| | 1967 год: в СССР движение хиппи только начиналось. На первом плане Александр Заборовский
| | | | |  | | | Максим Капитановский, 2012 год. Так должен выглядеть каждый мужчина после 60 лет | | | | |  | | | Андрей Макаревич: все хипповые атрибуты налицо, 1970-е годы | | | | |  | | | «Машина времени», 1971 год (слева направо): Александр Кутиков, Максим Капитановский, Сергей Кавагое, Андрей Макаревич. Через полгода группа лишилась своего барабанщика | | | | |  | | | Александр Заборовский верен идеалам хиппи до сих пор | |  | | | | |  | | | Владимир Солдатов (Солдат) был одним из первых хиппи. После выхода из тюрьмы служил рабочим в группе «Машина времени». Фото 1984 года | | | | |  | | | Сеня Скорпион, Вася Лонг и Марина Бояринцева – легендарные хиппи | | | | |  | | | Кумиры московских хиппи группа «Второе дыхание»: Игорь Дегтярюк и Николай Ширяев | | | | |  | | | Группа «Високосное лето» очень полюбилась хипповым людям во второй половине 70-х | | | | | «Но всех бунтарей ожидает тюрьма...»
Как разгромили «систему» – советских хиппи, вышедших на демонстрацию 1 июня 1971 года
«Первый раз об антисоветской демонстрации московских хиппи я услышал в 1973 году, когда поступил на первый курс истфака МГУ. В принципе, всем моим сверстникам было известно, что существует некая «система», своего рода союз хиппи, который возглавляет их лидер по прозвищу Солнышко. Университетская легенда тех лет гласила, что именно он, Солнышко, и собрал несколько групп единомышленников (назывались разные цифры участников – от нескольких сотен до нескольких тысяч человек), которые якобы были намерены устроить антисоветскую демонстрацию. Почему-то рассказывали, что отечественные хиппи должны были пройти пешком от старого здания МГУ по улице Герцена (сейчас это Большая Никитская), пересечь Садовое кольцо и, пройдя по улице Чайковского (теперь Новинскому бульвару), встать у американского посольства и «демонстрировать». Правда, существовала неувязка относительно того, почему хиппи должны были двинуться на «антисоветскую демонстрацию» к посольству США, а не к Кремлю, который был несравненно ближе, но на это тогда мало кто обращал внимание», - пишет Алексей Богомолов а июньском номере «Совершенно секретно»..
«Далее легенда гласила, что вождь хиппи – Солнышко, который на самом деле являлся законспирированным агентом КГБ, внедрённым в молодёжную среду, собрал своих друзей, соратников и последователей для того, чтобы сдать их властям, обеспокоенным появлением в столице армии беспринципных и бездуховных граждан в возрасте от 15 до 25 лет. Сама «демонстрация» должна была быть своего рода приманкой, Солнышко – крючком, а удилища, как утверждалось, крепко держали сотрудники правоохранительных органов – МВД и КГБ.
По этой версии, события развивались так: места скопления хиппи, которые должны были идти на «антисоветскую демонстрацию», утром 1 июня 1971 года были окружены отрядами милиции, всех силой затолкали в специально пригнанные десятки автобусов и развезли по различным милицейским подразделениям. Под большим секретом старшекурсники рассказывали (а тема хиппи в МГУ долгое время была запретной), что не работавших и не учившихся хиппи привлекли к уголовной ответственности за тунеядство, студентов повышибали из вузов, работающих граждан уволили с работы, призывников срочно отправили служить в армию, а остальных стали принудительно лечить в психиатрических больницах.
Между тем к 1973 году хиппи, действительно, как-то поубавилось. Конечно, можно было увидеть их и в «Трубе» – подземном переходе от «Националя» к Красной площади, и около МГУ, но таких сборищ, которые были до июня 1971 года, уже не наблюдалось. Ну а в восьмидесятых «система» практически распалась на составные части, и каждый стал «хипповать» сам по себе. И о мифическом «агенте КГБ по прозвищу Солнышко» все как-то забыли.
Я же ещё лет двадцать назад решил прояснить для себя (в те времена я не думал, что такую информацию могут когда-нибудь напечатать), как на самом деле развивались события, что происходило 1 июня 1971 года в центре Москвы и какие последствия всё это имело. И начал собирать материал по теме, пообщавшись с участниками и свидетелями событий, которым и предоставляю слово…
Володя Солдат. Поэт за решёткой
Владимир Солдатов (Солдат) родился 21 июня 1951 года. Человеком он был очень интересным, хипповое прошлое нисколько не помешало ему в последующем стать известным поэтом, автором ряда популярных песен «Старый рояль» (группа «Цветы»), «Кара-Кум» (группа «Круг»), «Как пойду по Стриту», «Доктор Ватсон» и пр.
