|
Ленин жаждал свержения царя, кайзер Вильгельм II — победы на Восточном фронте. Ранее неизвестные документы свидетельствуют о том, каковы в действительности были масштабы тайного сотрудничества большевиков и Германской империи. Многие годы кайзеровская Германия оказывала большевикам помощь, исчислявшуюся миллионами марок, а также снабжала их всем необходимым.
Интрига, представлявшая собой, пожалуй, величайшую тайну Первой мировой войны, закончилась 4 ноября 1918 года фарсом. По распоряжению, исходившему из самых верхов, в один из ящиков советского дипломатического багажа берлинскими полицейскими были подброшены листовки революционного содержания. Ящик треснул, когда курьер со своей поклажей поднимался в лифте на станции «Фридрихштрассе». Пропагандистские материалы с заголовками наподобие «Долой помещиков!» разлетелись и покрыли весь перрон.
Двумя днями позже находившееся в особняке на улице Унтер ден Линден посольство Российской Советской Федеративной Социалистической Республики — предшественника СССР — прекратило свое существование.
Большого удивления у мировой общественности разрыв дипломатических отношений между Германией и Советской Россией не вызвал. Ведь уже год в России правил Владимир Ильич Ульянов, он же Ленин. А вождь большевиков, известный своим радикализмом, не оставил и тени сомнений в том, что мечтает о мировой революции и для этого готовится свергнуть с престола Вильгельма II.
С прекращением дипломатических отношений распался и самый, пожалуй, странный политический брак по расчету: то был союз русских революционеров из окружения Владимира Ленина с немецкими империалистами во главе с Вильгельмом из рода Гогенцоллернов. Впрочем, распад этот общественностью замечен не был, ведь и о самом союзе знала лишь горстка посвященных.
Это был заговор смертельных идеологических врагов, движимых изощренной хитростью и запредельным коварством. Мировая история писалась заговорщиками: без помощи, оказанной Ленину Вильгельмом II, Октябрьская революция 1917 года в своей исторической форме была бы невозможна. Более того, без поддержки Германии большевики едва ли смогли бы продержаться у власти первый, решающий год.
Вероятно, не возник бы Советский Союз, не было бы подъема идей коммунизма, не пришлось бы оплакивать миллионы жертв ГУЛАГа.
Этот далеко не священный германо-российский альянс держался на том, что у него были общие враги. В полном соответствии с древним принципом прагматической политики: враг моего врага — мой друг. Удобная логика, нередко позволяющая скрыть собственные упущения. Этой цели она служила и в годы Первой мировой. Ведь если бы немцы отказались от своих военных целей на востоке, продиктованных исключительно манией величия, услуги Ленина им просто не понадобились бы.
Однако Второй рейх предпочел пойти на заговор с предводителем большевиков против Николая II, союзника Франции и Великобритании. Ведь Романов мешал в равной степени Германии заключить победоносный мир и Ленину захватить власть.
На протяжении четырех лет Берлин оказывал большевикам и другим русским революционерам помощь — деньгами, боеприпасами, оружием, приближая тем самым падение дома Романовых. До конца 1917 года только МИД Германии направил на эти цели не менее 26 млн марок — в пересчете это соответствует около 75 млн евро.
Когда Николай II в результате Февральской революции был наконец свергнут с престола, Ленин не мог выбраться из Швейцарии, где находился в эмиграции. Вернуться на родину в самый разгар мировой войны ему помогли порученцы кайзера. И вот 17 апреля 1917 года руководитель немецкой разведки в Стокгольме телеграфировал в генеральный штаб в Берлин: «Доставка Ленина в Россию удалась. Действует согласно нашим пожеланиям». С того момента началась борьба против Временного правительства, заседавшего в Петрограде.
Полгода спустя в результате Октябрьской революции Ленин захватил власть — опять-таки с помощью Германии. Вскоре после этого только что провозглашенное Советское государство заключило с Германской империей мир, гарантировавший немцам спокойствие на Восточном фронте и гигантскую сферу влияния в Восточной Европе. Миссия выполнена — во всяком случае, на первое время.
У Вильгельма были даже видения о «союзнических или дружеских отношениях», о совместных действиях против Запада, подобных тем, которые на два десятилетия позднее воплотят в жизнь Адольф Гитлер и Иосиф Сталин.
Несмотря на все договоренности, ни один из союзников никогда не забывал, что был бы искренне рад вздернуть партнера на виселице. Потому лишь на первый взгляд кажется парадоксальным итог сотрудничества: Ленин, получавший финансирование от кайзера, помог немецким товарищам подготовить их собственную революцию против германской монархии. А Вильгельм II, в свою очередь, в Гражданской войне в России поддерживал не только большевиков, но и их противников.
Сегодня об историческом союзе между серпом и короной практически забыли, хотя уже несколько десятилетий назад были опубликованы интереснейшие исследования на эту тему*.
