|
Напомним, что нынешняя лекция — это вторая часть трилогии, посвященной новому политическому циклу, в который Россия вступит после очередных президентских выборов, очертаниям возможного договора между обществом и властью. В данной лекции автор рассматривает проблему справедливости договора.
Первая ее часть (опубликованная в предыдущем номере) завершается рассуждениями автора о существовании нескольких возможных моделей справедливости.
Лифт с лифтером
В первой модели речь идет о доступе к элите. Очевидно, что в 90-е годы такая возможность была. Ее реализовало немалое количество людей. Затем эта возможность закрылась. Чем подманить молодых рисковых ребят, которые хотели бы занять видные позиции? Сказать, что будет новый набор в элиту. Такая комсомольская идея выдвиженчества, отбора людей в элиты, предоставление возможности сделать карьеру. Вы много таких намеков можете обнаружить в речах и идеологов власти, и глав молодежных проправительственных организаций. Нужно обновить бюрократию, нужно дать молодым доступ в бюрократию.
Это идея лифта с лифтером, когда отбирают людей нового поколения, новых качеств и поднимают их наверх. Правда, там количество мест ограничено, поэтому желательно было бы расширить это государственное поле, а как его расширить? Огосударствление, что ли, проводить, чтобы была более широкая бюрократия?
К сожалению, у этой модели лифта с лифтером есть одна большая проблема — она недоделана. Увлечение конкурсным набором людей во власть (не важно — через конкурсы, которые объявляют исполнительные власти, или обещания, что через членство и работу в правящей партии можно продвинуться к определенным позициям) дает результат только тем, кто туда продвинулся. Хочу напомнить, что четыре года тому назад Нобелевскую премию по экономике получил Джордж Акерлоф за модель рынка «лимонов». Он на примере автомобильного рынка — точнее, рынка подержанных автомобилей — показал, что если потребитель не в состоянии оценить качество продукта или услуги, то конкуренция начинает работать не на улучшение, а на ухудшение. Возникает так называемый ухудшающий отбор. Вышибать начинают не худших, а лучших, добросовестных производителей. И это явление конкурсного отбора, когда потребитель не в состоянии определить качество продукта или услуги, конечно, очень остро стоит для такого рода услуг, как государственная власть. Что мы получаем в итоге, призвав новых людей на эти позиции? У Гегеля была замечательная фраза о людях, которые возбуждение принимают за вдохновение, напряжение — за работу, а усталость — за результат. Мы получаем модель, где люди движутся, а на выходе ничего нет.
Решаема ли эта проблема? Да, в принципе решаема. Причем поразительно, что разработчики идей нового государственного менеджмента в России в принципе знают как. Они знают, что должны быть стандарты оказания государственных услуг. Это и есть запрос, который идет к чиновнику и который означает, что справедливость начинает работать не только для того, кто поднялся по служебной лестнице, но и для того, кто получает продукт с разных ступенек государственной лестницы.
Чиновники очень не хотят создания закона о стандартах государственных властных услуг, и я их понимаю. Они предпочитают делать административный регламент, порядок внутренних административных отношений. И, по-моему, еще никто не поставил вопроса, что новый государственный менеджмент в тех странах, где он внедрен, начинался даже не с закона о стандартах властных услуг. Он начинался с хартии граждан или хартии потребителей. Потому что для начала общество должно определиться с тем, чего оно хочет от этих чиновников.
Оказывается, люди хотят разного. Например, ирландцы в виде приоритета в своей хартии указали доброжелательность государственной власти. А французам важно, чтобы чиновник быстро ответил по телефону.
Разные приоритеты. Разная постановка. У нас пока такой постановки нет, в итоге получаются очень смешные вещи. Федеральная налоговая служба, опережая реформы, сама сделала стандарт обслуживания в налоговых инспекциях. Мне рассказывали замечательные истории. Там в стандарте определено, что 15 минут должен продолжаться прием налогоплательщика. Понятно, имеется в виду, что за 15 минут надо решить его проблему. Но этого же не сказано. Поэтому человек приходит, а когда проходит 15 минут, ему говорят: «Так, а теперь пройдите и встаньте в конец очереди: 15 минут истекли». Вот что происходит, когда эта идея реализуется не со стороны хартии, а со стороны конкурирующего чиновничества, которое, как положено, есть процесс и результат ухудшающего отбора.
