|
"На 2005 г. выпали две связанные между собой памятные даты: 80-летие «Нового мира», «литературно-политического и научного журнала», как было указано на титульном листе его первого номера, и 95-летие Александра Твардовского, великого поэта и замечательного общественного деятеля, который дважды был его главным редактором (1950–1954, 1958–1970). Именно 60-е, «твардовские», годы стали для «Нового мира» его легендарной и драматической эпохой, когда журнал был для советской интеллигенции не только главным чтением, но и символом внутрисистемной оппозиционности.
Лев Троцкий в работе «Судьба толстого журнала» отмечал: «Журналы наши были лабораториями, в которых вырабатывались идейные течения: отсюда они получали свое общественное движение». Именно этим и занялся «Новый мир» (далее «НМ»), когда Твардовский вновь в 1958 г. возглавил «НМ», в очередной раз сменив Константина Симонова. Его уму в первые месяцы работы в журнале не давала покоя одна вещь. «Заботы и некоторое напряжение последних дней, – помечал он в «Рабочих тетрадях», – намерение и попытки высказаться напрямую по делам журнала с «неснятой судимостью» (имеются в виду «ошибочные» публикации в «НМ», из-за которых ЦК партии тасовал главных редакторов. – С.З.), позволяющей Кочетовым и т.п. мазать ему дегтем ворота. Беседа с Поликарповым, предполагаемая беседа с Сусловым. Основной тезис: если предположить, что по соображениям высшей политики нужен именно такой журнал с «неснятой судимостью», журнал как вместилище всякой скверны («яд ревизионизма» и т.п.), то, во-первых, зачем для этого должен служить крупнейший и популярнейший из толстых журналов, а во-вторых, почему именно я должен быть редактором этого журнала».
Этот гениальный «тезис» показывает, что политически Твардовский был выше на целую голову даже своих лучших новомирских соратников: задача «НМ» «по соображениям высшей политики» состояла в том, чтобы стать естественным центром притяжения всех «еретических», оппозиционных сил в Советском Союзе (напомню, это 1958 г.: позади – ХХ съезд, подавленная революция в Венгрии, раскол в советском руководстве и победа Хрущева над «антипартийной группой», скандал с присуждением в том же 1958-м Нобелевской премии Борису Пастернаку), что позволяло их контролировать, а Твардовский с его авторитетом и характером был нужен, чтобы журнал и впредь был лучшим и чтобы ревнители чистоты коммунистической идеологии не прихлопнули его в одночасье. Никита Хрущев, после ХХ съезда КПСС ввязавшийся в битву со сталинистами без четкой линии фронта (в нем самом было слишком много от сталиниста), остро нуждался в союзниках в стане интеллигенции, дабы держать в тонусе свой все еще приверженный сталинской ортодоксии идеологический аппарат: непрерывная конфронтация Твардовского и «НМ» с «Октябрем», отделом культуры ЦК КПСС и его приводным ремнем в виде Союза писателей была лишь выражением этого внутрисистемного конфликта, сознательно, хотя и непоследовательно, культивируемого первым секретарем ЦК.
Иными словами, «Новый мир» стал важнейшим звеном в плане создания сверху, самой властью, некоего муляжа легальной оппозиции. Разумеется, у власти и у тех, кому она отводила главные роли в такой оппозиции, мотивации и конечные цели были совершенно разными. И тем не менее имелась между ними и некая зона консенсуса: ее ознаменованием, например, был высокий официальный статус Твардовского как кандидата в члены ЦК КПСС и депутата Верховного Совета РСФСР. Инстанция также доверяла Твардовскому различные миссии деликатного свойства, которые на тогдашнем партийном эсперанто назывались «работой с западной интеллигенцией». Кому принадлежал этот стратегический план, точнее, кто был его разработчиком, подсказывают названные автором фамилии: Дмитрий Поликарпов был заведующим отделом культуры ЦК КПСС, то есть аппаратчиком, исполнителем, а вот Михаил Суслов руководил всей идеологической политикой от позднего Сталина до позднего Брежнева.
И действовал этот план-индульгенция для «НМ» вплоть до 1968–1969 гг., когда советские войска были «для защиты завоеваний социализма» введены уже в Чехословакию. Именно тогда разом кончилась вся эта история: были вынуждены вдруг повзрослеть «дети ХХ съезда», были подвергнуты удушению «оттепельная» литература и марксизм «с человеческим лицом», был опущен занавес в спектакле классического шестидесятничества. Именно тогда «НМ» и был уничтожен в своих прежних функциях и привилегиях («яд ревизионизма»), а его место заступил совсем другой журнал. Редакторское кресло Твардовского занял безвестный Виктор Косолапов. Безвестность – атрибут безвременья (читай: «застоя»).
Подлинная, внутренняя трагедия новомирского шестидесятничества, однако, состояла в том, что, не выходя в своей программатике за рамки реформирования социализма при крайне бережном отношении к СССР, к советской государственности, оно породило агрессивное диссидентство (Александр Солженицын and C0) и провокационное имитаторство (Михаил Горбачев and C0), которые соединенными усилиями, ненавидя друг друга, в конечном счете развалили Советский Союз – «целили в коммунизм, а попали в государство».
