Простой, как Падва
Адвокатские истории
«В России «правосудие поганое», а власть больше напоминает «шайку бандитов». Эти обвинения «в лоб» принадлежат знаменитому адвокату Генриху Падве. Сам он не зарекается ни от тюрьмы, ни от сумы, несмотря на свой 80-летний возраст и солидное благосостояние. Продолжаем серию публикаций о лучших адвокатах России» , - пишет Алексей Челноков в июльском номере «Совершенно Секретно».
«Адвокатское бюро «Падва и партнёры». Снаружи – дремотные московские переулки, внутри – ностальгические чёрно-белые снимки балтийских пляжей. Фотографии в рамках слегка покосились в разные стороны, как после бурного банкета. В переговорной комнате бронзовый бюстик знаменитого адвоката Плевако соседствует с чугунным древнерусским сокольником на коне. Стрелки массивных настольных часов замерли на 10 часах и 37 минутах.
На столе управляющего гулливерского размера калькулятор пародирует планшетник. Только развешанные на стенках полотна художников-примитивистов несколько умиротворяют внутренний раздрай офиса.
– Я люблю наивное искусство, – заметил мой интерес хозяин. – На последний день рождения дочь подарила книжечку о русском лубке. Я часами рассматриваю это изумительное искусство. Чистые души создавали его. Когда смотришь, думаешь: этот человек не мог быть взяточником или кувшинным рылом.
Такой интересной вырисовывалась тема: наивное искусство как прелюдия к «свинцовым мерзостям» жизни.
Известный московский адвокат Генрих Падва когда-то защищал скандально известного вора в законе Япончика («в миру» Вячеслава Иванькова). Они оба были известными уже тридцать лет назад.
Задаю Генриху Павловичу вопрос, который всегда меня занимал и на который до сих пор не получил внятного ответа:
– В своё время Япончик называл себя борцом с советским режимом, чуть ли не «узником совести». А с Вашей точки зрения?
Адвокат, как библейский пророк Иезекииль, «пал на лицо своё»: локти разъехались по столу, голова склонилась, показав седое темечко. Падва обдумывал ответ, на минуту замерев в напряжённой позе.
– Иваньков погиб, погиб трагически, – поднял голову. – Он не уполномочивал меня рассказывать всё, что я знаю. Могу лишь сказать, что в определённых кругах (конечно, формально не очень законопослушных) его очень уважали, потому что он неукоснительно подчинялся тем законам, которые существовали в этих кругах.
– Воровским законам?
– Не будем так называть, воровским или не воровским. Вячеслав отрицал это. Но все знали: как Слава сказал, так и будет. В молодости он был «катала» – картёжник. Много играл, ставки были очень высокие – проигрывались десятки тысяч. (А это были огромные деньги – под миллион по нынешним ценам.) Помню, Слава проиграл 40 тысяч. Такие суммы с собой не носят. Он сказал: завтра, в два часа, и никто не сомневался – отдаст ровно в условленное время. Когда кто-то проигрывал и не отдавал долг, шли к Славе. Он был местным «судьёй». Там свои разборки, свои вопросы…
В середине 70-х будущего мэтра посетили двое высокопоставленных совслужащих. Представители номенклатуры предложили взять под защиту гражданина Иванькова, якобы «необоснованно привлекавшегося к уголовной ответственности». То, что протеже советских випов – вор в законе, не могло служить адвокату поводом для отказа.
Япончика обвиняли в тяжких преступлениях: в грабеже и покушении на жизнь сотрудников милиции, в хранении и использовании огнестрельного оружия. Дело начиналось на Новом Арбате и поначалу протекало по-будничному. Уважаемый администратор известного театра спокойно направлялся к своему «Москвичу», когда к нему подошёл гражданин Иваньков. Они перебросились несколькими фразами, после чего администратор передал криминальному авторитету ключи от своего автомобиля.
Вечером того же дня «Москвич» припарковался неподалёку от театра Советской Армии. За рулём сидел Япончик, рядом – молодая девушка. Трое оперативников в штатском не успели приблизиться, как машина сорвалась с места. Началась бешеная погоня в жанре классического гангстерского фильма. Вор в законе смог скрыться на одном уцелевшем колесе. «Москвич» вскоре нашли в одном из московских двориков, в салоне в полуобморочном состоянии находилась молодая девушка.
