|
Министр по атомной энергии РФ заявляет, что он пытается создать нормальную экономическую среду в Минатоме
Андрей Ваганов
- Евгений Олегович, сразу же, как только вы были назначены министром РФ по атомной энергии весной 1998 года, вы заявили о планах взять "под крыло" Минатома утилизацию атомных субмарин. Ваши намерения с тех пор не изменились?
- Да, в марте нынешнего года я это заявил. В мае вышло постановление правительства России о том, что Минатом берет на себя эту работу. К сегодняшнему дню мы практически решили все организационные вопросы, и с 1 января 1999 года она полностью ложится на Минатом. Наша задача, как я ее формулировал при вступлении в должность министра и как мы ее сейчас реализуем, - заботиться о специфике министерства, чтобы "родившаяся" у нас радиоактивность и материалы, которые приобретают радиоактивность в процессе работы, у нас же цивилизованно "заканчивали" свою жизнь.
- Много информационного шума и комментариев вызвало ваше заявление о том, что Минатом намерен создать концерн "Атомпром". Расшифруйте, пожалуйста, что это будет за структура, какие функциональные нагрузки на нее ложатся и в чем, собственно говоря, необходимость создания "Атомпрома"?
- Я не знаю, почему именно в последний месяц к этому привлечено внимание. Если посмотреть мои предложения, которые я давал Льву Дмитриевичу Рябеву, тогда еще министру среднего машиностроения, в конце 80-х годов, то окажется, что это именно то, что сегодня я намерен реализовывать.
Речь идет не о том, чтобы Минатом превратить в "Атомпром", речь идет а о том, чтобы в Минатоме замкнуть цикл - от разработок и проектирования до производства продукции. Причем как продаваемая может рассматриваться любая продукция: ТВЭЛы или электроэнергия. По сути, во времена СССР все функции корпорации выполнял сам Средмаш. Сегодня, когда в значительной мере разрушена вертикаль административного, хозяйственного (экономического) управления, я пытаюсь создать нормальную экономическую среду, чтобы в ней поддерживался потенциал для новых разработок.
Но немедленно кто-то - я знаю, кто со мной ведет борьбу! - пытается экстраполировать мои предложения. Эти люди делают вид, что не понимают, что я никогда не предлагал включать в такие корпорации национальные лаборатории, которые создают научно-исследовательский продукт, который, может быть, не сегодня и не завтра пойдет в практику, а может, и вообще не пойдет, ведь так устроена наука. Скажем, включать в эту корпорацию Институт физики высоких энергий в Протвине было бы абсолютно нелепым. По сути, это национальная лаборатория.
То же самое - для ядерного оружейного комплекса. У него сегодня задача, если хотите, - рационализировать свою инфраструктуру под реально необходимый для страны объем работ. Весь остальной потенциал цивилизованным образом "вытащить" либо в фундаментальную науку, либо в прикладную активность, и тогда эти организации могут претендовать на включение в деятельность корпорации.
То есть, как я себе представляю, Минатом России должен включать в себя национальные лаборатории (наша фундаментальная наука), оборонный комплекс и "Атомпром", в котором интегрировано все по корпоративным признакам, по признакам бизнеса.
- То есть опасения, что создание "Атомпрома" ведет к разрушению структуры Минатома...
- Наоборот! Это восстановление единой структуры Минсредмаша, попытка организовать ту саморегулирующуюся среду, которая должна жить по признакам бизнеса.
- Но, с другой стороны, ведь и сейчас Минатом - это, по сути, холдинг корпораций: "ТВЭЛ", "Росэнергоатом"...
- Только за счет того, что руководители этих организаций исповедуют корпоративные подходы. Формально - это не корпорация. По сегодняшним российским законам министерства не несут хозяйственных и организационных функций. Они всего лишь выполняют функцию заказчика от лица государства, функцию нормотворчества, контроля и так далее. Минатом удерживает хозяйственные функции благодаря популяции руководителей, которые знают, что только совместно в условиях Минсредмаша можно было сделать то, что они делали. Есть и еще один аспект. Ведь государство сегодня не имеет достаточных средств, чтобы финансировать и оборону, и фундаментальную науку. Я же считаю, что коммерческая деятельность должна поддерживать эти отрасли.
