецназовца донецкого подразделения «Беркут», приехал в Волгоград вместе с супругой совсем недавно, точнее, в октябре этого года. Ему пришлось своими глазами не только увидеть, что творилось в Киеве с осени 2013 по середину зимы 2014 года, но и непосредственно принимать участие в тех трагических событиях. Мы встретились с ним в спортивном зале одного из бойцовских клубов Волгограда, где и состоялась наша беседа – делится с читателями репортер газеты «Областные вести» Константин Родионов. Итак, слово бойцу «Беркута».
«Мне 25 лет, я родом из Горловки Донецкой области. Там же закончил школу, потом училище и ушел в армию. Служил в 25-й бригаде ВДВ, в Днепропетровске.
После армии как-то занимался в спортзале, когда ко мне подошел один парень. Он поинтересовался, где я работаю (а на тот момент я был электриком) и предложил мне работать в спецназе. Примерно через две недели мы созвонились, и я приехал в зал, где тренируются бойцы «Беркута».
В ринге прошел так называемую аттестацию, спарринги были: первый - с мастером спорта по боксу, потом - с кандидатом в мастера по рукопашному бою, и третий - с огромным мужиком, его все звали «Дед», он ветеран «Беркута», килограммов под 120 весом…
В общем, я им понравился, после чего полгода отучился в учебке, в Мариуполе, немного поработал в ППС и перед самым Киевом пришел перевод в «Беркут».
Последний раз у них командировка была на «оранжевую революцию», как рассказывали, ничего особенного там не было, просто потолкались и разъехались. И в этот раз все были уверены, что едем на неделю, так как именно на этот срок пришла разнарядка.
Мы выдвинулись на «Майдан». В нашем взводе были преимущественно борцы и боксеры, я сам милиционер-альпинист по специальности, также были снайперы, водолазы, саперы-подрывники… В общем, боевой взвод.
Я изначально даже обрадовался: только пришел - и сразу командировка, будет хоть какая-то практика, да и Киев посмотрю, давно уже не был в столице.
В Киев мы приехали 24-го ноября, как раз только-только началась заваруха. Сначала поколесили по городу, а потом - срочная тревога. В полной экипировке - в автобусы и едем на «кабмин». Мы были без оружия, не было у нас даже щитов, только дубинка, газовый баллончик и средства для связи.
На «Майдан» нас подвезли с одной из задних сторон двора. Когда же мы пробежали через двор и вышли на площадь, я тогда испытал небольшой шок. Сколько там было народу!.. Я такого до этого не видел никогда. Они громко кричали, что-то скандировали, и сразу началась потасовка. Первое, что я помню, когда мы выбежали, под ногами один за другим начали взрываться взрывпакеты. Тут же команда: «Газы!».
Быстро надеваем противогазы, и получается так, что в момент, когда последовала команда «газы», толпа начала трепать первый ряд. Гражданские люди стали выдергивать бойцов, срывать с них противогазы, пшикали в лицо из газовых баллончиков, взрывали петарды, закидывали камнями. Мы подбежали и стали менять первый ряд, потому что ребята стояли без противогазов. И вот стоят бойцы цепью, рука об руку, чтобы не прорвали, потому что весь этот людской массив хочет прорваться и захватить «кабмин». Мы тогда еще слабо представляли, что у них на уме…
Мы заменили первый ряд, было тяжело, народ давил, в противогазах все потело. Слева было видно, как кололи брусчатку и кидали в нас. Не сказать, что она была большая, но очень тяжелая и острая. Очень неприятные ощущения, скажу я вам, когда попадали по шлему.
Потом нашему начальству сказали, что толпа осталась только мирная и начинает расходиться. Мы поехали на базу и расселились. В дальнейшем на «кабмин» выезжали, но серьезных инцидентов не было, удивляло лишь то, что очень много людей было в черных масках.
Когда выступали люди от партии «Удар», играл нацистский гимн СС. Было очень странно и непонятно, причем здесь гитлеровцы, если это украинская партия. Стоит человек, на плече эмблема УПА, кричит «Слава Украине», «москаляку на гыляку»…
Они нас сначала просили перейти на их сторону, поддержать переворот. Но мы же стоим на охране порядка, на охране конституции страны! Они разломали брусчатку, перевернули будки, какие там были. Если бы мы позволили им войти в «кабмин», они бы и там все разнесли.