Тем не менее некоторые вопросы, в частности относительно масштабов немецкой помощи большевикам, до сих пор остаются открытыми. Дело в том, что квитанции об осуществлении выплат в МИДе уничтожались сразу же после аудиторских проверок. И многое может быть верифицировано только на основании косвенных доказательств, искать которые приходится в самых неожиданных местах.
Журнал Spiegel провел журналистское расследование и в результате поисков более чем в десяти архивах разных стран Европы обнаружил ранее неизвестные либо неисследованные материалы. Это аналитические отчеты и документы спецслужб Швеции, Швейцарии и Великобритании, документы прусской полиции, записи в архиве Министерства иностранных дел Германии, а также в российских архивах, выписки по счетам в швейцарских банках.
Выявленные при этом подробности дают возможность пролить больше света на тот темный мир, в который вторглись дипломаты кайзеровского рейха, сделав ставку на разжигание революции в России.
Все начиналось в первые месяцы Первой мировой войны, летом 1914-го. Кайзер Вильгельм II и царь Николай II — двоюродные братья, но их империи входили в разные блоки. На одной стороне воевали страны Центральной Европы: Австро-Венгрия и Германская империя, на другой — Антанта, объединявшая республиканскую Францию, британскую конституционную монархию и самодержавную Россию. Странный союз, державшийся только на опасении, что Германия выйдет в Европе на ведущие позиции.
Практически с начала Первой мировой стало ясно, что эта кампания будет совсем не такой, как все войны прошлого. Столкнулись многомиллионные армии, впервые генералы использовали для убийства людей всю мощь новейших достижений промышленности. В результате исчезло классическое деление на фронт и тыл. Неудивительно, что стратеги стремились не только поражать неприятеля в окопах, но и ослаблять его «изнутри». Глава немецкого генштаба Гельмут фон Мольтке подчеркивал, что воинский долг — использовать «любые средства, пригодные для того, чтобы нанести ущерб врагу».
Поэтому Имперское казначейство, как именовалось в то время Министерство финансов Германии, выделяло сотни миллионов марок, чтобы убедить марокканцев, индийцев и другие народы колониальных империй начать бунт против Парижа и Лондона, а Франция и Великобритания тем временем наводили смуту во владениях Габсбургов и в Османской империи.
Отсталая царская Россия также была благодатным объектом для «подрыва изнутри», к чему призывал рейхсканцлер Теобальд фон Бетманн-Гольвег. Еще до войны среди крестьян периодически вспыхивали голодные бунты. Условия жизни в российских городах потрясали: введение 79-часовой рабочей недели считалось прогрессом. Уже в 1905 году вспыхнула революция, утопленная русским царем в крови.
Брожение среди более чем сотни народов и этнических групп многонациональной Российской империи продолжалось. Поляки, украинцы, эстонцы, финны и другие национальные меньшинства стремились создать собственные государства. Немцам это было на руку. Вильгельм II следовал так называемой «стратегии апельсиновой корки»: аналогично тому, как отделяется кожура от этого южного фрукта, пограничные области России с их нерусским населением должны были отойти от ядра страны. Государства, которые образовались бы в результате, кайзер надеялся взять «под опеку» Германии, которая таким образом сделала бы шаг к тому, чтобы стать мировой державой.
Как только началась война, в соответствующие немецкие учреждения ринулись толпы политических авантюристов, и на них прямо-таки пролился золотой дождь. Мнимые и действительные противники царя хвастались тем, что они якобы в состоянии поднять мятежи на Черноморском флоте, организовать восстания, в частности на Украине, спровоцировать беспорядки среди населения.
То было золотое время для аферистов всех мастей. Так, в сентябре 1914 года Министерство иностранных дел Германии выплатило двум господам, якобы пользующимся в России «большим влиянием», 50 тыс. марок золотом на организацию «всеобщей революции против России». Еще 2 млн наличными должны были быть переданы им после начала восстания. Кто получил эти деньги, неизвестно по сей день. Впоследствии суммы вознаграждений еще более возросли. В частности, германские дипломаты и сотрудники спецслужб предлагали миллионы уже за бунт всего лишь в отдельно взятой губернии царской империи.
Дело в том, что для Вильгельма II и его союзников настали трудные времена. Ведь первоначально генералы Его Величества планировали на Западе блицкриг, который должен был избавить их от необходимости воевать на два фронта. Когда же триумфальной победы над Францией не вышло, кайзер и его министры стали добиваться сговорчивости от русского царя, для чего провоцировали беспорядки. Однако свержение монархии поначалу в их планы не входило.
Скорее, по воле случая немецкие стратеги революции обратили внимание на некоего Ленина — профессионального революционера (и адвоката). Этот приземистый человек с венцом рыжих волос вокруг обширной лысины с первых лет XX века жил преимущественно в эмиграции на Западе; с началом войны из Австрии он перебрался в нейтральную Швейцарию, в город Берн.
Ленин, начитанный и острый на язык марксист, в то время возглавлял леворадикальную группировку коммунистов, именовавшую себя — вопреки своей фактической малочисленности — большевиками.
