|
Молодая женщина сбегала по ступенькам московской гостиницы «Украины» легко и стремительно, будто в танце. Эта была особая походка – летящая походка влюбленной, после долгой разлуки получившей весть от возлюбленного. Пышная юбка подчеркивала женственность тонкой талии; китайский пуховой шарфик притягивал взгляд к изящному изгибу открытой шеи и высоко поднятой груди. Казалось, огромный небоскреб сошел с гранитного основания и, подрагивая всеми своими башенками, вазонами, пилястрами, портиками и колоннадами, с необыкновенной для великана грациозностью устремился вслед за женщиной.
Эту женщину знала и ею восхищалась вся страна. Знаменитая актриса Зоя Федорова до войны сыграла главные роли почти в двух десятках кинолент, была дважды удостоена Сталинской премии. Никому и в голову не могло прийти, что еще совсем недавно привычными для нее были тюремный бушлат и кирзовые сапоги. В недавно возведенной высотке-гостинице работала сердечная подруга актрисы – Ада Мещерякова. Летом 1959 года ей удалось выйти на русскую американку Ирину Керк, которая согласилась разыскать капитана Джексона Тэйта - элегантного военного дипломата, сотрудника посольства США в Москве и отца единственной дочери Федоровой.
Встреча Тейта и Федоровой произошла в январе 1945 года на приеме в мидовском особняке на Спиридоновке. На следующий день лимузин Тэйта просигналил у подъезда актрисы, и «идеальная пара» отправилась в ресторан "Москва". Так началось их знакомство, переросшее в любовь. И ровно через год на свет появилась дочь Виктория. Но отец не знал об этом: Джексон Тэйт уже служил в далекой солнечной Калифорнии, на военно-морской базе рядом с Сан-Педро. Мать же, обвиненная в шпионаже, на долгие девять лет отправилась в сибирские лагеря.
Зоя Федорова вышла на свободу в феврале 1955 года. Вернувшись в Москву, оказалась совершенно одна. И только единственная подруга Ада Мещерякова открыто и безбоязненно опекала актрису. Пользуясь служебным положением, Ада давала ночлег Федоровой во время своих ночных дежурств в гостинице «Украина» - и искала в Америке Ирину Керк. Поиски закончились трагически: Ада Мещерякова сообщила Федоровой, что Керк встречалась с Тэйтом, но тот порвал фотографию дочери, отказавшись признать ее. Актриса поверила, но значительно позже, в семидесятых, она узнала от самой Керк, что это была ложь от первого до последнего слова. Так ангел-хранитель вдруг превратился в злую фею, которая нанесла подруге сердечную рану, кровоточившую до конца ее дней…
Ада Мещерякова умерла в 1980-м, в один год с Зоей Федоровой. В «Украине» она проработала двадцать лет, со дня ее открытия весной 1957 года. Обо всем этом поведала мне живая память тех легендарных лет – Нина Яковлевна Якушева, бывший администратор гостиницы «Украины». Она сохранила ясную память, прямую осанку и бархатное контральто, несмотря на свои почтенные 79 лет. Несколько вечеров провел я в уютной квартире Нины Яковлевны в Черемушках, записывая ее ностальгические воспоминая о тех необычайных годах, проведенных в «седьмом чуде» Москвы.
Гостиница строилась четыре года, начиная в 1953-го, когда умер Сталин, главный творец знаменитых московских высоток. Грезивший правилом «Москва – третий Рим», советский вождь презрительно отвергал архитектуру старой купеческой Москвы, города лабазов, и примеривал на себя тогу властителя мирового порядка. Все, что исходило от западных архитекторов, подвергалось остракизму как проявление космополитизма и идолопоклонничества: «Самой лучшее – только у нас!»
Хрущев – эстетический антипод Сталина – писал в своих мемуарах: «Помню, как у Сталина возникла идея построить высотные здания. Мы закончили войну победой, получили признание победителей, к нам, говорил он, станут ездить иностранцы, ходить по Москве, а у нас нет высоких зданий. Мы потерпим моральный ущерб. В основе такой мотивировки лежало желание произвести впечатление».