Иванькова задержали только через полгода, тогда же и понадобилась защита Генриха Падвы. Подзащитный заявил, что «отстреливался» из пистолета-зажигалки. Но до суда это дело так и не дошло: судебно-медицинская экспертиза признала Иванькова невменяемым. C тех пор известному адвокату приходилось не раз защищать вора в законе Япончика.
Пожизненный клиент
Однажды два друга и партнёра по теневому бизнесу решили отобедать в ресторане «Тёплый Стан». У одного из них, администратора кафе «Красный мак» в Столешниковом переулке Аркадия Нисензона, было несколько увлечений, в том числе уголовно наказуемые: марки, иконы и валюта. А в багажнике автомобиля его приятеля лежала партия икон, предназначенная для продажи другому человеку. Когда трапеза завершилась, обнаружилось, что багажник взломан, иконы исчезли. Подозрение в бессовестной краже пало на Нисензона, и пострадавший обратился к самому Япончику с просьбой рассудить конфликт по воровским законам.
Из показаний Нисензона:
«…Мы вошли в квартиру… При мне была сумка чёрного цвета, в которой находился каталог марок. Примерно через 15 минут раздался звонок в дверь. Ева пошла открывать… Вошли двое мужчин, фамилии которых, как я узнал позже, Иваньков и Быков. Иваньков сказал Алику и Еве, чтобы они не волновались: им нужен только я. После чего Иваньков подошёл ко мне и сказал: «Я тебя давно ищу. Я – Япончик…» Он начал угрожать мне убийством и потребовал деньги в сумме 60 тысяч рублей. Я сказал, что никому ничего не должен. Тот оскорбил меня, сказал, что я должен 60 тысяч за иконы и 40 тысяч за то, что не признаюсь в краже».
Само собой, Нисензон ни за что бы не написал заявление в милицию, но МУР узнал об этой истории от своей агентуры и взял валютчика «за жабры».
14 мая 1981-го все оперативники МУРа занимались персонально Япончиком и его братвой. За один день провели более двухсот обысков. «Наружка», дежурившая у дома на Планерной, увидела, как Иваньков звонит из телефона-автомата. Очевидно, его предупредили о милицейской операции, и он опрометью бросается к автомобилю. За углом на мгновенье останавливается, чтобы посадить молодую женщину, потом – бешеная погоня, визг колёс на поворотах, выстрелы и т.п. Похоже, Япончик приобрёл свой фирменный стиль, заимствованный из западных боевиков.
Эта погоня, как две капли, походила на уже описанную. За единственным исключением: Генриху Падве удалось второй случай исключить из обвинения, осталась только статья УК о незаконном хранении огнестрельного оружия. Но Япончик всё равно получил 14 лет лишения свободы в колонии усиленного режима.
Вскоре наступили перестроечные времена. Иваньков и сам писал жалобы на своё якобы незаконное осуждение, и его друзья, очень влиятельные люди, ходатайствовали об освобождении Япончика. Заместитель председателя Верховного суда РСФСР Анатолий Меркушев распорядился пересмотреть дело вора в законе «в порядке надзора». Пересмотрели.
Весной 1992 года Япончик уехал в США. Документы на выезд Иванькова оформлялись в консульском управлении МИД РСФСР некой фирмой «Приоритет», которая исчезла сразу после его отъезда. В Америку Вячеслав Кириллович Иваньков прибыл в качестве директора кинофильма студии «12А», которой руководил Ролан Быков.
Американцы несколько лет с тревогой наблюдали, как в их «самой свободной стране» крепла ещё одна мафия. И в конце концов упекли Япончика на девять с половиной лет за вымогательство.
В 1997 году одна газета спросила Генриха Падву о личных качествах вора в законе. «Не могу ничего сказать о нём плохого, – прямо ответил адвокат. – Работать с ним было интересно. Он никогда не ругался, не матерился и вообще производил впечатление интеллигентного человека. Ненавидел всё, что было связано с советским строем: КГБ, советскую символику, форму милиционеров».
Лишь однажды Япончик «подвёл» своего защитника. В 2004-м короля преступного мира из Америки депортировали в Россию. В Шереметьево его встречали, как звезду мирового шоу-бизнеса. По количеству телекамер, спутниковых передвижек и фоторепортёров он опережал самого сэра Пола Маккартни во время русских гастролей.
Увидев телекамеры, «интеллигентный Вячеслав Кириллович» сразу превратился в истеричного урку. Смачно харкнул в оператора «Первого канала» и запустил в него толстой книгой: «Убью, сука, бляди, педерасты!»