Мы пытались им что-то объяснять, призвать к спокойствию, но куда там…
Мы туда впоследствии стали выезжать каждый день. Когда у командования спрашивали, сколько будем здесь находиться, то вразумительных ответов не получали. Чаще в ответ слышали: «Ребята, так надо».
Позже нам пообещали, что мы уедем до нового года, тогда все обрадовались этому известию. В эти дни особых проблем не было, разве что мелкие беспорядки, а вся основная масса переместилась на центральную площадь Киева и разбила там палаточный городок. Когда они туда ушли, вроде все было тихо-мирно, но все равно, когда пять тысяч людей там находятся днем и ночью, жгут костры, чтобы греться, и все это в центре столицы, это дико выглядит.
За нашим донецким «Беркутом» был закреплен именно «кабмин». Мы работали по смене, стояли с семи утра до семи вечера, потом другая смена до семи утра, а мы на базе отдыхали, приводили себя в порядок.
Вдруг узнаем, что киевский «Беркут» разогнал студентов.
Связались с коллегами, и они нам сказали, что не надо верить СМИ, потому что там стояли реальные парни с ломами и в масках. Когда ты на такого замахиваешься резиновой дубинкой, этот человек, который только что на тебя нападал вооруженный железным ломом, вдруг резко падает, тут же украинские СМИ начинают снимать. А тот сбрасывает маску, достает студенческий и начинает всем демонстрировать, что он якобы студент…
Видел несколько историй, очень жестоких. Не скажу точно, боец «Беркута» это был или ВэВэшник, но этого парня привязали, точнее, распяли на решетках, и начали отбивать берцовые кости железными прутами. Парню сломали обе ноги. Когда его сослуживцы отогнали толпу и его отвязали, его несли под руки, а ноги волочились по асфальту, будто тряпки. Тяжелое зрелище.
В другой раз черниговский или черкасский «Беркут», не скажу точно, ехавший в автобусе, окружили бойцы «Правого сектора». Водитель при этом остановился, не стал таранить толпу, чтобы никого не задавить, этим они и воспользовались. Эти звери из «Правого сектора» всегда работали в паре: один с булыжником, второй со взрывпакетом. Булыжником проламывают стекло в автобусе и закидывают туда взрывпакет.
Рвануло так, что в днище автобуса образовалась дыра. Ребята из автобуса начали выбегать, шум, суматоха, естественно, никто не может выстроиться в боевые порядки. Вообще, мало кто тогда мог ожидать, что будут нападать на милицию. А пацанов атакуют, бьют железными трубами, очень жестоко. Одному из тех парней мы потом скидывались на операцию, ему делали трепанацию черепа.
В середине нашей командировки мы как-то зашли на «Майдан», где мне довелось лично увидеть Кличко. Мы работали, а он стоял в трех рядах от меня. Тогда бить людей категорически запрещалось, мы лишь стояли плотным кольцом. Нас было тогда гораздо меньше, чем митингующих, было понятно, что если с ними завяжемся, мы просто не выиграем эту битву.
Стали немного поддавливать их, сжимая кольцо, в итоге метров на пятьдесят удалось их отодвинуть. Мы с ними не пререкались, да и не было на тот момент особых причин, чтобы их ненавидеть. Они нам даже чай предлагали, и, естественно, просили перейти на их сторону.
Тогда, к слову, мы очень замерзли, стояли с одиннадцати вечера до восьми утра. Мороз был жуткий, а мы тогда еще были экипированы летней обувью. Казалось, пальцы просто отпадут - и на руках, и на ногах. Маска была тоже летняя, вся покрылась инеем, ужас, одним словом.
Вот тогда мне и «посчастливилось» увидеть вживую Виталия Кличко. Он появился посередине между нами и толпой, и начал кричать нашему командиру взвода, чтобы тот отводил людей, то есть нас. На что командир ему ответил, чтобы он сам отводил своих.