Разглядывая унылые ряды серых пятиэтажек из окна своей хрущевки, Нина Яковлевна по-доброму усмехнулась: «Через год-два все Черемушки уйдут под снос, а вместе с ним исчезнет и последняя память о Хрущеве, вот вам и вся историческая правда».
Хрущев, едва заняв кресло генсека, развернул кампанию по борьбе с архитектурными излишествами. Его высшим правилом было по-крестьянски утилитарное: «Строить теперь нужно быстро, дешево и по типовым проектам!» Но и он не мог не признать особость сталинских высоток: «Эти дома – не храмы. Когда возводили церковь, то хотели самим подействовать на человека, подчинить его помыслы богу».
За проектированием и возведением московских высоток Сталин наблюдал лично. Одобрял только те проекты, которые интерпретировали формы древнерусской архитектуры – шатровые церкви, намогильные курганы. Вождь, должно быть, понимал, что Москва, как и все древние русские города, была и должна быть городом вертикалей, зрительно устремленных в иное, высшее измерение. И вот на смену вертикалям храмов Китай-города и Белого города, колоколен Андроникова и Симонова монастырей пришла уходящая высоко в небо перспектива сталинских небоскребов.
Семь высоток, увенчанных острыми шпилями, похожими на шатры древнерусских церквей, воздвигли, а еще один каменный колосс, в Зарядье, так тогда и не построили. Они до сих пор завораживают одновременно монументальности и грациозности. Московский государственный университет, МИД, жилые дома на Котельнической набережной и Кудринской площади, дом у Красных ворот, гостиница «Ленинградская» и, конечно, гостиница «Украина». Семь московских чудес, изваянных в камне, перекликаются друг с другом, то отдаляя, то приближая к себе архитектурную перспективу центра Москвы, зубчатые стены древнего Кремля, на которые так похожи башенные пристройки гостиницы «Украины». Все, что связано с этими постройками, - необычно; даже их число: в нумерологии мистический учений число «семь» - глубоко священно.
Нина Яковлевна в разговоре, слегка морщась, то и дело совершала характерный жест, будто отгоняя надоедливую муху. Потом она, видимо, приняв решение, проговорила: «Никому и никогда я не говорила об этой истории, которую рассказала мне Ада Мещерякова незадолго до смерти, но сейчас, пожалуй, время пришло». И она пересказала то, что ее подруга слышала от знаменитого агента КГБ Богдана Сташинского, который по заданию советского руководства «ликвидировал» Степана Бандеру, лидера украинских националистов.
Сташинский жил в гостинице «Украина» в просторном номере совершенно один. От одиночества он, с обеда всегда полупьяный, спасался, ведя долгие ночные разговоры с дежурной по этажу – молодой, но все понимающей Адой Мещеряковой, которой советский агент № 001 почему-то доверял. Мороз полз по коже, когда Сташинский с безжизненным взглядом глубоко посаженных глаз, почти вплотную приблизив губы к лицу девушки, шептал: «Я поднял оружие, завернутое в газету, и выстрелил из обоих стволов прямо в лицо Бандере. Потом пошел к каналу, ключ от входной двери выбросил в канализационный люк по дороге, а оружие - в воду».
Вернувшись в Восточный Берлин из Западной Германии, Сташинский встретился с заказчиками ликвидации в кафе "Варшава". Выслушав подробный отчет, он приказал ехать в Москву за наградой. Сташинского приняли по высшему разряду: стол ломился от яств. Орден ему вручал самолично председатель КГБ Александр Шелепин. Сташинский нежился в лучах славы, был счастлив и, воспользовавшись случаем, объявил о своих личных планах: он хотел жениться на немке Инге Поль. Но Шелепин «по-отечески» пожурил Сташинскому: перспективному разведчику нужна симпатичная советская сотрудница. Сташинский был потрясен - ему предложили откупиться от возлюбленной несколькими тысячами марок и забыть о ней. А он-то ожидал если не поздравлений, то хотя бы человеческого отношения к его браку. Впервые Богдан начал сознавать, что его, способного молодого агента советской разведки, считают скорее послушным орудием в человеческой оболочке, чем живым человеком.
