|
Российское правительство начало бороться с ростом цен на продовольственные товары хорошо известными методами административного регулирования, «убеждая» крупных производителей и торговые сети договариваться между собой о замораживании тарифов. Логика эта вполне объяснима. Когда в экономике доминируют государственные корпорации, а в политическом пространстве — идея госрегулирования (причем регулирования вообще всего, не только хозяйственных процессов), попытка «командования ценами выглядит вполне естественно. Тем более приближаются выборы, а рост цен на продовольствие, создающий у большинства граждан чувство неуверенности в завтрашнем дне, глубокой обиды и озлобленности, никак не входит в планы предвыборной кампании «Единой России», которая задумывалась благостно-победоносной.
Однако предложенные правительством меры если и могут принести ожидаемый эффект, то только кратковременный. С учетом того, что в конце 2007-го на различные социальные программы планируется потратить примерно восьмую часть годового бюджета, цены на товары уже весной будущего года неумолимо пойдут вверх, ставя под удар в первую очередь благосостояние тех слоев, на защиту интересов которых «замораживание» и рассчитано. Правительство, по-видимому, не видит здесь проблемы. Ведь основам экономики принятые решения не угрожают, поскольку командные высоты находятся в руках у государства. А после выборов в любой момент можно будет вернуться к методам жесткой финансовой политики. И объяснить обывателям, что все хорошее, в том числе фиксированные цены, к сожалению, когда-нибудь кончается.
Эта схема основана на убеждении, что общество как было, так и будет оставаться объектом одностороннего приложения силы. Между тем в новой ситуации население может потребовать «продолжения банкета». Массы, уверовавшие благодаря телеискусству в то, что Россия за последние годы стала могучей державой с огромными финансовыми возможностями, могут и не понять, почему им, современникам 90-долларовой цены на нефть (а может быть, к тому моменту цена перевалит за сотню), предлагают «затянуть пояса».
Более того, «распределительные» настроения в России, всегда отличавшейся приверженностью к государственному патернализму, в последнее время стремительно растут — во многом, по-видимому, под влиянием богатых раздач, обещанных правительством в рамках «национальных проектов». Как показал недавний опрос «Левада-Центра», 24% населения хотели бы вернуться к плановой экономике. Такой поворот в прошлое выглядит вполне логично, если принять во внимание, что 60% опрошенных граждан не согласны с тем, что приватизация была необходима. Эх, знать бы, что цены на нефть и газ взлетят, жили бы себе при тотальном господстве государственной собственности!
В этом контексте уже закономерным выглядит то обстоятельство, что среди респондентов больше всего оказалось тех, кто считает: из всех типов политических систем для России в наибольшей степени подошла бы советская (об этом заявили 35% опрошенных). За демократию западного образца высказались только 19%. При таких политических взглядах неудивительно, что 37% сограждан полагают, что для управления страной можно обойтись без парламента — вполне хватит указов президента.
Нет сомнений, что административное регулирование цен будет лишь подхлестывать подобные ожидания. А если экономика действительно столкнется с проблемой долгосрочной инфляции и войдет в «инфляционный штопор»? В отличие от начала 90-х, когда в общественном мнении доминировали совершенно иные приоритеты и когда многие понимали неизбежность жесткой финансовой политики, сейчас вектор общественных настроений можно описать известной формулой — «Больше социализма». Логика политического процесса и массовых ожиданий может оказаться сильнее уверенности правительства в том, что никто и ничто не сможет заставить его свернуть с рыночного пути.
Кстати, большевики поначалу тоже не собирались проводить тотальную национализацию и вводить карточную систему — их подвела к этому неумолимая логика процесса. Нынешний венесуэльский лидер Уго Чавес начинал как вполне умеренный левый, но стремление идти на поводу у распределительных настроений повело его по пути огосударствления экономики (и закончилось это предсказуемым запретом оппозиционных телеканалов). И популист Александр Лукашенко на волне массовых ожиданий быстро создал социализм с белорусской спецификой.
У очередной — очень знакомой — развилки истории снова может оказаться и Россия. И рассуждения о том, что, мол, возврат, пусть частичный, к прежней системе невозможен, бессодержательны. Логика масс далеко не всегда бывает рациональной».
|