А познакомился с ним я в начале восьмидесятых, когда он после выхода из тюрьмы работал в группе «Машина времени». Нет, не поэтом-песенником и не музыкантом, а обычным машинистом сцены, который таскал колонки, собирал провода после концертов, в общем, занимался отнюдь не интеллектуальным трудом. Но тогда для него это была единственная возможность хоть что-то заработать – бывшего хиппи и зека с высшим образованием на работу по специальности никто не брал.
Осенью 1984 года мы сидели у меня дома и разговаривали, и разговор шёл о старых хипповых временах. Я записал тогда рассказ Володи и эту историю непосредственного участия в событиях, о которых мы сегодня вспоминаем, привожу с небольшими сокращениями.
«Началось всё наше хипповое движение примерно в 1967–1968 годах. Во всяком случае, я уже тогда встречался с друзьями у памятника Маяковскому на одноименной площади. Называлась она на нашем сленге «Маяк» и, скорее всего, была первым местом сбора ребят, которые именовали себя «хиппи». Кстати, гопников среди них практически не было, в основном присутствовали мальчики и девочки из интеллигентных семей. Мы собирались, болтали на своём собственном языке (это было целое искусство – говорить по-хипповски), курили, выпивали, обычно портвейн, при возможности заваливались к кому-нибудь «на флэт», в общем, вели «антиобщественный образ жизни».
Со временем география наших перемещений и сборищ расширилась. К «Маяку» прибавились «Пушка» (скверик на Пушкинской площади у кинотеатра «Россия»), «Труба» (подземный переход от «Националя» к метро «Площадь Революции»), ну и, конечно же, «Психодром» – скверик у старого здания МГУ на проспекте Маркса. «Психодромов», кстати, было два: первый – у памятников Герцену и Огарёву, а второй – у памятника Ломоносову, или «у Голоногого», – это там, где сейчас факультет журналистики МГУ.
Вот ты спрашиваешь про Солнышко и антивоенную демонстрацию хиппи 1971 года… Солнышком, или Солнцем, звали Юру Буракова. Был он преуспевающим фарцовщиком, но хипповских идеалов держался стойко. Во всяком случае, все заработанные деньги тратил на вино, что его потом и сгубило. Думаю, то, что он был сотрудником КГБ, внедрённым в среду хиппи, неправда. У него вроде бы отец был полковником КГБ, но отношений с ним Юра практически не поддерживал. А в нашей «системе» он пользовался серьёзным авторитетом. Мы иногда вместе ездили на юг и в Прибалтику, общались с тамошними хиппами. Славное время было!
А специально для борьбы с такими, как мы, горкомом комсомола был организован комсомольский оперативный отряд «Берёзка». Вот в штаб этой «Берёзки» я и попал 1 июня 1971 года. А предшествовало этому следующее: в пятницу 28 мая 1971 года на «Маяке» к нам подошли два сотрудника КГБ, молодые ребята, которые, показав удостоверения, что называется, стали брать нас «на слабо». «А слабо вам собраться и 1 июня, в День защиты детей, пойти протестовать к американскому посольству? Вы же за мир, а во Вьетнаме детей убивают! А мы вам поможем – транспортом, организацией…»
Ну, в общем, часть ребят собралась на «Психодроме», часть – на «Маяке», часть – на «Пушке». Всех загрузили в автобусы с плакатами и транспарантами, а потом развезли по отделениям милиции, многие попали поначалу в «Берёзку».
Ты спрашиваешь, сколько было тогда хиппи? В Москве, думаю, до тысячи. И половина из них точно оказалась среди «демонстрантов». А к ним примкнули студенты МГУ, МАрхИ и просто сочувствующие.
Допрашивали нас весь день и всю ночь, причём каждого записывали в такую амбарную книгу с надписью «Хипи» на обложке. И меня тоже записали. Утром выпустили, но попадание в книжку буквально сломало мне жизнь. Время от времени мне «напоминали» о том, что я «неблагонадёжный». В конце концов, подбросили 0,4 грамма марихуаны и посадили на полтора года. В общем, всё это вышло мне боком, и что дальше будет, не знаю…»
А дальше у талантливого поэта была тяжёлая физическая работа и длительная безвестность. Стихи Володи Солдатова в советские времена не публиковались, он перебивался случайными заработками. Его стихи к популярным песням часто выдавались за чужие, фамилия просто вымарывалась. 7 марта 2010 года он умер в больнице в Лефортово…
Конвой! Следующего!
