|
Давно было отмечено присущее человеку свойство – ко всему он быстро привыкает. Ещё недавно, к примеру, страна недоумевала – как же так в одночасье оказался в частных руках целый «Норникель», а сегодня она уже сопереживает супруге его владельца, обделённой при разводе. В феврале суд постановил, что Владимир Потанин будет выплачивать бывшей жене 8,5 млн рублей алиментов ежемесячно, но ведь это смешно для человека, обладающего $12,6 миллиардами.
20 лет назад «при разводе» страна вдруг заметила, что её лишили активов энергичные, талантливые и предприимчивые мужчины. Сегодня с этим столкнулась и Наталья Потанина – она также обнаружила, что эти мужчины обладают целым арсеналом «прекрасных способов обходить закон». В интервью Ксении Соколовой («Сноб») она рассказала о том, как во время развода с мужем, миллиардером Владимиром Потаниным, узнала, что у него ничего нет.
 СОКОЛОВА: Наталия, на сегодняшний день вы являетесь фигуранткой самого громкого в России развода. Ваш бывший муж, Владимир Потанин, по оценкам Forbes на 2014 год, обладает капиталом в $12,6 миллиарда. В чем суть вашего конфликта и как продвигается ваше дело в суде?
ПОТАНИНА: В суде сложилась следующая ситуация: в декабре прошлого года Владимир Олегович подал на развод. В мае нас развели. На раздел имущества он подал в феврале, не дожидаясь развода.
– И вы не согласились с предложенным им способом раздела имущества?
– Не согласилась, потому что сочла это предложение унизительным.
– Известно, что ваш муж — в бизнесе очень жесткий человек, привыкший ставить задачи и добиваться своего, по большому счету мало считающийся с морально-этическими факторами. Именно такой стиль во многом позволил ему стать одним из самых богатых людей в России и мире. Вы не предполагали, что настанет момент, когда у вас случится конфликт интересов и ваш муж проявит все упомянутые качества в общении с вами?
– Для меня он, наверное, был другим человеком. Я не думаю, что ему свойственна готовность добиваться цели всеми доступными методами, но с тем, что он человек, который всегда идет к заранее намеченной цели и четко просчитывает маршрут, я соглашусь.
– Как вы думаете, почему господин Потанин решил сделать процедуру развода максимально дискомфортной для вас?
– Это для меня загадка. Я вам ответить на этот вопрос не могу.
– Я правильно понимаю, что вы прожили вместе тридцать лет?
– Да, мы со школы знакомы, с девятого класса. Поженились мы в 1983 году на последнем курсе института. Я училась в Московском институте инженеров транспорта, а он — в МГИМО. Мы жили рядом, в соседних домах, в небольшом микрорайоне Давыдково. И поэтому практически каждый день после института встречались.
– Мне трудно представить ситуацию, когда люди, прожившие вместе тридцать лет, в отсутствие острого конфликта, взаимной ненависти не могут договориться об условиях развода. Как вы думаете, в чем причины сложившейся ситуации?
– Я раньше не могла себе представить, что со мной подобное может случиться. Мне трудно об этом рассуждать. Когда все произошло, я испытала ужасное чувство, поверьте. Мой муж всегда был для меня самым близким, дорогим человеком, которому я абсолютно доверяла. После того как родители постарели и я вышла замуж, я всегда считала, что, если что-то случится в жизни, мой муж первым придет на помощь. Этот человек был для меня как... не знаю, как человек-скала, как спинка кресла, на котором я сидела. Человек, которому я верила бесконечно и который был всё в моей жизни — и радость, и печаль, и горе, и улыбка, и слезы. Всё было в нем!
Владимир Потанин и Наталия Потанина познакомились в старших классах школы и прожили вместе тридцать лет. В настоящее время они не общаются (Фото: GQ)
– Что же могло случиться с ним, с вами, чтобы все так перевернулось? Может, вы не заметили чего-то важного, что за эти годы произошло?