Кличко говорил, что если они сейчас пойдут, то нас подавят, а стоять там было очень сложно, под ногами - груды мусора, создавалось впечатление, что мы на свалке, ноги не стояли на ровной поверхности.
Он не стеснялся и продолжал кричать прямым текстом, что, если они начнут давить, то бойцы попадают, и толпа их подавит, но командир наш стоял на своем: мы будем стоять и никуда идти не собираемся. Потом Кличко предложил создать буферную зону, чтобы толпа и мы отошли на пять метров, но наш командир, переговорив с командиром батальона, принял решение, что мы останемся стоять и никуда отходить не станем, даже на пять метров.
Мы по-прежнему были без оружия, точнее без него мы там пробыли все время, от начала и до последних дней. Кличко тогда, поняв, что его просьба не будет удовлетворена, начал смотреть на нас, как на ринге, выедал глазами. Командир у нас парень бывалый, к тому моменту уже побывал в Югославии и Ираке, 20 лет за плечами службы в «Беркуте», тогда ему сказал, что ты вот меня глазами сверлишь, а я тебя не боюсь. Кличко тогда сильно удивился, он явно не ожидал такого ответа от простого капитана.
И тут толпа начала бушевать и пошла прямо на нас. Мы встали стеной. Кличко попал между двумя, так скажем, людскими стенами, как под два молотка, его сдавило и он, потеряв сознание, плавно начал сползать на землю. Наш боец успел его подхватить, и мы его оттуда вытащили.
Так мы простояли тогда до утра, потом сменились.
После этого приезжали периодически ненадолго на «кабмин», там постоянно была толпа 100-150 человек, которые приходили туда с Майдана. Они постоянно крутили гимн УПА времен ВОВ, но проблем особых не было, более-менее все было тихо и мирно.
16 января, наконец, поступила команда, что едем домой, но ровно на семь дней. И возвращаемся назад.
Но уже 19 января прозвучала тревога, и мы в спешном порядке выдвинулись на базу. Экипировка, щиты, продовольствие уже все было готово. Но на душе, помню, очень неспокойно было…
Мы приехали в Киев числа 20-го, остановились на «кабмине» и начали спускаться на Грушевского, где стадион «Динамо» имени Валерия Лобановского. Там увидели сожженные автобусы и машины, груды разбитой брусчатки. Стояло большое количество ребят внутренних войск и «Беркута», мы тоже присоединились к ним.
Тогда впервые мы увидели те самые «коктейли Молотова», обожженных солдат внутренних войск. В них кидали бутылки с зажигательной смесью простые украинские люди. Было дико.
Максимум, что мы использовали в подразделении, это резинострелы. Это ружья, внешне похожие на охотничье помповое ружье, только с резиновыми пулями, как на травматике. Эффективная дальность выстрела 15 метров. Если цель ближе 15 метров, то стрелять было категорически запрещено. Если цель будет стоять на 30 метров от тебя, то попросту нет смысла стрелять, уже ничего не долетает. Еще у нас были газовые и шумовые гранаты. Хотя толку от них никакого, мы сами подрывались на газовых гранатах, когда она бахнет, даже противогаз не надо одевать. А шумовая - тем более, только эффект шума и больше ничего.
К тому моменту в толпе мы уже стали замечать людей с бейсбольными битами, которые были насквозь пробиты крупными гвоздями. Получалась палица. У некоторых была сваренная из арматуры булава с шипами.
У нас была задача обеспечить работу пожарным, но толпа выстроила линию из сожженной техники и начала туда накидывать покрышки и поджигать. Когда пожарные пытались протянуть рукава, чтобы потушить, из-за горящей стены летели «коктейли Молотова». В бутылках был бензин с ацетоном, а впоследствии мы узнали, что туда добавляли и щелочь. После такого попадания, сначала случается ожог, а потом щелочь начинает разъедать тело.
Мы в тот раз выстроили забор из щитов, принимали на себя и камни, и бутылки с коктейлем. Пожарные из-за нашего так называемого забора пытались тушить огонь. Далее мы стали практиковать, чтобы в каждой группе бойцов «Беркута» шел пожарный с двумя огнетушителями. Он постоянно контролировал все воспламенения, когда группа работала.