Максим Капитановский (Макс, Капитан) – человек, известный в среде музыкантов, литераторов, телевизионщиков, журналистов и кинематографистов. В своё время он стоял у истоков групп «Машина времени» и «Второе дыхание» (в последней он для души играет до сих пор), работал барабанщиком групп «Лейся, песня» и «Добры молодцы», был звукорежиссёром, автором сценариев телепрограмм НТВ, главным редактором журнала «СМАК», музыкальным обозревателем «Вечерней Москвы», написал несколько книг и в качестве автора и режиссёра снял замечательные документальные фильмы, в одном из которых, «Во всём прошу винить «Битлз», упоминает о событиях 1 июня 1971 года и предоставляет слово некоторым из их участников. А вот что рассказал мне о случившемся сам Максим:
«Вообще-то я к хиппи не имел прямого отношения. Были у меня, конечно, джинсы, но причёска была аккуратной, поскольку в 1971 году я работал на военном заводе, значившемся под кодовым названием «Радиотехнический институт имени Минца» и учился на вечернем отделении юридического факультета МГУ. Но тусоваться с хиппи было интересно, мы слушали одну и ту же музыку (а я ещё и играл в «Машине времени» на барабанах), вместе пили портвейн, общались с девчонками… Конечно, многих из них я знал, поскольку скверик перед юрфаком МГУ, который назывался «Психодром», с конца шестидесятых был местом, где собирались московские хиппи.
В тот день, 1 июня 1971 года, я, аккуратно причёсанный, в костюме и с комсомольским значком, даже с портфелем, в котором были студбилет, зачётка и конспекты, ждал, когда придёт моя очередь сдавать зачёт. Вышел на улицу покурить и увидел любопытную картину. В скверике собралось человек сто–двести в хипповой одежде и с самодельными плакатами, на которых были изображены пацифистская «куриная лапка», надписи «Yankee go home!», «Make love, not war» и другие призывы, явно демонстрировавшие антиамериканские настроения собравшихся. Около двенадцати часов никогда ранее не открывавшиеся чугунные ворота распахнулись и во двор въехали три обычных городских автобуса. Наверное, меня должен был обеспокоить тот факт, что после этого и ворота, и калитки, выходившие на проспект Маркса, были заперты, но я чувствовал себя в абсолютной безопасности: студент юрфака, пришедший в альма-матер сдавать зачёт, чего мне бояться?
Длинноволосые ребята в джинсах и девочки с ленточками на голове, в сандалиях на босу ногу и длинных юбках совершенно добровольно (!!!) стали усаживаться в автобусы под присмотром двух десятков крепких ребят в штатском. Нет, это были не сотрудники КГБ и даже не милиционеры – они «подключились» гораздо позже; руководили всем бойцы комсомольского оперативного отряда «Берёзка».
Поначалу они вежливо приглашали всех в автобусы, но когда кто-то, почувствовав неладное, отказался идти, его просто «внесли» туда силой. Попали в автобусы и десятка полтора студентов, среди которых был и я. Перспектива поучаствовать в антиамериканской демонстрации, тем более при содействии властей, была сочтена мной более приятной, чем сдача зачёта, тем более что «отмазка» была вполне серьёзная. Кстати, у меня была самая реальная возможность не пойти вместе со всеми – тех, кто предусмотрительно зашёл в здание университета, оттуда никто не пытался извлечь.
Даже после того как несколько человек затащили в автобусы силой, игривое весёлое настроение у хипповой общественности не пропало. Все шутили, в том числе и комсомольцы-оперативники (они охраняли двери, чтобы никто не сбежал). Настроение было приподнятым, наивные хиппи и примкнувшие к ним студенты были полностью уверены, что советская власть наконец-то вошла в диалог с ними, что она видит их возможности в борьбе против войны, что государство разглядело в них не скрытых врагов и тунеядцев, а здоровые молодые силы. В общем, я думаю, что настрой был примерно такой же, как у рабочей демонстрации 9 января 1905 года под руководством попа Гапона, самый что ни на есть верноподданнический. Никаких антисоветских лозунгов и настроений у полутора сотен мальчиков и девочек в автобусах не было вообще!
Точно так же не было намерений провести антисоветскую демонстрацию у тех хиппи, которых собрали в автобусы на «Маяке», «Пушке» и у самого штаба оперотряда «Берёзка» на Советской площади, на так называемом «Квадрате». Штаб этот находился примерно там, где сейчас находится одно из зданий МЧС – по левую руку от памятника Юрию Долгорукому (если стоять к нему лицом). Было это довольно большое помещение, куда привезли всех задержанных на университетском «Психодроме». Там нас «зафиксировали», занеся наши данные в здоровенный «талмуд» с надписью «Хипи» на обложке. А потом несостоявшихся «демонстрантов» стали развозить по ближайшим отделениям милиции.
Меня лично отвезли в знаменитое 108-е отделение милиции в Большом Палашёвском переулке, то самое, про которое рассказывается в сериале «На углу у Патриарших». Усадили вместе с другими бедолагами в «обезьянник».
Довольно скоро за несовершеннолетними «антисоветчиками» стали приезжать родители и после проведённого допроса-внушения забирать их домой. Меня, поскольку я был уже в «ответственном» возрасте, никто отпускать не собирался. Более того, вместе с другими задержанными сфотографировали в фас и в профиль, а затем стали допрашивать. Поскольку на хиппи я похож не был, вопросы были такого плана: «Как же ты, гад, так здорово замаскировался?» Часа в три ночи милицейский дознаватель сказал: «Ну а сейчас с тобой серьёзные ребята из КГБ говорить будут!»
