Фатальное знание

Сеанс одновременной психологической игры, 1 января 1966 года
Вольф Мессинг во время психологического опыта, 1 августа 1968 года
Вольф Мессинг (в центре) и летчик К.Ф. Ковалев у самолета, который профессор-телепат подарил фронту, 1 января 1944 года
Вольф Мессинг с женой Аидой Михайловной и филологом Татьяной Лунгиной
Вольф Мессинг очень любил собак

Последнее пророчество Вольфа Мессинга

«Человек не должен знать будущего. Такое знание может стать фатальным»

«Он стал одной из самых загадочных фигур ХХ века. Его необъяснимый дар предвидения создал вокруг него пугающий мистический ореол. Вызывал яростные нападки официальной науки. Он был для неё гвоздём в ботинке – ни выдернуть, ни привыкнуть. Проще объявить если не шарлатаном, то мистификатором. И хотя над его феноменом ломал голову даже Эйнштейн, самой большой загадкой он был сам для себя…», - пишет в свежем номере «Совершенно секретно» Владимир Кючарьянц.

«…Когда мы договаривались о следующей встрече, Мессинг сказал мне: « Только не опаздывай, потом меня не будет. Впрочем, ты всё равно опоздаешь…» Я заверил его, что приду, как условились, и… опоздал на несколько дней. Так сложились обстоятельства. Но мне и в голову не пришло, что он имел в виду – никогда не будет. И что мне довелось услышать его последнее пророчество…»

«Осенью 1974 года, работая в Агентстве печати «Новости», я, по просьбе американского еженедельника «Нэшнл инкуайрер», больше недели пытался дозвониться до Вольфа Мессинга, чтобы сделать с ним беседу. Всё это время он вежливо отвечал мне, что «его нет дома». Пока однажды я не услышал: «Приезжайте».

Уже потом я спросил его: «Вольф Григорьевич, почему вы так отвечали по телефону?»

– Не знаю. Почему-то тебя не чувствовал.

Думаю, он слукавил. Сейчас, зная немного о его жизни, могу предположить, что он осторожничал. Было от чего. Над агентством, которое из-за обилия работавших здесь отпрысков высоких партийных бонз иронично называли «Детским домом», почти зримо витала и аура журналистской «крыши» КГБ. По сути, это было недалеко от истины. (Хотя в основной массе рядовые журналисты АПН не имели с комитетом ничего общего, занимались обычной информационной работой – писали и снимали для зарубежных изданий, пытаясь создать у иностранных читателей образ СССР как нормального, свободного общества со всеми его плюсами и минусами. Допускался и некоторый либерализм в подаче материалов. Однако элиту АПН в немалой степени составляли сотрудники комитета. Многие не раз работали за рубежом, свободно владели иностранными языками, были блестящими страноведами, эрудитами и остроумными собеседниками... – Авт.)

Он не любил вспоминать свои встречи с людьми из этого учреждения. Даже спустя целую жизнь было мучительно стыдно вновь переживать тот унизительный страх, который они у него вызывали. У него – Мессинга!

…«Не чувствовал». И это он говорил мне, тому, кто шёл к нему, терзаемый мыслью, что всё, о чём я думаю, станет ему мгновенно известно! А чего только не было тогда в беспутной моей голове! Нет уж, Вольф Григорьевич, позвольте мне хоть сегодня в этом усомниться…

Всю жизнь он слышал мысли других людей. И часто они были корыстными, глупыми, злыми. Он страдал от этого. Стоило ли добавлять ему разочарований?!

Я ещё не успел прикоснуться к звонку, а он уже открывал дверь. Изящный, с серебристыми волосами до плеч, приветливо-пристальный. Расположились в гостиной. Нетерпеливо и жадно я ждал его откровений. И он заговорил. Подвинув кресло к окну, где стояла клетка с канарейками, принялся оживлённо рассказывать… о своих птицах, о птицах вообще, об их повадках. Пока сам вдруг не стал похож на грифа…

В тот первый раз мы проговорили несколько часов. И, конечно же, не о птицах. Он курил одну за одной, много рассказывал, но слушать его было трудно – русский так и не стал для него родным. В его и без того искажённом русском языке было много слов и выражений на польском и на идиш. Приходилось переспрашивать. Так что его гладкая речь в нашей беседе – лишь «перевод» на нормальный русский. Но достаточно точный.

Я не опубликовал тогда своих записей в нашей прессе, хотя был последним говорившим с ним журналистом. Интервью, уже стоявшее в полосе популярной в то время «Недели», сняли в последний момент по звонку «сверху». Саша Малинов, редактор отдела науки, отдал мне гранки: «Попробуй где-нибудь ещё…»

Других попыток делать мне уже не хотелось. Ну а сегодня, спустя тридцать пять лет, я, пожалуй, окончательно опоздал: многое о нём уже известно. Написаны книги и десятки статей, почти дословно повторяющих друг друга. Неудивительно. Первоисточник почти у всех один – автобиографическая повесть «О самом себе», записанная со слов Мессинга Михаилом Хвастуновым, журналистом «Комсомольской правды», укрывшимся за псевдонимом Михаил Васильев.

Что в ней рассказано самим Мессингом, а что – домысел автора, теперь уже судить трудно. Книга тогда так и не увидела свет: издательство «Советская Россия» под каким-то благовидным предлогом отказалось публиковать её. В 1965 году книгу с большими сокращениями отважился напечатать журнал «Наука и религия». Не вошла, в частности, глава «Я ясновидящий и телепат». Телепатия, не вмещавшаяся в рамки исторического материализма, была не в чести у цензуры. Позже книга была издана и где-то за рубежом, и от Мессинга мне достался экземпляр… на финском. Но с его гипнотическим взглядом с обложки.