Тогда я понял: то, что мы постигаем на учениях, этого мало, много нюансов, которые в таких ситуациях впервые, и всему приходилось учиться на ходу. Бывало, за щит толпа выдергивала нашего бойца, и начинала его жестоко избивать. Если не успеешь своего бойца втянуть назад, то он рисковал стать на всю жизнь инвалидом. До нас тогда дошла информация, что хунта за деньги вербовала людей по спортивным клубам, реальных боевиков. Суммы озвучивать не буду, но если себя хорошо проявляешь, допустим, кинул в беркутовцев коктейль или камень, то будут еще и премиальные.
Когда мы соорудили живой забор и помогали пожарным тушить огонь, первый раз тогда мне в шлем прилетел камень. Щиты были пластиковые, все тело ими не закроешь, а толпа метила в основном в ноги. Прикрыл ноги, получил камнем по голове, прикрыл голову, получил по ногам. Тогда у меня на шлеме камень полностью разбил забрало. Рядом моему коллеге камень попал под забрало и разбил все лицо, кровь текла ручьем. Стояли мы там тогда двое суток безвылазно. Толпу мы тогда все-таки оттеснили с Грушевского, и она постепенно начала отходить обратно на Европейскую площадь и оттуда на Майдан.
Тогда мы думали, что площадь Грушевского очистили, толпа ушла, теперь все нормально. Но толпа не успокоилась и вернулась обратно.
Дальше начали стоять посменно по два часа. Два часа стоим, два часа греемся в автобусе. У Верховной Рады организовали столовую, нас наконец-то начали кормить, все было более-менее нормально.
К концу января вроде как образовалось затишье, начали постепенно разгребать завалы. А они от сгоревших скатов и груды металлолома и камней были огромные. Огонь, помню, был тогда настолько большой, что пламя достигало метров пятнадцати, а может, и больше.
Мы уже стали терять надежду, что скоро поедем домой, и тут 18 февраля - митинг у Верховной Рады. Тогда все наши бойцы были на веселой ноте, думали, что сейчас народ помитингует и разойдется. А мы в ближайшие дни отправимся домой к семьям.
Но, придя туда, снова увидели бушующую толпу, опять петарды и «коктейли Молотова». В тот день к нам стали прилетать подшипниковые шарики - ими из толпы старались стрелять по глазам.
Мы тогда вошли во двор одного дома, где был уже разгромленный офис «Партии регионов», и увидели, что толпа пытается зайти к нам в тыл.
Но впрямую подойти к нам было сложно, поэтому «майданутые» забрались на крыши и начали нас обстреливать камнями, и кидать в нас бутылки со смесью. Потом они начали поджигать квартиры живущих там людей, простых граждан. Люди стали кричать, просить о помощи, мы их вытаскивали по лестнице, и веревками, в общем ужасно все выглядело.
В тот день, у нас появился и первый раненый с огнестрелом. Ему прострелили кисть руки из пистолета ПМ.
Киев помогал всем стоящим на Майдане, им носили еду, теплую одежду. Они тогда наивно думали, что они воюют за правое дело.
Поработав в этом горящем здании, мы выбежали на улицу. И вдруг наши парни стали падать. Их выносят, они все в крови, сразу даже было непонятно, что происходит. В них уже стреляли из боевого оружия. Я до этого уже видел человека, который выходил из-за дерева, причем был в маске, делал несколько выстрелов из пистолета и снова прятался. В суматохе трудно различить сразу, резинка это или боевой пистолет, но у нас даже «снять» его не было возможности, не было даже травматического оружия.
Когда мы присоединились к общей стенке, было уже много обгоревших, травмированных бойцов и солдат ВВ. Позже один из моих коллег мне рассказывал, как сначала почувствовал просто удар в грудь. Сначала не мог понять, что это, потом увидел дырку в броне. А броня у нас была против ножей, против пуль она не спасет. Точнее вообще ничего не было в экипировке, что могло остановить пулю. Так вот еще минут сорок он работал, не понимая, что с ним произошло, грудь давит, видит дырку, а с чего она появилась - с травматики или боевого, непонятно.