И действительно, пришёл товарищ в штатском, который задавал разные вопросы относительно того, какие фамилии и имена хиппи мне знакомы, кого из них я видел в автобусах, кто был инициатором «антисоветской демонстрации» и пр. Я, уже понимая, что ни студбилет, ни комсомольский значок, ни аккуратная причёска мне теперь не помогут, твердил одно: я студент, никого не знаю, ни про какую демонстрацию не слышал, шёл сдавать зачёт.
Поутру меня вместе с другими задержанными повезли в суд, по-моему, народный суд Фрунзенского района на Бутырском валу. Я очень быстро понял, что мне «светит» получить пятнадцать суток, хотя никаких обвинений мне никто не предъявлял. А тогда эти «пятнадцать суток» были вещью серьёзной: можно было вылететь из института, из комсомола и даже с работы. Собственно почти всё это со мной и произошло, хотя и несколько позже.
Толстая тётка-судья и двое «кивал» (так называли тогда народных заседателей) смотрели на меня, как на натурального отщепенца. И когда судья уже, было, занесла молоток, чтобы сопроводить его ударом фразу «пятнадцать суток», я попросил её ознакомить меня с «обвинительным заключением». Всё-таки учеба на юрфаке МГУ кое-какие преимущества давала. Я прочитал обвинение «в умышленном препятствовании движению общественного пассажирского транспорта на площади 50-летия Октября» и сообщение о моём «задержании» в садике дома №18 по проспекту Маркса. После чего вежливо, но твёрдо сообщил судье, что в садике около здания МГУ никакого «движения пассажирского транспорта» нет и в принципе быть не может и что, находясь там, я никак не мог мешать движению троллейбусов, трамваев и автобусов, а тем более поездов метро.
Судья с интересом посмотрела на меня и коротко сказала сопровождавшим меня конвоирам: «На доследование!» А потом рявкнула: «Конвой! Следующего!»
На обратном пути мне повезло. Выяснилось, что один из конвоировавших меня милиционеров был отцом моего приятеля с военного завода, которого я видел с сыном и даже знал, что его зовут «дядя Саша». Он-то и разрешил мне позвонить домой матери, когда мы прибыли в отделение. Та связалась с заводскими комсомольцами, и они приехали за мной, пообещав сотрудникам отделения «общественные меры воздействия». Ну а затем вывели меня из отделения и отпустили…»
Господин Никсон, мы докажем вам, что мы есть!
1971 год был временем укрепления личной власти Леонида Ильича Брежнева. В марте-апреле того года он блестяще провел XXIV съезд КПСС, выступив с целым рядом внешнеполитических инициатив, в том числе Программой мира. Людям, которые имели хотя бы приблизительное понятие о распределении властных полномочий в советском руководстве, стало понятно, что переход всей полноты власти к Леониду Ильичу свершился. Если раньше государственные лидеры других стран могли послать важные обращения или письма в адрес Косыгина или даже Подгорного, то с лета 1971 года их стали адресовать Брежневу.
Виктор Суходрев, многолетний переводчик генсека, вспоминал, что первое письмо американского президента в адрес Леонида Ильича было датировано 5 августа 1971 года. А уже через несколько месяцев началась подготовка визита Никсона в Советский Союз. Особую роль в ней сыграл секретный визит в Москву госсекретаря США Генри Киссинджера, который должен был в апреле 1972 года утрясти все детали советско-американской встречи на высшем уровне. О приезде Киссинджера и его встречах с Брежневым в гостевом особняке на Ленинских горах до последнего дня не знал даже посол США в Москве! Темы для обсуждений, которые длились по четыре часа в день, были самые что ни на есть хиппово-пацифистские: война во Вьетнаме, ограничение стратегических вооружений, договор о противоракетной обороне…
А когда было объявлено о том, что первый визит президента США в СССР начнётся 22 мая, к нему в Москве все стали активно готовиться. И правоохранительные органы тоже. Началась «генеральная чистка» столицы от антиобщественных элементов – прообраз мероприятия, которое с успехом прошло перед Олимпиадой-80. Досталось и хиппи, и всем, кто был с ними как-то связан. Аргументация была железной: своими антиамериканскими или антисоветскими выступлениями эти отщепенцы могут смазать впечатление от визита. А хиппи, похоже, действительно, готовились к какому-то проявлению активности.