В 1970 году в Москву из США приехали две дамы – Шейла Острендер и Линн Шредер. Результатом этого визита стала вышедшая в издательстве «Бентам Бук» их книга «Парапсихологические открытия за железным занавесом» («Psychic discoveries behind the Iron Curtain»). Я листал её – целая глава в ней посвящена Мессингу, с которым они так и не увиделись. Мессинг отказался от встречи. Так что всё написанное о нём – практически перевод публикации в «Науке и религии». Книга стала чуть ли не мировым бестселлером – восемь раз издавалась в разных странах.

Начатое Хвастуновым и пересказанное американками подхватили и другие. И сегодня историю жизни Вольфа Мессинга можно прочесть и в киноромане Эдуарда Володарского (правда, снятый по нему и показанный по ТВ сериал меня разочаровал), и в биографических очерках Варлена Стронгина, Михаила Михалкова, Надежды Димовой, Алексея Филиппова (я узнал из них немало для себя нового), в журнальных публикациях последних лет, появившихся на волне повального увлечения мистикой. Не удержался от соблазна даже Дмитрий Быков.

Разумеется, от соблазна разоблачения. С неизменной иронией он объяснил читателям «Огонька», что на самом деле «почти все трюки Мессинга – очень профессионального артиста, не хуже Копперфилда – давно получили объяснение», а его биография – не более чем мистификация. «Мессинг сумел создать легенду о себе, и легенда эта сейчас востребована как никогда...» «Меня не занимает сейчас вопрос о действительных или мнимых парапсихологических способностях великого эстрадника — наверное, он действительно что-то мог, если всем его небылицам так верили. Интересней другое — почему именно парапсихология превращается в тему дня».

Вопрос, «озадачивший» Быкова (ответ он прекрасно знает), на самом деле не так интересен. Давно подмечено: в трудные и смутные времена, когда в обществе утрачены все социальные точки опоры, когда верить государству нельзя, а ждать помощи – тем более, когда знания обесценены, а нравственность и мораль такое же уродство, как прямая спина в стране горбатых, вера в чудо становится порой единственной надеждой. Одни ищут её в светлых храмах, другие – в загадочных туннелях подсознательного, ведущих в сумеречный мир эзотерики. И лично я не берусь осуждать за это отчаявшихся людей. Уместней – сочувствие.

Что же до парапсихологии, которая, по мнению растиражированного Быкова, – не более чем страшилка, специально мифологизированная чекистами, то при небольшом усилии даже дилетанту легко установить, что гипноз и другие методы воздействия на человеческую психику всерьёз интересовали советские спецслужбы ещё со времён Дзержинского и Бокия. Достаточно вспомнить чекиста Якова Блюмкина, исходившего Тибет под видом ламы в поисках Шамбалы. С помощью знаний, добытых там, они планировали допрашивать врагов трудового народа и проникать в их самые сокровенные мысли.

В 1924 году в структуре НКВД была создана секретная лаборатория нейроэнергетики. Руководил ею врач-оккультист Александр Барченко, а кураторами были В. Менжинский и Г. Бокий. Учёные чекисты выявляли знахарей, шаманов, медиумов и гипнотизёров. Заграничные резидентуры Иностранного отдела ОГПУ при Совнаркоме помогали вести поиск технологий применения в интересах разведки экстрасенсорных способностей человека. Так что разработки в области методов дистанционного воздействия на биологические объекты (т.н. психотроника) – не досужая выдумка. Они велись и ведутся серьёзнейшими НПО (такими, скажем, как «Энергия») и всевозможными военными и академическими институтами. А о сенсационных результатах покойного профессора Игоря Смирнова, а ныне его коллег – учёных НИИ компьютерных психотехнологий и психоанализа, свободно манипулирующих подсознанием, уже не раз рассказывало и показывало телевидение.

Предвидения мессира

Но вернёмся к Мессингу. Сегодня о нём известно (или кажется, что известно) многое. Кроме, конечно, моего впечатления. И я вполне мог бы оставить его для «личного пользования», если бы не чувство раскаяния.

Помню, как я иронично улыбнулся, когда он назвал некоторые ожидавшие меня впереди события. Ни изданная в Париже книга, ни сожжённый дом, ни внезапное соприкосновение со смертью и как-то причастный к этому азиат – всё это не могло иметь ко мне никакого отношения! Должно быть, он перепутал мою жизнь с чьей-то. Чего не бывает?! Теперь, спустя годы, когда всё уже случилось (был даже азиат, подошедший ко мне на улице с недобрым предупреждением…), я могу оценить ту деликатную осторожность, с которой Мессинг предостерегал меня. Не хотел пугать. Тогда я ему не поверил. Моё будущее казалось мне чем-то вроде беспроигрышной лотереи. Он знал, что это не так…

Вот выдержки из написанного. Я дополнил их некоторыми фактами, ставшими мне известными из публикаций о нём лишь теперь. И многое, непонятное мне тогда, сегодня объяснилось. Время в нашей памяти всегда настоящее. Таким и оставил его.

