|
Год назад, в феврале 98-го, в "МН" было опубликовано интервью "Березовский ставит на Черномырдина". Взял я его у Бориса Абрамовича в Давосе во время Всемирного экономического форума. Некоторая беспардонность названия частично оправдывалась адекватностью тогдашней роли и влияния казавшегося всесильно-бессмертным товарищества отечественных олигархов с ограниченной ответственностью. Грезилось - влияния не только в России, но и в планетарном масштабе.
Российско-давосский пейзаж-99 навеял, как сказали бы кинематографисты, ощущение "уходящей натуры". Для всех ли уходящей?
Как раздражающее общественное сознание понятие "олигарх" выведено из словесного оборота. Отменено понятие. Изменена ли суть?
Давос слушает многих, слышит далеко не всех...
Самое точное в мире швейцарское время, отпущенное на показательные выступления российских участников, истекло. Началась строгая обязательная программа.
Из наших остались те, кому конкретно есть что сказать и, главное, кого хотят услышать. Президента "ЛУКойла" хотят.
В соседнем зале выступал канцлер Шредер. Мне интереснее был Алекперов.
- Вагит, в отличие от коллег-олигархов, вы, по-моему, не были замечены в агрессивном, а порой и публичном лоббировании. С другой стороны, вы всегда входили в число избранных, имевших возможность оказывать колоссальное, как доносила молва, влияние на власть и принимаемые ею решения. Как обстоят дела в новой, поставгустовской эре?
- Я никогда не считал себя избранным. Наверное, я и другие промышленники не могут так считать, потому что им присуща большая ответственность. Допустим, Вяхирев или Алекперов - эти фамилии известны обществу. Наши компании производят реальные материальные ценности. И сегодня говорить о каком-то влиянии - нет, скорее всего, активная защита интересов своих коллективов, акционеров. Защита интересов страны на рынках, и не только на рынках Российской Федерации, но и близлежащих стран. Вот эта активная наша позиция и дает, наверное, представление о том, что какие-то лоббистские таланты есть, допустим, у меня или у Вяхирева. На самом деле это отстаивание собственных интересов. Поэтому наши контакты с правительством и с Думой связаны с тем, чтобы формировать представление о тех отраслях, которые мы представляем, о специфике производства, о жизни людей, которые работают в тех регионах, где мы ведем хозяйственную деятельность. Но формировать правительство, воздействовать на назначение тех или иных личностей, вмешиваться в изменения политической ситуации или влиять на нее по основополагающим неэкономическим вопросам - это не правило компании "ЛУКойл".
Конечно, мы не можем равнодушно смотреть на то, что происходит в стране. Потому что принятие, например, правительством решения о введении экспортной пошлины напрямую связано с нами. А ведь с нами даже не советовались.
- Такое бывало при правительстве Черномырдина? И чувствуете ли вы разницу в отношении к "ЛУКойлу", если сравнивать правительства Черномырдина и Примакова?
- Я уважаю Виктора Степановича. Он мой коллега, я так могу его назвать. Но механизмы принятия решений, к сожалению, во многом похожи. В том-то и проблема. А разница? Сегодня правительство Примакова только-только начинает формироваться экономически. Принятие важнейших поправок к закону о разделе продукции - это огромный шаг. Правительство Черномырдина, проведя сам закон, к сожалению, будучи в конфликте с Думой, не могло повлиять на то, чтобы они были приняты. То есть существуют преимущества и в том правительстве, и в этом правительстве, каждое из них уникально и самобытно для своего времени. Говорить о правительствах прошлых плохо нельзя, потому что они прошли свой путь. Говорить о правительстве сегодняшнем плохо... Почему? Сегодня законы принимаются, Дума поддерживает правительство. Это же главный фактор стабильности государства, стабильности общества, когда правительство, президент, Дума делают одно дело и заботятся о стране.
- Но здесь возникает противоречие. То, что вызывает неприятие у вас - решение о введении тех же экспортных пошлин, для правительства и есть забота о стране.