Когда самостоятельно подошел к скорой помощи и начал снимать разгрузку, все было пробито: броня, бушлат и китель. Весь живот был в крови. Когда поднял майку, начал терять сознание, помнит лишь, что врач сказал, что у него пулевое ранение.
Пулю у него в итоге смогли достать только в Донецке, киевский хирург не решился это делать, потому что можно было зацепить сердце или аорту, а это смерть. В Донецке парень – хирург - сделал под мышкой надрез и смог извлечь пулю. Когда приехал следователь, то сделал заключение, что пуля была выпущена с далекого расстояния. И сама пуля не характерна ни для пистолета ПМ, не для другого, судя по нарезам. На ней было более шести нарезов. Как он сказал, в Сирии винтовки переделывали под девятимиллиметровые патроны от ПМ. Возможно, именно из такого ружья был выстрел.
В палате с этим бойцом, к слову, лежали еще трое с точно таким же ранениями: стреляли в обвод края бронежилета и немного выше. Получается, человек точно целился и знал, куда стрелять. Все выстрелы были в область сердца.
Ту пулю следователь забрал, но уголовное дело так и не возбудили.
Вернемся к Майдану. Мы в дальнейшем пошли по улице Институтской. Приехали КАМАЗы «Торнадо», это такой бронированный автомобиль с защищенной сеткой, они обычно на массовых беспорядках обильно поливают толпу водой. Мы стали теснить толпу и дошли до самого Майдана. Там рядом с мостом и большими часами был штаб «Правого сектора», над ним развевался их флаг.
Оттуда выносили очень много охотничьих патронов большого калибра, шумовые гранаты, обвязанные скрепками, дробью, рублеными гвоздями, затянутые скотчем. Такие гранаты при взрыве становились уже не просто шумовыми, а по-настоящему боевыми. Также видели, как выносили такие штуки, сваренные из гвоздей с заостренными наконечниками, похожие на противотанковые ежи, только маленького размера. Их рассыпали на асфальте, чтобы бойцы протыкали ноги.
Такие мелкие пакости были повсюду.
И тут СБУ Украины дает два часа «Правому сектору» на то, чтобы Майдан сдался.
За эти два часа мы успели немного отдохнуть, подкрепиться, а около шести часов вечера прозвучала команда: «Штурм!».
Подогнали пару БТРов, КАМАЗы «Торнадо», много войск ВВ подтянули. И «Беркут». Мы встали сверху на холме, а другим нужно было идти под мостом по улице на «Майдан». Начали потихоньку давить, сделали пару шагов и видим, как из строя сначала один выпал, потом другой, их спешно выносят. Сразу не поняли, что случилось, потому что «Майдан» гремит внизу, а мы стояли на вершине, вроде как у нас тишина. И тут возле головы у меня что-то просвистело, а пролетело настолько близко, в считанных сантиметрах, что я почувствовал эту волну ветровую. Делаем еще два шага, и парень впереди меня падает, это мой друг, с которым мы вместе жили в одной комнате на базе. Пуля ему попала в голову, чуть ниже левого глаза. Я перед этим ему еще сказал, чтобы поднял щит, вдруг что-то прилетит, как чувствовал. Он в ответ улыбнулся, а когда по ступенькам мы сделали два шага вниз, он упал. Я его подхватил, посмотрел под забрало маски и увидел какую-то черную точку под глазом: из нее сразу начала обильно течь кровь. Пока мы его несли, кровь начала лить, как из ведра, парень потерял сознание. В этой ситуации сложно сориентироваться, что можно сделать. Ранение такое, что ни шину наложить, ничего. Подбежала врач, сначала сказала, что не может уколоть обезболивающие, у парня к тому моменту уже начинался шок. Я разрезал его маску ножом, кровь шла из-под глаза, с ушей, изо рта. Пришлось накричать на врачиху чуть ли не матом, тогда она ему что-то уколола, и мы донесли его до скорой помощи.
(Сейчас он проходит курс лечения в Москве. Пулю ему достали аж под левым ухом. При этом первоначально, когда его привезли в больницу, хирург сказал, мол, везите в морг, типа нет смысла его спасать, он не выживет. Теперь парень инвалид, у него не видит левый глаз, не слышит левое ухо, плохо работает челюсть. Вся правая сторона тела онемевшая, вот так в 23 года человек остался инвалидом на всю жизнь).