В российском парламенте их фракция была представлена буквально горсткой депутатов, однако Ленина это совершенно не смущало. Он собирался прийти к власти не в результате выборов, а революционным путем.
Этой целью определялись все его действия. И это делало его фигуру интересной для немцев. Но главное было в том, что, в отличие от многих других социалистов, Ленин не поддался патриотическому угару, охватившему россиян летом 1914 года. Его целью оставалось поражение романовской династии, поскольку свержение Николая II якобы должно было привести к мировой революции (на меньшее он был не согласен) — притом автоматически.
Впервые внимание немцев на Ленина обратил Александр Кескюла, эстонец, некогда сотрудничавший с большевиками, одна из многочисленных фигур в сфере тайных контактов между российскими революционерами и немцами. Кескюла явился в германское посольство в Берне и предложил свои услуги в качестве лоббиста интересов кайзеровской Германии. Он надеялся, что немцы поддержат присоединение входившей в состав России Эстонии к Швеции.
В оценках Ленина эстонец Кескюла был не очень последователен. Он то сетовал, что Ленин слишком мало делает для революции в царской империи, то призывал Россию «немедленно пойти по ленинскому пути». А германским дипломатам он с восторгом говорил, что этот большевик среди революционеров Петрограда и Москвы «пользуется самым большим авторитетом». Этот «человек не знает, что такое совесть», он полон «самой жестокой и самой беспощадной энергии», — говорил он.
Позднее, поняв, что немцы преследуют в Прибалтике собственные интересы, Кескюла перешел на сторону Антанты и стал предостерегать об опасности, исходящей от Ленина, приводя при этом те же самые аргументы. Об этом свидетельствуют ранее неизвестные британские документы.
За свои услуги Кескюла получил от немцев в общей сложности 250 тыс. марок, есть сведения, что большевикам он передал лишь небольшую часть этой суммы.
Берлин не слишком активно пользовался услугами Кескюлы для поддержки Ленина. Это следует из немецких документов и объясняется очень просто. Несмотря на свое большевистское прошлое, Кескюла был теоретиком. А для материально-технического обеспечения революции немцам нужен был специалист другого рода. И в январе 1915 года они его нашли. Это был Александр Гельфанд, один из самых больших политических авантюристов ХХ века.
То, что этот салонный социалист обладал необходимыми для революционера качествами, было ясно из биографии Гельфанда. Он родился в 1867 году под Минском в еврейской семье. Еще в юности Александр поклялся положить все свои силы на свержение царя, так как самодержавие притесняло людей иудейской веры. К марксизму Гельфанд пришел в Швейцарии, где он учился, как и многие русские, находившиеся в оппозиции к режиму. В 1891 году он переселился в Германию, где вступил в Социал-демократическую партию, успехами которой тогда восхищались социалисты во всем мире. В то время lingua franca (общим языком) революционеров многих стран был немецкий.
Гельфанд быстро привлек к себе внимание своими резкими и впечатляющими статьями. Сложилось даже мнение, что он способен стать новым Карлом Марксом. В его партийном псевдониме Parvus звучит намек на его чрезмерную полноту при малом росте.
В скором времени из-за политических преследований германской полиции Гельфанду пришлось перейти на кочевой образ жизни; его выслали из нескольких регионов Германии. Об этом свидетельствуют ранее неизвестные документы прусской полиции, обнаруженные в Берлинском земельном архиве.
В начале прошлого века он впервые встретился в Мюнхене с Лениным, который был моложе его на 3 года. В квартире Гельфанда Ленин познакомился с Розой Люксембург, однокурсницей Гельфанда. На этой явке временами стоял станок, на котором печаталась издаваемая Лениным партийная газета.
Однако Гельфанду было чуждо представление Ленина о строго организованной партии, состоящей из профессиональных революционеров, обладающих исключительным правом на толкование идеологических истин. Гельфанду больше по душе было общение с Троцким (настоящее имя Лев Бронштейн), уроженцем Херсона (на территории сегодняшней Украины). Это был гениальный организатор и кузнец победы большевиков в Гражданской войне. Троцкий взял на вооружение мысль Гельфанда, что завоевание власти пролетариатом есть не некая заоблачная конечная цель, а «практическая задача нашей эпохи».
Существует фотография, на которой запечатлены Гельфанд и Троцкий в тюрьме Петропавловской крепости в Санкт-Петербурге, куда их посадили после подавления восстания.
Гельфанд был сослан в Сибирь, но ему удалось бежать, и в 1906/07 году он снова объявился в Германии.
Друзей среди социал-демократов у Гельфанда было немного. Немецким товарищам претили его радикальные взгляды, слабость к женскому полу и бессовестное отношение к собственным детям — он отказывался платить алименты. И это было не все. После того как писатель Максим Горький обвинил Гельфанда в присвоении его гонораров, которые писатель жертвовал революционерам, было начато партийное расследование. Гельфанд покинул Германскую империю и уехал в Константинополь. Наверное, чтобы изучать «полигамию у истоков», — язвили товарищи по партии.
