Заклание графа Мирбаха
6 июля 1918 года: большевистский миф о «левоэсеровском мятеже»
«Около трёх часов пополудни 6 июля 1918 года два сотрудника ВЧК, Яков Блюмкин и Николай Андреев, показав подписанный Дзержинским мандат, вошли в здание немецкого посольства в Денежном переулке в Москве. Получив аудиенцию у германского посла, графа Вильгельма фон Мирбаха, Блюмкин открыл по нему огонь из револьвера, Андреев бросил бомбу-«македонку». Блюмкин промазал, бомба не взорвалась, и в посла стал стрелять уже Андреев, смертельно ранив его. Блюмкин, подняв неразорвавшуюся «македонку», кинул её ещё раз, теперь бомба взорвалась. Затем чекисты, оставив свой мандат, выбрались из посольства. Внешняя охрана дипмиссии беглецам не препятствовала, задержать их не пыталась, по ним не стреляла, хотя и была метрах в пяти–семи. Это покушение, как и поныне сообщают учебники, якобы стало частью мятежа левых эсеров против большевиков…», - пишет Владимир Воронов в июльском номере «Совершенно Секретно».
Тихие мятежники
«Ударной силой левых эсеров считался отряд ВЧК под командованием левого эсера Попова – около тысячи бойцов. А всего число как бы восставших достигало двух тысяч «штыков», они имели на вооружении несколько орудий и броневики. У большевиков на тот момент в Москве под рукой оказалось едва ли больше 700 «штыков». Только вот «мятежники» повели себя предельно странно: тихо сидели в своём особняке в Трёхсвятительском переулке и никого не трогали. Лишь позже, узнав, что на V Всероссийском съезде Советов большевики арестовали 450 его делегатов, «поповцы» появились на Главпочтамте и заняли здание ВЧК, арестовав Лациса, заместителя Дзержинского. Ещё задержали самого Железного Феликса, непонятно зачем приехавшего в отряд Попова. И уж будь у левоэсеровских боевиков на то желание, они вообще запросто могли взять Кремль, до которого от здания ВЧК рукой подать, или расстрелять его из своих трёхдюймовок – хоть прямой наводкой. Они так и сидели сложа руки, пока 7 июля их не расстреляла артиллерия латышских стрелков.
…Советского Союза нет уже 21 год, но хрестоматийная история, повторяя талмуд «Истории КПСС», продолжает пичкать нас мифом о «левоэсеровском мятеже» 6 июля 1918 года... Заговор в июле 1918-го и правда был. Только всё было совсем не так, как пишут учебники.
К лету 1918 года положение у ленинцев было, как говорится, хуже губернаторского. В Прибалтике, Белоруссии, на Кавказе и Украине – немцы, потеряна Финляндия. Во Владивостоке потихоньку начинают высаживаться японцы и британцы, в Мурманске – тоже англичане. Восстало казачество – оренбургское, уральское, донское, кубанское, терское. Повернул штыки против большевиков чехословацкий корпус. Потеряны Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Челябинск, Новониколаевск, Пенза, Сызрань, Томск, Курган, Омск, Самара, Красноярск, Оренбург. В Сухуми вошла грузинская армия. Добровольческая армия победоносно идёт на Кубань…
Но то – враги явные, «империалисты» и «контра». Были же у большевиков и коллеги по взятию и удержанию власти – партия левых социалистов-революционеров (ПЛСР). Так вот эти «союзнички», по убеждению Ленина со товарищи, были куда хуже врагов открытых. И вовсе не из-за каких-то там идейно-теоретических разногласий, как нам внушали историки КПСС. Причина была единственной и банальной: большевики видели в левых эсерах своих самых опасных конкурентов в драчке за абсолютную власть. Прочих оппонентов к тому времени зачистили с помощью тех же левых эсеров, разогнав «неправильные» местные Советы. В ночь с 11 на 12 апреля 1918 года лихим чекистским налётом разгромили московских анархистов, ликвидировав партию анархистов как организованную силу. Затем пришёл черёд меньшевиков и «просто» эсеров: 14 июня их фракции объявили «контрреволюционными», исключив из Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК). Но, как говорится в сериале «Горец», «в живых останется только один»: большевики интенсивно выстраивают свою диктатуру и левые эсеры уже лишние на корабле власти.
Братский террор
Хотя, как отмечает историк Юрий Фельштинский, расхождения между партнёрами по коалиции были вовсе не принципиальными: «С одинаковым фанатизмом и преданностью идеям социализма большевики и левые эсеры боролись за победу мировой революции». Столь же дружно они гнобили конкурентов из числа «братских» левых партий, а уж расхождений по вопросу организации террора против «контры» и близко не было. Даже разногласия по вопросу заключения Брестского мира – и те были сугубо тактического характера. И уж совершенно точно, что левые эсеры и помыслить не могли о свержении большевиков: в их глазах это означало бы стать во главе контрреволюции.
Вот только в крестьянском вопросе стороны уже не находили общего языка: для большевиков левые эсеры были основным конкурентом на поле борьбы за власть в деревне – ПЛСР главенствовала в сельских Советах. Мало того, что лишь через левых эсеров можно было «взять» хлеб (а это усиливало позиции ПЛСР на властном Олимпе), в перспективе именно контроль над селом служил залогом обладания властью в крестьянской стране. Могло ли руководство авторитарной ленинской партии, семимильными шагами шедшей к утверждению своей диктатуры, смириться с тем, что с кем-то приходится делиться хотя бы частичкой власти, и что она даже может утечь из их рук?!