– Наверное, чувства меняются, трансформируются, но я полагала, что этот человек будет всегда рядом со мной.
– Новость о разводе стала для вас неожиданностью?
– Да, полной, я этого не предполагала.
– И что вам было предложено?
– Мне было предложено отказаться... То есть сначала было предложено подписать бумаги, что с моей стороны не будет никаких материальных претензий. Мне было предложено подписать бумаги, что мои интересы в суде будет представлять человек, которого выбрал он. И мне было предложено подписать бумагу, что я не возражаю против передачи денег на благотворительность. Больше ничего.
– Вам было назначено содержание? Возможно, вам предложили отступные — недвижимость, активы, яхту, самолет?
– Если вы думаете, что он мне предложил деньги, яхту, самолет, то глубоко ошибаетесь.
– А почему бы и нет?
– Потому что у моего бывшего мужа ни яхт, ни самолетов нет — так он заявляет в суде.
– А что есть?
– То, что он предложил к разделу. То есть практически ничего. Например, по его мнению, мы должны поделить даже дом на шести соткаx, который построили мои же родители до моего рождения. Еще мы делим деньги на счетаx и акции. Правда, делим мы иx по состоянию на 2007 год. Нетрудно догадаться, что этиx акций и денег давно нет. То есть мы делим виртуальные деньги. Я ответила на такие предложения «нет».
– Он удивился?
– Не знаю. Мне кажется, никак не прореагировал. Потому что, наверное, был уверен, что я все равно буду вынуждена согласиться.
– Честно говоря, его уверенность можно понять. Выиграть дело у такого противника довольно затруднительно.
– Иметь такого человека в оппонентах — это очень опасно.
– Вам страшно?
– Некомфортно. Если бы у меня была возможность не бороться с ним, я бы, конечно, не боролась.
– У вас есть такая возможность — согласиться на его условия. Может быть, выторговать еще что-то.
– Я считаю унизительным что-то выторговывать у человека, с которым прожила вместе столько лет. В том, что семья обладает таким благосостоянием, есть и моя заслуга. И заслуга нашиx детей. Я не претендую на половину его состояния, отдавая должное его таланту и труду. Но не считаю правильным предоставить моему бывшему мужу безапелляционную возможность решать за меня, что мне дать или не дать. Я борюсь в том числе за справедливость, за законность. В конце концов, понятия чести и порядочности еще никто не отменял.
(Фото: Peoples.ru)
Я СЧИТАЮ УНИЗИТЕЛЬНЫМ ЧТО-ТО ВЫТОРГОВЫВАТЬ У ЧЕЛОВЕКА, С КОТОРЫМ ПРОЖИЛА ВМЕСТЕ СТОЛЬКО ЛЕТ.
– Жаль, что о них обычно вспоминают только тогда, когда начинают делить имущество. Наталия, так долго живя с мужем, вы не могли не замечать, что он имеет, так сказать, два различных modus operandi. В семье он — человек надежный, любящий отец. А вне семьи ведет себя по-другому — жестко, агрессивно, стараясь всегда добиться своего, прогнуть оппонентов и так далее.
Вас это не настораживало?
–
Смотрите, вы сказали «жестко». Но он и в семье был достаточно жестким. В семье всегда был патриархальный уклад.
– В чем это выражалось?
– Все поступали так, как считал нужным отец. Те решения, которые он считал нужным принять, те и принимались.
– Вас это устраивало?
– Строгость — это рамки. Это же не значит, что не было любви, гармонии, внимания или теплого отношения, в том числе к детям. Все это было. Я считаю, что и дети у нас благодаря строгому воспитанию выросли очень хорошими и достойными гражданами. Они состоявшиеся и интересные личности, которые найдут свое место в этой жизни.
– Когда мы договаривались об интервью для GQ, вы сказали, что хотели бы обратиться именно к мужской аудитории. Чем вызвано это ваше желание?