- Причина в том, что государству нужны деньги. А где их брать? Только у крупных компаний. Это легко. Над нами довлеет такая психология, что для "больших" увеличение еще на один процент налогообложения ничего не значит. А для государства один дополнительный процент с "ЛУКойла" сродни сбору налогов с тысячи предприятий. Поэтому, как правило, идут по пути наименьшего сопротивления. По самому простому принципу - налог с оборота. Его легко контролировать, его легко собирать. Мы прекрасно понимаем, как тяжело пополнять бюджет. Но сегодня при стоимости нефти меньше 10 долларов за баррель устанавливать экспортную пошлину?! У нас не остается собственных средств, чтобы инвестировать в производство. А после 17 августа мы потеряли еще один источник получения средств - внешние заимствования.
- Вы же сами сказали про государственную психологию. Боюсь, что в данном случае и общественное мнение с точки зрения лозунга "Отбирай у богатых!" будет не на вашей стороне.
- Это заблуждение. Мы не один раз заказывали опросы общественного мнения. Их результат: психология людей не отторгает крупные компании. Почему? Во-первых, крупные компании видны, понятны обществу, легко контролируемы. Они могут внедрять новые технологии. И самое главное, нести ответственность за свою деятельность. Сегодня все знают, где находится офис "ЛУКойла", все знают меня, все могут на меня выйти и сказать, что мы где-то нарушаем правила или законодательство.
- Но, с другой стороны, бытует обратное мнение, что такие глобальные компании, как "ЛУКойл", "Газпром", трудно контролировать, в том числе и государству. Очень много создано аффилированных структур, дочерних компаний, огромные финансовые потоки.
- Сегодня все структуры, которые созданы нами вне Российской Федерации, созданы только по лицензии Центрального банка. Деятельность внутри России наших аффилированных компаний отражена в годовом отчете. И сегодня нас проверяют, как никого другого. Причем даже создана специальная инспекция - по крупным налогоплательщикам. Представляете? Отдельная инспекция!
- Если есть кнут, должен быть и пряник. Где его искать?
- В первую очередь надо развивать производство. Главное - стимулировать экспортные отрасли, импортозамещающие отрасли. То есть если мы не будем экспортировать, а это нам невыгодно сегодня, откуда валюта в стране появится? Кто ее принесет?
- Вы упомянули 17 августа. Разные были интерпретации того, как тогда все происходило. Вы знали, что что-то готовится?
- Нет. Это по нам наибольнейше ударило. И ощущение было, что это было нацелено, чтобы разрушить именно крупные компании, крупные формирования, в том числе и банковские.
- Нацелено кем?
- Я думаю, что теми людьми, которые были в правительстве в то время.
- То есть вы считаете, что правительство без президента могло такое решение принять?
- В любом варианте это было безрассудное решение, решение, которое было во вред стране, во вред крупным отечественным производителям.
- А какая была альтернатива?
- Я думаю, что, да, нужно было поднимать курс рубля, нужно было делать девальвацию - это то, что мы предлагали. Нужно было продавать собственность, но за реальную стоимость. Если бы "Роснефть" в июле ушла за ту стоимость, которую предложили "ЛУКойл", "Шелл" и "Газпром", может быть, 17-го числа не случилось бы. Миллиард долларов наличными - это все-таки миллиард долларов наличными. Мы говорили, что нельзя любой ценой удерживать рубль. Монетаристские принципы не всегда себя оправдывают. Нас не слушали. К сожалению.
- У власти были люди, которых причисляли к реформаторам, к людям нового поколения. Почему же у них не получилось? Какой сейчас мог бы быть диагноз? И могло ли получиться?
- Я бы не сказал, что не получилось. Все-таки каждая реформа преодолевает ряд этапов. Просто 17 августа завершился первый этап, так называемый этап начального периода развития общества. Мы пытались не за свои деньги ускорить реформы. Вот это не получилось.
Но первый этап - массовая приватизация, построение институтов рыночной экономики, демократизация общества, мы его прошли и можем констатировать, что он состоялся. Начинается новый этап: жить по средствам, жить на то, что заработали. На нас уже не смотрят как на экзотических людей, которые из недавнего строгого режима вырвались в свободный мир. Партнеры с нами строят жесткую игру. К нам применяют такие же правила, как ко всем остальным. Теперь мы должны доказать, что наши реформы, наша экономика развиваются в нужном направлении, нам надо доказать, что мы порядочные люди, чтобы нам дали деньги, мы обязаны возвращать деньги тому, кто нам дал. Вот эти принципы нужно соблюсти.
- Деньги-то возьмут. А вот захотят ли продолжать разговаривать?