«Он не любит выходить на улицу. Ездить общественным транспортом. Переходить улицу. Крайне редко подходит к телефону. Одиночество определено ему свыше. Такова цена его дара. Укрывшись на 14-м этаже в своей двухкомнатной квартире на улице Герцена (ныне – Большая Никитская), он может, наконец, снять пугающую всех маску и расслабиться. С головой уходит в книги и статьи о животных. (У меня до сих пор цела его книга «Зоопарк в моём багаже» Дж. Даррелла.) Особенно – о дельфинах с их загадочным интеллектом, способностью приходить на помощь тонущим людям, словно уловив импульсы их страха и отчаяния. Уверен, что они общаются телепатически, и он мечтает мысленно «поговорить» с ними. Другая его слабость – детективы. Он глотает их с доверчивостью ребёнка, хотя вряд ли самый захватывающий детектив может сравниться с его собственной жизнью…

Порывистый, 75-летний, с внешностью полубезумного музыканта и реакцией фехтовальщика, он стремительно выходит на сцену и резко бросает любому, вызвавшемуся из зала: «Думайте! Думайте о том, что я должен сделать!»

Иногда он прикасается к человеку, давшему ему мысленный приказ, иногда – нет. Часто работает с завязанными глазами. Идёт в зал, ведомый чужой мыслью, как лучом локатора. Но как же тонка эта мысль! Единственно нужная в целом хоре «голосов», звучащих в его мозгу.

Господи, какой галдёж!.. Мысли зала сливаются. Кто-то пытается сбить его, мысленно диктуя глупость, непристойность… Он мечется от ряда к ряду, что-то отрывисто шепчет, иногда вскрикивает и вдруг застывает, как гончая в стойке. Затем быстро подходит к нужному ряду и, найдя задуманного индуктором человека, абсолютно точно выполняет задание. Так, следуя мысленному указанию, он отыскал спрятанные в зале шахматы, расставил фигуры соответственно этюду, который знал лишь индуктор-шахматист (и жюри), и поставил заданный мат в два хода. И никто в зале не мог даже предположить, что Мессинг прикасается к шахматам впервые в жизни.

На мой вопрос, случается ли ему не выполнить задание, Мессинг отвечает:

– Крайне редко. И лишь частично. Трудности возникают с нелогичным, абсурдным заданием. Например, однажды, выполняя мысленный приказ, я подошёл к одному из зрителей, снял с его руки часы и, положив их на пол, занёс над ними ногу. Затем, обратившись к жюри, принёс свои извинения: «Я не могу раздавить их, как того требует задание. Это не моя вещь».

Но случалось кое-что и похуже. Как тогда, на гастролях в Перми… Задание было на редкость простым: найти в зале определённую женщину, достать из её сумки паспорт и со сцены назвать её имя. Он легко сделал это. Но тут вдруг из паспорта выпала фотография. Мессинг поднял её, улыбнулся: «Какой красивый офицер. Совсем ещё мальчик!»

Внезапно судорога исказила его лицо. Он вскрикнул. Схватился за сердце. Мгновенно дали занавес…

Он и теперь болезненно морщится, вспоминая об этом.

– Что это было?

– В тот момент, когда я смотрел на фото, я увидел, как мальчика только что убили.
Меньше чем через месяц женщина получила с фронта похоронку. И день, и час гибели её сына точно совпали с моментом «видения» Мессинга…

Этот дар проскопии (предвидения) он обнаружил в себе даже раньше, чем способность слышать чужие мысли и мощную силу внушения.

Сколько же раз он проклинал его! Неизбежность, которую не мог обойти, несчастья, что не мог предотвратить…

Как тогда, с Аидой… Эту трагедию в ноябре 2004 года пересказал Алексей Филиппов в журнале «Караван историй»:

«Ему пришлось выносить её из вагона на руках. Болезнь безжалостно наступала, но она отказывалась ложиться в больницу, и врачи приходили к ним домой. В один из таких визитов академик-онколог Николай Блохин стал уверять его, что отчаиваться не надо, что болезнь может и отступить, даже в таком состоянии у пациентов, случается, наступает ремиссия, и они живут ещё долгое время... Он не дослушал, голос сорвался в фальцет:

– Не говорите чепухи! Я не ребёнок, я Вольф Мессинг! Она не поправится... Она умрёт второго августа 1960 года в семь часов вечера.

Так и случилось. Минута в минуту…

Первые девять месяцев одиночества едва не свели его с ума. Он никого не хотел видеть, редко отвечал на телефонные звонки. Жизнь утратила смысл. Мир сузился до стен крохотной квартиры на Новопесчаной, где на стенах висели его дипломы, на полках стояли сувениры, привезённые со всех концов страны, подаренный кем-то белый кубинский коралл, каравелла «Санта-Мария»…

А в углу жил обитый кожей и железом, запертый на ключ деревянный сундучок. С ним он не расставался и во время своих поездок. Что в нём, не знал никто. Его сокровища? То, что они существуют, ни у кого не вызывало сомнений: гонорары Мессинга были очень высокими, да и огромный бриллиант, сверкавший на пальце, говорил о том же…

Они с Аидой прожили в этой квартире с 1954 года. После нескольких лет скитаний по опостылевшим гостиницам. Она умела и эту их неустроенную жизнь наполнить домашним теплом и уютом. Он вспоминал их первую встречу в Новосибирске в 1944 году. После выступления к нему подошла красивая молодая женщина и сказала, что его ведущая не обладает необходимым шармом, да и одета недостаточно строго. «Я бы всё повела не так». «Ну вот и приступайте», – сказал Мессинг…

Теперь все его «Психологические опыты» начинались со вступительного текста, в котором упоминались опыты Павлова и Сеченова. Текст был специально написан Аидой Раппопорт.