"Атомпром" - это внутри Минатома! Это не преобразование Минатома в "Атомпром". Сегодня мы уже подкидываем тому же Арзамасу-16 (центру по разработке ядерного оружия) из наших коммерческих проектов - специально не скажу, сколько и из каких проектов! - но подкидываем не меньше половины того, что Арзамас-16 получает. Еще один пример. Средняя зарплата в наших научных учреждениях сегодня составляет 1200 рублей; в научных учреждениях Академии наук - 700. Эту разницу компенсирует Минатом за счет своей коммерческой деятельности.
- Евгений Олегович, тем не менее я сам видел письма с жалобами на вас лично, например, из администрации города Северска. В них вас упрекают в том, что Минатом под идею создания консолидированного министерского бюджета сконцентрировал все деньги от коммерческой деятельности в "Конверсбанке" и по своему усмотрению их распределяет, а люди на местах страдают. Обвинения достаточно серьезные...
- Подобного рода обвинения должны не просто поступать в газеты, но за них должны люди отвечать. Скажем, директор нашего предприятия в Зеленогорске Шубин после каждой телевизионной передачи мне на следующий день звонит и говорит, что его переврали, исказили, взяли то, что хотели. Я ему отвечаю, что так вести себя не дело: разговаривать с теми, кто может тебя исказить, а потом мне звонить и оправдываться. Но, с другой стороны, и масс медиа несут большую долю ответственности за сознательное искажение истины. Целый ряд публикаций, шедших из Северска и Зеленогорска, - это публикации, организованные известной банковской структурой, которой мы не дали увести десятки миллионов через ее падающие банки.
"Конверсбанк" никоим образом не является для нас собственно банком, куда мы кладем деньги и что-то с ними делаем. Во всяком случае, после 17 августа этого года, когда мы взяли над ним оперативный жесткий контроль, "Конверсбанк" был для нас не более чем расчетным центром, в который приходят средства. А дальше - дело директора предприятия. Если директор дает расписку, что по обычной схеме, через ОНЭКСИМ, через "МОСТ-банк", через МЕНАТЕП, через "Альфа-банк", к нему деньги дойдут, - что ж, действуйте. Но если деньги не дойдут - я этого директора сниму с работы. Так вот, господин Шубин отказался положить расписку, что через "Мост-банк" деньги дойдут до Зеленогорска. Когда ко мне пришел Гусинский, он сказал: это не твое дело, министр; это дело мое (Гусинского) и директора. Но мое-то дело заключается в том, чтобы люди на предприятиях деньги получили, чтобы работа продолжалась. И тогда я сказал Шубину: связывайся напрямую с "Конверсом" и инкассируй деньги.
Вообще говоря, через "Конверсбанк" проходит менее 20% потоков денежных средств нашего министерства. Например, весь концерн "Росэнергоатом" не работает через этот банк. Поэтому заявления, о которых вы упоминали, все это клевета, инсинуации. Известны их цели: это была попытка заставить нас пускать средства по известным цепочкам. В том же Северске до сегодняшнего дня выплачивается заработная плата. И это несмотря на то, что они должны 21 миллион долларов (!) другим предприятиям с конца июля месяца.
Почему в единственном на сегодня нашем предприятии по добыче урана в Краснокаменске не выплачены зарплаты с мая? А ведь они добывают тот самый уран, превращающийся затем в продукт, за который платят полновесным рублем. Почему? Я считаю, что это и есть корпоративная задача - чтобы в пределах корпорации средства шли по всей цепочке.
- В 1990 году в центральном аппарате Минатома работало 3300 человек. И этот показатель до сих пор преподносится как доказательство силы министерства, как серьезное достижение. В то же время говорят - подтвердите или опровергните, - что, выступая в этом году в Вене, вы заявили, что сегодня вам в министерстве нужно 300 молодых ребят со знанием английского.
