|
(Продолжение. Начало в “МК” от 17 ноября.)
В суде Северо-Кавказского военного округа продолжается процесс над офицером, расстрелявшим шестерых человек.
В январе 2002 года капитан спецразведки ГРУ Эдуард Ульман и его подчиненные убили и сожгли шестерых мирных граждан в Шатойском районе Чечни. Прошло два судебных процесса. Вердикт присяжных: “Невиновны”. Сейчас Главная военная прокуратура предпринимает третью попытку посадить разведчиков. Мы знаем главную причину гибели людей: командованием группировки операция была пущена на самотек, армия воевала вслепую. О том, как была провалена масштабная войсковая операция по поимке Хаттаба, — вторая часть расследования обозревателя “МК”.
Паника в Ханкале
План операции рухнул из-за пехоты. Батальон 291-го полка не поспевал к селу Дай к 2 часам дня. От села Борзой, где базировался полк, до места операции 30 километров. На дорогу командующий отвел пехоте два часа. Плутать вроде негде: 7 км от Борзоя до Шатоя, и еще 23 — от Шатоя до Дая. Днем и по дороге. Но, с другой стороны, — зима, дорога хоть и широкая, но без покрытия. Горы. Говорят, БТР сорвался в пропасть. Но о погибших или раненых ничего не известно. Забегая вперед пехоты, скажу, что она добралась до места только к 9 часам вечера.
То, что батальон опоздает, в штабе поняли чуть позже полудня. И началась в Ханкале паника. Напомню задачу нерадивой пехоты — к 14.00 окружить село, в котором в 15.00 милиция начнет обход домов. Боевики побегут из села и упрутся в заслон мотострелков. На карте нарисовали западню, но пехота не пришла, и в реальности западня не вырисовывалась. Надо менять план.
Изменения коснулись только групп спецразведки. Их решили выбросить в другом месте. Группы 532 и 514, намеченные в засады на дальних рубежах, теперь прибывали на гору Дайлам, то есть на Временный пункт управления операцией (ВПУ). Группу 534 перенесли по карте с горы Бастыирзу к западной окраине Дая. А группу Ульмана от села Циндой — к восточной.
Объясняю смысл перемещений.
Пехота не пришла, но Дай перед зачисткой нужно окружить. И две группы разведчиков — 534-ю и группу Ульмана с дальних рубежей — бросают на окраины Дая вместо пехоты. Село окружено.
Далее. Пехота не пришла, а значит, ВПУ охранять некому. Еще две группы с дальних рубежей кидают на гору Дайлам на усиление уже высадившимся там двум группам разведчиков. Итак, всего в операции участвует шесть разведгрупп. По новому плану две из них — Ульман и 534 — окружают село, а еще четыре охраняют ВПУ.
Царившая в группировке паника отражена в документах. В окончательном варианте боевого распоряжения №023518 группе Ульмана предписывалось “к 16.00 11.01.02... десантироваться северо-восточнее Дая на площадке 3771 с задачей вести наблюдение для выявления наиболее вероятных маршрутов передвижения боевиков и к 16.30 11.01 до 10.00 17.01 организовать засаду в районе 3572 с целью выявления и уничтожения боевиков на вероятных маршрутах передвижения в районе ущелья и реки Шаро-Аргун с использованием минно-взрывных средств...”
Это бред. От площадки десантирования до места засады 4 км. По горам, со всем имуществом и скрытно — ходу полдня. А приказано уложиться в полчаса. Пройти, выявить маршруты боевиков, организовать засаду. И аналогичные невыполнимые указания в боевом распоряжении №023518 для остальных пяти разведгрупп. Объяснение этому дали в деле военные эксперты: “Не доведя редактирование до конца, документ отпечатали и подписали, в результате в нем возникли явные несообразности. Сведения о местах засад были механически перенесены в новую редакцию из прежнего текста...”.
Как мы видим из боевого распоряжения, изменились не только координаты, но и время десантирования и время готовности засад. Если поначалу группы должны были высадиться в 14.30 и организовать засады к 15.00, то теперь десантирование — в 16.00, засады — к 16.30. И здесь есть одна тонкость. Но сначала я расскажу о засаде.
“Оставшиеся в живых захватываются в плен...”