Вскоре он объяснился ей в любви… Он никогда не был аскетом. Женщины в его жизни появлялись и раньше. И исчезали. Всех влекли его слава и деньги. И он без сожаления расставался. С Аидой было иначе. Она стала для Мессинга всем – женой, другом, секретарём, ассистентом. С ней он обрёл свой дом, где можно было, наконец, скинуть маску и стать самим собой. Она окутала его такой любовью и заботой, каких он не знал прежде. И он, как мальчик, охотно слушался её во всём. Лишь иногда, словно что-то вспомнив, распрямлялся, становясь в позу, и резким скрипучим голосом заявлял: «Это говорит тебе не Вольфочка, а Мессинг!»

Жизнь его стала размеренной, нормальной, как у всех. От прежней остался лишь режим, которому он не изменял. Утром – чашка кофе, яйцо всмятку с куском чёрного хлеба. Прогулка с двумя собаками. Днём – запоем читал. Перед выступлением непременно полчаса спал.

И по-прежнему очень боялся гроз…

Без Аиды всё рухнуло в пустоту. Монотонное, сводящее с ума существование в четырёх стенах, где всё было наполнено её присутствием, каждая вещь хранила её прикосновение. Где ему постоянно слышался её голос: «Вольфочка!»

И вот пришло время переезда в элитный кооператив на Герцена, где они с Аидой должны были жить вместе с «народными» и «заслуженными». (Сам он стал «заслуженным» в середине 60-х и очень гордился этим, хотя прежде, втайне уязвлённый долгим невниманием, любил говорить, что само имя «Мессинг» уже – звание…)

Грузовик давно ждал внизу, а он всё бродил из угла в угол, не решаясь спуститься. Это было выше его сил. Словно предательство. Зачем ему без неё этот новый дом?! Старинный спокойный район с изящными особняками посольств… ей так хотелось здесь жить! Артистический магазин «Маска» на первом этаже – как напоминание. Чтобы не забывал теперь, оставшись один, постоянно носить её…

Проклятое одиночество! Господи, за что?! Но разве не сам он когда-то говорил старому знакомцу Чернову (есть воспоминания Вадима Чернова, участника создания книги Мессинга. – В.К.): «Жить — это значит всё время терять, терять! Отца, мать, братьев, жену, друзей... И теперь я совершенно один! Впрочем, я всегда был одиноким и, знаешь, не очень уж страдаю от этого. Посмотришь на звёзды, и всё становится на место. Одинокими не становятся. Одинокими рождаются!»

Бессознательная сила внушения

Родился Мессинг под знаком Девы, 10 сентября 1899 года в еврейском местечке Гура-Кальвария, в предместье Варшавы. Десяти лет от роду поразил родителей предсказанием, что через два дня сдохнет их корова и сгорит дом в соседнем селе. Отец наказал его за дурные фантазии. А через два дня корову убил взбесившийся бык и дом действительно сгорел… («С тэго часу меня считали не совсем нормальным. Может быть, то и правда. Но что есть нормальность? Вы знаете?»)

Луна притягивала его. Ночами он вставал и шел на ее властный зов. Отец боролся с его лунатизмом варварским способом – ставил возле кровати корыто с ледяной водой. Вольф попадал в него ногами, шок! – и он просыпался. Но все тщетно. В лунные ночи мальчик снова вставал, чтобы идти… Куда?!

Было решено отдать его в хедер – учиться на раввина. Из хедера Вольф сбежал. Без денег, без еды сел в поезд, который шёл в Берлин. Именно здесь, в вагоне, неожиданно проявился ещё один необычайный дар юного Мессинга.

– Увидев, что идёт контролер, – рассказывает он,– я со страху забился под лавку, надеялся, что он не догадается туда заглянуть. Но он заглянул. И осветил меня фонариком. Лицо у него стало довольным, ведь он поймал зайца! Тогда, сам не знаю почему, я поднял с пола какую-то бумажку и молча протянул ему, изо всех сил желая, чтобы он принял её за билет. Контролёр послушно пробил её компостером и изрёк: «Странный ты мальчик. С билетом и под лавкой. Места же есть…»

Так впервые проявилась у него, бессознательная ещё, сила внушения, которая не раз спасёт ему жизнь. Она поражала самых скептичных. Как это было, например, в Англии, где он усыпил всех профессиональных гипнотизёров, которые собрались, чтобы разоблачить его…

Берлин стал для Мессинга городом открытия многих загадочных свойств его организма. И первых телепатических сюрпризов…

– Вольф Григорьевич, объясните всё же, как это у вас происходит? Как «выглядит» чужая мысль? Отличаются ли для вас мысли на разных языках, и если да, то чем?

– Мысли других людей для меня – образы. Я не столько слышу, сколько вижу их. Какое-то место, какое-то действие человека. Образы эти имеют и цвет, и глубину. Как если бы вы вспоминали что-то, но… не из вашей жизни. Поэтому для меня не важно, на каком языке думает человек.

В первое время в Берлине, обнаружив в себе эту способность, я очень полюбил бродить по рынку. Где ещё вы встретите столько разных людей! Где ещё можно так незаметно быть пристально внимательным, как не в толпе? Помню одну пару. Они брели между рядами, и у них был очень подавленный вид. Чувствовалось, что мысли их далеко. Я незаметно наблюдал за ними. Внезапно в мозгу вспыхнула яркая картина: больная девочка в постели. Я отчётливо увидел её бледное лицо… Проходя мимо этой пары, я сказал вслух: «Не тревожьтесь. Ваш ребёнок поправится». Они остановились как вкопанные. Не знаю, что сильнее выражали их лица – страх, изумление или надежду. Именно тогда я вдруг осознал, что благодаря этой способности слышать мысли других смогу помогать людям. Особенно тем, кто остро нуждается в поддержке.