На Босфоре ненависть Гельфанда к царской империи обострилась до такой степени, что в 1914 году, с началом войны, он стал поддерживать страны Центральной Европы, хотя в Германии по-прежнему был объявлен персоной нон грата. Гельфанд предложил сотрудничество немецкому послу: «Интересы германского правительства и интересы русских революционеров совпадают». Дипломат добился для Гельфанда аудиенции в Министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе в Берлине.
И в конце февраля 1915 года Гельфанда приняли в германском МИДе. О содержании беседы ничего не известно. Однако сохранился составленный Гельфандом план на 23 страницах, в котором изложено, как свергнуть царя с помощью волны забастовок. Этот конспект эксперт по организации революций представил на Вильгельмштрассе.
Он не упустил практически ничего: ни агитации среди рабочих в промышленных регионах России, ни контактов с потенциальными забастовочными комитетами, ни подстрекательства среди национальных меньшинств. В его планы входили подрыв важнейших мостов и поджог нефтяных промыслов в районе Баку, освобождение политических заключенных в Сибири, издание за границей листовок и брошюр и их транспортировка в Россию. Гельфанд даже потребовал подготовить для него понятные инструкции о том, как обращаться с взрывчаткой. В конце документа были перечислены важнейшие задачи. На первом месте — «финансовая поддержка фракции большинства Российской социал-демократической партии (то есть большевиков. — Прим. ред.)... Встретиться с ее вождями в Швейцарии».
Вероятно, этот план сразу же произвел впечатление на осторожного статс-секретаря министерства иностранных дел Готлиба фон Ягова и его консультантов, так как несколько недель спустя Гельфанд получил запрошенную взрывчатку, выданный германской полицией паспорт, облегчивший ему передвижение, и немалую сумму денег — 1 млн марок.
По-видимому, это была не единственная сумма, полученная им. В пометке МИДа, сделанной от руки в конце 1915 года, упоминается несколько выплат Гельфанду. И это вполне совпадает со сведениями о том, что весной и летом 1915 года имперское Министерство финансов разрешило МИДу ассигновать несколько миллионов марок на создание революционной обстановки в России.
Деньги — иногда наличными, иногда переводами — передавались через офис на Вильгельмштрассе. Это была штаб-квартира для контактов с неофициальными сотрудниками МИДа. Генеральный штаб создал ее для тайных операций, проводившихся на «частных началах, но при поддержке компетентных органов».
Похоже, никому в правительстве не приходило в голову, что свержение царя в России может отразиться и на германской монархии, демократизация которой давно назрела. Нужно только победить в мировой войне, увещевал посланник Германии в Копенгагене граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау, и можно будет «привлечь к сотрудничеству такие элементы, как пролетариат, и сплотить их вокруг трона», хотя до сих пор они были от этого далеки.
Брокдорф-Ранцау был из аристократов, носил перстень с печаткой. Позднее в Веймарской республике он даже дослужился до министра иностранных дел.
В конце мая 1915 года Гельфанд прибыл в Берн, чтобы, как он заявил, поговорить с Лениным. Он пришел в русский ресторан в Берне, в котором часто бывали большевики, и подошел к его столику. Потом они вместе отправились на квартиру к Ленину, чтобы поговорить с глазу на глаз. Позднее оба утверждали, что прийти к единому мнению им не удалось.
По словам Гельфанда, он предложил Ленину форсировать революцию в России, а тот «был увлечен изданием коммунистического журнала, с помощью которого рассчитывал вывести европейский пролетариат из окопов и повести в революцию».
По словам же Ленина, он обругал посетителя германским социал-шовинистом, и тот убрался, поджав хвост.
Но так ли все было на самом деле?
У большевика Ленина были все основания отрицать свою связь с Гельфандом, которого товарищи считали болтуном и мошенником; с ним порвали отношения Роза Люксембург и Троцкий. Ходили слухи, что он немецкий агент. Ни один русский политик не мог позволить, чтобы его подозревали в сотрудничестве с немцами.
Некоторые факты говорят в пользу версии Ленина. После этой встречи он продолжал жить в весьма стесненных обстоятельствах. Нехватка денег оставалась постоянной темой его писем. А Гельфанд заявил своим немецким заказчикам, что сможет оказать Ленину поддержку только в том случае, если «удастся сгладить существующее между ними напряжение».
По-видимому, часть мидовских денег Гельфанд не потратил на революцию, а вложил в ценные бумаги. Об этом свидетельствуют выписки из счетов, хранящиеся в Швейцарском федеральном архиве в Берне. Швейцарская полиция конфисковала их в 1919 году.
С другой стороны, эти документы доказывают, что были среди большевиков и такие, что брали у Гельфанда деньги, хотя всего по несколько тысяч швейцарских франков. Позднее Вальтер Николаи, глава германской разведки, писал, что Ленин «дал моей спецслужбе ценные сведения о ситуации в... царской России». Тезису о незапятнанности большевиков противоречит в первую очередь то, что Гельфанд смог после разговора с Лениным создать агентурную сеть. В узловых точках ее оказались многие ведущие деятели ленинской партии.