Максим Капитановский вспоминал, что ему уже через несколько месяцев под большим секретом рассказали о том, что неформальный лидер «системы» Юра Бураков по прозвищу Солнышко где-то в компании заявил: «Мы докажем господину Никсону, что мы есть!» Его слова были услышаны кем-то из сотрудников КГБ (а агентура в те времена работала исправно) и послужили причиной того, что практически все зафиксированные в ходе событий 1 июня 1971 года и других контрольно-профилактических мероприятий КГБ и МВД граждане, связанные с движением хиппи, подверглись различным мерам воздействия. С несовершеннолетними и их родителями были проведены беседы, их на время визита отправили в подмосковные трудовые лагеря «на отдых», а вот взрослые граждане ответили за всё по полной программе. Изобретательности сотрудников правоохранительных органов не было предела. Использовались меры уголовного, административного, медицинского воздействия. В результате к 22 мая – дню приезда Никсона в Москву – столица была полностью дехиппизирована. Одним из тех, кто в мае 1972-го «попал под раздачу», был Максим Капитановский…
А тебя, Капитановский, – на китайскую границу!
История Максима Капитановского, как мы уже отметили, освобождением из-под стражи в июне 1971-го не закончилась. Вот что он рассказал о последствиях своего «участия в демонстрации»:
«Через несколько месяцев меня вызвали в УВД, уже в районе метро «Белорусская», где дали прочитать занятную бумагу, напечатанную типографским шрифтом. На листке было чёрным по белому написано: «Являетесь ли вы действительным членом организации так называемых ХИ-ПИ (так и было написано – через чёрточку и с одной буквой «П») и разделяете ли их взгляды?»
Капитан милиции сказал: «Впишите свою фамилию и распишитесь!» Я стал, было, возражать: «Товарищ капитан, – говорю, – а вот если вас будут заставлять подписать бумагу с вопросом: «Убивали ли вы младенцев и ели ли их на завтрак?» – вы подпишете?» На то он ответил: «Конечно, подпишу! Я ведь не убивал и не ел их!» Аргумент был убийственный, и я, правда, после сорокаминутных уговоров, всё-таки стал «подписантом». За это мне обещали порвать все составленные на меня протоколы и уничтожить мои фотографии, отснятые в отделении милиции. Обманули, конечно…
Примерно за неделю до намечавшегося майского визита президента США Ричарда Никсона в Москву меня вызвали в военкомат. Никакого беспокойства я не испытывал, ведь не зря же я «за бронь» тружусь слесарем на военном заводе! Тем более что нас каждый год вызывали в военкомат, чтобы подтвердить отсрочку. Зашёл, отдал паспорт, но обратно его не получил.
Меня привели в комнату, где сидели три полковника, которые без всяких там медкомиссий и проверок поздравили меня с тем, что я призван в ряды Советской Армии, вручили повестку, заставили подписать и сообщили, что послезавтра в четыре часа утра меня ждут на сборном пункте – Московском ипподроме. Времени дёргаться куда-то не было.
Андрей Макаревич, которому не хотелось терять меня как квалифицированного барабанщика, звонил каким-то докторам «Исааку Моисеевичу и Льву Абрамовичу», которые могли бы уложить меня в «дурку», но это требовало нескольких дней.
Моя мама через знакомых нашла какого-то военного чина, пообещавшего, что на ипподроме меня найдёт офицер, который отправит служить в Подмосковье. Офицер меня нашёл, но сообщил, что в моем личном деле есть отметка о том, что изменять предписанное мне место службы нельзя.
И через несколько часов я оказался в грузопассажирском самолёте ИЛ-18, который летел во Владивосток. Вместе со мной в нём сидели ещё 167 человек, почти половину из которых я знал лично. Мой знакомый Петя-психодромщик, летевший тем же рейсом, знал 112 человек. Все они, понятное дело, были «участниками антисоветской демонстрации 1 июня 1971 года».
Дальше был поезд Владивосток–Уссурийск, в котором нам сообщили, что джинсы и рубашки, в которых мы едем, достанутся «дембелям» и к нам уже не вернутся. И мы стали рвать на себе одежду, приводя её в полную негодность. Так и предстали перед будущими сослуживцами: с трёхдневной щетиной, синие от пьянства (все часы, цепочки и прочие вещи были по дороге предусмотрительно пропиты) и в лохмотьях…
На китайской границе, где я служил, погибли тогда двое – Толик Грачевский и Серёжа Мазун. Замученные аминазином в психушках, покинули этот мир Алик Савицкий и Миша Дымшиц. Света Барабаш по прозвищу Офелия, которой после «участия в демонстрации» вместо диплома журфака МГУ выдали справку о том, что она «прослушала курс», Володя Некрасов, Костя Норкин – покончили жизнь самоубийством.