Лифт без лифтера
Это, вообще говоря, модель справедливости для самостоятельных людей. Для тех, кто обладает определенными свойствами не только активности, но и склонностью к риску.
Как может выглядеть эта модель? Нужно выровнять первоначальные условия роста и дальше дать возможность расти, но начиная не с какой-то чиновничьей должности или ранга, а с начальной школы. Я думаю, что школа — первый этаж, потом лифт поднимается, и по идее люди должны выйти и перейти на другие лифты, которые ведут в университеты, на работу, потом позволяют им заниматься предпринимательством.
Тут будут определенные проблемы, потому что, как только откроются двери первого лифта, там окажутся военком и военврач, которые скажут: «Пожалуйте сюда» — и дальше переход к остальным лифтам будет сильно затруднен. Но я сначала про начальную точку этого маршрута — про школу.
Боюсь, что в идеях, что делать со школой, был такой простой соблазн, такой естественный либеральный замысел, что раз люди все равно платят учителям, что-то там спонсируют, что-то платят репетиторам, платят в университетах, давайте мы это легализуем. И это будет правильной моделью функционирования образования.
Я думаю, что это очень серьезная ошибка. Люди в условиях кризисного и переходного периода временно (потому что этот мир не устроен, прежний разрушен, а новый не построен) согласны нести жертвы коррупции ради того, чтобы их дети получали образование и имели возможность роста, но из этого совершенно не следует, что люди готовы согласиться с этим как с нормой, как с постоянным правилом.
Тяжкая логическая ошибка! Опять сошлюсь на Гегеля, на притчу про научные обобщения, которая точно к этому случаю относится. Курица наблюдает каждый день человека, который приходит и кормит ее зерном, обобщает и делает вывод, что человек существует для того, чтобы кормить курицу. Но однажды человек приходит в курятник не с зерном, а с ножом и раз и навсегда учит курицу правильно делать научные обобщения…
Бесплатная общедоступная школа — это аксиома любой модели справедливости. Но для достижения этой нормы нужны вложения не только в компьютеры и интернет для школ. Нужны инвестиции в создание и поддержание правил строгой бесплатности и общедоступности. Вложения денег со стороны государства, инвестиции внимания со стороны общества.
То же можно сказать и об армии. Если власть готова тратить деньги Стабилизационного фонда на экономическое развитие, то почему не начать с инвестиции в радикальную реформу военных институтов, чтобы снять страх за детей, выдавливающий семьи из страны либо втягивающий их в болото «военкомовской» коррупции? Это экономически эффективные вложения — опять-таки при условии общественного участия в контроле инвестиций. Не уверен, что за деньги инвестиционного фонда можно купить стране светлое будущее. Но нельзя ли хотя бы откупиться от темного прошлого?
Есть, конечно, и третий вопрос, который связан с построением этого лифта без лифтера, — это вопрос выхода в бизнес. Потому что то, что в последние 5—7 лет делалось (хочу еще раз повторить, что в первый период президентства Путина были достигнуты определенные результаты по снижению административных барьеров на рынке), не относится ко входу новых людей. Это относится к тем, кто уже там. И это — снижение барьеров больше для средних, чем для мелких, для тех, кто внутри, а не для тех, кто хочет туда войти. Поэтому эта модель у нас еще не выстроена. Она по виду самая соответствующая либеральным идеям. Но не дай бог, если либералы будут настаивать на прежней мысли, что либеральный путь к справедливости состоит в том, чтобы предоставить все естественному течению, только легализовав этот процесс. Этого мало.
