|
Есть вопросы, на которые невозможно ответить. Это подтвердит любой ученый.
Есть вопросы, на которые отвечать нельзя. Это помнит любой разведчик.
Есть вопросы, которые лучше не задавать. Это знает каждый журналист.
И есть исключения из каждого правила.
Бесланская трагедия породила много таких вопросов. Работают несколько комиссий, идет следствие. Но “белых пятен” черного сентября не становится меньше.
Спецкору “МК” удалось выяснить неизвестные до сих пор подробности теракта.
“Мы требуем на переговоры президента республики Дзасохова, Зязикова — президента Ингушетии, Рошаля — детского врача. Если убьют любого из нас, расстреляем 50 человек, если ранят любого из нас — убьем 20 человек, если убьют из нас 5 человек — мы все взорвем. Если отключат свет, связь на минуту — мы расстреляем 10 человек”. Это — дословно — содержание записки, переданной террористами 1 сентября. Потом будет письмо Басаева Путину, попытки договориться Аушева, Гуцериева, Дзасохова… Звонки Закаеву и — через него — Масхадову.
И в разгар очередной серии переговоров — взрыв в спортзале, “незапланированный штурм” и танковые башни, повернутые в сторону школы…
Часть I.
ОПАСНЫЕ ВОПРОСЫ
Вопрос первый. Применялись ли во время штурма танки и БТРы?
Об этом говорили и писали много. Делились догадками, строили версии. Точных данных не было. У нас они есть.
“Постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Владикавказ, 3 декабря 2004 г. Помощник военного прокурора Владикавказского гарнизона майор юстиции Эминов, рассмотрев сообщение о преступлении в действиях военнослужащих частей и подразделений 58-й отдельной армии СКВО МО РФ и 49-й бригады особого назначения СКО ВВ МВД РФ, установил: при штурме здания школы и освобождении заложников личным составом применялись огнеметы РПО-А “Шмель”, гранатометы РПГ-25 а также танк “Т-72”. Указанные виды вооружения и боевой техники применялись в ходе штурма при обстреле здания школы 3 сентября 2004 года, что могло повлечь за собой гибель заложников и причинение им телесных повреждений различной степени тяжести”.
…Танки были стянуты к школе №1 в первый же день, сразу после захвата заложников. Стандартное в таких случаях решение — техника используется для оцепления. С той же целью был привлечен личный состав 58-й армии Минобороны и 49-й бригады Внутренних войск МВД. Командующий 58-й армией генерал-лейтенант Соболев действовал в строгом соответствии с уставом.
Из протокола допроса генерал-лейтенанта Соболева: “В течение операции по освобождению заложников на меня как на командующего 58-й ОА была возложена задача по созданию внешнего кольца блокирования и по недопущению прохода или прорыва террористов за зону блокирования, о чем мной было доложено министру обороны, который подтвердил необходимость выполнения этой задачи. В выполнении операции были задействованы 4-я мотострелковая рота в/ч 66431, разведрота этой же части, танковые экипажи части, а также разведывательно-десантная рота в/ч 12356”.
Показания Соболева подтверждаются полностью — всеми участниками событий.
Аналогичное решение: использовать технику и людей для оцепления — но уже относительно Внутренних войск — приняли глава осетинского МВД Дзантиев и начальник группы оперативного управления (ГрОУ) по РСО-А полковник Цыбань.
А дальше господа военнослужащие начинают путаться в показаниях.
Из протокола допроса начальника ГрОУ полковника Цыбаня: “Командир ОСН “Альфа” сообщил, что берет руководство операцией на себя и… потребовал усилить блокирование. 3 сентября примерно в 15.00 замкомандира “Альфы” сообщил, что скоро начнется заключительная фаза операции, и потребовал недопущения огня силами оцепления. Через некоторое время со стороны школы вновь усилилась стрельба, неоднократно передавалось требование группам оцепления о недопущении стрельбы в связи с действиями спецподразделений”.
Сравните с выдержкой из протокола допроса полковника Киндеева: “За время несения подразделениями службы боеприпасы не расходовались, за исключением 7 выстрелов, произведенных 3 сентября 2004 года одним из танков части по указанию командования ОСН “Альфа” или “Вымпел”.
Парадокс: от полковника Цыбаня командование “Альфы” требует “недопущения огня”. А полковнику Киндееву отдает прямо противоположный приказ.