Среди открытых и выпестованных в 60-е гг. «НМ» писателей отнюдь не в заднем ряду были те, что в скором времени пополнили ряды внутренней и внешней эмиграции. Рубежным в этом смысле стал 1965 г. Прежде всего на квартире знакомого и почитателя Солженицына Вениамина Теуша был арестован архив писателя:
№2285-с 5 октября 1965 г. Секретно ЦК КПСС (для Отдела культуры ЦК КПСС)
Комитет госбезопасности направляет один экземпляр рукописи романа А. Солженицына «В круге первом», пьес «Республика труда» (под псевдонимом Степана Хлынова) и «Пир победителей», а также поэму «Невеселая повесть», этюды и крохотные рассказы. <…>
Все эти материалы были изъяты при обыске 11 сентября 1965 г. у близкого знакомого А. Солженицына Теуша В.Л.
Председатель Комитета госбезопасности В. Семичастный
Для «НМ» арест архива Солженицына, в том числе рукописи романа, был особенно неприятным событием, поскольку журнал заключил договор с Солженицыным на издание «В круге первом» и выплатил под него аванс. Однако Солженицын изъял под каким-то предлогом из сейфа главного редактора «НМ» рукопись. «Но после того как Солженицын, ходя своими петлистыми следами, перехитрил себя и рукопись романа была конфискована у Теуша, положение переменилось. Одно дело – держать в «НМ» представленную автором по договору рукопись, другое – официально принять на хранение экземпляр романа, уже конфискованного. Солженицыну было наплевать на «НМ», положение Твардовского как редактора журнала не входило в его раздумье. <…> Предложение рукописи Твардовскому в этих обстоятельствах имело и такой оттенок: если я загремлю, пусть и «НМ» гремит со мною, звонче отзовется» (Владимир Лакшин).
В 1965 г. был арестован один из видных авторов журнала Андрей Синявский, который после одиозного процесса получил семь лет ИТЛ, отсидел и эмигрировал на Запад. В непримиримое противоборство с режимом вступили Георгий Владимов, Владимир Войнович, Виктор Некрасов; своими путями ушли в эмиграцию Наум Коржавин и Василий Аксенов; своим сексотовским манером на Запад проследовал Анатолий Кузнецов, своим – Борис Закс. Максимов в эмиграции издавал журнал «Континент», Синявский – «Синтаксис»; и они стали для диссидентских писателей центрами притяжения. Можно себе представить, какое внимание спецслужб и цензуры вызывал журнал, взращивавший и поставлявший на Запад такие отборные кадры.
Однако, как видно из обрисованного эпизода с рукописью романа, подлинной проблемой журнала и лично Твардовского, хотя и не только его, стал введенный ими в большую русскую литературу Александр Солженицын. И «НМ», и его главный редактор по большому счету стали заложниками Солженицына, картами – пусть даже козырными – в той большой и тщательно продуманной игре, которую он затеял сперва с советской властью, а затем и с Западом. Различие между Твардовским и Солженицыным, которое обусловило безусловное поражение первого, заключалось не в масштабах литературного дарования или в коэффициенте умственного развития, а в наличии или отсутствии нравственных обязательств по отношению к другому. Солженицыну было не жалко ни Твардовского, ни журнал, и он без колебаний их подставлял, если это было нужно для его целей. Между тем Твардовский рискуя всем, боролся за Солженицына до последнего. В этом смысле крайне показательна записка отдела культуры ЦК КПСС в связи с исключением Солженицына из СП СССР (до отставки Твардовского оставалось два с лишним месяца):
ИНФОРМАЦИЯ ОТДЕЛА КУЛЬТУРЫ ЦК КПСС
«Отклики писателей в связи с исключением А.Солженицына из Союза писателей СССР»
13 ноября 1969 г. ЦК КПСС
<…> Вместе с тем есть факты отрицательного отношения к исключению Солженицына из Союза писателей.
Александр Твардовский в беседе с секретарем правления Союза писателей СССР Константином Воронковым назвал решение Рязанской писательской организации и секретариата правления Союза писателей РСФСР недопустимым и неправильным. Он заявил, что А. Солженицын – «выдающийся писатель современности», что его исключение из Союза писателей вызовет неодобрение в среде советской и зарубежной интеллигенции. <…>
Зав. Отделом культуры ЦК КПСС В. Шауро
Формальным поводом для отстранения Твардовского от руководства «НМ» послужила публикация в конце 1969 г. на Западе его антисталинистской поэмы «По праву памяти». Каким образом рукопись поэмы попала в «Эспрессо», «Фигаро» и «Посев», где появилась в переводах и на языке оригинала, автору неведомо. Но судя по тому, насколько своевременным был ее выход в свет, который в итоге сломил сопротивление Твардовского, подавшего в отставку в начале 1970 г., чувствуется опытная рука провокатора.