– Наше общество все-таки более... мужское.
– В каком смысле?
– Идеологию, тренды, мотивации в обществе задают больше мужчины, чем женщины. Поэтому чем более целевая аудитория, тем короче цель.
– И какая цель у вас? Что вы хотите сказать мужской аудитории?
– Мне хотелось бы сказать о том, что если мужчины у нас определяют тот или иной стиль поведения, то они за него должны нести ответственность. Совершая что-либо или предопределяя тренд, влиятельный, имеющий большие возможности мужчина направляет общество на определенный путь развития. Поэтому мне кажется, что Владимир Олегович таким отношением ко мне и к семье показал не очень правильное...
– Что?
– Пожалуйста, помогите мне сформулировать.
– К сожалению, я не могу вам помочь. Потому что вижу в вашем обращении к российской мужской аудитории по поводу неправильного поведения Владимира Олеговича серьезную логическую несостыковку. Вы апеллируете к тысячам других Владимиров Олеговичей, многие из которых считают вашего экс-супруга суперуспешным человеком и ролевой моделью, и хотите, чтобы эти люди его пожурили за то, что он не хочет отдавать имущество жене. Первый вопрос, который вам задаст мужская аудитория, будет: а какое отношение вы, Наталия, имеете к деньгам вашего мужа?! Это же он их зарабатывал — умом, энергией, рисками, всей своей жизнью, наконец. Почему он должен с вами теперь свое имущество пополам делить?!
– По закону. Мы живем в государстве, в котором есть закон, не так ли? И этот закон трактует, что, ежели в семье есть благосостояние, деньги или имущество, все это положено поделить пополам.
– Вы знаете хотя бы один прецедент, среди даже не супербогатых, а просто богатых людей в России, кто развелся бы пятьдесят на пятьдесят?
– Поэтому я и обращаюсь к СМИ, которые в большой степени влияют на идеологию общества. Кроме того, в нашей стране есть и соответствующий закон.
– Как и прекрасные способы его обходить. Например, трастовые фонды.
– Вероятно, да. Но вы сказали правильное слово «обходить». А правильно ли обходить закон, манипулировать законом? Правильно ли использовать свое положение, трактуя закон в своих целях?
– Правильно или неправильно, здесь так делают все, кто имеет такую возможность и не имеет моральных ограничителей. Вы не можете этого не знать.
– Я знаю. И хочу привлечь к этому внимание в том числе и через это интервью.
– Понятно. Давайте поговорим о технической стороне вопроса. Имущество господина Потанина находится в трастах. Прежде чем его делить, его принадлежность надо доказать. В России и за ее пределами. Я знаю, что в России вы последовательно проигрываете все процессы.
– Да, это так.
– Почему?
– Почему... Сказать, что судьи меня не слышат, наши доказательства не принимают, не хотят видеть подоплеку того, что происходит, значит не сказать ничего.
– Как вы думаете, в чем причина?
– Возможно, действует магия имени, влияния или даже магия цифр.
– Правильно ли я понимаю, что вы столкнулись с ситуацией, когда закон говорит одно, а в реальности происходит другое?
– Да, но если есть цель, ее надо добиваться, надо в нее верить.
– Огласка — одно из средств борьбы?
– Если моя история станет достоянием публики, это поможет многим призадуматься, а возможно, будет способствовать справедливому принятию решений, в том числе и в суде. Общество не должно мириться с бесправием. Искренне верю, что мой голос будет услышан.
– С вашего позволения я еще раз спрогнозирую реакцию вашей целевой аудитории – мужчин. Они назовут ваши интервью «бабскими методами», истерикой и соплями. И пожелают твердости Владимиру Олеговичу в борьбе со склочной бывшей женой.