В частности, на Гельфанда работали Моисей Урицкий, ставший после Октябрьской революции главой Петроградской тайной полиции (ЧК), Якоб Фюрстенберг, один из ближайших доверенных людей Ленина, после революции руководитель советского Национального банка, и умелый конспиратор адвокат Мечислав Козловский, один из создателей ЧК. Многие из них знали Парвуса по годам ссылки, некоторые были с ним в родственных отношениях, что усиливало их взаимную лояльность и готовность хранить в тайне контакты с ним.
Свой штаб Гельфанд расположил в Копенгагене, но работал и через Стокгольм. Дания и Швеция во время Первой мировой войны сохраняли нейтралитет. К тому же у Швеции тогда была общая граница с Россией. Отсюда было легче раскручивать маховик революции. <…>
Посланник Германии в Дании граф Брокдорф-Ранцау упоминает в своих донесениях, что с Гельфандом связывали тогда самые большие ожидания: «Победа и — как награда за нее — мировое лидерство будут за нами, если нам своевременно удастся устроить в России революцию и таким образом взорвать коалицию изнутри». Теперь Берлин не только делал ставку на то, чтобы, спровоцировав беспорядки, оказать давление на царя, но и рассматривал возможность его свержения.
Гельфанд налаживал связи в США, Голландии, Великобритании и, естественно, в России. Он экспортировал в Российскую империю и импортировал из нее цветные металлы и химикаты, подержанные автомобили и рыболовецкие суда, медикаменты, презервативы, коньяк, черную икру, карандаши, зерно, китовый жир и многие другие товары: что-то — легально, что-то — используя фиктивные таможенные декларации или просто контрабандой.
Куда ни кинь — всюду наталкиваешься на кого-то из большевиков. В фирме, сбывавшей товар на черном рынке в России, юрисконсультом был адвокат Козловский. Бухгалтер, переправлявшая выручку в Копенгаген и Стокгольм, состояла в родстве с Фюрстенбергом. На ответственных должностях в банках, через которые осуществлялись финансовые операции, тоже сидели большевики.
Можно с большой вероятностью предполагать, что Ленин использовал эти связи, чтобы доставить деньги в Петроград или перегнать часть полученной в России выручки в кассу своей партии. Примечательно, что координаты компании Гельфанда впоследствии были обнаружены среди весьма немногочисленных адресов в записной книжке Ленина. Из материалов шведских следственных дел известно, что директор компании Фюрстенберг регулярно наведывался в Россию.
Ясно одно: чтобы организовать революцию, большевикам были нужны деньги. Восточный фронт тянулся от Балтики до Средиземного моря, словно отвратительный шрам, через всю Европу. Чтобы добраться до русской границы, от Стокгольма большевикам приходилось проезжать по территории Швеции на север около тысячи километров до Хапаранды — небольшого местечка у полярного круга.
Хапаранда, сегодня захолустный городишко, во время Первой мировой был Меккой для контрабандистов и агентов всех мастей и главным перевалочным пунктом для товаров и сведений — здесь пролегал единственный легальный путь из Европы в Россию.
Берега пограничной реки Торнио, временами превращавшейся в бурлящий поток, соединяли дощатый пешеходный мост. Его хорошо охраняли, и для прохода он был открыт лишь днем. Переправиться можно было и на пароме. Русских таможенников приходилось подкупать или обманывать. Иногда они пропускали по поддельным документам. Письма Ленина прятали в специально сконструированные ботинки или зашивали в корсет. Крупные партии пропагандистской литературы большевики доверяли одному сапожнику из Хапаранды, который совместно с местными «товарищами» переправлял книги и газеты на русский берег через дельту реки. Зимой революционеры доставляли свой груз по льду на санях. Пароль для посвященных звучал так: «Вам привет от Ольги!»
Чтобы попасть в Петроград, по другую сторону границы нужно было пройти еще тысячу километров на юг по территории входившего в состав Российской империи Великого княжества Финляндского.
Впоследствии советская пропаганда изображала большевиков незапятнанными рыцарями революции, и во времена холодной войны Запад охотно принимал это на веру. Однако идеологически непредвзятые наблюдатели сообщают о случаях коррупции в партийных рядах. Бывало, целые партии листовок и книг пропадали. Один курьер по собственной инициативе выбросил из посылки все, что, по его мнению, составляло военную тайну, — чтобы не подвергать опасности неопытных товарищей в Финляндии.
Царская охранка была на удивление хорошо осведомлена о деятельности большевиков. Об этом свидетельствуют документы, обнаруженные публицисткой Элизабет Хереш в Москве. Поэтому историки до сих пор спорят о том, насколько империю Романовых дестабилизировали деньги, которые немцы давали большевикам.