В любом случае необходимы вложения в институты, перестроения, чтобы этот лифт двигался. Тем не менее я не склонен утверждать, что и эта модель относится к большому количеству людей. Потому что если люди не склонны к риску, конкурсно-бюрократической карьере или предпринимательству, если они не склонны к конкуренции, но при этом могут быть вполне активно настроены, то им потребуется уже совершенно иная модель.
Ракета: условия взлета
Сейчас все больше и больше разговоров о демографическом кризисе, о том, что нас мало и нас все меньше. Но в каком-то смысле нас слишком много. В стране эффективных рабочих мест миллионов сорок. А нас 140 с лишним миллионов.
Третьей моделью справедливости являются рабочие места. Потому что, понимаете, какая штука, даже в нынешних конъюнктурно благоприятных условиях распределение пирога не может обеспечить справедливости. С точки зрения формальных исследований справедливости невозможно справедливо разделить манну небесную. В наших российских условиях — манну подземную.
Кажется, что чрезмерный разрыв в доходах — вот его нужно сократить. Но задача ведь не в том, чтобы коэффициент понизился, а в том, чтобы это уменьшение разрыва улучшило положение тех, кто внизу, а не ухудшило положение тех, кто вверху. Если мы просто-напросто начнем сокращать разрыв дохода, мы подрежем эффективность, мы уничтожим стимулы для большого и среднего бизнеса, мы, конечно, сократим этот разрыв, но в абсолютном смысле мы ухудшим положение тех, кто внизу.
У этой проблемы есть решение, и оно в итоге будет связано с созданием рабочих мест. Потому что нужно воздействовать не на доходы, а на расходы, причем экономисты давно знают, как это делается. Знают, но не очень любят повторять этот рецепт. Могу объяснить почему. Это феномен, с которым не первый раз мы имеем дело. Гунар Мюрдаль, первый из институциональных экономистов получивший Нобелевскую премию за свою книгу «Драма Азии», в этой книге написал, что целый ряд решений, довольно очевидных, не принимается по той простой причине, что экспертам лично эти решения невыгодны, поскольку они принадлежат к среднему классу. И любые решения, невыгодные среднему классу, экспертами обычно блокируются. Например, налог на недвижимость, на землю, на квартиры, на дачи. В принципе этот налог богатые переносят легче. Тяжело переносит средний класс. Есть, правда, группа, для которой этот налог практически смертелен — это коррумпированное чиновничество. Им очень трудно легально владеть собственностью и при этом платить эти самые налоги. Но препятствием на пути к такому решению будут стоять представители среднего класса, и я очень хорошо их понимаю.
Это одна часть решения, но есть и вторая. Нужно изменить структуру расходов тех, кто вверху. Сейчас образование доходов внизу происходит из-за «просачивания» богатства вниз. Нельзя сказать, что рабочие места не образуются. Образуются. Но такие специфические рабочие места. Крупье, например, и даже сомелье, не побоюсь этого слова. Понятно, что это неэффективный путь, он не может обеспечить для большого количества людей достойный выход на решение по третьему критерию справедливости.
В итоге нужно сделать две вещи: затруднить роскошь и одновременно облегчить инвестиции. Причем второе сделать не проще, чем первое. Почему? Потому что издержки, барьеры; при совершении инвестиций — кому издержки, а кому доходы. Трансакционные издержки — это почти всегда чьи-то доходы. Мы, я думаю, представляем себе, почему обречен такой замечательный национальный проект, как доступное жилье? Потому что в структуре цены жилья вы обнаружите кроме собственных издержек, которые несет строитель, очень много рентных бюрократических доходов разного вида на разных уровнях. Образуется такой высокий уровень издержек, который крайне затрудняет всякого рода инвестиции. А отсюда, между прочим, постановка о возможности диверсификации экономики и экономического роста, без которого третья модель не работает.