Подробности сообщает на допросе командир танка “Т-72” №325 в/ч 66431 сержант Годовалов. Вот выдержка из протокола: “По прибытии в Беслан нам было дано указание поступить в распоряжение ОСН “Альфа”. Около 21.00 по указанию офицера “Альфы” танк был выдвинут к столовой школы. Спустя 10—20 минут с офицером на танке мы подъехали вплотную к зданию школы, и офицер ОСН дал указание произвести несколько выстрелов по трем крайним окнам правого края столовой в связи с тем, что, по его словам, там находился один из террористов. Всего было произведено по указанным окнам 4 выстрела осколочными снарядами. В результате выстрелов часть стены была обрушена. Затем танк был перемещен по указанию офицера ОСН (его звание и фамилия неизвестны) за угол к стене столовой, выходящей на ж/д полотно, после чего по указанию офицера произвел еще 3 выстрела осколочными снарядами по трем крайним окнам второго этажа. Были ли достигнуты выстрелами цели стрельбы, неизвестно”.
Согласитесь — это сильно. Выполнять бог знает чей приказ да еще с непонятным результатом — такое, вне всяких сомнений, возможно только в армии. Хоть бы на погоны посмотрели — а то вдруг это и не офицер вовсе? И вообще не из “Альфы”?..
“Приказ “поддержать огнем” был получен от офицеров “Альфы” или “Вымпела” — заявят еще два командира. По школе стреляли БТРы: один, БТР №826 разведдесантной роты в/ч 12356, “вел огонь по стенам для прикрытия действий офицеров “Альфы”. Второй, БТР № 823 той же части, “по указанию и при координации офицеров ОСН поддерживал их действия огнем по второму этажу”.
Я ни в коем случае не берусь комментировать действия спецназа — если приказы действительно исходили оттуда. Наверняка все делалось правильно. И все же — каждая подобная ситуация вызывает один, но очень важный вопрос: а можно ли было иначе?
Не исключено, что безымянные офицеры, отдававшие приказ, знают ответ. И вполне возможно, этот ответ — отрицательный. От них, героев “Альфы” и “Вымпела”, больше всего хочется услышать: “Нет, по-другому было нельзя”.
Вопрос второй. Из-за чего начался пожар в школе?
Кровли у спортзала не осталось. А стены уцелели. Несколько отверстий диаметром около метра у самого пола — вот и все следы от взрывных устройств.
Из беседы с экспертом-взрывотехником:
— Судя по диаметру отверстий в стене, взрывы были достаточно локальными. Ни один из них не мог вызвать ни обрушения крыши, ни масштабного пожара. А из осмотра места происшествия со всей очевидностью вытекает одно: заложники, которые находились в спортзале, были буквально погребены под рухнувшей кровлей, после чего сгорели.
— А что могло стать причиной пожара?
— Наиболее вероятно — применение огнемета. Если, скажем, кто-то с наружной стороны здания решил, что на крыше — боевик-снайпер, и пальнул из огнемета, то дальнейшие события выглядят хотя бы логично. Моментально загорается кровля, а для ее обрушения достаточно любой детонации — выстрела из БТР в сторону спортзала или взрыва одного из тех СВУ (самодельных взрывных устройств), которое террористы не успели привести в действие. Это, кстати, самый реальный вариант.
— Возможно, огнемет использовали сами террористы, находящиеся в зале…
— С целью? Уронить на себя крышу? Потом, почитай внимательнее протокол осмотра места происшествия. В спортзале, под завалами, среди трупов заложников, обнаружено три трупа боевиков. У двух — автоматы, у одного в руках неразорвавшаяся граната. Это значит, что для самих террористов обрушение кровли было неожиданностью. А кроме того — как бы они стреляли из огнемета? У них элементарно руки были заняты…
— Вы уверены, что обрушение кровли и пожар могли быть только результатом выстрела из огнемета?
— Да, в этом сомнений нет. В протоколе осмотра места происшествия, который начат в 7.00 4 сентября, ясно сказано: кровля спортзала отсутствует. То есть — подчеркну — речь идет не о нескольких выгоревших и упавших участках, а обо всей крыше целиком. Таких последствий не могли вызвать два-три взрыва.
— Можно ли попытаться реконструировать события?