- Мне и 30 человек не надо в министерстве, которые знают английский. Для этого у нас существует хороший департамент, в котором люди вполне знают язык. То, что сегодня в аппарате работают 625 человек, - это нонсенс, этого недостаточно для нормального управления отраслью. Сегодня проблема не в общем сокращении численности, а в качестве аппарата. То качество аппарата, которое было в Минсредмаше, когда в министерстве работало 3300 человек, - не в упрек будет сказано сегодняшним сотрудникам, не все от них зависело, - это качество утеряно.
С большим удовольствием люди рассуждают, вспоминают: какие были годы, как тогда работалось... Но посмотрите, что сегодня делается. Человек может появиться на работе в 9.00 и уйти в 16.00. И дело даже не в том, когда он появился, когда ушел; меня не очень вдохновляют люди, которые сидят от зари до зари, если толку от них нет. Эффективность труда очень низкая. Мы до сих пор не утвердили численность наших департаментов. Я попросил еще в конце марта: давайте посмотрим, какие функции у каждого сотрудника, какую работу он должен выполнить в течение месяца, и только после этого примем решение - сохранять или не сохранять эту единицу. До сих пор работа эта не выполнена. Нам не удается утвердить численность, основанную на показателях работоспособности.
- Вы намерены жестко довести это дело до конца?
- Это - взаимодействие с людьми. Поэтому здесь жестко не получится; здесь требуется убеждение. Если тебе не удастся убедить тех, с кем ты работаешь, ты останешься без их поддержки. Я сегодня не имею поддержки очень многих людей. Но это люди, которые знают, что они уже работать не могут, и поэтому они заняли свою позицию: такого министра нам не надо. Что это такое: мол, собирать совещания в восемь часов вечера или в субботу! Да где это видано! Чего это он там людей не бережет!
Но ведь это мой график. Это вовсе не означает, что это я не умею организовывать свое время - я свою работу организую в пределах своего времени. А вот то, что таким стилем работы кто-то может высказывать недовольство, означает, что ностальгия этих людей по прошлым временам никоим образом не связана с их достижениями и они сегодня не знают, как надо работать. А условия сейчас кризисные. Если мы этот воз не вытащим из того болота, в которое его загнали без нашего участия, то грош нам цена.
- Что вы можете сказать о проекте строительства у нас на Дальнем Востоке
АЭС с канадскими канальными реакторами CANDU? Ведь Россия сама сооружает в нескольких странах АЭС по собственному проекту. Зачем нам канадские реакторы? Много упреков в ваш лично адрес в связи с тем, что вы лоббируете этот проект из каких-то личных соображений..
- "Лоббируете" - это вы мягко говорите. Есть и более резкие заявления: мол, я продался канадцам, что-то получаю с них, что в этом проекте присутствует моя личная заинтересованность...
- Но для обывателя действительно непонятно: при такой мощной атомной науке и промышленности в самой России - зачем еще нужно закупать канадские реакторы?
- А кто вам сказал, что мы их собираемся закупать? Кроме некоторых публикаций в газетах, кроме телевизионной передачи "На самом деле", об этом никто не говорил. В действительности же история с канадскими реакторами проста и ясна, и только те, кому не нравится эта моя позиция, обходят суть дела молчанием. Первое предложение о том, чтобы использовать реакторы CANDU в России, примерно в 1991 году - могу немного ошибиться - внес академик Пономарев-Степной. Он написал письмо министру, было запрошено мнение других ученых, специалистов, в том числе и моя. И мой ответ был очень негативным: я не видел необходимости притаскивать сюда канадский проект...
- Ведь вы тогда были директором института, который разрабатывал отечественные реакторы - аналоги CANDU...
- Совершенно верно. Именно потому, что есть аналогичные российские разработки, я и был против. Проходит три года. Возвращается мой предшественник на министерском посту Виктор Михайлов из Ванкувера, где была встреча "большой семерки", и говорит мне: канадцы на тебя жалуются, ты занимаешь очень жесткую позицию; ты же видишь, что делается в нашей экономике - денег ждать от государства не приходится. Ты не мог бы сформулировать позицию, более приемлемую для канадцев и, может быть, полезную для нас?