Даже у Гельфанда бывали осечки. Этот тучный делец, в свои неполные пятьдесят уже страдавший одышкой, обнадежил своих немецких «меценатов», что в январе 1916-го народ поднимется против царского режима — потому что будет годовщина революции 1905 года. Его революционная организация, утверждал он, способна «в течение суток» вывести на улицы «по меньшей мере сто тысяч» петроградских рабочих. На организацию всеобщей революции по его калькуляции было необходимо 20 млн рублей (в пересчете на нынешние деньги — около 134 млн евро). Для начала он потребовал, чтобы немецкой фельдъегерской почтой в Копенгаген доставили миллион рублей наличными. Но январь 1916-го прошел, а масштабного восстания так и не случилось.
С другой стороны, бросается в глаза, что некоторые разделы великого плана Гельфанда были реализованы. Он, например, предлагал создать диверсионные группы, чтобы они срывали военные поставки, шедшие в Россию от союзников. И действительно, в Архангельске было подорвано несколько судов, в порту начался пожар. Российская контрразведка не сомневалась, что это — дело рук немецких агентов.
Гельфанд обещал, среди прочего, организовать политическую стачку на Путиловском заводе в Петрограде и в Николаеве. Немецкие деньги должны были поступать в кассы стачечных комитетов этих и ряда других предприятий. И действительно, рабочие в обоих названных городах начали забастовки. Царские чиновники и здесь были уверены, что не обошлось без немецких кукловодов. А то, что рабочим в течение нескольких недель за участие в забастовках выплачивались деньги, отчасти объясняет, на что пошли миллионы, полученные Гельфандом.
Когда после Февральской революции 1917 года царь отрекся от престола, германский посланник граф Брокдорф-Ранцау высоко оценил деятельность Гельфанда, который «внес один из самых весомых вкладов в успех, которого теперь удалось достичь».
Однако к отречению Николая II привели не столько действия немецкой агентуры, сколько успехи германской армии. Осенью 1916 года немецкие войска занимали обширные территории Российской империи. Потери русской армии измерялись сотнями тысяч жизней солдат. Под бременем войны рухнула российская экономика.
В конце 1916 года из-за отсутствия сырья и топлива стали останавливаться предприятия. В деревнях ощущалась нехватка рабочих рук, да и лошадей не хватало. В Петрограде и Москве подходили к концу запасы муки.
В городах рабочие вышли на демонстрации, а 8 марта 1917 года — в Международный женский день — к петроградским рабочим примкнули тысячи женщин, толпившихся в очередях перед продуктовыми лавками. По мнению историка Хайко Хауманна, именно это «дало толчок революции». Подобно степному пожару, волна протестов охватывала всю страну. Царь совершенно не контролировал ситуацию и был вынужден отречься от трона.
На место монархии пришло двоевластие: Россией пыталось управлять умеренно-консервативное Временное правительство, у которого в руках был госаппарат, а с ним конкурировал левый Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. В нем большевики поначалу играли роль второго плана.
Новая власть установила самый либеральный режим, когда-либо существовавший в России: реально существовала свобода объединений, собраний и прессы. По мнению историка Манфреда Хильдермайера, государство вышло «на оптимальный путь к демократической форме правления». Однако намерения выходить из войны не было. Гегемония Германии в Восточной Европе не казалась приемлемой ценой за установление мира.
Для Ленина такой поворот событий оказался неожиданным. Еще в начале 1917 года 46-летний Ульянов заявлял, что, вероятно, его поколению не дожить до революции. Теперь же — после свержения царя — он застрял в Швейцарии, по выражению Гельфанда, «как пробка в бутылке».
Возвращение через Францию или Великобританию исключалось. Государства Антанты не были заинтересованы в том, чтобы помогать вернуться в Россию именно Ленину — политику, требовавшему немедленного выхода России из войны. Кроме того, Ленин и его соратники опасались, что во время перехода по Северному и Балтийскому морям их пароход могла «по недоразумению» затопить торпеда, выпущенная с немецкой подлодки.
Была у Ленина мысль проехать через немецкую территорию инкогнито, выдавая себя за глухонемого шведа. Рассматривался и вариант тайно перелететь через Восточный фронт на самолете. В конце концов он предпочел проект группы левых эмигрантов из России и Польши, предлагавших отправиться поездом через Германию и Скандинавию. Предприятие было рискованное: его можно было успешно осуществить только с согласия кайзеровских властей, а Ленин и другие боялись скомпрометировать себя.
Потому некоторые решили дождаться, пока Временное правительство даст разрешение на их въезд. Ленина это не устраивало. Он попросил швейцарского социалиста Фрица Платтена сопровождать его в Россию. Предварительно швейцарец должен был передать немецкому посланнику в Берне условия возвращения Ленина.
Главные пункты были таковы:
— в контакты с германскими властями вступает только Платтен, без разрешения которого в вагон, двери которого постоянно остаются закрытыми, не вправе войти ни один человек;
— вагону присваивается статус экстерриториальности;
— билеты для проезда пассажиров приобретает Платтен по обычным тарифам.