— Можно, но с достаточной долей условности. Итак, 13.05, спортзал. Случайный взрыв одного из СВУ. По каким-то причинам остальные СВУ не срабатывают, цепь не замыкается. Среди заложников и боевиков начинается паника. Часть заложников бросается к оконным проемам и бежит. Террористы, вероятно, кричат: “Всем лечь на пол”, — единственная возможная реакция в таких случаях. И дают несколько очередей поверх голов. Заложники выполняют требование. В это же время или чуть позже кто-то с внешней стороны здания стреляет по крыше спортзала из огнемета. Выстрел, кстати, может быть случайным: элементарно — нервы не выдерживают. Возможно, что случайным становится попадание: скажем, целились в одну точку, попали в крышу. В считанные минуты кровля прогорает — но внутри это не видно. Дальше — любая детонация — и кровля падает…
Это еще одно “белое пятно” теракта. Кем и когда применялся огнемет?
В постановлении об отказе в возбуждении уголовного дела об этом не сказано ни слова. Есть доказательства применения: от каждого огнемета остается туба — продолговатая полая труба. Одну из таких туб жители Беслана нашли в Школьном переулке — откуда и велся обстрел школы.
Большинство очевидцев штурма и бывших заложников подтверждают выводы эксперта. “После взрывов бомб в спортзале не было пожара, — говорят они. — Крыша загорелась только минут через 40 после взрывов”.
Члены парламентской комиссии заявили, что поиск военных, которые использовали огнеметы, “затруднен”. Потому что, как выяснилось, “номера туб были неправильно переписаны”.
Следствие подробностей пожара и обрушения крыши тоже не выяснило. И уже не выяснит. Потому что тогда царила полная неразбериха. Кто из чего и куда стрелял — было совершенно непонятно.
Из протокола допроса командира в/ч 12356 майора Исакова: “Примерно в 13.30 через забор между РОВД и ул. Октябрьская стали перебираться первые заложники, им помогал личный состав МВД и других силовых ведомств, а также гражданские лица. В районе, прилегающем к углу железной дороги и ул. Лермонтова, за территорией постов находились группы ополчения и МВД РСО-А, производившие самостоятельную стрельбу по зданию школы. Кроме того, были выявлены секреты ОСН ФСБ вдоль полотна железной дороги, также ведущие стрельбу. Каждым из указанных подразделений действия велись самостоятельно и не были согласованы”…
Вопрос третий. Что стало причиной первого взрыва?
Из показаний заложников: перед взрывом около взрывного устройства собрались пятеро бандитов. Они о чем-то совещались между собой, вдруг — совершенно неожиданно — раздался взрыв.
Первая версия взрыва появилась 4 сентября: отклеился или порвался скотч, которым к баскетбольному кольцу примотали взрывное устройство.
Второе предположение звучало иначе: террористы взялись менять цепь. Об этом Генпрокуратура доложила Путину.
Потом возник третий вариант, с которым выступило официальное следствие: среди боевиков возник конфликт, и взрыв был намеренным.
Инженеры-взрывотехники обследовали то, что осталось от системы взрывных устройств, сразу же после штурма. Уже тогда были готовы выводы. Показания одного из специалистов — у меня на руках.
“Протокол допроса свидетеля. Владикавказ, 13 ноября 2004 года. По уголовному делу №20/849 допрошен Набиев Бахтияр Кара-Оглы, начальник инженерных войск в/ч 47084, полковник.
Вопрос: Вами были описаны взрывные устройства и схема их соединения в здании средней школы №1 г. Беслана, а также составлена схема расположения и электрического соединения системы взрывных устройств. Поясните, были ли вами определены основные принципы действия указанной системы взрывных устройств?
Ответ: Да, я считаю, что основные принципы и схема действия системы взрывных устройств определена мной в том объеме, в котором это возможно после произошедших взрывов.
Вопрос: Возможен ли был самопроизвольный подрыв какого-либо из входивших в систему взрывных устройств, при каких обстоятельствах, какого именно?
Ответ: Самопроизвольный подрыв какого-либо из взрывных устройств возможен только в случае непроизвольного замыкания электровзрывной цепи либо в случае прямого попадания пули, осколка, крупного объекта непосредственно в детонатор взрывного устройства, что маловероятно. Кроме того, такой подрыв возможен при наличии высокой температуры — более 300—400 градусов — то есть температуры детонации пластита, находившегося во взрывных устройствах. При этом подрыв всей системы невозможен, возможен подрыв одной из локальных цепей.