У спецназа есть секретная библия — “Руководство по боевому применению соединений, частей и подразделений специального назначения Советской Армии и Военно-Морского Флота”, введенное директивой начальника Генерального штаба Вооруженных Сил СССР 3 января 1991 года. Документ устаревший, написанный для войны “с регулярными войсками иностранного государства”, но ничего нового аналитики Генштаба пока не родили. В 2001 году подготовили, правда, проект Боевого устава, который до сих пор не принят, но и в нем, что касается спецназа, детально описана лишь тактика спецразведки в составе вертолетно-штурмовых групп и вкратце — поисковые действия по обнаружению незаконных вооруженных формирований для наведения на них огня артиллерии и авиации. Вот и весь креатив Генштаба за десять лет войны. В итоге наша армия на Северном Кавказе до сих пор воюет по старым методикам, а курсантов военных училищ готовят к прошедшей войне: тот же Ульман уже в начале 90-х изучал блок НАТО как вероятного противника. Так что самая полезная и современная военная теория сформулирована одной строчкой во введении к III части Боевого устава Сухопутных войск: “Содержащиеся в уставе положения надлежит применять творчески, сообразуясь с обстановкой”.
Офицеры спецразведки многие положения “Руководства...” знают наизусть. Вот что в нем написано о засаде (статьи 203, 206):
“Засада — это способ действия разведгруппы спецназа, при котором она заблаговременно располагается на путях движения противника, а затем внезапно нападает на него в целях уничтожения, захвата пленных, документов, образцов вооружения и техники, а также дезорганизации его передвижения... Выгодными местами для устройства засад являются теснины, дефиле, горные перевалы, переправы через водные преграды, участки дорог и колонных путей с затрудненными объездами, ограниченной видимостью... С подходом противника к месту проведения засады по команде командира разведгруппы спецназа подрываются мины, заряды, и открывается огонь. Оставшиеся в живых солдаты и офицеры противника захватываются в плен. Документы, обнаруженные при осмотре убитых и машин, изымаются...”
Слово “засада” для офицера спецразведки означает именно это, и ничто иное. Так вот, капитан Ульман должен был организовать ЗАСАДУ (то есть “внезапное нападение в целях уничтожения”) не в безлюдном ущелье, как предполагалось вначале, а на окраине МИРНОГО СЕЛА.
“Такой ход событий не предусматривался...”
Но время засады перенесли с 15.00 на 16.30. И в этом был глубокий смысл. Как мы уже знаем, по метеоданным армейской авиации “время захода солнца в селе Дай 11 января — 16.29”. То есть засады планировались на темное время суток. В Чечне не было комендантского часа, но ночью по дорогам в горных районах мирные люди тогда не ездили. Офицер, переносивший время засад, мог рассуждать так: “Пехота не пришла. Поэтому между селом и засадой никакого буфера нет. Мирные люди свободно выезжают из Дая прямо на засаду. Разведчики могут принять их за боевиков и открыть огонь. Люди испугаются, попытаются удрать и будут уничтожены. Поэтому засада должна действовать не раньше чем с половины пятого, так как в темноте по дорогам ездят только бандиты”.
Это было логичное решение, но все равно безответственное, потому что вероятность того, что под огонь разведчиков попадут мирные граждане, оставалась. Но об этом позже.
Одно дело нарисовать план на бумаге, а в жизни было так. Группы спецразведки десантировались в район операции не в 16.00, как предусматривал новый план, а по старому плану — в 14.30. Четыре группы, как мы знаем, приземлились на ВПУ, пятая, по ошибке, — в сельский огород (см. “МК” от 17.11.2005), а группа Ульмана — на восточной окраине Дая. Перед посадкой в вертолет капитану сунули бумажку с новыми координатами высадки. Но не сказали, что время засады перенесли на темное время. То есть фактически Ульман не знал, что план операции изменился. И это я пишу не с его слов. В деле есть сенсационное экспертное заключение, в котором сказано: “Десантирование групп состоялось не в 16 часов, как было указано в окончательном варианте боевого распоряжения №023518, а в 14.30 — 14.40, то есть не за полчаса до захода солнца и наступления скорректированного времени организации засад (16.30), а за два часа. Окончательным вариантом боевого распоряжения такой ход событий не предусматривался, и, соответственно, новые задачи на период с 14.30 до 16.30 сформулированы не были... К моменту вылета в район Дай командир разведгруппы №513 Ульман для уяснения своей задачи и оценки обстановки располагал: 1) новыми координатами десантирования; 2) картой района 1:50000; 3) сведениями о противнике (Хаттаб с группой боевиков-арабов, возможно, на легковых автомобилях); 4) информацией о том, что целью группы должно быть уничтожение (захват) противника в случае его попытки прорваться из Дая; 5) сформулированными в самом общем виде предварительными указаниями о способе выполнения задачи (поисково-засадные или засадные действия, в том числе с применением минно-взрывных средств) и об ожидаемом уточнении этих указаний после десантирования...”