Это позволяло Ленину утверждать, что он не вступал в контакт ни с кем из немцев и оплатил поездку из собственного кармана.
В Берлине эти требования возражений не вызвали — ни у рейхсканцлера Бетмана Гольвега, ни у Пауля фон Гинденбурга, главы Верховного командования вооруженных сил Германии, согласие которого Министерству иностранных дел было необходимо для решения вопросов логистики.
Было известно, что западные державы со своей стороны выделяли миллионы на поддержку тех политических партий, которые были настроены продолжать войну. Генерал-майор Макс Гофман из ближайшего окружения Гинденбурга позднее писал: «Подобно тому как мы бросаем гранаты во вражеские окопы и распыляем отравляющий газ, мы вправе использовать и средства пропаганды». <…>
В конце концов Ленин отправился в путь вместе с тремя десятками представителей других мелких левых группировок и членов их семей.
Отъезд не должен был привлечь к себе внимание. Однако немецкий военный атташе наблюдал на цюрихском вокзале довольно бурные сцены. На перроне собралось около сотни русских, некоторые из которых «бранились, на чем свет стоит, кричали, что отъезжающие — немецкие шпионы и провокаторы и что всех еврейских подстрекателей в России повесят. Один молодой россиянин буйствовал особо и все кричал: «Провокаторы, подонки, свиньи!». Когда же поезд отъехал, оставшиеся на перроне соратники Ленина по партии затянули «Интернационал». <...>
Впоследствии рассказывали, что этот, пожалуй, самый известный в истории человечества поезд был опломбирован. Это дало Уинстону Черчиллю повод язвить, что Ленина везли в Россию, как «бациллу чумы».
На самом деле было иначе. Три двери вагона и вправду были опломбированы, четвертой Платтен и двое немецких офицеров, сопровождавших вагон, пользовались, чтобы покупать молоко для детей и свежие газеты. Мелом на полу вагона была проведена линия, обозначавшая границу между «экстерриториальными» купе россиян и немцев.
Сначала путешественники боролись со скукой, напевая французские революционные песни; позже Платтен им это запретил, опасаясь осложнений с немцами. Ленин тем временем упражнялся в планировании экономических процессов. Курящие все время блокировали туалет. Поэтому он нарезал для них специальные карточки на выдачу табачных изделий. Дымить в уборной разрешалось только тем, у кого была «карточка курильщика».
Уже в 1961 году Фриц Фишер указывал в своей книге Griff nach der Weltmacht («Власть над миром»), что Германия могла заключить мир на востоке и с Временным правительством. И сделать это ей следовало, исходя из собственных интересов: вот-вот в войну должны были вступить США, мир на Восточном фронте был необходим срочно. Причем такой, обеспечение которого не требовало бы дополнительных военных ресурсов из-за того, что он отдавал в распоряжение Германии почти всю Восточную Европу. Но ради такого мира — без аннексий — германскому руководству пришлось бы отказаться от грез о статусе мировой державы. К этому Берлин готов не был. Он предпочел проторенную дорогу «дружбы» с врагом своего врага. <...>
Около 11 часов вечера 16 апреля 1817 года Ленин приехал в Петроград. Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов и товарищи Ленина по партии устроили ему торжественный прием — с алыми знаменами, оркестром и шпалерами из рабочих и солдат по обе стороны украшенного по такому случаю перрона.
Во время своей поездки Ленин узнал из «Правды», что петроградские большевики намерены продолжать войну и поддержать Временное правительство, потому что считают Россию еще не созревшей для социализма.
В ту же ночь Ленин провозгласил новый курс: оборону отечества он объявил «мелкобуржуазной целью», «буржуазным оболваниванием масс». Нет — войне, нет — Временному правительству, революция продолжается. Ленин верил: если в России удастся установить диктатуру пролетариата, последует мировая революция. Спустя месяц он вывел свою партию на заданный курс. <...>
С точки зрения Германии, операция по доставке Ленина в Россию явилась, пожалуй, самой важной мерой, направленной на подготовку революции. Она одна подтверждает тезис о том, что без помощи Германии большевикам не удалось бы прийти к власти осенью 1917-го. Потому что вождь партии большевиков быстрее своих конкурентов понял, что распада российского общества не остановить, если отложить решение основных вопросов — земельной реформы, межнациональных отношений и заключения мира.
Признаки анархии были уже очевидны. В депешах немецкого Министерства иностранных дел появлялось все больше сообщений о расправах над помещиками и о чудовищных случаях самосуда. В начале июля германские дипломаты в Стокгольме сообщали, что им было известно о ситуации в Петрограде: «Магазины в очень плохом состоянии, а город на грани банкротства. Снабжение продовольствием все ухудшается, все растут очереди перед продуктовыми лавками».
Хлебный паек составлял 200 граммов в день; одновременно наступил коллапс промышленности, цены взлетели до заоблачных высот. На фронте армия брала судьбу в собственные руки. Замученные голодом и окопной войной, сотни тысяч солдат дезертировали с фронта. К этому их подталкивали слухи о том, что дома идет раздача земли.