Вопрос: Возможно ли было замыкание и подрыв в случае смерти кого-либо из операторов, находившихся у замыкателей-тумблеров, при каких именно обстоятельствах?
Ответ: Взрыв СВУ произошел при размыкании оператором размыкателя. Вследствие чего произошло размыкание, я ответить не могу, возможно, вследствие его личной неосторожности, вследствие его смерти, при ранении”.
Разумеется, к этому документу необходимы комментарии. Вот они.
— Первое: локальных цепей было несколько, — говорит специалист-взрывотехник. — Схематично можно обозначить таким образом: скажем, есть 4 оператора. Если на кнопку нажимает первый оператор, взрываются все 4 цепи. Если второй — взрываются все, кроме первой цепи взрывных устройств, — то есть остальные три. Если систему приводит в действие третий оператор — соответственно, две. Четвертый оператор может привести в действие только свою локальную цепь. Что и произошло. Второе: взрыв не был случайным — то есть система не сама его вызвала, было необходимо действие извне. Один из операторов — иными словами, террорист, контролирующий тумблер, — привел в действие свою локальную цепь. Но из нескольких СВУ в его локальной цепи сработало только два — с “самоделками” такое бывает.
Таким образом, версия о “намеренном взрыве” в результате “конфликта между боевиками” вроде бы подтверждается. Если бы не одно “но”: конфликтовать было некому. Главарь банды в момент взрыва говорил по телефону с Гуцериевым. Говорил, кстати, об условиях освобождения заложников. Но раз так — появляются еще несколько вопросов к эксперту-взрывотехнику:
— В первые дни штаб работал с освободившимися и отпущенными заложниками. Они наверняка рассказывали, как расположены в зале СВУ. Могли ли наши специалисты сделать те же выводы, что и вы, основываясь только на показаниях заложников?
— Думаю, да. Дело в том, что “школа” одна и та же. Ничем принципиальным правила минирования, к примеру, в России и арабских странах не отличаются.
— Если предположить, что причиной взрыва стала смерть оператора, — мог ли его “снять” выстрелом наш снайпер?
— В протоколе указано четко: оператор привел в действие взрывную цепь либо по неосторожности, либо из-за ранения или смерти. Поэтому — да, выстрелить в террориста мог и наш снайпер. В этом случае объект ликвидации был выбран грамотно — последствия, таким образом, свели к минимуму. Хотя и непонятно, почему это было сделано в середине дня, а не ночью...
Вопрос четвертый. О чем удалось договориться с террористами?
— Имей в виду — это никто не подтвердит, — говорит мне сотрудник спецслужб, очевидец событий. — Но знают все, кто был в штабе и имел хоть какое-то отношение к переговорам. Боевикам с самого начала предлагали деньги и “зеленый коридор”. Они обозначили фигуру для переговоров — Масхадова. С Масхадовым связались через Закаева. Эти двое должны были появиться в Беслане под гарантии неприкосновенности и увести с собой террористов. Договоренность была достигнута. Кстати, если ты помнишь, боевики сами сразу же обозначили срок: “мы пришли на 3 дня”. Это даже проходило в некоторых СМИ, но никто не обратил внимания, решили, что речь шла о неизбежном взрыве и убийстве заложников. На самом деле террористы всегда идут с тем, чтобы добиться своего и вернуться. Большая ошибка думать, что они идут на смерть.
— Что значит “была достигнута договоренность”? Хотите сказать — боевики согласились уйти?
— Да. Речь шла о варианте Буденновска. В ночь с 3-го на 4-е появляются Масхадов и, возможно, Закаев. Террористы отпускают большую часть заложников — в первую очередь детей. С остальными садятся в машины и уезжают через границу, в Грузию. Там отпускают людей. Разумеется, далеко не сразу удалось договориться об этом, но удалось. Машины для них были готовы...
Это надо объяснять?..
Из протокола осмотра места происшествия.