– Факт публикации этого интервью в мужском журнале говорит о том, что я именно хотела избежать любых «соплей и истерик». Я просто хочу рассказать о том, что делает и как чувствует себя женщина, с которой феноменально, необъяснимо бессовестно поступил человек, с которым она прожила три десятка лет и от которого родила троих детей. Я могла бы рассказать о том, что чувствуешь, когда вокруг тебя рушится весь мир и мужчина, которому ты доверяла, тебя предает, но мы же договорились без истерик.
– Вы инициировали процессы и разыскиваете имущество Владимира Потанина на Кипре и в США?
– В Америке мы начали процедуру «Дискавери»: это не суд, а процесс поиска имущества, который идентифицирует активы и их владельца. Это было инициировано в помощь русскому суду, потому что найденную информацию можно использовать в других юрисдикциях.
– Это дорогие процессы?
– Они оказались дороже, чем мы предполагали, поскольку процесс затянулся, оппоненты оказывают сильное сопротивление. Представлено огромное количество документов, которые надо изучать, это требует времени, а время стоит денег. Но я надеюсь, что эти документы помогут. После ряда процедур мы надеемся, что сможем законно использовать полученную информацию и в других юрисдикциях, в том числе на Кипре, где мы также подали иски о заморозке активов. Все это мы планировали в поддержку российского суда. Но оказалось, что российский суд с большой неоxотой оперирует понятиями «бенефициар» и «трастовая собственность».
– Что значит «российский суд не оперирует понятием «бенефициар»?
– Законодательство в России пока не охватывает все аспекты бенефициарной собственности. Суды общей юрисдикции в редких случаях готовы углядеть за сложными схемами владения реального собственника. Невозможно прийти в российский суд и подать иск о разделе имущества, принадлежащего какому-либо трасту. В начале интервью вы упомянули яхты и самолеты. Да, есть и яхты, и самолеты у Владимира Олеговича. Но формально у него нет ничего, кроме того, что было приобретено в 1980-е годы. Больше ничего ему как физлицу не принадлежит. И яхты все оформлены на трасты, и самолеты. Не принадлежат ему ни «Лужки», ни «Дмитровские просторы», ни «Норильский никель» – никакие активы вообще. Все оформлено на трасты. На Кипре или на Британских Виргинских островах. Даже дом, в котором я живу, и тот в трасте, оформлен на компанию, никакой прямой связи с Владимиром Олеговичем не имеющую.
(Фото: Tadviser.ru)
ЕСЛИ ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ОН МНЕ ПРЕДЛОЖИЛ ДЕНЬГИ, ЯХТЫ, САМОЛЕТЫ, ТО ОШИБАЕТЕСЬ.
– Но ведь Владимир Олегович Потанин — не чужой вам человек. Вы были вместе тридцать лет. Вы не пытались ему как-то по-дружески сказать: «Вова, давай не будем позориться на весь мир и решим по-человечески. Мне не нужна половина твоих миллиардов, отдай мне дом такой-сякой, такую-то сумму и живи спокойно»?
– Я изначально попросила у него незначительную сумму, но он мне в ней отказал. Сказал, что мне деньги не нужны. Я не понимаю, почему Владимир Олегович наделил себя правом решать, что мне нужно, а что нет. По-человечески меня его решение поразило. Мне казалось, что это просто... нерационально.
– Нерационально — очень точное слово. Именно это меня и удивляет в вашей ситуации. Ваш экс-супруг действует так, как будто вам за что-то кроваво мстит. Трудно себе представить, что так может вести себя респектабельный публичный человек, активно занимающийся благотворительностью, всегда декларировавший приверженность семейным ценностям. Этот развод, огласка — прежде всего репутационные потери.
– Его поведение мне кажется нелогичным, излишним, выбивающимся из всяких рамок. Не имеющим отношения к моему мужу, которого я знала все эти годы.
– Вы сейчас находитесь с ним в контакте? Можете ему позвонить?