…В 2009 году на 69-летнего вора в законе было совершено покушение. В него выстрелили, когда он выходил из кафе «Тайский слон» на Хорошёвском шоссе в Москве. Через несколько месяцев Вячеслав Иваньков умер от перитонита. Он похоронен на Ваганьковском кладбище, неподалёку от могилы Владимира Высоцкого, также бывшего подзащитного Генриха Падвы.
Подзащитный Высоцкий
Высоцкий неожиданно оказался щуплым молодым человеком, небольшого роста. Одет был модно, особенно Падве почему-то запомнились узконосые туфли. Актёр приветствовал адвоката подчёркнуто холодно. Высоцкий от кого-то услышал, что Генрих отбил любовницу у его друга Севы Абдулова. Но через некоторое время недоразумение рассеялось: Сева и не думал переживать из-за разрыва с девушкой. А вскоре адвокат уже оказывал Высоцкому профессиональные услуги.
Об уголовном деле, возбуждённом в 1979 году в Ижевске, говорил потом весь Советский Союз. Этот процесс иногда называли «делом Высоцкого», хотя популярный актёр и певец фигурировал в нём лишь в качестве свидетеля.
Приезжал следователь из Ижевска, допрашивал Владимира Высоцкого. Милиционера интересовала организация его гастролей в тех краях. Администраторов этих концертов уже арестовали, обвинив в присвоении денег за часть проданных билетов. Одним из арестованных был Василий Васильевич Кондаков – весьма почитаемый в артистическом мире человек, которому многие артисты хотели чем-нибудь помочь.
Высоцкий убедил Падву взять на себя защиту Кондакова. По мнению актёра, следствие стремилось не только посадить администраторов. Главной целью правоохранительных органов был сам Высоцкий. Хотя, по воспоминаниям Генриха Павловича Падвы, актёр «готов был помочь каждому и свою популярность использовал часто не к своей выгоде».
Ижевский следователь и не скрывал враждебного отношения как к столичным артистам вообще, так и к Высоцкому в частности. Изо всех сил он стремился доказать причастность известного актёра к махинациям с билетами. Но суд исключил из обвинения эпизоды, связанные с хищениями на концертах Высоцкого. Таким образом были отметены все попытки тогдашней власти скомпрометировать Владимира Семёновича.
Суд в Ижевске длился несколько месяцев. Падва прилетал на пару дней в Москву, чтобы обсудить ситуацию с Высоцким. «Однажды Володя приехал ко мне домой, – вспоминал Генрих Падва. – Он был в скверном состоянии, очень неспокоен, весь дёргался. Злился на следователей, которые так необъективно провели расследование всего дела».
В другой раз Генрих Падва заехал днём к Высоцкому домой вместе с его другом – концертным администратором Валерием Янкловичем. «Его состояние заставило меня усомниться в том, что он вечером сможет играть в спектакле, – описывал эту встречу адвокат. – Договориться о чём-либо с Володей было невозможно, он был небрит, неодет, качающейся походкой он быстро прошёл из комнаты в туалет, затем, ни слова не сказав, вернулся в спальню. Поняв невозможность общения, мы с Валерой уехали, договорившись встретиться вечером на Таганке. Я был поражён, увидев вечером Володю в театре перед спектаклем подтянутым, гладко выбритым и аккуратно одетым. Он бодро спускался по лесенке, а увидев меня, несколько смутился и спросил: «Я был нехорош сегодня днём?» Я пробормотал что-то вроде: «Всё нормально». Я знал, что Володя упорно пытался бороться со своим недугом. Ситуация осложнялась и неустроенностью личной жизни. Вокруг Володи в Москве был сонм влюблённых и страждущих его девиц. Среди знакомых было немало таких, которые искали в нём только собутыльника. А состояние Володи было всё хуже и хуже. Последний год был для Высоцкого очень сложным. В новогоднюю ночь он, управляя автомобилем, совершил аварию, в связи с чем решался вопрос о возбуждении против него уголовного дела».
Суд закончился в первых числах июля 1980 года. Прямо из аэропорта адвокат отправился на Таганку, чтобы обрадовать актёра. Они договорились встретиться, чтобы подробно обо всём поговорить. Потом несколько раз перезванивались, адвокат был на Таганке, но обстоятельно побеседовать им так и не удалось…
«Шайка бандитов»
В представлении Генрих Падва не нуждается, но Великобританию известность российского адвоката пока не охватила. Поэтому сайт лондонского бюро Padva, Haslam-Jones & Partners («Падва, Хэслам-Джонс и партнёры») снабжён презентацией, на которую и будем опираться:
«Генрих Падва – российский адвокат с выдающейся репутацией и огромным опытом в судопроизводстве и защите прав человека.