“В трех метрах от входной двери на спине лежит труп террориста мужского пола. Труп плотного телосложения, высотой 182 сантиметра, лицо трупа почерневшее, голова распухшая, в области лица огнестрельное входное отверстие. Рядом обнаружен труп мальчика 12 лет, на туловище отсутствует одежда, на ногах джинсы темного цвета, обуви нет. Имеются огнестрельные ранения в области грудной клетки и правой руки...”
Осмотр школы занял 11 часов.
ЧАСТЬ II. 60 ЧАСОВ В АДУ
“Зови меня Расул”
Что происходит там, внутри? Сколько детей в заложниках? Как ведут себя террористы? Внутрь боевики пустили только одного человека — экс-президента Ингушетии Руслана Аушева. Ни в одном из интервью он не рассказывал подробностей того кошмара, которому был свидетелем. Но в его показаниях это есть.
Из протокола допроса Руслана Аушева, Москва, 14 сентября 2004 г.:
“Примерно в 14 часов 2 сентября 2004 года я один пошел в захваченную боевиками школу №1, заходил со стороны железнодорожного полотна. Во дворе школы меня встретили два боевика в масках, меня провели в здание школы. Когда я вошел в здание, мне набросили на голову кусок темной материи, чтобы я не мог смотреть по сторонам. Меня провели в пустой кабинет на втором этаже здания, посадили на стул и велели ждать. Через некоторое время вошел мужчина лет 30 на вид, без маски, с пышной бородой, без усов, с крупными чертами лица. Я поинтересовался, как его называть, он сказал: “Зови меня Расул”. Этот человек заявил, что отряд прибыл в Беслан по приказу Шамиля Басаева.
Я попросил показать мне заложников в спортзале, Расул разрешил, затем я в сопровождении Расула и двух боевиков направился в спортзал. Оказалось, что захваченные люди располагались не только в спортзале школы, но и в комнатах, прилегающих к спортзалу, в душевых, раздевалках, причем людей было очень много — они стояли впритык друг к другу, многие держали на руках грудных детей. Когда меня провели в помещение спортзала, то, что я увидел, меня потрясло — весь зал был забит женщинами, детьми, стариками, которые сидели, лежали, стояли, в помещении была жуткая жара, дети были раздеты. По моим прикидкам, в здании школы находилось не менее 1000 заложников.
Затем террористы показали мне трупы расстрелянных ими заложников. Это были мужчины разного возраста. Трупы были выброшены из окна 2-го этажа на землю. О количестве расстрелянных мне сказал кто-то из боевиков — их было 21.
Когда я стал просить боевиков дать заложникам воды и хлеба, Расул заявил, что заложники добровольно объявили сухую голодовку и в подтверждение привел ко мне директора школы. Женщина лет 55 была в страшно подавленном состоянии. Она сказала мне, что в школе находится 1200 захваченных людей. Расул, услышав это, поправил ее, заявив, что в школе удерживается 1020 человек”.
Переговоры с Аушевым боевики снимали на видеокамеру. Мне удалось посмотреть эту кассету.
“Время веселья”
Видеозапись начинается с детского утренника. Боевики взяли одну из тех кассет, что лежали в школе, в кабинете директора. Нарядные малыши танцуют, на них, улыбаясь, смотрят учителя и родители. Несколько секунд из другой жизни, потом запись прерывается. На экране высвечивается надпись “Время веселья 2.9.04”. Следующий кадр — кабинет директора школы, разговаривают двое: один из них — Руслан Аушев, второй позже будет опознан как Руслан Хучбаров — главарь банды, Полковник. Запись то и дело прерывается.
— Ни сегодня, ни завтра никто отсюда не уйдет, — говорит террорист.
— При чем здесь дети? — спрашивает Аушев. — Почему дети? Отпустите самых маленьких детей.
— Мы ни перед чем не остановимся, — говорит Полковник.
— Есть тебе еще что мне сказать? — спрашивает Аушев.
Камера движется по периметру кабинета, появляется силуэт вооруженного автоматом боевика.
— Приведите директора, — обращается к нему Полковник.
Запись прерывается, следующий кадр: в кабинет заходит директор школы, Лидия Целиева.
— Здравствуйте, с приездом вас, — обращается женщина к Аушеву.
— Спасибо.
— Мы вас так долго ждали, очень приятно, что вы раньше всех отозвались, боюсь плакать...
— Держитесь, держитесь... Вы же знаете — я могу только довести их требования, я эти требования доведу...