Мы долго размышляли над этим. В это время стало ясно, что поддержка из бюджета стремится к нулю, строить АЭС за государственные деньги невозможно. Поэтому при следующей встрече с канадцами мы им сказали: у нас есть вариант, который мы готовы с вами обсудить. Этот вариант и сегодня выглядит точно так же.
Первое условие: если вы принесете в Россию средства, кредит на цивилизованных условиях (не так, как наши банки давали торговые кредиты на один-два месяца под невероятно высокий процент) - 12% максимум. Второе условие - о том, что могут делать наши заводы не хуже, чем на Западе: давайте договоримся, и эти заказы будут выполнять российские предприятия. Эта работа была проведена, создан документ, в котором стороны согласились, что часть оборудования могут изготовить петербургские заводы, заводы Москвы, Подмосковья, Урала. Ту часть работы, которая связана с топливом для АЭС, возьмут на себя только наши заводы. В то же время было ясно, что аппаратуру для систем управления будут поставлять западные фирмы. Но все программное обеспечение, алгоритмы управления готовятся нашими специалистами. Конечно, никто не привезет канадцев строить блоки - строители наши, эксплуатационщики наши. Особенно интересный сюжет с топливом.
Так переврать, так нагло исказить нашу позицию могут только очень бессовестные люди, совершенно не заботящиеся даже о своем собственном имидже. От меня наглая ложь отскакивает, я к ней отношусь как к лающей Моське: она мне никогда повредить не может, только характеризует саму Моську. Я имею в виду утверждения, прозвучавшие в телепрограмме "На самом деле", что реакторы CANDU "едят" только канадское топливо. Но дело-то заключается в том, что само канадское топливо для реакторов, работающих в нашей стране, мы никогда не возьмем. У реакторов CANDU есть одна особенность: так называемый пустотный коэффициент реактивности всегда будет у них положительным. То есть если по каким-то причинам происходит вскипание теплоносителя в зоне, то реактор начинает разгоняться. Это то, на что мы нарвались в Чернобыле. Мы этим фактором уже поражены в самое сердце, нас нельзя больше заставить работать даже при теоретическом наличии этого фактора. Реактор РБМК в этом смысле гибкий, для него можно изменить знак этого коэффициента реактивности на отрицательный, то есть в случае аварии реактор сам себя гасит. А для того, чтобы добиться такого эффекта для реакторов CANDU, надо сделать простую вещь: обогатить топливо. (В Канаде работают на естественном уране; мы - страна, где принята схема с обогащением.) Использование природного урана для CANDU является преимуществом этого типа реактора для стран, где нет промышленности обогащения урана. Нам это преимущество не нужно. Мы можем от этой физической беды избавиться, обогатив природный уран. Иными словами, мы неизбежно переходим на наше российское топливо.
И хотя сегодня даже в Госдуме Виктор Илюхин, человек, обычно хорошо информированный, заявляет, что подписан какой-то контракт на поставку канадского топлива, - это абсолютная неправда.
- То есть сейчас все это находится в стадии предварительных переговоров?
- Очень-очень предварительных. Имеют право обижаться проектировщики, конструктора, так как их работа вроде бы не востребована. Но она, работа, составляет малый процент в стоимости самой АЭС. В то же время наши заводы загружаются заказами, наши люди получают рабочие места. Все это делается за счет кредита, привлеченного из-за рубежа.
И еще один важный момент. Почему появилось Приморье, а не Центральная Россия? Ведь мы просили канадцев: давайте найдем такое место для АЭС, чтобы мы смогли расплачиваться не деньгами, которых у нас может не оказаться, а самой электроэнергией. Разве это плохо для Приморья: стройка, занятость людей, экспорт? Так вот, полностью начинает извращаться каждая из этих позиций, утверждается, что мы собираемся загружать зарубежную промышленность, что мы хотим использовать иностранное топливо... И думать, что на этом вранье кому-то, кроме их же собственного имиджа, будет нанесен ущерб?! Я публично объявляю, что компания, которая держит в руках такую передачу, как "На самом деле", это компания лгунов!
|