Это означает, что командование группировки отправило 72 головореза (6 групп спецразведки по 12 человек) в мирное село на засаду, но имело в виду не совсем засаду, а если и засаду, то в другое время, а как выяснилось, и вообще безо всякой задачи, но при этом для уничтожения Хаттаба и 15 арабов, которые на легковых автомобилях будут прорываться из Дая.
Войну перенесли на полтора часа, но самые боеспособные части — спецразведку — забыли об этом предупредить. И это еще хорошо, что группа Ульмана оказалась единственной, которую выбросили в поле. Если бы все шесть групп упали в гуще чеченской толпы и по своей дурацкой спецназовской привычке четко выполнили боевую задачу, то и трупов мирных граждан в районе села Дай к 15.00 11 января 2002 года было бы в шесть раз больше.
Провал операции “Хаттаб”
Милиция и комендантские роты (120 человек, один БТР, 4 легкобронированных тягача МТЛБ и 6 военных автомобилей) вошли в село вовремя, в 15 часов. Начали обход домов, проверку документов. В это же время из села в сторону Нохч-Келоя выехал “уазик”, в котором сидели шестеро чеченцев. Засада Ульмана машину обстреляла, один человек погиб. Остальных задержали. Проверка в Дае продолжалась, но все выезды из села оставались открытыми, кроме дороги на юго-восток, где сидела группа Ульмана.
Руководитель операции полковник Плотников мог перекрыть остальные выезды из села находящимися в резерве бойцами комендатуры на БТРах и милиционерами. Плотников этого не сделал.
Зато Ульман у Плотникова работал вместо пехоты. Открыто стоял на дороге, останавливал машины и проверял документы. Вот как оценили это военные эксперты: “Задача блокировать дорогу — несвойственна для разведгрупп спецназа. Бронетехникой и средствами защиты группа не располагала, а ее личный состав не был обучен такого рода открытым действиям. Боевого опыта военнослужащие разведгруппы, за исключением капитана Ульмана Э.А., не имели. С учетом имевшихся сведений о противнике нельзя было гарантировать, что группа из 12 человек, вооруженная легким стрелковым оружием и вынужденная действовать открыто, сможет не допустить прорыва Хаттаба с 15 боевиками-арабами, если бы те реально находились в н.п. Дай”.
Вот все теперь говорят, что не было в Дае никакого Хаттаба, подлец агент соврал, но кто его знает. А может, сидел Хаттаб в гостях, курил косяк, выглянул в окно: “Опа, менты!”, сел в джип и огородами уехал от греха подальше, например, в Шатой. Или ушел пешком на юг, по горным тропам в Грузию.
К 9 вечера наконец-то приехала пехота — бесконечной колонной из 60 грузовиков и БТРов. Но в темноте заблудилась на развилке и вместо того, чтобы встать, где задумано, у восточной окраины Дая, поползла по серпантину на гору Дайлам, не доехала, встала, да там и заночевала прямо на серпантине. Незадолго до этого капитан Ульман получил с горы Дайлам приказ расстрелять пятерых задержанных чеченцев. И выполнил этот приказ.
“Этот последний отвечает один...”
Сделаем отступление, чтоб уяснить, что такое приказ законный и незаконный. Вот что об этом написано в статье 42 Уголовного кодекса Российской Федерации (УК). Суть части первой: исполнение незаконного приказа не является преступлением. Ответственность несет тот, кто отдал незаконный приказ. Суть части второй: исполнение заведомо незаконного приказа является уголовным преступлением. Неисполнение заведомо незаконного приказа преступлением не является. Это ж надо умудриться загнать столько противоречий в семь строчек. Ключевое слово “заведомо” — допускает спекуляции и толкования. А теперь обратимся к статье 332 того же УК. Неисполнение приказа, причинившее существенный вред службе, — до двух лет дисбата. То же деяние, совершенное группой — а у нас ведь именно разведгруппа спецназа, — до 5 лет лишения свободы.
А теперь заглянем в общевоинские уставы, по которым, собственно, и живут военные, пока судьба не ткнет их носом в УК. Так вот, из общевоинских уставов положение о недопустимости исполнения преступного приказа исключено еще в 1940 году. До этого действовал Временный дисциплинарный устав Рабоче-Крестьянской Красной Армии 1925 года, где было записано: “...исполнять все приказы, за исключением явно преступных. При точном исполнении подчиненным приказа начальника этот последний один отвечает за последствия, кроме случаев исполнения преступных приказов, когда вместе с начальником отвечает и подчиненный...”
