|
Бравый летчик Селиверстов и его самолет традиционно изображали "точку" под восклицательным знаком во фразе "Сталину слава!", когда перед войной во время воздушных парадов над Красной площадью политически безупречные пилоты демонстрировали свое мастерство. Расставшись с небом, летчик стал мужем известнейшего в СССР специалиста по английской литературе, профессора Валентины Ивашовой. Правнучка декабриста была с Селиверстовым счастлива. Хотя любовь пятидесятилетних и подбрасывает порой сюжеты, каких не встретишь ни в одной из книг, переведенных профессором на русский язык.
Когда у тосковавшего по небу летчика помутился разум и он выбросился из окна, поставив таким странным образом точку в своей жизни, Валентину Васильевну сразу после похорон вдруг посетил великовозрастный сын покойного. Имея живую мать, он почему-то считал вдову своего отца обязанной ему помогать. Валентина Васильевна, не имея собственных детей, пыталась как могла воздействовать на сильно ухудшенную копию несчастного мужа. Но повторить успех придуманного Бернардом Шоу профессора Хиггинса ей не удалось.
По советским меркам профессор и заведующая кафедрой МГУ, получающая большие гонорары за переводы книг и литературоведческие монографии, была богатым человеком. И ей была не в тягость регулярная милостыня отпрыску человека, которого когда-то любила. Но к осени 91-го рубли обесценились, а здоровье профессора сильно пошатнулось. Ухаживали за ней только старые друзья - врачихи, дружившие с Ивашовой еще тогда, когда она не имела чести быть знакомой с самозванным "пасынком". Оставлять ее без присмотра уже было нельзя. А Герман Селиверстов и его семья даже не пытались помочь.
Осенью же 91-го Валентина Васильевна подарила своей старинной приятельнице доктору Гуваковой книгу "Эпистолярные диалоги" с надписью "Дорогой Эле, в которой сейчас мое спасение!" От кого стремилась спастись 85-летняя "железная леди советского литературоведения", конкретизировано в письме все той же Элеоноре Гуваковой: "Настроение жуткое, да еще поругалась с Германом. Он заявил, что меня карает Бог...Я среди всех этих людей несчастный затерянный лист".
Просто съехаться с друзьями под одной крышей Ивашова при всем желании не смогла бы. Кто-то должен был ходить по кабинетам чиновников и собирать подписи. Поэтому она завещает свою квартиру одной из друживших с ней сестер-врачих.
Спустя некоторое время Ивашова умирает в больнице, куда ее с большим трудом устроили все те же дружившие с ней сестры.Общеизвестно, что глубоких стариков наши больницы не склонны принимать, опасаясь увеличить себе показатель смертности пациентов. И врачи "скорой" тут разом забывают про клятву Гиппократа.
Едва старушку похоронили, Селиверстов-младший объявил, что Ивашова выжила из ума. И только поэтому изменила текст завещания, по которому все, нажитое ею, должно было отойти ему.
Первый судебный процесс он проигрывает, проговорившись в своих показаниях, что никогда ничем не помогал вдове своего отца, а лишь иногда забегал "подкормиться". После чего властная жена заставила его подписать доверенность на ведение дел и более ни разу не пустила болтуна ни в какой суд. У нее хватило средств для оплаты очень дорогих адвокатов, опрокинувших неутешительное решение в суде второй инстанции.
А дальше началась малохудожественная проза. В дело входит адвокат Генрих Падва. Якобы "возмущенный очевидной несправедливостью".Хотя вряд ли ему надо напоминать, что "несправедливость" - не юридическое понятие. И вряд ли случившееся в жизни Селиверстова-младшего - первая и самая жуткая несправедливость, с какой встретился Генрих Павлович за свою долгую жизнь.
Одна газета за другой, ссылаясь на г-на Падву, называют безумной профессора Ивашову, писавшую книги и занимавшуюся с учениками до последних дней жизни. Сестер-врачей, заботившихся о ней не один год и в последние месяцы ее жизни даже плативших за квартиру, объявляют "убийцами, втихую умертвившими старушку ради ее квадратных метров". Селиверстова-младшего адвокат нарекает "родичем" и даже "пасынком" покойной. Хотя он прекрасно знает, что его доверителя никто не усыновлял, а потому покойнице он - никто. Ведь мы живем не в Англии, где наряду с правом закона действует право обычая и право прецедента. Может быть, в английском суде утверждения Падвы, что, мол, "в России принято считать пасынка пасынком и без документов!" и приняли бы. Но Генрих Павлович , увы, в данном случае имеет дело не с английским судом.
Верховный суд России опротестовал пробитые г-ном Падвой через суды первой и второй инстанции решения в пользу Селиверстова, как основанные на недостоверных и даже фальсифицированных экспертизах.
Но Генрих Павлович не унимается. Делает вид, что "не понял" решения Верховного суда. Дает все новые интервью, надеясь своим пылом подменить нехватку аргументов.
А ведь какой адвокат был! Еще недавно все-все понимал...
P.S. Открытое письмо шеф-редактору газеты "Версия" г-ну Арифджанову Р.М. от хирурга Э. Гуваковой
|