— Я вас очень прошу, у меня там больные взрослые... Я Лидия Александровна, заложница, директор этой школы. Что делать — бывает и такое... Я работаю в этой школе и закончила эту школу. Это моя любимая, родная... У меня просьба такая — ко всем вам: ребята, ради бога, ради Христа, ни одного ребенка моего, пожалуйста, не обидьте...
— Это зависит от Путина, от вашего президента, — прерывает ее Полковник.
— Ну, к Путину я, конечно, не смогу попасть, — говорит женщина и продолжает, обращаясь к Аушеву: — но я его очень тоже прошу, очень прошу, ради детей — не 354, как объявили, — там тысяча триста человек!..
Запись вновь обрывается. На экране появляется все тот же детский утренник.
...Я не знаю, как это комментировать.
“Решения по делу нет”
Судебно-химическая экспертиза трупов боевиков показала: 22 бандита вкалывали тяжелые наркотики — героин и морфий. По мнению специалистов, анализы дают основание утверждать: “У части бандитов наркотики заканчивались, и они находились в состоянии так называемой “ломки”, сопровождающейся агрессивностью, неадекватностью поведения”.
С первых дней трагедии многие задавались одним и тем же вопросом: кто они, эти нелюди? Откуда?
12 трупов террористов были опознаны к середине сентября. Среди них — Хампаш Кулаев, уроженец села Старый Энгеной Ножай-Юртовского района Чечни. Тот самый, которого задержали в августе 2001 г., предъявили обвинение (“участие в НВФ”) и... отпустили. Майрбек Шабиханов, житель того же чеченского села. В сентябре 2003 г. его задержали в ингушском Карабулаке, возбудили уголовное дело “за оказание вооруженного сопротивления”. Оправдан судом присяжных. Абдула-Азим Лабазанов — этнический казах, позывной “Абдула”. Дезертировал из ВС РФ в период 1-й чеченской кампании. Перешел на сторону боевиков, потом был в банде Доку Умарова. Владимир Ходов — тот, кто был объявлен в розыск, а пока спецслужбы его искали, спокойно сидел у себя дома, в осетинском селе Эльхотово. Иса Торшхоев (или — Таршхоев) — его арестовали дважды. В феврале 2000-го в Моздоке, статья — продажа оружия, и в апреле 2000-го в Нальчике. Решения по делу нет. Султан Камурзаев — его тоже задерживали. И тоже в феврале 2000 г. в Грозном — как участника НВФ. Решения по делу нет.
Это — ответ. Вполне ожидаемый. Звери пришли из клеток. А клетки для них открыли судьи, сотрудники милиции и ФСБ. По остальным из 12 опознанных информации такого плана нет. Но она и не нужна. Достаточно того, что опознали трупы по дактокартам. А раз есть дактокарта — значит, человек уже состоял “на оперативном учете”. Как показал Беслан, толку от этих “учетов” немного.
...Среди опознанных — два Цечоева: Бейала и Мусса. Они не братья, просто однофамильцы. Интересная деталь: Бейалу Цечоева в назидание остальным боевикам взорвет Полковник. Муссу Цечоева растерзает неистовствующая толпа — уже после боя возле школы.
Среди террористов были и наемники. Одному из них, расстреливавшему из пулемета убегающих детей, боец “Вымпела” отрезал голову.
Установить личности иностранных граждан крайне сложно — поэтому до сих пор нет их данных. Но кое-что стало известно еще 3 сентября.
“Генпрокуратура РФ. Исх. 573-ф от 04.12.04. Полномочному представителю Президента РФ в ЮФО Козаку Д.Н.
Установлены полные анкетные данные 17 участников нападения: 1 украинец, 6 чеченцев, остальные ингушской национальности. Еще двое участников нападения, опознанные по именам Фарух и Ахмед, являлись наемниками — гражданами иностранных государств. По данным ЦРУ, переданным СВР 3 сентября 2004 г., во время ведения боя из здания школы г. Беслан в г. Джидан в Саудовской Аравии к матери позвонил и попрощался араб Абу Фарух”.
Он позвонил матери, чтобы попрощаться. Трогательно.
Оружие для зверя
Отдельная и крайне интересная тема — вооружение террористов. У них были и автоматы, и пулеметы, и гранатометы.
