|
Артем Казначеев: То, что произошло со мной, бывает сплошь и рядом.
После двенадцати дней, проведенных в коме, и трехмесячного лечения в нескольких больницах новобранец нижнетагильской воинской части Артем Казначеев рассказал корреспонденту "РГ" о том, что с ним произошло.
Коротко напомним о ЧП, которое потрясло многих. В нижнетагильскую городскую больницу из учебной армейской части попал солдат Артем Казначеев, прослуживший чуть больше месяца. Врачи не успели узнать у новобранца, что с ним произошло: сразу после поступления в приемный покой он потерял сознание. Когда хирурги стали делать операцию Артему, они ахнули: все его внутренние органы были отбиты так, как будто он упал с третьего этажа. Солдату сделали две операции, и еще две недели реаниматологи боролись за его жизнь. Артем находился в коме, дыхание поддерживал аппарат искусственной вентиляции легких.
Сразу после ЧП в армейской части военная прокуратура возбудила уголовное дело и без свидетельских показаний потерпевшего, находившегося на грани жизни и смерти, выяснила, что солдата избил его непосредственный командир Петр Тарасов. Сержанта задержали.
Представительницы комитета солдатских матерей Нижнего Тагила и мама Артема Ирина Николаевна, срочно прибывшая на Средний Урал из Татарстана, где живет семья Казначеевых, сообщили журналистам, что Тарасов избил солдата из-за того, что тот не смог выполнить нормативы физической подготовки и отказался приседать на утренней зарядке. К такой версии ЧП женщины пришли после общения с сослуживцами Артема. И вот теперь у нас появилась возможность узнать все от самого Артема, который вернулся в военный госпиталь Екатеринбурга после лечения в санатории и ответил на вопросы корреспондента "РГ".
Российская газета: Артем, как ты сейчас себя чувствуешь?
Артем Казначеев: Более-менее, уже все могу делать сам, только одышка бывает, когда хожу, и стопа побаливает.
РГ: А врачи как оценивают твое состояние?
Казначеев: Говорят, стабильное, поставили диагноз - невропатия нижних конечностей.
РГ: То есть скоро ты сможешь уехать домой…
Казначеев: Да, на следующей неделе меня, скорее всего, должны комиссовать. Хотя предстоит еще суд, на котором мне нужно присутствовать. Если честно, очень не хочется, устал уже от всего…
РГ: Пока ты был на больничной койке, за тебя вся страна переживала, люди делились мнениями в интернетовских форумах, в прессе публиковалось все, что касалось улучшения твоего самочувствия. Расскажи, пожалуйста, что на самом деле произошло в части в тот роковой день?
Казначеев: Ну надо же, а я даже не знал об этом и газет не читал, вообще сейчас оторван от жизни… Придираться ко мне Тарасов начал еще за три дня до того, как я попал в больницу и потерял сознание. Он хотел, чтобы я выстирал его форму. Потом заставлял сделать еще что-то подобное, но я отказывался. Наконец, он сообщил, что нам всем нужно сдать по 500 рублей на дембельскую форму. Большинство сдало сразу, мне же мать обещала привезти позже. Тут он взъелся уже не на шутку. На третий день после нескольких кругов бега по плацу мы ушли качаться, он вывел меня из строя и при всех, ни слова не сказав, начал бить меня кулаками и ногами в голову, в грудь, в живот… Я знал: будешь сопротивляться - тебе же хуже будет. Через некоторое время я почувствовал боль в почках, а к вечеру заболело все, что могло заболеть. Я увидел младшего сержанта, другого, не Тарасова, он шел с кем-то курить. Решил догнать их и попросить о помощи, но не смог дойти. В душевой оперся на стенку и чувствую - помираю. Младший сержант подошел сам, расспросил и отвел в казарму. Затем мы пошли в медсанчасть, и там мне поставили обезболивающий укол.
РГ: Помогло?
Казначеев: Ничего не помогало. Становилось только хуже. Когда меня привезли в больницу, я еще сам мог ходить. Потом в глазах потемнело, и стало уже вообще все равно, что со мной будет. Очнулся я с мыслью о том, что нужно выяснить, где я нахожусь. То ли это был сон, то ли бред, но мне пригрезилось, что палата тряслась и превращалась в фургон или в самолет, и я летел за границу. Рядом со мной были мои родные, но говорить с ними я не мог.
РГ: Расскажи, пожалуйста, об этом сержанте, который тебя избил. До сих пор, наверное, чувствуешь обиду за несправедливость…
Казначеев: Да нет, Тарасов - обыкновенный человек, как все. А бить стал из-за денег. Я не держу на него зла, потому что там все так себя ведут и, кроме меня, еще многим доставалось.
РГ: А как на это реагировало руководство?
Казначеев: А они не знали. Все делалось тихо. За штабом есть площадка, на которой мы качались, и там били провинившихся. Если побои были заметны, солдат заставляли встать в центр строя, чтобы их не было видно за плечами товарищей.
РГ: И никто ни разу не пытался добиться справедливости?
Казначеев: Несколько раз делали попытки: договаривались собраться по два-три человека и пожаловаться начальству. Но каждый раз все заканчивалось тем, что кто-то не мог прийти или в последний момент отказывался, и ничего не происходило. В конце концов, это армия, и надо было быть готовым к тому, что это происходит сплошь и рядом в любой части. Тем более, что я пришел на полтора года, а старослужащим уже сам этот факт был поперек горла.
РГ: Ведь ты, кажется, сначала прямо рвался служить. Не разочаровался теперь?
Казначеев: Да нет. Даже наоборот - готов продолжить службу в той же части, если врачи признают меня годным.
РГ: Ну хорошо. А как ты думаешь, есть ли какой-то выход из всего этого? Профессиональная армия контрактников, например…
Казначеев: Нет, наверное, будет то же самое. Может, немного больше уважения друг к другу появится, но в целом и там найдутся свои обиды и поводы для недовольств. Например, возникнут споры из-за денег.
|