– Все на самом деле гораздо хуже. Нашему младшему сыну пятнадцать лет. Ребенок несколько месяцев не разговаривал с отцом, отец его не спрашивал, как он живет, чем интересуется, хотя бы просто — как он себя чувствует? С 25 декабря они с отцом не общались. Отец сказал ему, когда они последний раз говорили: «Больше не звони».
– Как эту ситуацию вообще ребенок воспринимает?
– Василий не имел возможности поговорить с отцом, чтобы разобраться в мотиваx его поступка. В сложившейся ситуации он оказался просто ненужным.
– А как со старшими детьми?
– Анастасия работает в одной из компаний «Интерроса». Иван после первой же попытки разобраться в происходящем был выгнан из компании, которая принадлежала структуре Владимира Олеговича. Мало того что выгнан, во все инстанции были написаны уведомления об отзыве его рабочей визы.
– Вот как... Но тогда все выглядит еще более странно. По какой-то причине господин Потанин внезапно стал считать врагами не только свою жену, но и собственных детей. И причина эта, как вы говорите, в весьма скромной доле имущества, которую он не хочет по закону вам отдавать. Вы раньше замечали, что ваш муж страдает подобной патологической жадностью?
– Раньше не замечала. Сейчас Владимир Олегович действительно пытается вредить везде, где можно сделать больно. Он очень властный человек, но жадным я бы его не назвала. Мне казалось, что у меня муж щедрый и порядочный.
– Тогда, возможно, у него просто есть другая женщина?
– Сейчас выяснилось, что есть. Отношения длятся минимум три года.
– И вы не знали об этом?
– Нет.
– Не знали или не хотели знать?
– Как сказать... Честно, не видела. У меня был, может быть, момент в жизни, когда я подозревала, что нечто такое происходило. В конце концов, можно влюбиться, всякое может случиться, чувства же приходят иногда внезапно и независимо от наших желаний. Поэтому в ситуации, когда мы уже прожили много лет, мне казалось нормальным рассказать, если вдруг случится что-то подобное.
– Вам правда так казалось? И что бы вы ответили?
– В такой ситуации я сама бы предложила ему развестись.
– То есть жить параллельно с другой семьей вы бы не стали?
– Нет, не стала бы.
– Почему? Вы его любите?
– Мне казалось, что безумно.
– А сейчас?
– Сложный вопрос. Хотелось бы на него ответить «нет».
– Вернемся к вашему суду. Какой результат инициированных вами процессов вас бы удовлетворил?
– Больше всего меня бы устроило, если бы мы смогли договориться. Это был бы лучший выход для каждого из нас.
– Вы предлагали переговоры?
– Да, но ответа не получила.
– В случае если договориться не удастся, что бы стало для вас приемлемым вариантом решения?
– Wish list еще не составляла. Точно могу сказать, что хотела бы оставить себе дом, в котором жила моя семья и из которого нас сейчас пытаются выселить.
– У вас до этого дошло?
– Увы. Нас выселяют, на нас подали очередной иск в суд — сначала об арендной плате, потом о выселении, теперь уже об упущенной бизнес-выгоде.
– Похоже, ваш экс-супруг решил разбираться с вами «по понятиям».
– Именно так. И я вынуждена перевоплотиться из женщины в самурая, защищающего себя и детей.
– Наталия, поправьте меня, если я ошибаюсь. Но, возможно, в том, что вы рассказали про выселение вас из дома и так далее, и содержится ответ на вопрос: что же случилось с Владимиром Потаниным? Нужно просто попробовать посмотреть на ситуацию с точки зрения криминальной этики. Поскольку эта этика предельно шовинистическая, в ее рамках женщина, бывшая жена, — никто и права голоса не имеет. Пахан просто ставит перед фактом. «Деньги тебе не нужны, сиди под плинтусом, я сказал». И тут случается неожиданное — вместо того чтобы делать, что велели, вы идете в суд. Это, разумеется, вашего экс-мужа страшно бесит. И с вами начинают разбираться «по понятиям» — выселять, прессовать и так далее.
