Городок писателей Переделкино, который я, выражаясь подобающе поэтически, «вновь посетил» после долгой разлуки, встретил отчаянным физиологизмом. Друг степей таджик (или чего там они друзья?), вышедший с участка главреда «Литгазеты» Юрия Полякова, на котором непрерывно что-то строят, мощной струей поливал забор Дома-музея Булата Шалвовича Окуджавы. Так устроен работник: в заполненный дождевой водой котлован своего работодателя-благодетеля мочиться не станет, а вот на дом, живой и теплый, какого-то там поэта — и с пользой, и с удовольствием.
Однако таджик с его малой нуждой — ничто по сравнению с той общественной уборной, которую устроили в конце июля жители Переделкино, подписавшие обращение к Президенту РФ Дмитрию Медведеву. Группа литераторов устроила сход наподобие деревенского и выпустила бумагу, вызвавшую совершенно неправдоподобный интерес СМИ — вполне, впрочем, объяснимый, ибо в летнюю пору журналисты вынуждены довольствоваться сообщениями о пробке из двух теплоходов на Москве-реке. А тут такой размах, фамилии, имена, «рейдерство», «чрезвычайная ситуация», «сговор», «вынуждены констатировать».
Суть писательской кляузы такова. На уникальное историческое место, связанное со многими великими именами, ведется атака. Бывшие и нынешние госчиновники вошли в сговор с некой «рейдерской группой», для того чтобы распродать писательские земли чужим людям. Президента просят придать городку писателей Переделкино статус природного и историко-культурного заповедника федерального значения с включением в него ныне действующих государственных музеев Б. Пастернака, К. Чуковского, Б. Окуджавы, а также до решения этого вопроса запретить строительство новых коттеджей на территории городка писателей.
Под письмом, очевидно направленным против председателя Литфонда поэта Станислава Куняева и поэта же, его заместителя, Ивана Переверзина, стоят подписи Беллы Ахмадулиной, Андрея Битова, Андрея Вознесенского, Игоря Волгина, Игоря Золотусского, Вяч. Вс. Иванова, Фазиля Искандера, Инны Лиснянской, Юрия Мамлеева, Олеси Николаевой, Евгения Сидорова, Олега Чухонцева и других литработников, которых мы привыкли считать достойными, «своими» людьми, в противовес «нерукопожатному» Куняеву и компании.
СМИ, с радостью ухватившиеся за переделкинскую тематику, к сожалению, совсем ничего не смыслят в ней и потому по-комсомольски подтявкивают подписантам, подлинные задачи которых не совсем совпадают с декларируемыми. Среди активистов «антирейдерской» кампании, например, семейство Катаевых, которое по всем законам, и божеским, и человеческим, и литфондовским, должно было покинуть занимаемый дом через два года после смерти классика, еще на излете советской власти. Но любые попытки собственника дачи — Литфонда — выселить святое семейство заканчиваются звонками престарелой Эстер Катаевой на НТВ: «Выгоняют вдову писателя», и телевидение выдает в эфир очередную полуправду. Правда же заключается в том, что это Эстер Катаева и ее дети не пускают на дачу новых арендаторов, забаррикадировавшись именем и славой давно почившего любителя красиво пожить. Меж тем у Катаевых прекрасная собственная дача в Валентиновке. Но бесстыдство потомков как океан — безгранично. Аренда — это ключевое слово для понимания переделкинской ситуации. Дачи в поселке строились не на собственные средства писателей, а на литфондовские (считай — государственные), и эта организация предоставляет помещения писателям в аренду. Кстати, очередь на дачу сейчас насчитывает около трех тысяч человек. Поэтому, когда «Новая газета», обычно выступающая по поводу Переделкино с особенным надрывом и с особенным неуважением к фактам, заявляет, что Евгения Евтушенко выгоняют из его дома, — это, мягко говоря, натяжка. Потому что дом этот Евгений Александрович снимает. Вернее, снимал: ему и Юрию Полякову каким-то совершенно удивительным образом удалось перевести дачи и земельные участки в собственность. Я не могу давать правовые оценки этим действиям, но в житейском плане они выглядят так: было общее, писательское, стало мое. Основанием для такой приватизации всегда является то обстоятельство, что арендатор вложил деньги в ремонт занимаемой дачи. Это как если бы съемщик квартиры поклеил новые обои, купил новый ершик и на этом основании требовал от хозяйки подарить ему жилье.
Очень важно понять также и то, что, сколько бы денег ни было вложено в обновление дома, это все равно детский лепет по сравнению с ценой земли, на котором стоит дача. В Переделкино земля сейчас стоит до 60 тысяч долларов за сотку. А ведь под некоторыми писательскими дачами — до двух гектаров (то есть 200 соток) леса высшей категории.
Удивительно, что под письмом красуется и подпись Андрея Вознесенского, в отличие от Евтушенко никогда в вымогательстве дачи не замеченного и еще десять лет тому назад признававшего в стихах: «Не себе я дачу строю, Я Литфонду дачу строю» (тогда как раз шла легкая реконструкция дома, доставшегося Андрею Андреевичу после смерти Константина Федина). Впрочем, в том же сборнике поэт требовал: «Не смейте мусорить вы у моей избушки! У моей избушки не бросайте мусор!» Таким раздвоенным образом устроены мозги почти у всех переделкинских обитателей.
Писатели-подписанты предлагают запретить на территории городка любое новое строительство. Что ж, такой запрет можно только приветствовать: по-моему, с этого надо было много лет тому назад начинать. Однако в добровольном отказе от нового строительства и есть самая большая хитрость антирейдерского письма. Предыдущий, как бы «демократический» Литфонд, возглавляемый Феликсом Кузнецовым, одним из инициаторов нынешнего письма в защиту Переделкино, принял документ, позволяющий арендаторам (разумеется, в «исключительных случаях») приватизировать — не воровски, а официально — общественные дачи. Впервые за время существования Литфонда в документах появилось понятие «наследники». «Если в силу необходимости (форс-мажорных обстоятельств, аварийного состояния объекта, реконструкции) объект аренды с разрешения Бюро президиума возведен или восстановлен заново за счет личных инвестиций арендатора (при затратах не менее 3 млн 185 тыс. рублей), объект может быть узаконен в качестве собственности арендатора-инвестора». Но три миллиона рублей — чертовски мало по сравнению со стоимостью земли, которая отдается к дому «в придачу» — и именно против такого способа «умыкания» земли возражает нынешнее руководство Литфонда. «Демократы» хотят отнять у своих же коллег по писательскому цеху дачи и сотки, а Куняев, во всем остальном, может быть, персонаж максимально небезупречный, им не дает.
В этом трагедия, в этом.
Не было бы никакого смысла рассказывать эту печальную историю, если бы она не повторяла точь-в-точь происходящее с идеологией либерализма в России вообще. К несчастью, чудесные сами по себе идеи с какой-то неизбежностью попадают у нас в руки — не станем подбирать обидные эпитеты, нет, — к людям, которых более всего волнует, заключат ли с ними, «арендаторами (наследниками), договор в соответствии с положением о долгосрочном договоре» или придется опять жить честно, как принуждала их нелюбимая, заглотная, но в чем-то все-таки очень справедливая советская власть.
|