Он это и делал всю жизнь. Не ожидая ни от кого благодарности. Слишком хорошо знал людей, читая в их душах. Никто не любит тех, кому чем-то обязан. А нередко за помощь воздают и ненавистью.

Ему аплодировала страна, но атмосфера зависти была плотной – ведь успех не прощают. Поразительным выступлениям сопутствовали обвинения в мистификации и мошенничестве и, конечно же, яростные разоблачения «экспертов». Раздавались они даже со страниц относительно либеральной «Литературки», где Мессинга исправно и неустанно «выводил на чистую воду» профессор-физик Александр Китайгородский.

Как и всё необъяснимое, жутковатый дар Мессинга рождал у многих естественную защитную реакцию – скепсис. Его это всегда расстраивало. Вот как он сам говорил об этом:

– Мне неприятно, когда меня считают шарлатаном и обманщиком. У меня нет ни хитроумных приборов, как у Кио и других иллюзионистов, ни сверхразвитой ловкости пальцев, как у Ашота Акопяна, не прибегаю я к шифрованной сигнализации с тайными помощниками. Я не фокусник, не артист, хотя выступаю на эстраде и в цирке. Многие свойства своего мышления я сам не понимаю. Я был бы рад, если бы кто-нибудь помог мне в этом разобраться.

Никто не помог. Даже в начале 70-х, уже наполненных столь яркими образами «Мастера и Маргариты», что многие и не сомневались в их реальности (зловещая фигура «иностранного артиста», «мессира» Воланда невольно ассоциировалась с именем «Мессинг» – тоже иностранец, артист с пугающей внешностью), когда в стране началось повальное увлечение мистикой и парапсихологией, учёные, ставившие эксперименты по телепатии, словно не замечали его феномена…
Конечно же, замечали! Но кому хотелось рисковать своим реноме, всерьёз занявшись исследованием странного эстрадного артиста?

– Нередко, чтобы узнать задание, вы дотрагиваетесь до руки человека. Это даёт повод таким яростным обличителям телепатии, как профессор Китайгородский, утверждать, что ваш дар – не более чем умение улавливать незаметные идеомоторные сокращения мышц руки или лица и по ним догадываться о мысленном приказе. Словом – некая «ловкость рук и никакого мошенства»…

– Если я прикасаюсь к человеку, мне гораздо легче проводить телепатический сеанс, так как я «отделяю» его мысли от постороннего фона. И это не просто фон, а целый оркестр у вас в голове, где каждый инструмент играет, что ему вздумается. Но, чтобы знать, о чём думает человек, контакт вовсе не обязателен. И я непременно показываю это в своих выступлениях. Я покидаю зал, где в это время сами зрители под контролем жюри определяют для меня задание. Затем возвращаюсь и выполняю его.

– Вы обычно просите завязать вам глаза. Для чего? Чтобы не упрекали в угадывании по идеомоторике?

– Да нет же… Просто мне гораздо легче работать, когда я не вижу зала. Зрительные помехи лишь затрудняют приём чужой мысли…

– Мужчины или женщины, блондины или брюнеты, старые или молодые.… Есть ли тип человека, с которым вам труднее осуществлять мысленный контакт?

– Существенной разницы нет. Труднее, пожалуй, с теми, кто, вольно или невольно, отвлекается от основной мысли, которую должен передать мне. Легко с военными, они люди весьма собранные. Быстрее и легче улавливаю мысли глухонемых – они воспринимаются более яркими и чёткими образами. Но я, наверное, никогда не смогу детально объяснить, как происходит телепатический контакт. Для меня здесь столько же неопределённого, сколько и для вас. Попробуйте попросить слепого описать его мир!

Загадка для Эйнштейна и Фрейда

...Но вернёмся в Берлин начала нового, XX века, где Мессинг впервые открыл в себе телепатический дар. Он неплохо знал немецкий, так похожий на идиш, однако работы найти не мог. Разве что изредка – рассыльным. Ночевал, где придётся.

Его иногда подкармливали на рынке, но голодные обмороки случались всё чаще. Один из них закончился в морге, куда его отправил врач, констатировавший в больнице факт смерти. Тело было холодным, дыхание отсутствовало, пульс не прощупывался. Если бы не студент-медик, случайно обнаруживший у него редкие удары сердца, его похоронили бы заживо. На самом же деле это проявился ещё один дар Мессинга – способность погружаться в каталепсию, когда признаки жизни могут почти полностью отсутствовать.

Так, собственно, он и очутился в клинике известного европейского невропатолога, профессора Абеля, который начал исследовать его уникальные возможности. Он объяснил юноше, что тот наделён фантастической способностью управлять своим организмом. Начались тренировки: Абель отдавал ему мысленные приказы, и Мессинг отыскивал спрятанную вещь. Он учился слушать чужие мысли, различать в хоре одновременно звучащих голосов тот, что был нужен. Именно здесь Вольф блестяще овладел даром впадать в транс по желанию, вызывать у себя нечувствительность к боли и, ко всему, открыл в себе мощную силу гипнотизёра.

Он нашёл импресарио, некоего Цельмейстера, и стал зарабатывать свой хлеб насущный. Импресарио демонстрировал его в паноптикуме, где Мессинг с пятницы и до воскресенья оставался в закрытом стеклянном гробу в состоянии транса. На третий день «мертвец» оживал. Был позже и цирк, где, научившись отключать боль, он протыкал себе тело длинными иглами и спицами. И, наконец, – сеансы «чтения мыслей», принесшие ему известность, славу и настоящие деньги.