– Да, в целом я с вами соглашусь. Мало того, в этой ситуации под плинтусом оказываются все моральные устои общества. Любое противодействие игнорируется или подавляется силой или деньгами.
– Если вы согласны, то должны понимать, в какую игру вступаете и как с вами будут себя вести. Все то российское мужское сообщество, к которому вы пытались обратиться, будет настроено против вас. Потому что вы собираетесь противостоять смеси криминальных понятий и шовинизма, которыми пропитано мужское население современной России за крайне редкими исключениями — снизу до самых верхних слоев. Особенно верхних слоев, потому что большие деньги развращают и позволяют «понятиям» проявиться во всей красе. Яхты и джеты, коллекционирование искусства, рассуждения про семейные ценности и благотворительность — в нашем случае только попытки завуалировать правду. А правда в том, что эти люди, когда им что-то активно не нравится, моментально теряют лоск и начинают вести себя как отморозок в ватнике из пятого барака. То, как ведет себя ваш муж с вами, к сожалению, очень яркое и очень печальное доказательство моей правоты. Никакого иного объяснения тому, что взрослый человек не может договориться с женой, с которой прожил тридцать лет, я не вижу. Вы уверены, что у вас, женщины, достаточно сил, чтобы ввязываться в такую драку?
– С каким человеком я борюсь — я понимаю. Какими качествами он обладает, для того чтобы быть победителем, я тоже знаю, какой целеустремленностью и какой порой маниакальной уверенностью в своей правоте и целях. Поэтому я думаю, что мне будет нелегко.
– У вас есть хотя бы один козырь — доскональное знание противника.
– Так наоборот, я не знала противника, раз оказалась в такой ситуации.
– Предположу, что вы знали, просто не хотели это знание в себя впускать. Потому что тогда вам пришлось бы отдать себе отчет в том, что перед вами не только надежный, добрый и щедрый муж, любящий отец, а кто-то еще.
– Мне все же кажется, что он не был таким. Он изменился. Знаете, что самое тяжелое во всем этом? Необходимость полностью убить в себе доверие. Отучить себя верить. Это самая страшная вещь!
– Допустим, вы выиграете процессы и получите какую-то часть активов мужа. Что вы будете делать? И что будет, если вы проиграете?
– Честно говоря, я надеюсь выиграть. Я не закладываюсь на проигрыш.
– Но даже если не будет денег, жизнь-то не кончится.
– Конечно! Есть вещи поважнее денег. Хотя деньги, согласитесь, важный элемент существования. Без денег тебе вряд ли удастся сделать то, что хотелось бы.
(Фото: Woman.ru)
ГЛАВНЫЙ И ЕДИНСТВЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК, КАМЕННАЯ СТЕНА, СКАЛА В ОДИН МИГ ОБОРАЧИВАЕТСЯ ПРОПАСТЬЮ. НА КОГО ОБИЖАТЬСЯ?!
– А что бы хотелось?
– Никаких особенно экзотических пожеланий у меня нет. Не думаю, что начну скупать бриллианты на аукционах — я к ним достаточно равнодушна.
– Может, зря? Может, поэтому вашему мужу и казалось, что деньги вам не нужны?
– Деньги зарабатываются трудом, сколько бы их ни было, это все равно труд. Возможно, он несколько переоценен, но это труд по-любому. К этому надо относиться с уважением. Поэтому я, наверное, никогда и не тратила деньги, сколько бы их ни было. Для того чтобы купить себе лишнее, надо себе морально это позволить. Мне было достаточно того, что я имею. Поэтому каких-то таких страстей, которые меня обуяли бы и я хотела бы купить что-то необыкновенное, не знаю, шикарный дом, бриллианты, таких желаний у меня нет. И потом, я же относилась к этому богатству как к своему, это были деньги семьи, зачем же их тратить просто так, впустую? А теперь я понимаю, что деньги мне очень даже нужны и я знаю, на что их потратить.