Инициировал в Конституционном суде РФ вопрос о неконституционности применения смертной казни в России. По его обращению применение смертной казни на территории РФ было признано неконституционным, и с этого момента смертная казнь в России не применяется.
Заслуженный юрист России, кавалер почётного знака «Общественное признание», награждён Золотой медалью им. Ф. Плевако. Имя Генриха Падвы неоднократно включалось в рейтинги лучших адвокатов России, а также в международное издание Who's Who of Professionals.
Генрих Падва начал адвокатскую практику в 1953 году после окончания Московского юридического института. С 1971 года является членом Московской городской коллегии адвокатов».
Генрих Падва, как указано на сайте, защищал следующих персон: Анатолия Лукьянова (бывшего председателя Верховного Совета СССР); Павла Бородина (бывшего Управляющего делами президента России); Анатолия Быкова (председателя Совета директоров КрАЗа); Михаила Ходорковского (бывшего владельца нефтяной корпорации ЮКОС). Он представлял интересы таких крупных корпораций и деятелей искусства и науки, как Ситибанк (в суде Санкт-Петербурга), >b>«Пепси-кола» (в Антимонопольном комитете и арбитражных судах РФ), музыканта Мстислава Ростроповича, семьи академика Андрея Сахарова, семьи Владимира Высоцкого и наследников Фёдора Шаляпина и Бориса Пастернака.
На свет адвокат появился в 1931 году в знаменитом роддоме Грауэрмана на Арбате. Отца звали Эммануил-Павел – двойные имена были распространены в еврейских семьях (одно для Бога, другое для быта). Как бывший подпольщик, член большевистской партии, отец имел и двойную фамилию, включавшую псевдоним Феофанов. Сына он назвал в честь немецкого поэта Генриха Гейне. Полное имя мальчика, следовательно, должно было стать таким: Генрих Эммануилович-Павлович Падва-Феофанов.
Совсем недавно Генрих Падва выпустил мемуары под названием «От сумы и от тюрьмы…». «Спасибо папе, – читаем в мемуарах, – он расстался с революционной фамилией прямо в тот же день в загсе. А отчество я сократил позже, устав от постоянной путаницы в своих документах».
– Генрих Павлович, с вашим статусом и возрастом вы не исключаете, тем не менее, для себя нищету и тюремные нары?!
– «От сумы и от тюрьмы не зарекайся» – в нашей стране это очень правильная пословица. Всё может быть…
– А в чём особенность «нашей страны»?
– Эта особенность заключается в том, что в России неправовое государство. А в неправовом государстве может происходить всё что угодно. Блаженный Августин где-то высказался, что если в государстве нет законности, то это не государство, а шайка бандитов.
– Выходит, у нас не государство, а шайка бандитов?
– Да, если нет законности, по мнению святого Августина…
– А по вашему мнению?
– Близко к этому.
– Чем это объясняется? Историческими условиями, традициями?
– Совокупностью. В России никогда не было нормального права. В 60-е годы позапрошлого столетия попытались провести серьёзную правовую реформу, но недолго музыка играла. Потом наслоилось бесправие советского государства, где существовала неприкрытая диктатура. Называлась она диктатурой пролетариата, хотя на самом деле была деспотией одного лица. Тогда не существовало вообще никакого права. Когда возникла Российская Федерация, быстро изменить правовую ситуацию в стране оказалось невозможным. Власти комфортно, когда воле правителя подвластно всё, а сам он не подчиняется закону.
– А в чём вы видите корни массового террора при Ленине и Сталине?
– Корни террора имели политическое объяснение – укрепление власти. Уничтожалось на корню всякое инакомыслие. Кроме того, проводилась силовая экономическая политика: экспроприация экспроприаторов. Сначала при НЭПе разрешили обогащаться, а потом всё отобрали…
– В последние годы шла локальная война на Северном Кавказе. Взрывались дома в Москве и вагоны метро. Можно ли было в этих условиях отменять смертную казнь? На основании чего – война же?
– Захватывайте в плен. Во время боёв, конечно, приходится убивать для самозащиты. Хотя, с моей точки зрения, война в Чечне была совершенно преступная, как с одной стороны, так и с другой.