Жизнь и карьеру испортили практически всем: вышибали из институтов, выгоняли с работы с «волчьим билетом». Из полутысячи задержанных в тот день «демонстрантов» примерно половина отправилась служить в армию на китайскую границу (после событий на острове Даманский она считалась самой опасной), около ста человек побывали в психушках, несколько десятков были по различным обвинениям осуждены к разным срокам лишения свободы. Вот так и закончилась несостоявшаяся демонстрация хиппи, которая одновременно должна была стать крахом созданной ими «системы». Но не стала. С тех пор каждый год 1 июня молодые хиппи и оставшиеся в живых ветераны движения собираются в Царицынском парке, чтобы отметить День защиты детей, который для них стал «Днём Хиппи». Приходят туда сотни людей разного возраста, разговаривают, музицируют и поют, слушают музыку, пьют пиво, водят хороводы и играют в «ручеёк», в общем, общаются и вспоминают…»
Андрей Макаревич: духом я был с ними
Рядом с хиппи в то время тусовались многие музыканты. Сначала «Второе дыхание» и «Рубины» (или, как их ещё называли, «Рубиновая атака») были кумирами длинноволосых и джинсовых ребят и девочек, потом пришла очередь «Машины времени» и «Високосного лета».
Андрей Макаревич в своей книге «Сам овца» вспоминал о своём отношении к хипповой тусовке начала семидесятых и о тех событиях, в которых мы пытаемся разобраться:
«Это была абсолютно интернациональная волна. Хипповая прослойка называла себя «системой». В «системе» знали друг друга почти все. Правда, постоянно возникали ходоки то из Ленинграда, то из Прибалтики. Помню громкие имена – Юра Солнце, Серёжа Сержант (не армии, разумеется, а Сержант Пеппер!). Я не входил в «систему» – у меня просто не было на это времени, но духом я был с ними. К вечеру «система» начинала кучковаться, выяснять, на чьём флэту сегодня тусовка (это, естественно, определялось отсутствием дома родителей, то есть парентов).
Однажды я пригласил такую бригаду к себе на флэт. Собственно, сначала бригада была небольшая. Но радостные новости распространяются в системе очень быстро, и, пока мы шли вниз по улице Горького (по «Стриту») к метро «Проспект Маркса» (к «Трубе»), наш отряд обрастал новыми бойцами и их подругами, так что мимо очумевшей лифтёрши в моём подъезде уже протопало человек тридцать. В квартире тут же устроились на полу, заняв всё пространство, и принялись курить, пить портвейн, слушать «битлов» и спать. Кончилось тем, что одна хипповая девочка спросила у меня, собираюсь ли я на этот флэт завтра, так как тут клёво и по кайфу. У меня не повернулся язык сказать, что я, в общем, хозяин. Завтра приехали родители, и встреча не состоялась.
«Система» мирно дожила до семьдесят первого года, и покончили с ней практически разом. Как-то на «Психодром» (садик перед университетом) пришёл милый молодой человек в штатском, честно представился сотрудником органов внутренней секреции и поведал, что есть идея – провести всем московским хиппи настоящую демонстрацию в защиту мира. Доверчивые хиппи с восторгом согласились, и акцию назначили на 1 июня – День защиты детей.
Когда пёстрая волосатая толпа с плакатами «Нет войне во Вьетнаме», «Мир во всём мире» и прочее заполнила скверик, со стороны улицы Герцена неожиданно появились автобусы, куда оперативно и без шума переместили всех демонстрантов. Далее их развезли по районным отделениям милиции, где кого-то постригли, кому-то дали в морду, кого-то посадили на несколько суток, кому-то вручили повестку с указанием прийти через три дня, так как посадочных мест на всех не хватило. В общем, недели через две всё уже закончилось и вспоминалось, как не очень страшный сон. Однако в личных делах задержанных появился маленький неприметный крестик.
Этот крестик оказался бомбой замедленного действия. И почти через год, перед приездом в Москву, кажется, Никсона, бомба сработала. Кто-то вдруг вылетел из института, да прямо под внеочередной набор в армию, кто-то лишился брони на работе (бронь эта ценилась очень высоко – в армию хиппи идти не хотели по убеждению). Так что в самолёте, который нёс новобранцев к месту исполнения священного долга – на советско-китайскую границу, – многие участники антивоенного митинга встретились вновь.
Такая вот история.
Остаётся лишь добавить, что «Машина времени» весной 1971 года была погружена в ежедневные репетиции, и мы просто не знали о намечающейся на 1 июня сходке. Поздно вечером, идя с репетиции, мы встретили уцелевшую стайку испуганных хиппарей, которые поведали нам о случившемся обломе. А скажи нам кто заранее – мы наверняка явились бы в назначенное место, и дальнейшие наши судьбы могли сложиться довольно причудливо».
Считается, что некоторые строки из песни Макаревича «Кого ты хотел удивить?» связаны именно с первоиюньскими событиями:
Ты стал бунтарём, и дрогнула тьма.
Весь мир ты хотел изменить.
Но всех бунтарей ожидает тюрьма,
Кого ты хотел удивить?
Как-то раз, в начале восьмидесятых, я напрямую спросил Андрея, не последствиям ли хипповской «демонстрации» посвящены цитируемые слова. Ответил он мне тогда уклончиво: «Ну, это, знаешь ли, в философском плане написано, хотя, как говорят, «кое-что навеяло». Но слова эти вызывали жуткие подозрения у художественного совета, который принимал (или не принимал) тогда концертную программу «Машины времени», в результате чего появилась забавная запись, на которой в исполнении Саши Кутикова крамольная фраза «всех бунтарей ожидает тюрьма» была заменена на «всем бунтарям не хватает ума». Почувствуйте разницу!