Если применять, я бы сказал, аэродинамические аналогии, серьезным фактором того, полетит аппарат или не полетит, является не только горючее, которое мы готовы туда заложить и сжечь, но и форма самого аппарата. Если мы не снижаем силы трения, если мы пытаемся вместо ракеты запустить колхозное поле, оно не полетит. Нужно снижать издержки, а это снижение издержек есть снижение доходов определенных доминирующих групп. Поэтому я бы сказал, что по этой третьей модели, которая касается очень большого количества людей, существуют простые признанные решения. Но они противоречат интересам других групп довольно серьезно.
Проблема зависти
Теперь о модели четвертой и самой трудной. Потому что если мы учтем, что в любом обществе, а в нашем особенно, есть пассивные и к тому же не склонные к риску группы, то у них модель справедливости будет выглядеть совсем по-другому, чем у остальных. У них есть единственный способ оптимизировать свое положение, ничего не предпринимая, — опустить остальных. «Господи, если ты даешь моему соседу вдвое, то выколи мне глаз». Это формула определенной модели справедливости. Проблема этих людей состоит в том, что они не могут обеспечить свое достоинство, которое вообще-то обеспечивается равенством прав свободы, но этими правами свободы нужно уметь распоряжаться, нужно уметь что-то делать. Они все время испытывают болезненное сопоставление с другими, но ведь у них есть и свой круг, в котором возможно общение, продвижение, уважение. И надо сказать, что в решении этой проблемы — проблемы зависти — есть свои возможности у государства и есть свои возможности у общества.
Вообще можно не раздражать — например, не вывешивать поперек проспекта: «Подари любимой квартиру!». Или: «Ну купи ты наконец
2 гектара в Жуковке!». Потому что, скажем, в городе Амстердаме бутики есть, но вы попробуйте их найти. Они не стоят прямо на центральных маршрутах вашего движения. И в принципе эта проблема может быть решена запретительными действиями государства, оно это делать умеет.
Но вообще гораздо эффективнее проблемы людей, одержимых завистью, решаются механизмами общественности. Какими? Во-первых, действительно очень важно, чтобы у этих людей был свой круг общения и своя возможность роста. Фукуяма однажды очень хорошо сказал: принято считать, что современные люди не любят иерархии, но на самом деле современные люди не любят такие иерархии, где их положение ниже среднего. Я думаю, что он прав. Современные люди любят иерархии, в которых у них положение выше среднего. Это означает, что должно существовать много всяких иерархий. Важно, чтобы это общество было структурировано, чтобы там возникли свои социальные возможности.
Еще одно обстоятельство, которое связано с болезненным сравнением, — бьющая в глаза роскошь. Мне кажется, что лучше бы этот вопрос был решен не запретами, а, я бы сказал, соображениями общественных приличий. Вот обратите внимание, куда подевались малиновые пиджаки и толстые золотые цепи начала 90-х годов? Где они? Золотая цепь есть? Есть, но ее теперь прячут под одеждой. Малиновый пиджак, может быть, висит в шкафу, может быть, человек любуется на себя в дни особенно торжественных бизнес-побед. А почему так произошло? Потому что у общества есть такое оружие, как смех. Анекдоты создали одну норму и уничтожили другую. Поэтому я бы порекомендовал новую серию анекдотов в духе: «Приходит Оксана Робски к Ксении Собчак и говорит…». Далее свобода творчества. Есть вещи, которые снимают проблему четвертой модели, и эти вещи идут не только от государства, они могут идти от общества.
Золотая рыбка на сковородке
Что же у нас получается? Понятно, что люди разные и по-разному будут выглядеть модели справедливости. У кого-то лифт с лифтером, у кого-то без лифтера. Для кого-то важен разрыв в доходах, для кого-то он не имеет такого значения, потому что он рассчитывает на успешную карьеру и хочет стать олигархом второй волны.
Нет никакого большинства. Большинство — это фантом, придуманный политиками, победившими на выборах. Есть набор меньшинств. И в вопросе справедливости, и в других вопросах. Дальше это вопрос расчета согласия: каким образом из этих меньшинств будет сшито одеяло большинства, которое обеспечит реализацию тех или иных моделей на практике.