Вскоре афиши с его портретом можно было увидеть по всей Германии. «Вольф Мессинг. Каталепсия. Гипноз. Чтение и передача мыслей на расстоянии и с завязанными глазами. Предвидение будущего». (Его импресарио вальяжно растолстел, стал одеваться у лучших портных, обзавёлся золотыми часами. Позже Мессинг уличит его в воровстве и уволит.) Чтобы сделать себе рекламу, он ездит по городу, управляя автомобилем с завязанными глазами. Маршрут определяет тот, кто сидит рядом: он не произносит ни слова, Мессинг читает его мысли.

– Верно ли, что вы всерьёз озадачили собой Эйнштейна и Фрейда?

– Да. Во время первых гастролей в Вене, в 1915 году, я познакомился с Альбертом Эйнштейном, а через него и с Фрейдом. Некоторое время жил у Эйнштейна, и мы проделали немало экспериментов, так как он чрезвычайно заинтересовался моими эффектами. Пытался понять их природу. Но даже ему это не удалось.

Фрейд и Эйнштейн стали материально помогать юноше, развивать его удивительные способности. Вскоре Мессинг уехал учиться в Вильненский университет, на кафедру психологии. Но пробыл там недолго. Слава следовала по пятам. Соблазн был слишком велик. И шанс хорошо заработать тоже. Начались гастроли по многим странам – в Европе, Америке. Затем – Австралия, Япония, Аргентина, Бразилия… Помимо выступлений, которые шли с аншлагами и безумно выматывали его, приходилось постоянно кому-то помогать. К нему обращались с просьбами – найти пропавшую вещь или преступника, помочь вернуть украденное. Аристократы, полиция, простые люди… Мессинг никому не отказывал.

– Вольф Григорьевич, вы не жалеете, что предпочли университетскому образованию поездки в Японию и Бразилию?

– Нет. Я увидел чудесные страны. Непохожие на всё то, что я видел раньше. Совсем незнакомый мир. Но люди везде одинаковы – всем хочется чуда. И мои залы всегда были переполнены. Эти гастроли принесли мне не только мировую известность, но и большие гонорары. Я заработал неплохие деньги и вернулся в Польшу.

В 1937 году в Варшаве, на одном из выступлений, я предсказал, что если Гитлер пойдёт на восток, то в недалёком будущем его ждут поражение в войне с Россией и смерть. Эти слова, естественно, дошли до Гитлера. Он объявил меня своим личным врагом и «врагом рейха».

Когда немцы заняли Польшу, всю мою семью – отца, братьев, других родственников (мама умерла раньше от инфаркта) – уничтожили в Майданеке. А мои портреты были расклеены повсюду. Награда – 200 000 марок. И так было не только в Польше, но во всей оккупированной Европе.

Поймал Мессинга в Варшаве обычный полицейский патруль. И хотя он назвался художником, офицер узнал его. Вольф не успел включить свой дар внушения – зубы ему выбили сразу. Оглушённого, доставили в участок. Придя в себя и собрав волю, он сделал то, что ему удавалось и прежде – бесконтактное внушение: послал мысленный приказ охранникам собраться в его камере. Затем вышел, запер дверь камеры на засов, но, не рискнув всё же спуститься в дежурку, выпрыгнул в открытое окно со второго этажа.

– Мои ноги до сих пор помнят этот прыжок, – сетует он. – Идти некуда, оставаться на улицах – опасно. Я отправился на рынок и там упросил одного крестьянина вывезти меня из города на его телеге, под сеном.

Той же ночью он переправился на рыбацкой лодке через Западный Буг и пересёк границу СССР. Его «крёстным отцом», первым партийным чиновником Брестской области, с которым он встретился, стал Пётр Абрасимов. Мессинг мысленно заклинал его: «Поверь и помоги мне!» Затем вдруг сказал: «Вы станете послом в большой стране».

Так и случилось. Абрасимов не раз занимал должность посла. В ГДР, в Польше, в Японии. «Большой» же страной оказалась Франция…. Но всё это будет позже. А тогда Абрасимов, конечно, не принял всерьёз пророчество этого странного испуганного человека. Но разрешил ему выступать на сценах Белоруссии.

«Война закончится победой 8 мая»

Так началась новая жизнь Мессинга. Жизнь мистика в стране, не признававшей никаких паранормальных явлений. И встречавшей каждое его появление овациями.

История, ставшая хрестоматийной. В мае 1940 года, во время его выступления в Гомеле, на сцену поднялись двое. Извинившись перед публикой, прервали концерт… Мессинга повезли в Москву: Сталин пожелал сам убедиться в его загадочном даре. Они беседовали довольно долго. Вождь расспрашивал о его встречах со знаменитостями. Интересовался Юзефом Пилсудским (глава польского государства. – Ред.). Затем предложил Мессингу выйти из Кремля без пропуска.

– Если сможете выйти, – сказал он, подводя Мессинга к окну, – встаньте у того дерева.

Он вышел из Кремля, как выходят из метро. Встав у дерева, обернулся к окну. Сталин махнул рукой: «Возвращайтесь!»

Когда он, спокойно миновав охрану, вошёл в кабинет, вождь спросил:

– Как вам это удалось?

–Я внушал охране, что я – Берия.