В 1940 году, проанализировав печальный опыт финской войны, Генштаб принял новый Дисциплинарный устав, в котором была 8-я статья: “Приказ командира и начальника — закон для подчиненных. Он должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок. Невыполнение приказа является преступлением и карается судом военного трибунала”.
Это жесткое положение в течение последующих 50 лет практически дословно сохранялось в общевоинских уставах. В ныне действующих уставах, утвержденных указом президента 14 декабря 1993 года, фраза, приравнивающая приказ начальника к закону, стыдливо исключена, а все остальное как было: “Приказ командира должен быть выполнен беспрекословно, точно и в срок”. (Статья 40 Устава внутренней службы Вооруженных Сил Российской Федерации.) Ульман действовал в составе почти тысячной группировки, всего расклада не знал, приказы получал не лично, а по радиосвязи. Как он мог оценить приказ на законность? Вот и крутись, капитан, между зоной и скользким словом “заведомо”.
“Мужики, мы вас видим...”
Утром 12 января полковник Плотников решил всерьез покомандовать уже всем спецназом. Вышло у него бестолково. Разведгруппе 512 приказал проверять паспорта в Дае. Группе Ульмана — сжечь “уазик” вместе с трупами, перейти поближе к селу, затаиться в роще и ждать дальнейших указаний. Группу 514 отправил на соединение с группой Ульмана “для дальнейшего совместного выполнения задач”. Но чтобы добраться до Ульмана, 514-я должна была открыто пройти через село, хотя, по идее, никто из посторонних не должен был знать о присутствии в Дае спецразведки. Разведчики по привычке попытались скрытно пробраться по голому склону горы Дайлам, но снизу из Дая им кричали чеченские мальчишки: “Мужики, мы вас видим, не мучайтесь, спускайтесь, здесь дорога есть”. Когда через 4 часа группа 514 наконец соединилась в роще с группой Ульмана, то Ульману с горы приказали идти на ВПУ, то есть туда, откуда только что пришла группа 514. Ульман пошел по сельской дороге. Скрываться уже не было смысла. На ВПУ Ульман доложил Плотникову о выполнении приказа, Плотников Ульмана похвалил и приказал отдыхать. Ульман пошел спать, а Плотников продолжал командовать. Ближе к вечеру он отправил группу 514 в засаду на дорогу Дай—Циндой, которая уже была заблокирована пехотой. Засаду Плотников выставил не за блокпостом мотострелков, а перед ним, что, по мнению военных экспертов, “было лишено тактического смысла”.
Кстати, после того как группу Ульмана, приказав сжечь трупы, отозвали с восточной окраины села, эту окраину около часа никто не закрывал. Как потом выяснили контрразведчики, за этот час из якобы заблокированного Дая в сторону Нохч-Келоя беспрепятственно проехал неизвестный “уазик” и прошло 4 человека — Руслан Саламов из Нохч-Келоя, некий Саадула из Кири и еще двое неизвестных. И в “уазике”, и среди неизвестных пешеходов вполне мог быть Хаттаб.
Однако приказы Плотникова были не только бестолковыми, но и опасными. Вот, что сообщают эксперты: “Утром группа 532 получила задачу выдвинуться на соединение с группой 534. Поскольку группа шла через Дай, скрытность ею также была утрачена. Указанная точка соединения совпадала с местонахождением совсем другой группы, поэтому командир несколько изменил маршрут, что повлекло ошибку во взаимном опознавании и едва не привело к перестрелке между группами 532 и 534. После соединения обеим группам была поставлена задача выдвинуться в сторону Шатоя к мосту через реку Шаро-Аргун для организации засад у дороги. Между тем у моста уже располагался блокпост. Вышеизложенные обстоятельства свидетельствуют о значительных просчетах в управлении войсками”.
“Хочешь в тюрьму — иди в разведку...”
— Все беды от приданных, — говорит офицер спецразведки, “пробитый боевик”, то есть бывалый и уважаемый спецназовец.
“Приданными” в армии называют бойцов или целые подразделения из других родов войск, с которыми приходится воевать бок о бок, выполнять одну задачу, но при этом у “приданных” свои порядки, свои радиочастоты и, что самое страшное, свои командиры с амбициями. Полковник Плотников — типичный “приданный” для ГРУ. Потому что он — десантник.