- За всех не отвечу. Но "ЛУКойл" уже 18 августа заявил, что он выполнит все свои обязательства по внешним займам. И мы это сделали.
Конечно, рейтинг отдельно взятой компании не может быть выше рейтинга страны. "ЛУКойл" - национальная российская компания. Поэтому сегодня на нас распространяются те же последствия, которые распространяются на страну в целом - из-за невозврата внешних долгов, отсутствия банковского рейтинга, отсутствия источников получения средств для своего развития на территории Российской Федерации.
- И что вы предпринимаете, чтобы ситуацию поправить?
- Все-таки "ЛУКойл" - единственная компания в России, у которой объем добычи нефти в 1998 году не только не упал, но и вырос по отношению к 97-му. Мы резко сократили свои издержки, то есть себестоимость нашей нефти мы смогли сократить почти на 18 процентов по отдельным регионам. То есть мы включили систему экономии, повышения рентабельности, устойчивости и конкурентоспособности компании. И сегодня мы снова стали вести диалог с крупнейшими банками, мы смогли реструктурировать все свои долги, погасить все текущие задолженности. Поэтому я надеюсь, что на нас будут по-другому смотреть. Здесь, в Давосе, я встречался с президентами "Шелл" и "Бритиш Петролеум", крупнейшими лидерами в нашей отрасли. Мы в этом кругу уже.
- И у них нет претензий?
- Нет. Мы никого не кинули. Мы со всеми ведем честную игру. К нам никаких претензий нет. Наоборот, поступают предложения о совместной работе. Все-таки принято законодательство о разделе продукции, скорее всего, в этом году мы совместно с компанией "Конако" подпишем контракт с российским правительством о тимано-печорских северных территориях, о развитии новой нефтяной провинции. Абсолютно изменится ее облик. Мы сегодня активно ведем с Шевроном работу по строительству КТК, уже провели тендеры. В этому году начинается строительство линейной части, морских сооружений. Нам верят.
- Вы придерживаетесь той точки зрения, что миром движет нефть или, точнее, борьба за нефть.
- Нет. Хотя в российской прессе есть тенденция объяснять все, что происходит, начиная с геополитических конфликтов и кончая войной в Чечне, именно этим. Очень многим, таким образом, выгодно списывать политические просчеты. Что такое в Чечне нефть? Кому она нужна? Сегодня мы с трудом продаем нефть. Энергоносители - это важный элемент развития общества. Но просто один из элементов, не больше.
- Вы упомянули о прессе. Грех не спросить, чем было вызвано решение "ЛУКойла" стать крупным акционером "Известий".
- Средствами массовой информации "ЛУКойл" не занимается. Наш пенсионный фонд занимается инвестициями. Он по законам Российской Федерации не может свои деньги инвестировать в одну отрасль, он должен диверсифицировать риски. Проект пенсионного фонда, связанный с "Известиями", нашел поддержку у руководства компании. Почему? Вы, наверное, заметили, "Известия" никогда не лоббировала "ЛУКойл". Мы хотели войти туда по одной причине: у нас было взаимопонимание с бывшей редакцией, газета была одна из лучших. Я не думаю, что в России еще есть такая газета, как "Известия", с которой в мире считаются.
- Вы сказали - "была".
- Нет, она такая же сейчас и осталась. У нее осталось лицо, у нее остался стиль, и абсолютно нет никаких желаний у компании "ЛУКойл" делать из нее рупор или оружие. А вот иметь печатный орган, через который при необходимости можно довести и до акционеров, и до работников, и до общественности наши мысли, - иметь такую возможность - это неплохо.
- Вскоре это может оказаться как нельзя кстати. Я о выборах. Будет ли "ЛУКойл" активно кого-то поддерживать, участвовать в каких-то избирательных блоках, кампаниях?
- Если вы о выборах 1999 года в Думу говорите, я думаю, конечно, мы будем очень внимательно смотреть за кандидатами в регионах нашей традиционной деятельности. Конечно, мы бы хотели, чтобы там избирались люди, которые знают нашу отрасль, живут нашими идеями, которые болеют за наше дело, которые могли бы эти идеи довести до остальных... Что касается 2000 года, я сейчас не хочу говорить ни о чем, потому что такой неясности в ситуации никогда еще не было. Давайте подождем. Пусть определятся.
|