Александр Заборовский – хиппи forever!
С Александром Заборовским (прозвища: Забор, Доктор) судьба свела меня в конце семидесятых. Тогда он был внешне совсем не похож на хиппи – чисто выбрит, аккуратно причёсан, но знал о хипповой тусовке практически всё. Был он в те времена самым авторитетным специалистом по концертному свету и работал с «Машиной времени», удивляя восхищённых зрителей своими творческими находками. Честно скажу, он сыграл значительную роль в феноменальном взлёте «Машины» в начале восьмидесятых.
Сегодня, в мае 2012 года, когда мы беседуем с ним, он снова выглядит, как настоящий хиппи. «Я просто на время загнал внутрь себя свою хипповую душу», – говорит он и начинает рассказывать о движении с самого начала:
«Время появления «советских хиппи» я могу назвать довольно точно – это ноябрь 1967 года. Именно тогда мы стали иногда собираться у памятника Маяковскому, или «на Маяке». Осенью и зимой было холодно, так что только с мая 1968 года эти встречи стали регулярными. В основном, конечно, тусовались там ребята из центра, но некоторые приезжали с московских окраин, я, например, из Измайлова. Кстати, ничего особенно «антиобщественного» в наших посиделках не было. Даже выпивали нечасто. Основное место занимало общение: разговоры про музыку, про битлов, про Моррисона, как в своё время Макаревич пел, «о дисках и джинсах и о погоде в небесах». Часто кто-то играл на гитаре, пробовал в этом деле свои силы и я. До весны 1971 года, то есть того времени, когда меня призвали в армию, о наркотиках было известно немного. Отдельные личности курили «травку», но их немного было. Вообще-то «настоящих» хиппи было где-то человек триста, а потом к ним стала присоединяться, как говорят сейчас, «несистемная» молодёжь.
Кто такой Солнышко, я, конечно, знал, общался с ним, с Юркой, как до армии, так и после. То, что он какой-то агент КГБ, – глупость, но его отец на самом деле был полковником. Вообще-то парнем он был обаятельным, очень компанейским. Это здорово ему помогало в фарцовке. Он, конечно, делал свой маленький бизнес на всём: скупал у иностранцев валюту, шмотки всякие, иногда денег у него были полные карманы, что, в общем-то, с образом хиппи не вяжется. Но он мог собрать несколько ребят и практически за свой счёт отправиться компанией куда-нибудь в Ригу, Таллин или Львов, где были дружки – местные хиппи. И никаких у нас там межнациональных противоречий не было, москвичи, западенцы, эстонцы – как одна семья были. Говорят, что умер он где-то в середине девяностых годов, когда ему было лет сорок пять. Причины смерти называли разные. Кто-то говорил, что от пьянства, кто-то рассказывал об эпилептическом припадке…
Конечно, если бы не армия, я 1 июня 1971 года был бы на «Психодроме». У нас вся информация распространялась быстро. Все знали, где какие тусовки, концерты (их называли «сейшенами»). У кого были телефоны, те созванивались, а обычно просто все новости узнавались на «Маяке» или на «Пушке». Что касается взаимоотношений с милицией и дружинниками, то время от времени нас, действительно, отлавливали. Приезжали к памятнику Маяковскому, собирали всех в машины типа «козликов» и везли на Советскую площадь в штаб «Берёзки». А что там делать с нами – не знали. Вроде бы и не нарушали мы ничего, просто сидели, пели, болтали.
Те хиппи, кто не работал и не учился, сваливали до прибытия милиции и оперотряда, мы почти всегда знали, когда могли нагрянуть. А с нас – что взять? Я на заводе работал – вообще пролетарий… Да ещё эти комсомольцы-оперотрядовцы, они не из вузов были, а с предприятий, за отгулы дежурили. И не понимали, кто такие хиппи и о чём с ними можно разговаривать. В основном стыдили: «Ну как же ты, рабочий парень, с «этими» связался?» Но почему нельзя было «связываться», объяснить не могли. Интеллекта и знаний не хватало…
А тогда, 1 июня, конечно, была подготовлена профессиональная комитетовская провокация. Думаю, что никаких политических причин для того, чтобы наехать на хиппи, не было, ведь, в принципе, вели мы себя достаточно мирно, никого не беспокоили и «угрозы социалистическому строю» не представляли. Ребята рассказывали, что они искренне поверили, что власть нуждается в их поддержке, что борьба за мир во всём мире может объединить и хиппи, и компартию. Ведь тогда все уши прожужжали брежневской Программой мира.
Ну и собрались с лозунгами и транспарантами на «Психодроме». А ведь за день до этого, в понедельник, чуть ли не секретарь комитета комсомола журфака МГУ предупреждал всех, чтобы не приходили, что их повяжут обязательно. Так, собственно, и вышло.