А кто шить-то будет? Это серьезный вопрос. Акторы где? Я бы сказал, что первый, кто напрашивается на ум, — это власть. Власть у нас все более обладает характеристикой не только активности, но и радиоактивности, потому что она шумно что-то строит, одновременно тихо все разрушает. На мой взгляд, она крайне неплодотворна в нынешних условиях, хотя нельзя не признать, что эта поделенная на многие распределительные группы, с не очень эффективным административным механизмом власть, она, конечно, доминирующая сила в нынешних условиях. Но ведь кроме власти есть и еще кое-что.
У нас есть активные группы населения. Разные, с разными установками. И в принципе они могут выступить актором.
Вопрос состоит в том, возможно ли соединение, сочетание, координация правых и левых групп политики, выражающих разные общественные интересы. Если да, то тогда могут быть реализованы модели справедливости. Суть вопроса не в том, чтобы между собой договорились или, лучше сказать, сговорились руководители тех или иных политических партий. Ну, сговорятся они, это приведет только к перестановке каких-то там стульев среди элиты, причем маргинальной. Проблема-то все-таки в том, что о справедливости могут договориться только сами общественные группы. А что значит «договориться»? Не сидеть за столом переговоров — нет. А пойти на то, что экономисты называют компенсацией. То есть если ты хочешь, чтобы было реализовано то, что важно тебе, то пойди на жертву, связанную с реализацией того, что нужно мне.
Что это означает? Средний класс должен согласиться, на мой взгляд, на налоги на недвижимость. Это тяжелое решение. Низкодоходные группы должны согласиться на то, что деньги должны пойти не на наращивание их доходов и даже не на создание рабочих мест, а на то самое снижение издержек, то есть создание новых институтов. Потому что иначе мы будем колхозное поле в космос запускать. И те, и другие должны согласиться с тем, что придется нести издержки, связанные не только с выплатой налогов.
Между прочим, для того чтобы образовались легальные схемы трудовых отношений, налоги придется платить и трудящимся. Я утверждаю, что накопительная пенсионная система эффективно работает только в тех странах, где часть этого накопительного взноса платят трудящиеся. А в России они не платят. И поэтому проконтролировать систему практически невозможно.
Поэтому я бы сказал, что в итоге вариантов два. Можно не нести практически издержек сейчас и купить некоторый контрафактный продукт. Государство может кое-что обеспечить. Конкурсы на бюрократические места проводить — правда, вряд ли сделать хартию граждан. Что-то там поменять в смысле финансирования школы — правда, вряд ли обеспечить движение лифтов через все этажи. Немного подкинуть нижним группам дохода. Есть вариант дешево купить не очень натуральный продукт.
Либо придется дорого покупать продукт, который трудно сделать. Продукт, который связан с согласием очень многих групп общества. Поэтому нельзя сказать, что задача справедливости не имеет решения, — она не имеет идеального решения. Совершенной справедливости не может быть не по той причине, что люди плохие, а по той причине, что люди разные.
Но это не означает, что не может быть некоего субоптимального решения. Что не могут быть реализованы модели справедливости, свойственные разным группам. Могут, но только через режим взаимных компенсаций. Казалось бы, утопический вариант, невозможно даже рассматривать. Тем более что я сам утверждал и продолжаю утверждать, что уровень накопления социального капитала в стране у нас очень низкий. И в этом смысле трудно ожидать высокой и массовой активности.
Но знаете, я бы сказал, что коллективные действия есть всегда произведение двух величин. Один сомножитель — это наличие сгустков социального капитала и массовых сконцентрированных коалиций людей. Это у нас в зачаточном состоянии. А другой сомножитель — это то, что экономисты называют интенсивностью желания. Я утверждаю, что если интенсивность желания достаточно высока, то вероятность такого варианта справедливости существует. Потому что очень многое зависит от обстановки. От нее зависит, насколько реализуемы или нереализуемы те или иные желания. Знаете, говорят, что золотая рыбка, брошенная на сковородку, исполняет не три, а до пятидесяти желаний. Вот у меня ощущение, что сковородка раскаляется. 29.06.2006
|