— Спецразведкой должен рулить командующий всей группировкой, — говорит мой собеседник. — Потому что мы должны работать в интересах Генштаба или той же ОГВ(с). А нас кидают под общевойсковых командиров, типа Плотникова, которые ни в зуб ногой. Они как думают: раз вы спецназ ГРУ, то можете все! Паспорта проверять, дороги блокировать, телохранителями ходить. Это, конечно, круто, когда тебя на ВПУ четыре группы спецназа охраняют, дрова тебе пилят. Можно потом в офицерском кафе рассказывать... Повторяю для особо одаренных: спецназ умеет выполнять разведывательные и специальные задачи в глубоком тылу противника. Все! И больше спецназ ничего не умеет. Недавно у нас проходили занятия по тактико-специальной подготовке. Вот темы: “Действия разведчика-наблюдателя”, “Обеспечение жизнедеятельности разведчика”, “Действия в поиске”, “Действия в засаде”. А таких тем, как “Действия на блокпосту”, “Прикрытие сотрудников ОВД при проверке паспортов” или “Охрана командных пунктов” — нету. Потому что нас этому не учат. Все наши нормативы рассчитаны на нормальную войну, а не на чеченскую кашу. На войне какая разница, куда тебя кинут. Все равно в незнакомую местность — иди и работай, блин, иди и долби, иди и постарайся выжить. Тебя забрасывают в тыл, где своих вообще нет, кроме партизан каких-нибудь. И ты знаешь — кругом одни враги. И действуешь так, чтоб ни один враг тебя не увидел, а если увидел, то сразу о тебе забыл. Уничтожили — пошли дальше. А в Чечне — слоеный пирог. Ты лазишь между своими войсками. Тебя могут принять за противника и задолбить. Кроме того, ты действуешь в окружении, которое тебе враждебно, но официально оно врагом не считается. На войне все четко — комбатанты, некомбатанты. А в Чечне мирным человеком считается тот, кто положил автомат. Автомат взял — снова боевик. И тут его надо брать. А если ты не успел, значит, не прав. Ты прав, только если мертв. В любом другом случае к тебе могут возникнуть вопросы у военной прокуратуры... Короче, хочешь сесть в тюрьму, айда к нам в разведку. Будешь служить в Чечне и заниматься диверсиями, засадами и налетами. Это, по “Руководству”, способы выполнения боевой задачи. И на каждый наш способ — отдельная статья УК.
Обошлись без Хаттаба
Плотников своими приказами не только рассекретил спецназ, но и чуть было не организовал его самоуничтожение. Случись такое, разведчиков бы списали на боевые потери, и никто б ничего не узнал, как мы ничего не знаем о БТРе 291-го полка, вроде упавшем в пропасть. В том и заключалась сложность этой совместной комплексной операции: чтобы все участвующие в ней войска и силы — от фронтовой авиации до шатойского милиционера — сработали бы как единый боевой механизм, заряженный на Хаттаба. Но вот механизм сработал, разведчики чуть не перебили друг друга, на дороге догорает “уазик” с шестью трупами. Все как на настоящей войне, только противника не было. Обошлись без Хаттаба.
“Фатер унзер, сущий на небесах...”
— Меня однажды тоже чуть свои не задолбили, — рассказывает Ульман. — Обнаружили мы базу боевиков, навели на нее артиллерию, а координаты пришлось передавать через пятерых посредников. Такая уж была связь. Ну и конечно, пока эти координаты до артиллерии дошли, они несколько изменились. И наша артиллерия нас же и накрыла. Лежим под своим огнем, и вдруг один из бойцов спрашивает: “Товарищ капитан, а вы молитву какую-нибудь знаете?” — “Ну, знаю, только на немецком. Бабушка в детстве научила...” — “Сойдет, командир, давай на немецком”. Я и начал: “Фатер унзер им химмель...”
Я очень живо представил себе нарисованную капитаном картину. Как эпизод блокбастера о чеченской войне. Русская артиллерия долбит из гаубиц русский спецназ. Разведчики-буряты, буддисты по вере, вжимаются в землю. И над всем этим адом — “Отче наш” на немецком: “Фатер унзер им химмель, гехайлигт верде дайн наме, дайн райх комме, дайн вилле гешее... Амен... Амен... Амен...”
О новых подробностях расстрела, мародерах и самоубийстве капитана Ульмана читайте в понедельник.
|