Однажды к нему в гостиничный номер приехал сотрудник КГБ, назвавшийся Аркадием Андреевичем. Когда Аркадий Андреевич как-то делано заспорил с работником гостиницы, Богдан догадался: номер прослушивается. И жизнь агента-нелегала заполнилась подозрениями и страхами. А наутро неожиданно, без вызова, нагрянула бригада «скорой помощи». Когда полуживого Сташинского выносили из номера, лицо у него было покрыто иссиня-черными пятнами. Вскоре после этого Сташинский бежал на Запад.
В центральной части здания, высотой которой около двухсот метров, располагалась тысяча гостиничных номеров-келий, а в двух жилых крыльях, примыкающих к основному корпусу, - около пятисот квартир. Темные силы обитали лишь в потаенных уголках гостиницы, в тиши секретных комнат, заставленных звукозаписывающей аппаратурой. Среди большинства обитателей высотки выделялись, как говорили в советское время, инженеры человеческих душ, то есть писатели. При воспоминаниях о них в голосе Нины Яковлевны слышится переливчатая игривость молодости. Она достает с полки небольшую книжицу: «Подарок Кости Ваншенкина, знаменитого в наши годы поэта. С дарственной надписью. Несколько лет он прожил в «Украине», о чем, кстати, здесь и пишет…»
Процитируем поэта Ваншенкина, автора известных песен «Я люблю тебя, жизнь», «Алеша»:
«Конечно, условия жизни здесь (в гостинице «Украина) было не сравнить с прежними. До переда в высотку мы жили на Арбате, в доме с печным отоплением, я сам колол дрова. А здесь – горячая вода, централизованное отопление. Начинка была как в лучших заграничных отелях. Роскошь чувствовалась особенно после Арбата – отделка помещений, огромные холлы, люстры и т. д., я уже не говорю про мусоропровод…
Наша однокомнатная квартира находилась на девятом этаже. Кроме нас квартиры в высотном доме получили и другие писатели. В этом же подъезде поселились Анатолий Рыбаков, Борис Бедный (автор сценария к кинофильму «Девчата»). Леонид Соболев жил с другой стороны. Он называл наш дом «недоскребом».
Вид из нашего дома был потрясающий: на Старое Дорогомилово, Ленинские горы, недавно построенный Московский университет. Очень красиво было наблюдать закат солнца. Когда первый раз зашел к нам в гости зашел Виктор Некрасов, он сел на подоконник и сказал: «Я бы мог мог всю жизнь просидеть на этом подоконнике и смотреть в окно».
А в дни Московского фестиваля молодежи и студентов под окнами все буквально бурлило – чтобы попасть к нам, нужно было ехать через Бородинский мост.
В центральной части высотки, где была гостиница «Украина», работал довольно хороший ресторан, в котором я нередко бывал и после того, как мы отсюда переехали. Захаживал я и в гостиницу, когда кто-либо из моих приехавших в Москву друзей останавливался в «Украине».
Одним из таких друзей был известный турецкий поэт Назым Хикмет, который, бывая в Москве, всегда останавливался в «Украине»: “Здесь, в Москве, создана совершенно новая архитектура, какой я не видел нигде в других городах мира. Она не гнетет людей, как во многих городах Америки: например, в Нью-Йорке из-за небоскребов улицы превратились в мрачные “ущелья”.
В середине семидесятых в гостинице жил настоящий поэт-шаман из Австралии Уанджука, которого пригласил Андрея Вознесенского. Союз писателей подготовил ему насыщенную программу: домик Чехова в Ялте, музей Ленина в Москве, Оружейная палата и Ленинград. Однако в аэропорту выяснилось, что шаман владеет одним только редким языком - языком своего племени, на котором разговаривают три тысячи человек в мире.
О существовании Москвы Уанджука узнал недавно, во время «облета» земного шара, который он, как все шаманы, регулярно совершал в поисках душ предков. Так что Ленина и Чехова пришлось отменить. Вознесенский водил аборигена в цирк, Театр кукол и на балет. Но большую часть времени поэт сидел в гостиничном номере и курил трубку, с нескрываемым любопытством наблюдая, как падает снег и Москву-реку заковывает лед.