В Берлине с радостью отмечали, что требования Ленина об установлении мира и разделе земли находят в обществе большой резонанс. В отчете от 5 июля 1917 года говорится: «Ленинская пропаганда обладает свойствами, делающими ее наиболее эффективной в народных массах». Несколькими днями позднее немецкий посланник в Стокгольме сообщал, что, по сведениям, поступающим из России, «недалеко время, когда группировка Ленина придет к власти, и тогда… будет заключен мир».
Неудивительно, что канцлер Бетман Гольвег и генерал-фельдмаршал Гинденбург изо всех сил способствовали процессам распада российского общества. Как свидетельствуют дела из архивов немецких спецслужб, впоследствии они организовывали прибытие из Швейцарии и других поездов с сотнями русских революционеров, а также оплачивали затраты на распространение пропаганды. Непосредственно перед возвращением Ленина на родину казначейство Германской империи выделило Министерству иностранных дел дополнительно 5 млн марок. <...>
Статс-секретарь Кюльман в разговоре с Гинденбургом и кайзером хвастался, что «без постоянной и масштабной поддержки» немецкого МИДа движение большевиков «никогда бы не приняло такого размаха и не получило бы такого значения, которое имеет сегодня». Только немецкие деньги «дали большевикам возможность издавать «Правду», вести интенсивную агитацию и расширять первоначально узкий круг членов своей партии».
Однако не так все было просто. Временное правительство под председательством А.Ф. Керенского (как и Ленин, адвоката, скончавшегося в 1970 году в эмиграции, в США) в середине июля, после того как воинствующие экстремисты из большевиков предприняли попытку государственного переворота, нанесло по ним серьезный удар. Руководители партии были арестованы, газеты — запрещены, десятки людей подверглись допросам. В частности, исследовался вопрос о получении денег от Германии. <...>
Тем не менее из документов также следует, что изготовление пропагандных материалов было делом не слишком дорогим. Например, напечатать полмиллиона листовок стоило в 1915 году всего 1153 рубля, в пересчете — около 2500 марок. Таким образом, по мнению московского эксперта Ольги Иванцовой, «даже небольшие финансовые вливания позволяли достигать многого».
Независимо от этого, оборотистость Гельфанда в 1917 году привела к тому, что на Россию пролился золотой дождь в несколько миллионов рублей. Какая часть из них досталась большевикам, остается неизвестным до сих пор. <...>
Впрочем, многим из россиян не нужно было давать денег, чтобы поднять их на борьбу против Временного правительства. Ведь последнее принимало одно ошибочное решение за другим. Снова и снова переносились выборы в Учредительное собрание, которое должно было решить насущные для страны вопросы. А под давлением французских союзников оно даже попыталось еще раз перевести войска в наступление, которое через три дня захлебнулось, так как солдаты отказывались выполнять приказы командования.
Народу казалось, что большевики меньше других виновны в царящем в стране хаосе, и потому их позиции в Советах постоянно усиливались, а авторитет среди солдат рос. В конце сентября Ленин усиленно подталкивал колеблющихся товарищей к вооруженному восстанию. Во Льве Троцком (убитом ледорубом в 1940 году по приказу его соперника Сталина) он увидел одаренного полководца. <...>
Партийное руководство хотело сохранить выжидательную позицию, однако солдаты столичного гарнизона выбрали ленинский курс и одержали победу — не исключено, что это произошло по согласованию с немецкой стороной. По крайней мере, один из берлинских «революционных экспертов» прервал командировку, как он впоследствии писал в своем дневнике, «из-за предстоящей большевистской революции».
В ночь на 7 ноября — 25 октября по юлианскому календарю — военный гарнизон и подразделения Красной гвардии, общая численность которых не превышала 20 тыс. человек, в два часа ночи заняли стратегически важные объекты. Сопротивление оказалось слабым, и вопрос власти был быстро решен. Арестом министров Временного правительства в Зимнем дворце следующей ночью завершилась так называемая Октябрьская революция.
Ленин возглавил новое правительство, именовавшее себя Советом Народных Комиссаров.
Так начался, пожалуй, самый трагичный отрезок в истории России, потребовавший невообразимых жертв и завершившийся только в 1991 году. Для Германии же союз с Лениным, казалось, себя оправдал. Уже в начале декабря 1917 года стороны начали переговоры о перемирии.
«Большевики — прекрасные ребята и до сих пор делали все правильно и были послушны» — так отзывался о них дипломат Курт Рицлер, который на тот момент в существенной степени определял политику Германии в отношении России. Но все зависело от того, сможет ли Ленин удержаться у власти. И ради этого министры Его Величества кайзера Германии были готовы находить в казне все новые миллионы."
Клаус Вигрефе, Флориан Альтенхёнер, Георг Бёниш, Хайко Бушке, Владимир Пылев, Аника Целлер
|