Другую проверку ему устроил уже Лаврентий Павлович. История широко известная: следовало получить в сберкассе 100 000. Кассир, взяв у него пустой клочок бумаги, отсчитал их. Люди Берии запротоколировали это и вернули деньги кассиру. С тем тут же случился инфаркт…

Не странно ли, что Сталин, с его подозрительностью, терпел существование человека, способного заглянуть в чужие мысли? А значит, и в его! Просто не верил, что кто-то осмелится? Какой-то артист! Гипнотический же дар Мессинга ему был неинтересен. Он и сам обладал им. (Об этом говорили все, даже Черчилль.) Ясновидение? Что ж, можно иногда использовать. Лаврентий и займётся. Предсказание будущего? Чушь! Еврейские штучки!

И всё же были у Мессинга и другие встречи с вождём, но о чём они разговаривали, он никогда и нигде не упоминал. И мою просьбу хоть немного рассказать об этом он коротко, но жёстко отсёк:

– То, что хотел, я уже рассказал.

(Теперь уже известно, что во время одной из встреч Мессинг предостерёг вождя: сын Сталина, Василий, ни в коем случае не должен лететь в Свердловск вместе с хоккейной командой ВВС. По воле отца Василию пришлось ехать поездом… Самолёт же с командой разбился, все хоккеисты погибли.)

В 1943 году, в Новосибирске, Мессинг предсказал, что война закончится победой 8 мая 1945 года. Сталин прислал ему телеграмму с благодарностью за точно названный день окончания войны…

Как он мог знать дату?! А как узнавали будущие события Нострадамус? Ванга? Кто ответит?

– Вольф Григорьевич, а вы сами можете объяснить свою способность предвидения? Как это происходит?

– Не знаю. Просто концентрируюсь и внезапно вижу конечный результат потока событий. Минуя всю цепь. Я называю это «прямым знанием». Объяснить невозможно. Что мы знаем о времени? О его воздействии на мозг? Думаю, есть какие-то точки пересечения будущего, прошлого и настоящего. Возможно, в моменты транса мой мозг способен настраиваться на них. И тогда это как прыжок в иное время, в другую точку пространства. Большего я сказать не могу…

Игла мысли пронзает толщу времени так, словно нет ни вчера, ни завтра?! Нет расстояний, стен, наконец! Попробуйте иначе объяснить его способность безошибочно сказать, кто живёт в том или ином номере гостиницы на другом конце города. Как можно, сидя в Москве, «увидеть» где-то за сотню километров потерянный портфель с секретными документами (его пропажа вместе с высоким чиновником переполошила Кремль и заставила Берию обратиться к артисту)? По данной Мессингом «картинке» сельской местности с покосившейся церквушкой и мостом через речку картографы определили населённый пункт. Оперативники нашли портфель под мостом…

Думаю, он, заглядывающий в чужие души, и вправду многого не знает о самом себе. Никогда ничем не болея, за всю жизнь не нашёл ни времени, ни желания дать врачам возможность детально обследовать себя. Кроме Абеля и Фрейда. Впрочем, как сказала мне Валентина Иосифовна Ивановская, ведущая его вечеров, однажды, уступив настойчивой просьбе врача-невропатолога, наблюдавшей его выступление в Белой Церкви, позволил ей бегло осмотреть себя. Врача поразило, что в области грудной клетки и головы Мессинга не было таких же тепловых ощущений, как в остальных частях тела. Но что это объясняет?

А двухпудовая гиря в спальне?! Более абсурдного здесь предмета представить невозможно. Субтильного сложения старый человек с усталым лицом библейского мудреца, с вселенской скорбью в глазах… что он мог иметь общего с этим чудовищем?!

– Когда Вольф Григорьевич вводит себя в состояние транса, он её поднимает как пушинку, – ответила на мой заданный ей украдкой вопрос Ивановская.

Игры с судьбой

– Говорят, подавленность настроения – всегда предвестник некой беды. Вы способны предвидеть события, а как обстоит с предчувствием? Оно не обманывало вас?

– Никогда. Самым запомнившимся был случай в Ашхабаде в 1948 году. В первый же день, идя по улице, я вдруг почувствовал, как меня охватила тревога. Не возникало никаких образов. Но что-то заныло, засосало во мне! И ничего конкретного. Кроме необычайно сильного желания немедленно уехать. Это чувство усиливалось с каждой минутой. Я впервые в жизни отменил выступление и вернулся в Москву. Через два дня Ашхабад был разрушен землетрясением…

Он со мной тогда определённо слукавил: интуиция не всегда выручала его. С гордостью показывая мне газетные вырезки военных лет, сообщавшие о двух подаренных им фронту самолётах, он ни словом не обмолвился мне, что дар этот был вынужденным. Ни предвидение, ни предчувствие не подсказали ему тогда, что не следует отказываться от настойчивого предложения пожертвовать свои немалые сбережения на истребитель. Он отказался и был арестован. На первом же допросе ему предъявили обвинение в шпионаже в пользу Германии. Пришлось соглашаться и отдать миллион. Но из тюрьмы он вышел сломленным и навсегда испуганным человеком.

Сегодня известно, что после первого ареста, обернувшегося самолётом, Мессинг потерял интерес к сберкассе и стал вкладывать свои гонорары в драгоценные камни. Шла война, и деньги мало что стоили. Но судьба уготовила ему ещё один сюрприз, сведя его в Средней Азии, где он жил в эвакуации, с польским эмигрантом Абрамом Калинским. Мессинг поддался на его уговоры бежать в нейтральный Иран. Благо рукой подать! Соблазн был велик. Но куда подевался его дар провидца?!