Много лет спустя советскую делегацию повезли знакомить со старейшинами племени в Центральной Австралии. У аборигенов спрашивали, знают ли они, что такое Советский Союз, Украина и т. д. И только один, самый старый абориген им ответил: «Украина — это когда в окне идет снег».
Видели здесь и дуэт сестер-красавиц Берри. Еврейские "секс-сирены" из Америки приехали на гастроли, поселились в Украине и открыли СССР, что на идишe существуют не только грустные притчи, но и веселые, карнавальные, яркие песни. Древний еврейский дух пел, радовался, горевал, смеялся, бранился на великолепном «мамэ-лошн» - пулеметной еврейской речи без проклятой буквы «р», этом сладком языке идиш. Слух о том, что сестры исполняют удивительные песни, моментально разнесся по городам и весям Союза, и в Москву хлынули тысячи евреев из разных уголков страны.
Нина Яковлевна со смехом рассказывала, как директор уральского оборонного завода при ней звонил на Урал и отчаянно врал, что ему срочно надо побывать на приеме у министра "в связи с выпуском новой продукции". Суровый директор, как школьник, на ходу придумывал оправдания прогулам, чтобы не возвращаться к своим танкам и живьем послушать сестер Берри. С тех летних дней 1959 года в больших и маленьких городах советской империи в тысячах еврейских домов в течение двадцати лет звучали сотни раз переписанные магнитофонные записи легендарного дуэта - все эти "Тум-балалайкэ", "Чири-бим", "А идише мамэ" и "Папиросн". А Нине Яковлевне подарила виниловую пластинку с записями дуэта сама Клэр – одна из сестер: «Даже номер комнаты помню – 722-й. А какие большие, шикарные подушки были в том номере!»
В мае 1964 года в Москве в «Украине» единственный раз в жизни побывала голливудская звезда Марлен Дитрих – легенда кино и икона стиля, женщина-сфинкс и бессмертный секс-символ. Голос Марлен сначала замораживал, а потом вдребезги разбивал человеческие сердца. Она соблазняла, не обращая внимания на пол. Ее брючные костюмы и галстуки, которые актриса носила и в быту, будоражили воображение мужчин, а в женщинах будили мысли о сладости запретного.
Ей аккомпанировал оркестр Утесова. Она вышла на сцену Театра эстрады в накидке из белых песцов. Исполнив несколько песен, небрежно сбросила меха и осталась в зауженном книзу платье, которое было усыпано хрустальными подвесками и потому переливалось всеми цветами радуги. Марлен пела, отрывала подвески и бросала их в зал. Публика сходила с ума, Марлен было тогда шестьдесят три года.
В девяностые годы работники «Украины» столкнулась с невиданным ранее сборищем: «Вроде бы масоны: ритуалы странные, одинаковые значки на лацканах дорогих пиджаков в виде часового колесика. А с другой стороны, не прячутся по углам, заговоры не устраивают, открыто встречаются в конференц-зале, не шепчутся». Я навел справки, и оказалось, что в отеле «Украина» еженедельно собирались члены закрытого клуба «Ротари» - международной организации некоммерческой, нерелигиозной и неполитической. По уставу, членом клуба может стать любой человек, добившийся реальных результатов в искусстве, бизнесе и политике, независимо от пола. В России первый Ротари-клуб открылся в 1990 году по личному разрешению президента СССР Михаила Горбачева. Почетным членом клуба по сей день остается мэр Москвы Юрий Лужков. Одними из первых в «украинскую» ложу были приняты писатель Юрий Нагибин и банкир Владимир Гусинский.
Последние несколько лет «Украина» была закрыта на ремонт. Но отдыхала знаменитая московская обитель, в кельях своих дававшая приют великолепной Золушке и демонам из КГБ, добрым волхвам из Союза писателей и поющим на идише сиренам, гостеприимно распахнувшая свои врата всем языкам и ложам мира, недолго. И вновь мчится сюда весь цвет Москвы. Летят по проспекту лимузины, открывается издалека шпиль и венчающая его золотая эмблема, от цветной майолики фасада исходят теплые лучи. Под ногами расстилается зеленый ковер партера, лестницы террасами спускаются к гранитной набережной Москвы-реки. Добро пожаловать в Москву.
|