Мы с парнем, с кем несли товарища, вернулись обратно в строй. Страшно уже было без шуток, у меня потом долго весь этот ужас «Майдана» стоял перед лицом. Мы начали потихоньку двигаться вперед, но тогда до всех уже дошло, что нас жестко «снимают» снайперы. Ранения у всех были похожие. У нашего донецкого «Беркута» из 80 человек, 21 были с огнестрельными ранениями. Стреляли преимущественно в шею, голову, кому-то попали в ногу. Стреляли со всего, начиная с патронов на «кабана», это толстенный кусок свинца. Попадет таким в ногу, ее потом врачи еле соберут, если соберут вообще. Одному из наших вот такой пулей раздробило коленную чашечку, врачи потом еле собрали ее, но парень уже не ходок.
Помню, как удивлен был хирург, который извлекал пулю из головы раненного бойца. Он оперировал еще афганцев, но таких пуль до этого не видел, хотя за свою жизнь повидал много разных.
Много парней позже, когда вернулись из Киева, рассказывали, что их не хотели лечить. На скорой помощи везли куда угодно, только не больницу, не хотели туда везти. Ранений было много, одному бойцу из мелкашки попали в носовую пазуху. Целились, видимо, в глаз, но попали в пазуху. Пуля пробила первую кость и застряла в носовой пазухе под глазом.
Другому парнишке практически отстрелили нос. Пуля прошла насквозь через нос, он у него просто висел на коже. Сейчас у него нет хрящей в носу, держится на честном слове. А парень стал инвалидом. Он теперь даже шутит, что нос ему сломать невозможно, потому что в нем нет хрящей.
Еще одному нашему бойцу просто повезло. Пуля вошла в боковую сторону шлема, и вышла сзади. И, к счастью, миновала голову. Я видел глаза потом этого парня, он пребывал шоковом состоянии. Другому пуля пробила легкое и чуть не задела сердце. Позже он мне показывал: на его груди было пять или шесть послеоперационных шрамов.
В общем, когда мы штурмовали, в нас стреляли, парни продолжали падать. Мы уже стали ложиться, ползком со щитами пытались продвигаться вперед, ведь приказ никто не отменял. Видели, как с левой стороны стояли войска ВВ, как их закидывали всем, чем можно. Мы постепенно теснили «Майдан», теснили их палатки и загнали всех в кучу. На штурм в итоге мы ходили тогда всю ночь. Начинаем идти, они в ответ в нас стреляют из боевого оружия, отходим назад. Заводим КАМАЗы «Торнадо», толпа их поджигает и расстреливает, невозможно идти вперед. В нас стреляют уже постоянно, а мы как были без оружия, так и остались без него.
Так мы «штурмовали» ночь, потом день. Дальше приходили на места, которые у нас стали местами дислокации. Стояли вокруг «Майдана» и контролировали весь происходящий там процесс. К тому моменту уже очень много было погибших среди наших коллег и войск ВВ. В нашем подразделении, слава Богу, жертв не было, но трое остались инвалидами, а про раненых я уже говорил.
Потом на местах, где базировался сам «Майдан», мы находили рожки от автоматов, гильзы от ПМов и еще много разных принадлежностей от огнестрельного оружия. Что-то сгорело, что-то осталось. Там же попадались коробки с недоделанными «коктейлями Молотова».
Нас отпустили отдохнуть ранним утром 21 февраля.
Отдыхали в «кабмине» прямо в экипировке. Помню, легли спать, и нас на два часа раньше поднимают по тревоге. Тогда на штурм пошел уже сам «Майдан».
Впоследствии мы начали узнавать от парней, что там было. Впереди стоял строй безоружных майдановцев, а из-за спин высовывались люди в масках, давали очередь из автомата Калашникова и прятались.
Много тогда ВэВэшников попадало, стали пытаться отходить, а хунта начала брать в плен. Тех, кто был из «Беркута», сразу убивали или калечили, более снисходительно относились к солдатам ВВ. А мы для «майданутых» были убойным мясом, нас они пытались жестко искоренять.