– Тем не менее война была развязана и дала свои страшные плоды. И сейчас спецназовцы предпочитают убивать террористов, а не брать их в плен. Вам не кажется, что тем самым для правосудия образовалась некая мёртвая зона?
– Смертная казнь ожесточает общество, уровень жестокости в обществе повышается. Даже собственной жизнью человек не вправе распорядиться: самоубийца осуждается религией. А кто имеет право лишить жизни другого? Жизнь – это высшее, священное право каждого.
Однако многие считают, что «око за око» и смерть за смерть, но вслед за этим начинает казаться, что ограничиваться смертной казнью только за убийство мало, высшую меру следует применять и за изнасилование, и за педофилию, и за бог знает что. Если преступник опасен для общества, изолируйте его пожизненно без права досрочного освобождения.
– Несколько раз суд присяжных оправдывал террористов. Может быть, рано его ввели?
– Каков народ, таков и суд. Например, я знаю, что очень суровые, даже жестокие люди, легко готовые на словах приговаривать к смертной казни, когда становились народными заседателями, спорили с судьёй, отказываясь подписывать смертный приговор. Одно дело – теоретически рассуждать, другое – практически распоряжаться судьбой человека, когда выпадает такой жребий.
– А мы готовы положиться на суд непрофессионалов?
– В России ни к чему не готовы, потому что правосудие, можно сказать, «поганое». Его нужно реформировать сверху донизу. Прежде всего суды должны стать подлинно независимыми. (И что хорошо в суде присяжных – они всё-таки независимы. Независимы по своему разумению, иногда по неразумению, но всё-таки не по приказу.) Надо лишить власть и кнута, и пряника по отношению к судам, то есть власть не должна «поощрять» судей премиями, квартирами и прочими благами. Не наказывать, не поощрять – вот главный принцип независимости судьи.
«Суд надругался над законностью»
– Слышал, что масштаб коррупции в российских судах уже прошёл через так называемую «точку невозврата»…
– Близко к этому. Масштабы коррупции в судах совершенно страшные. Коррупция сейчас разъедает и общество, и государство до невозможности, чем дальше – тем хуже. Для борьбы с этим простых рецептов не существует. Грозные обещания вроде «усилим борьбу», «будем строго наказывать» и так далее не помогают абсолютно.
Скажу, опираясь даже не на профессиональный, а на мой жизненный опыт, давным-давно открывший мне глаза на некоторые вещи. По роду службы ездил в один из городов и останавливался в гостинице. Там была отработанная система: вкладываешь 100 рублей в паспорт и подаёшь администраторше. Однажды приезжаю, привычно кладу в паспорт 100-рублёвую купюру. В регистратуре неожиданно возвращают документ: нет, нынче двести стало. Спрашиваю: что случилось, как, почему? – Вам ли не знать? – А что? – Повысили же ответственность за взятки. Риск увеличился.
Сотрудница гостиницы готова была рисковать только за 200. Понимаете, какая страшная вещь: усиление ответственности способствует увеличению взяточничества. Может быть, не количественно, но качественно – точно.
– Насколько знаю, в околосудебной сфере процветает корпорация так называемых «решальщиков» – посредников в передаче взятки судьям…
– Сейчас иногда сажают довольно крупных чиновников. Когда мне предлагают «решить вопрос», отказываюсь. К сожалению, ряды настоящей адвокатуры, защитников, которые не посредничают во взяточничестве, а защищают, редеют. В адвокатуру влилось огромное количество бывших работников следствия, оперуполномоченных или сотрудников прокуратуры. Многие из них идут в адвокаты целенаправленно, чтобы брать и передавать взятки своим бывшим коллегам, своим бывшим друзьям. Страшная вещь. Количество таких «решал» увеличивается, их много…
– Допускаете, что, в конце концов, «решальщики» вытеснят таких, как вы – адвокатов старой закалки?
– Вряд ли «решалы» совсем вытеснят защитников. Всё-таки ещё существуют и честные судьи, и честные следователи, и честные прокуроры, и честные адвокаты. Кроме того, зачем заниматься взятками, если хорошо зарабатываешь? Например, адвокат уровня, предположим, Генри Резника вполне обеспечивает себя. Зачем ему взятки? На хлеб с маслом да с икоркой можно честным трудом заработать. У большинства адвокатов, в отличие от бизнесменов, не принято обязательно иметь яхты и загородные резиденции во всех странах мира.