Хиппи после всех этих событий не исчезли. Просто они постепенно ушли из центра Москвы, разъехались по разным городам СССР. И всё это время они существовали, хотя более модными были панки или, там, скинхеды. Есть они и сейчас – достаточно прийти 1 июня в Царицыно, там собирается множество хиппи и сочувствующих. Просто они существуют параллельно с остальной жизнью, и всё…»
Версия Васи Лонга
Василий Бояринцев, в просторечии Вася Лонг, – один из тех хиппи, которые сохранили традиции и принципы движения до нынешнего времени, писал про рассматриваемые нами события в своём литературно-публицистическом эссе «Крейзи-классика»:
«1 июня 1971 года, День защиты детей, была мощная антиамериканская демонстрация у стен соответствующего посольства. Повод – война во Вьетнаме. Пацифисты всего мира, прежде всего американские же, шумели тогда по этому поводу. Московская тусовка была к тому времени уже достаточно представительной, чтобы тоже как бы произвести впечатление.
Юрка Солнце, наш главный рулевой, вроде бы даже ходил в Моссовет за разрешением, и якобы ему там выдали список рекомендуемых лозунгов, типа: «Почему плачет вьетнамский ребёнок?», «Янки гоу хоум», разумеется пацифик, перечёркнутые бомбы и пр. Нарисовать же целую кучу подобных транспарантов взялись Колпак, Винету и я.
…Работой своей мы остались довольны, а вот сама эта демонстрация, не успев сделать с «Психодрома» и пару шагов – а собралось там тысяч несколько народу, – закончилась такими неприятностями, что до сих пор вспоминается с содроганием. Кое-кто в итоге даже поплатился жизнью, многие загремели в «дурки», иных повышибали с работ и учёбы, а сами тусовки в Москве на долгое время стали делом сугубо партизанским.
Спустили с цепи комсомольские оперотряды, предварительно убедив тех, что пацифик – это один из вариантов свастики, по флэтам забегали участковые… Тусовки, правда, всё равно не исчезли совсем, но стали угрюмыми и настороженными, безмятежное опьянение превратилось в мрачный кайф».
Конечно, мне было интересно попробовать разыскать его и расспросить о деталях события, участником которого он являлся. Я даже, вопреки своим принципам, открыл аккаунт в одной из социальных сетей и связался с Бояринцевым. Объяснив ему свой интерес к теме, послал Василию часть материала с тем, чтобы он откорректировал его. К сожалению, получил ответ о том, что ему это неинтересно, с припиской относительно того, что на эту тему должны рассуждать только те, кто знает, как всё было на самом деле.
Я вспомнил, что во время съёмок фильма Максима Капитановского «Во всём прошу винить «Битлз» автору удалось встретиться и пообщаться со многими персонажами, бывшими в тот день 1 июня 1971 года на «Психодроме». Но рассказать что-то в камеру решились только три человека. Остальные отказались, просто вычеркнули этот день из памяти…
Относясь с уважением к Бояринцеву и другим хиппи почтенного возраста, тем не менее, не могу не отметить некоторых несоответствий в его версии событий. Во-первых, как мы уже выяснили, никакой демонстрации у посольства США не было, её задушили в самом начале. Во-вторых, в университетский скверик «несколько тысяч человек» при всём желании не поместятся. Ну а в остальном версия Лонга практически совпадает с тем, что рассказывали мне другие участники «первоиюньских событий».
День обманутых надежд
Возможно, вы держите этот номер газеты в руках именно 1 июня 2012 года, когда в Царицынском парке уже как минимум двадцать пятый раз собираются хиппи, чтобы отметить Свой День. Там будут и молодые наследники традиций, и «старички», которых, к сожалению, с каждым годом становится всё меньше и меньше. Самым младшим из участников событий 1 июня 1971 года сейчас уже к шестидесяти. Но все они навсегда запомнили тот день как день обманутых надежд, непонятых стремлений и перечёркнутых судеб. Эти люди не были героями, они понимали окружающий мир по-своему, они были другими. А любое государство «других» не жалует, видит в них опасность и скрытую угрозу».
«Конечно, советские хиппи – это совершенно особенное и малоизученное движение. Книг и статей о нём – единицы, в документальном кино о них рассказывается лишь фрагментарно, а относительно недавний художественный фильм Гарика Сукачёва «Дом Солнца», повествующий о «хипповых» временах, вообще показывает, что правда жизни и правда искусства – это две разные правды. Поэтому давайте ещё раз вспомним и этих уходящих от нас людей, и конфликт их внутреннего мира с «социалистической действительностью», и то, что происходило в День защиты детей в 1971 году…», - пишет Алексей Богомолов а июньском номере «Совершенно секретно».
Алексей Богомолов, «Совершенно секретно», № 6/277, июнь 2012 г.
|