– На что?
– Деньги могут многое. Иногда они действительно создают жизнь, спасают от смерти, дают возможность найти уникальных людей, напечатать уникальную книгу или отреставрировать музей, который дорог был с детства, с какой-то твоей юношеской поездки. Можно помочь музею отреставрировать картины, которые лежат в запасниках, которые никто никогда не видел, потому что они просто гниют в подвале. Деньги могут работать, могут принести очень много пользы!
– По-моему, то, что вы сказали, замечательно. Помимо всего грустного и нудного ваша история дает вам возможность прожить еще одну, совершенно новую жизнь. И все благодаря вашему экс-мужу. А влюбиться хотели бы?
– Скорее, xотела бы найти человека, который был бы рядом, был бы дорог и которому я была бы нужна и дорога. Как говорила Одри Хепберн: «Если есть искорки в глазах, значит, вы видите добро в людях». Я предпочитаю все-таки добро в людях видеть. Да, мир жесток, власть и деньги значат очень много, зло и несправедливость часто побеждают. Но несмотря на это, надо идти и добиваться своего, если ты уверен в своей правоте и честности.
– К сожалению, это трудно доказать обществу, которое молится на власть имущих и привыкло безропотно подчиняться сильному, богатому и так далее. Я понимаю, что это ничто в масштабах вечности и добро все равно победит, но вашу задачу современное положение дел сильно затрудняет.
– Я понимаю. И, кстати, считаю, что в ситуации с разводами виноваты не только мужчины. Женщины слишком многое терпят и соглашаются на то, на что ни в коем случае нельзя соглашаться.
– А вы никогда не соглашались?
– Наверное, и я тоже создала себе эту проблему. Потому что, будь я более агрессивной, более жесткой, более строгой, более въедливой, было бы все по-другому. Но у меня был принцип — я всегда уважала его собственное «я». Бизнес — это тяжело, и мне всегда его... не то что было жалко, это неправильное слово, но я уважала то, как он работает. Работал он действительно много, ответственность была большая.
– Как бы вы могли описать ваше состояние сейчас? Вам больно, обидно?
– Здесь слово «обида» не подходит, здесь что-то другое, такое большое. Здесь и обижаться как-то нелепо... Главный и единственный человек, каменная стена, скала в один миг оборачивается пропастью. На кого обижаться?! С кем бороться? С этой вселенской дырой?
– Теперь, когда вы все это сказали, я в последний раз задам вам главный вопрос: какая внутренняя эволюция произошла за эти тридцать лет с вашим бывшим мужем? Почему, по-вашему, он позволил себе так с вами поступить?
– А нипочему! Просто он решил, что будет так. И он решил, что его отношения со мной в этот день просто банально закончились. То есть он сможет уйти и просто выкинуть меня из жизни. Поэтому у меня выбора не было. Был бы шанс получить какое-то предложение, какую-то дискуссию, обсуждение, сохранить лицо, это было бы другое дело! Но не было ни-че-го! Я понимаю, я не воин. Но у меня же внутренние устои какие-то есть, свое достоинство, у меня тоже есть понятие ценностей, я что-то собой представляю! И если так ко мне относится самый близкий человек, как мне потом строить отношения с детьми, с друзьями, с обществом?!
– Ваш муж, скорее всего, прочтет это интервью. Что бы вы хотели ему сказать?
– Я не смогу ничего донести до человека, который затеял против меня войну. Потому что тот Владимир Потанин, который со мной сейчас судится за имущество, это не мой муж, с которым я жила, которому я рожала детей. Это вообще другой человек. Мой Владимир Потанин для меня уже умер.
Интервью Ксении Соколовой для GQ
http://m.gq.ru/taste/social/83929_potanina_o_razvode.php
|