– Вот цитата из главы ваших мемуаров, посвящённой делу ЮКОСа: «Суд надругался над законностью». А подробнее можете сказать: какой суд надругался? как он надругался?
– Вообще, по делу Ходорковского уже столько сказано, столько исписано, что меня немножко это начинает смущать. К сожалению, сотня, а может быть, тысяча, а может быть, десятки тысяч таких ходорковских так же безвинно страдают сейчас. А Ходорковский стал тем оселком, на котором правосудие затачивают.
Если суд переписывает обвинительное заключение почти дословно, с его орфографическими и арифметическими ошибками, то можно ли вообще говорить о каком-то правосудии, о какой-то законности?
Приведу один пример из дела Ходорковского. Следствие ссылалось на письмо, якобы написанное и подписанное Лебедевым. Находим его на таком-то листе дела, и оказывается, что оно никем не подписано: просто бумажка, на которой что-то написано. И Лебедев отрицает своё авторство. В суде обращаем на это внимание. Судья смотрит на документ, в судебном протоколе это отмечают. Кроме того, зная наше правосудие, в речах говорим, что нет такого факта, что Лебедев написал это письмо. И что вы думаете было написано в приговоре суда? То, что письмо подписано Лебедевым. Какое правосудие, какая законность, о чём можно говорить?
– Так называемое квазиправосудие, как вы пишете в мемуарах?
– Как хотите это называйте. Не люблю ярлыки. Это плохая, порочная деятельность судов и правоприменителей. Это вообще не имеет права называться правосудием.
– Предлагаю перейти на личность – вашу. Кто и как её формировал?
– Корифеи юриспруденции и искусства. У меня когда-то были дневники, где я записывал особенные мысли, фразы из Библии, стихотворные строчки и так далее. Помню, например, записал строку Маяковского: «Укравшему хлеб не потребуешь кар. Возможно простить и убийце. Быть может, больной сумасшедший угар в душе у него клубится». Потом на суде говоришь о том, что человек покаялся, надо проявить милосердие, и вдруг фраза всплывает.
Но главное не конкретная цитата. Главное – формировать себя как личность с помощью духовного наследия человечества. Речь адвоката – это его личность. Чем богаче внутренний багаж, или, проще говоря, чем больше прочтено книг, чем больше услышано классической музыки, чем лучше знаешь поэзию, чем сильнее любишь живопись, тем более профессиональным адвокатом становишься.
Кроме того, мне, как адвокату по уголовным делам, нужно понимание и знание психологии. Словом, нужно знать жизнь и по литературе, и по искусству, и по личному опыту. Я считал и считаю, что адвокату по уголовным делам нужно бывать и в злачных местах, чтобы знать подлинные взаимоотношения социальных низов. Я бывал в сомнительных портовых кабачках в Новороссийске, в ночных клубах, ещё где-то…
Известному адвокату ничто человеческое не чуждо. В подтверждение Генрих Павлович прочёл наизусть – специально для «Совершенно секретно» – собственное юношеское стихотворение, сбившись всего два раза:
Прошёл лишь год, и снова я
У ног твоих, как прежде, милых.
Я видел много женских ног –
Зовуще-стройных, жалко-хилых.
Я алчных губ нацеловал
Число несметное. Но странность –
Твоих лишь губ забыть не мог,
Их неизведанную пряность.
В сиянье дня, в ночи мерцанье
Лишь о тебе забыть не мог.
Лишь о тебе мои терзанья.
Лишь у твоих склоняюсь ног.
Прошёл лишь год. И снова я
У ног твоих, как прежде, милых.
Я видел много женских ног,
Но нет таких, как у любимой.
– Для меня огромную роль играет живопись, – продолжал адвокат. – У меня в квартире довольно много картин разных художников. Особенно люблю сделанное руками мастеров наивного искусства, художников-примитивистов. Потому что это честно. Краски, композиция – всё говорит о целомудренности и душевной чистоте творца.
Один вопрос Генрих Павлович задал себе сам:
– Меня иногда спрашивают: как ты можешь защищать отъявленных мерзавцев? Я понимаю страдания людей. И когда защищаю убийцу, это не значит, что я не сопереживаю семье убитого. Но гражданин имеет право на защиту. И суд должен услышать слова защиты для справедливого приговора», - цитирует Алексей Челноков в июльском номере «Совершенно Секретно».
Алексей Челноков, «Совершенно секретно», № 7/288, июль 2012 г.
|