Я не упомянул про Банковую улицу - мы стояли недалеко от нее. Когда сидели в экипировке в автобусе, слышали на Банковой взрывы. И по радио передавали нам, что там творится. Солдат-срочников давили трактором, разбивали цепями, поджигали бутылками, кидали в них петарды и горящие файера, а парни просто стояли и ждали. Команды идти вперед им не давали. Там тогда много было раненых и убитых. Но и чтобы помочь им, тоже команду никому не давали. Не выдержал тогда киевский «Беркут», без команды ребята рванули туда и смогли разогнать озверевшую толпу.
В общем, жестокость там была сумасшедшая. Когда на человека идет трактор с ковшом, чтобы его раздавить, это ни в какие рамки не вписывается.
А мы оставались в «кабмине» и ждали. Все было окружено, отходить просто некуда, все выезды перекрыты. Так мы просидели ночь, на «высотке» рядом сидели снайпера из охраны президента. Если бы «Майдан» тогда смог пройти снайперов, то нас бы попросту разбили. Ненависть тогда у «Правого сектора» по отношению к нам и солдатам была не просто жесткая, а нереально жестокая.
Ночь мы переждали, это было самое страшное, потому что очень ограничена видимость из-за темноты. На штурм хунта тогда не пошла, в какой-то мере удержали снайперы, а утром нам впервые подвезли оружие для обороны. Хотя смысла в этом уже не было, из него не сделали ни одного выстрела. Половину дня тогда прождали в «кабмине» с оружием, понимали, что если на нас пойдут, применить придется. Закон о милиции Украины позволяет применять оружие по назначению, если жизни и здоровью сотрудника угрожает опасность.
И тут последовала команда, что мы уходим домой. Погрузили в автобусы амуницию, выехали на базу в Пуще-Водицу, собрали вещи. Все время за нами следовал автомобиль марки ДЭУ: так нас «пасли». Хунта уже знала, где мы базируемся, и наш путь следования. Снова все поперекрывали, откуда-то опять появилась толпа.
Здесь большое спасибо генералу Романову, который прилетел из Донецка, договорился с депутатами, которые управляли «майданом». Они приехали и уговорили собравшийся народ нас выпустить. Мы тогда были с оружием, и, понятное дело, могли его применить для прорыва. Поэтому мы по-тихому выезжали не через центр города, а окрестными дворами, через поля, всякие дебри. Очень тяжело выбирались оттуда.
Лишь когда приехали домой, вздохнули с облегчением.
Нас позже снова собрали и сказали, что Киев по любому пойдет на Донецк, и надо службу продолжать нести. Но в скором времени генерала Романова сняли с должности, а наш «Беркут» расформировали. Точнее будет сказать, переименовали, сменили символику и название, и функции свои мы продолжали выполнять. Киевское оружие мы сдали в дежурку, так и не сделав из него ни одного выстрела.
Работали до поры, потом стали разъезжаться. Мой командир, к примеру, сейчас работает в сочинском ОМОНе. Я никуда ехать не собирался, если бы, как говорится, не припекло. Не скажу плохого про ополченцев, но и среди них люди разные. И служат все по-разному. Здесь уместна поговорка: «В семье не без урода». Глубоко вдаваться не буду, но у них тоже далеко не все идеально. Для меня, например, абсолютно непонятно, что там будет дальше и как.
Поэтому пришлось уехать, и сегодня я - здесь. Надеюсь, на героической волгоградской земле моему опыту и навыкам найдут достойное применение.
Волгоград на меня произвел просто потрясающее впечатление. Особенно когда увидел «Родину-Мать», ненадолго потерял дар речи (улыбается). Мельница, «Дом Павлова»… Здесь живая история, город-герой.
Говорят, здесь нет дорог. Так их практически нигде нет (смеется). Зато здесь очень приветливые люди и не относятся к нам, типа: «Что ты сюда приперся, это не твоя земля».
В ближайших планах теперь получить российское гражданство, и продолжать служить на благо России и города-героя Волгограда. Спасибо вам, что приняли нас, и дай Бог, чтобы в России никогда не случилось то, что приходится переживать Украине.
|