В мае 1918 года ленинцы развязали войну против крестьянства. Подлинной её целью, помимо ограбления деревни, была попытка отъёма власти над селом у товарищей по стае. Инструментом этой войны стала структура сугубо большевистская – комитеты бедноты, комбеды, учреждённые декретом 11 июня. Разумеется, в ЦК левых эсеров сразу уяснили, зачем созданы комбеды, обозвав их «комитетами деревенских лодырей» и пообещав их выбросить (вместе с продотрядами) из деревни «вон за шиворот». Тогда же левые эсеры споро стали набирать очки даже в тех Советах, где до того были не в большинстве.
Большевики же стремительно теряли популярность: губернские съезды Советов в те дни косяком принимали резолюции, гневно осуждающие политику, проводимую Советом народных комиссаров (СНК). Во главе СНК, напомню, стоял В.И.Ульянов (Ленин). Кризис нарастал и внутри самой большевистской партии, её численность неуклонно сокращалась. Кто-то покидал РКП(б) по соображениям шкурным, считая «партию власти» обречённой. Немало было и тех, кто разочаровался в социальной политике большевиков, их позиции в крестьянском вопросе и особенно в деле заключения позорного Брест-Литовского мира с немцами. Если в начале 1918 года в большевистской партии было 200 тысяч членов (по иным данным – 300 тысяч), то за весенние месяцы 1918 года её численность сократилась вдвое. В конце мая «Правда» публикует красноречивое циркулярное письмо ЦК РКП(б) ко всем партийным комитетам о тяжёлом положении в партии: численность падает, качественный состав ухудшается, количество внутренних конфликтов растёт, дисциплина никакая…
Партия же левых эсеров, напротив, была на подъёме: и организационно выглядела крепче большевистской, и численно стабильно росла. Юрий Фельштинский в своём исследовании «Большевики и левые эсеры» привёл такие цифры: в конце июня 1918 года в рядах ПЛСР числилось около 80 тысяч человек. – Немного? Так в апреле левых эсеров было всего 62 561 человек: этот 20-тысячный прирост произошёл аккурат в то время, когда РКП(б) покинули 100–150 тысяч членов. Часть которых ушла как раз к левым эсерам!
Стоит ли удивляться, что в середине 1918 года большевистская верхушка видела в левых эсерах лишь помеху своей власти. «В момент перехода Ленина к открытой войне с крестьянством, – пишет Фельштинский, – ПЛСР стала опаснейшим врагом – во всём этом у большевиков не было никакого сомнения. Легально иметь такого противника в крестьянской стране Ленин не мог». И для уничтожения союзника времени было в обрез: «Ещё не разъярилась деревня, и важно было убрать левых эсеров до начала первых серьёзных восстаний». Затягивать с этим дольше V Всероссийского съезда Советов, созываемого 4 июля 1918 года, было никак нельзя, большевики жутко боялись, что левые эсеры окажутся там партией большинства. У ПСЛР там было лишь около трети голосов, но очень уж велик был их вес в советском аппарате – всяко могло случиться. «Именно в июне Ленин, обладавший поразительной, не раз спасавшей его интуицией мастера революции, ощутил, насколько опасной для него станет партия левых эсеров в ближайшем будущем», – утверждает Юрий Фельштинский.
Спектакль Свердлова
Только вот сами левые эсеры, как назло, добровольно «сливаться» не собирались. Посему позарез нужен был повод для их ликвидации. Его созданием и занялись компетентные органы, ЧК да ЦК, а также не менее компетентные товарищи – Ленин, Свердлов, Дзержинский… Результатом стала многоходовая комбинация, частью которой и являлась ликвидация посла Мирбаха. А затем – мятеж, которого не было в помине. А уж в том, что убийцы немецкого посла, Блюмкин и Андреев, были провокаторами ВЧК, действовавшими при поддержке Дзержинского, сейчас можно и не сомневаться. Как и в том, что о готовящемся покушении, его исполнителях и прочих технических деталях Феликс Эдмундович знал как минимум дней за десять, даже для видимости не сделав ничего, чтобы его предотвратить.
Впрочем, что Феликс Эдмундович, если в курсе планируемого покушения был и сам Ильич, молчаливо одобривший акцию. А непосредственным организатором многоходовки против левых эсеров, похоже, был Свердлов. Очень уж нарочито в том покушении выстроили левоэсеровский след, даже решили снабдить исполнителей типичным оружием эсеровских боевиков начала XX века – безнадёжно устаревшей к тому времени самодельной бомбой-«македонкой». В том же ряду нарочито нейтральные войска московского гарнизона, словно приглашающие боевые отряды левых эсеров к выступлению. Но левые эсеры на эти подначки так и не клюнули. Пришлось неуклюже выводить на сцену латышских стрелков, «совершенно случайно» прогуливавшихся в тот день близ Москвы».
«Так что заговор 6 июля 1918 года был, только большевистский и чекистский. Его итогом и стало установление диктатуры одной партии», - пишет Владимир Воронов в июльском номере «Совершенно Секретно».
Владимир Воронов, «Совершенно секретно», № 7/288, июль 2012 г.
|