«Стукнул» ли старик-туркмен, согласившийся за бешеные деньги – 40 тысяч – стать проводником? Или, что более вероятно, сам Калинский, который, как выяснилось много позже, был осведомителем НКВД? Мессинга снова арестовали. И на сей раз дело было совсем худо. Спасла его найденная в его кармане та самая благодарственная телеграмма Сталина. Да ещё привычка дарить фронту самолёты. Так взлетел в небо второй его истребитель, подаренный авиаполку «Варшава». А он перестал коллекционировать бриллианты. Разглядев в них целую эскадрилью.

Насколько точна вся эта история? Я узнал о ней только теперь. И в ней много несовпадений. Мне не довелось видеть его секретное досье. Но я видел его лицо, когда он показывал мне пожелтевшие газеты, где он на снимках вместе с лётчиком – Героем Советского Союза Константином Ковалевым. Его гордость за свои самолёты была (стала) искренней…

«Я помогу. Даже если меня уже не будет»

Время – магический кристалл: чем дальше сквозь него смотришь, тем различимей и чётче образы… Что-то меня поразило тогда в Мессинге. И ускользнуло. И только сейчас, вспоминая две наши встречи, я наконец понял – что. Беззащитность. Тщательно скрываемая. Прожив 75 лет, он так и не вырос, оставшись внутри всё тем же мальчиком из еврейского местечка. Грустным, встревоженным. Одиноким. Пугавший других дар сделал его человеком без кожи – открытым всем эманациям людских душ. То, что он читал в них, вряд ли добавляло ему оптимизма. Он мог видеть будущее, но не мог изменить его. Даже своё. Непосильная для смертного ноша!

Он хорошо понимал это. И когда я, не удержавшись, попросил его сказать, что меня ожидает, он замолчал и нахмурился. Затем почти выкрикнул неожиданно резко, раздражённо: «Никогда и никого не спрашивайте об этом! Никогда и никого! Человек не должен знать будущего. Такое знание может стать фатальным».
Я продолжал настаивать. И он сдался: «Хорошо, я вам отвечу. Но в следующий раз. Я должен анализировать…»

«Анализировать?!» О чём это он?! Разве его мгновенные вспышки-видения требовали анализа? Дошло до меня только теперь. Ему надо было найти слова…
Он ответил. Предельно осторожно. Щадяще. Тщательно выбирая каждое слово. Затем сказал, сбившись на «ты»: «Не думай об этом. Всё будет хорошо».

Достал из письменного стола своё фото. «Я дам тебе это. Когда будет трудно, смотри на неё и мысленно обратись ко мне. Называй «Вольф». Я помогу. Даже если меня уже не будет. Подскажу, что делать…» Взяв ручку, собрался надписать фотографию. Обернулся ко мне: «Владимиру?.. Но у тебя ведь другое имя!» Так и было в действительности. И он не смог отказать себе в маленьком эффекте… Владимиром я назывался официально. Домашние и друзья звали меня иначе. Именно так, как он надписал фотографию, повторив в ней: «Всё будет хорошо»…

Я постарался не вспоминать о его «сценарии». И никогда не обращался к его портрету. Хотя великий мистик во всём оказался прав.

Сейчас я часто спрашиваю себя – может, стоило попробовать, и всё сложилось бы иначе? Но разве сам он смог обмануть судьбу?

В отличие от любого из нас, Мессинг знал день и час своей смерти. Но, как и все мы, боялся её. И не мог скрыть ни страха, ни отчаяния. Вопреки всему, перечёркивая весь свой опыт провидца, пытался надеяться – не на Бога, на врачей. Умолял власти позволить ему вызвать за свой счёт уже тогда прославленного Дебейки (американский нейрохирург. – Ред.), который «вытащил» буквально с того света президента Академии наук СССР Келдыша. Ему отказали.

Говорят, уходя в больницу, он обернулся на свой дом и тихо сказал, едва сдерживая слезы:

– Ну вот и всё, Вольф. Ты сюда больше не вернёшься.

Так и случилось. Операция по замене подвздошных артерий прошла блестяще. Тревожиться было не о чем. Внезапно отказали почки… Ночью 8 ноября 1974 года Мессинг умер.

Когда я, не зная о случившемся, поднялся на его 14-й этаж, дверь в квартиру 103 оказалась открытой. Описывали имущество… Ожидаемых миллионов не обнаружили. 94 тысячи, оказавшиеся на сберкнижке, забрало государство. Бесценный старинный фолиант на иврите у меня на глазах унесла соседка. Наверное, и исчезнувший загадочный сундучок ушёл туда же. Валентина Иосифовна Ивановская взяла на память его голову – скульптурный портрет, стоявший в гостиной. Перстень с огромным бриллиантом, стоимостью 700 тысяч, о котором ходила молва, так и не нашли. Неудивительно...

Мессинг ушёл, унеся с собой загадку своего мозга, который при вскрытии оказался таким же, как и у других людей. Это лишь здесь мы уникальны. Каждый по-своему. «Там» – все одинаковы. Только память о нас разная».

«Похоронен Вольф Мессинг на Востряковском кладбище, рядом с супругой. На просьбу друзей выделить две тысячи рублей для установки надгробия чиновники в Министерстве культуры ответили решительным отказом. Могила Мессинга много лет была фактически безымянной, поросла травой и наверняка затерялась бы, если бы в 1990 году его старая приятельница Татьяна Лунгина, приехав специально из Лос-Анджелеса, на свои деньги не поставила ему скромный памятник», пишет в февральском номере «Совершенно секретно» Владимир Кючарьянц.

Владимир Кючарьянц, «Совершенно секретно», No.2, 2012 год