Привожу в заключение потрясающий документ – письмо главного редактора «НМ» Александра Твардовского генеральному секретарю ЦК КПСС Леониду Брежневу:
Глубокоуважаемый Леонид Ильич!
Я обращаюсь к Вам по вопросам, которые впервые – за более чем пятнадцатилетнюю мою редакторскую деятельность и более чем сорокалетнюю жизнь в литературе – встали передо мной как прямая угроза моему доброму имени советского писателя и коммуниста.
На днях Секретарь Союза писателей К.В. Воронков и работник Отдела культуры ЦК КПСС А.А. Беляев предъявили мне те западноевропейские издания, где в ноябре–декабре прошлого года появилась моя поэма «По праву памяти», снабженная провокационным заголовком «Над прахом Сталина» и широковещательным уведомлением, что она «запрещена в Советском Союзе».
Я считаю излишним заверять Вас, что поэма проникла за рубеж неизвестными мне путями и, разумеется, помимо моей воли, но предыстория этого дела в кратких словах такова.
Эта небольшая по объему поэма, над которой, однако, я работал в общей сложности свыше пяти лет, действительно была задержана Главлитом в сверстанном уже виде в шестой (июньской) книжке «Нового мира» за 1969 год – без всяких, впрочем, предложений о поправках или купюрах и без каких бы то ни было мотивировок.
Я тогда же обратился к Первому Секретарю Союза писателей К.А.Федину с просьбой поставить этот вопрос на Секретариате и обсудить поэму по примеру того, как были обсуждены заключительные главы моей книги «За далью – даль», в свое время также задержанные цензурой.
Но поэма тогда не была обсуждена и вопрос о ней оставался открытым вплоть до поры, когда я узнал о заграничных ее публикациях.
Последнее обстоятельство, естественно, не могло меня не встревожить чрезвычайно, и 19 января я вновь обратился к К.А. Федину, ставя вопрос о безотлагательном обсуждении поэмы. Но теперь о рассмотрении поэмы на Секретариате уже и речи не было: вместо этого мне предложили выступить «с выражением своего отношения» к факту этих публикаций. <…>
Я был готов это сделать со всей решимостью, во всю меру моего негодования и протеста против опубликования в зарубежной печати выкраденного и изуродованного моего произведения, но считал и считаю, что наиболее действенной формой отповеди было бы опубликование (после соответствующего обсуждения) самой моей поэмы в подлинном ее виде, что свело бы на нет эффект провокационных попыток опорочить это мое произведение.
Однако когда 3 февраля Секретариат Союза писателей заслушал сообщение К.А. Федина о моем письме и беседе со мной, то постановление по этому вопросу явилось для меня полной неожиданностью: назначить первым заместителем главного редактора журнала «Новый мир» тов. Большова, и комиссии, в состав которой тут же был введен тов. Большов, в трехдневный срок переформировать редколлегию журнала.
Я опротестовал перед ЦК КПСС и Секретариатом Союза писателей это решение (принятое не только без согласования со мной, но и в мое отсутствие) на том основании, что в глаза тов. Большова не видел, совершенно с ним не знаком и считаю назначение его без моего ведома и согласия беспрецедентным ущемлением прав главного редактора, носящим по отношению ко мне оскорбительный характер. Но уже через день тов. К.В. Воронков, информировавший К.А. Федина об этом моем протесте и о моем письме в «Литературную газету» по поводу зарубежных публикаций моей поэмы, поставил меня в известность о представлении к убытию пяти рабочих членов редколлегии журнала, в том числе обоих моих заместителей, и о введении вместо них новых, опять же без моего ведома и согласия.
Таким образом, вопрос о моей поэме повлек за собой оргвыводы, означающие по существу прямое понуждение меня к отставке и фактический разгром редактируемого мною журнала. <…>
Это мое обращение к Вам вызвано необходимостью, не терпящей отлагательств. Если бы Вы сочли возможным принять меня, я бы, наверное, смог коснуться вопросов о поэме, о «Новом мире» вообще и о положении в литературе с гораздо большей обстоятельностью и доказательностью.
7 февраля 1970 г. А. Твардовский
Брежнев Твардовского не принял. Через два дня, 9 февраля, бюро секретариата СП СССР вывело из редколлегии «НМ» Алексея Кондратовича, Владимира Лакшина, Игоря Виноградова и Игоря Саца и ввело туда В. Косолапова, О. Смирнова, А. Рекемчука, А. Овчаренко. Твардовский подал в отставку. Брежнев ознакомился с соответствующей информацией отдела культуры ЦК КПСС и наложил на нее резолюцию: «Тт. Суслову М.А., Демичеву П.Н. Прошу рассмотреть». Суслов пустил информацию вкруговую, всем секретарям ЦК.
Александр Трифонович Твардовский умер 18 декабря 1971 г. Поэма «По праву памяти» опубликована в СССР в 1987 г."
|