Из рапорта министру внутренних дел РФ генерал-полковнику милиции Нургалиеву Р.Г. “О мероприятиях по раскрытию террористической акции в г. Беслан РСО-Алания 1—3 сентября 2004 г. На 8.00 08.09.2004 г.
В ходе проведенной спецоперации по освобождению заложников с места происшествия у уничтоженных террористов было изъято огнестрельное оружие:
— автомат АК-74 №4564384, находящийся с 13.02.1998 г. в федеральном розыске за Ростовской областью;
— гранатомет РПГ-7В серия МТ № 279, находящийся с 04.02.2001 г. в федеральном розыске за Ростовской областью;
— автомат АКМ серия СЕ №431, находящийся с 06.02.1992 г. в федеральном розыске за Чеченской Республикой;
— автомат АКС–74 №497782, находящийся с 03.01.2000 г. в федеральном розыске за Саратовской областью;
— пулемет ПКМ серия РК №756, находящийся с13.06.1995 г. в федеральном розыске за Республикой Адыгея;
— пистолет ПМ №2000, находящийся с 02.06.1994 г. в федеральном розыске за Ленинградской областью.
Обнаружены и изъяты 4 единицы огнестрельного оружия: ПМ—КТ №4855, ПМ—УХ №3988, ПМ—КТ №4866, а также револьвер НТ №1217. Проверкой установлено, что последние 3 единицы находятся в федеральном розыске за Республикой Ингушетия по событиям, имевшим место 21—22 июня 2004 года. Докладывается в порядке информации”.
Эта информация должна представлять немалый интерес для министра. Часть “стволов” — из Ингушетии; это вполне объяснимо. Участники рейда на Назрань в июне 2004 года вывезли немало огнестрельных единиц с военных складов. А вот что касается остальных областей: Ленинградской, Ростовской, Пензенской (она тоже фигурирует — правда, в более позднем списке)... Откуда у них все это — пистолеты, автоматы, гранатометы? Да как обычно — из наших же воинских частей.
Для террористов сделали все, что смогли. Отпустили и вооружили.
“Постановление о назначении комплексной судебной экспертизы, 28 октября 2004 года. Начальник отдела Управления Генпрокуратуры по Северному Кавказу старший советник юстиции Ткачев И.В., рассмотрев материалы уголовного дела 20/849, постановил: назначить комплексную судебную экспертизу, производство которой поручить экспертной комиссии. Поставить перед экспертами вопросы: первое — соответствовали ли распоряжения, отдаваемые штабом, ситуации, были ли они своевременными? Если не соответствовали, то какие последствия это повлекло и какие распоряжения следовало отдать? Второе...”
Всего этих вопросов — 16. Они касаются действий всех служб и подразделений, участвовавших в операции. Проект заключения ситуационной экспертизы готов. И вполне предсказуем. Все решения штаба “соответствовали”, все участники мероприятия “действовали в рамках” и “по ситуации”.
Если бы не одно “но”: документ на 40 листах, составленный экспертной комиссией, противоречит другим документам. Протоколам допросов участников событий, справкам, которые отправлялись из Беслана на имя министра внутренних дел РФ Нургалиева и — что крайне интересно — свидетельствам самих экспертов...
ЧАСТЬ III. РОКОВАЯ ОШИБКА
Накануне
“Министру внутренних дел Российской Федерации генерал-полковнику милиции Нургалиеву Р.Г. О мероприятиях по раскрытию террористической акции в г. Беслан РСО-Алания 1—3 сентября 2004 года на 8.00 8.09.04 г. Отрабатывается информация о том, что 1 сентября 2004 года в 5 часов утра в г. Шали был задержан гражданин Арсамиков. В ходе проведенной работы Арсамиков рассказал, что планируется захват школы в г. Беслане. Работа продолжается. Докладывается в порядке информации”.
А теперь смоделируйте ситуацию. У вас есть информация о том, что готовится теракт. Известно время и место будущей диверсии. Еще у вас есть 4 часа 05 минут (школу захватят только в 9.05) и спецсвязь. Можно ли сообщить об этом спецслужбам Беслана? Можно ли успеть предотвратить катастрофу? Вопросы риторические — в особенности если учесть, что этот городок в Северной Осетии — маленький, там всего четыре школы. Но для того, чтобы не допустить теракта, не делается ровным счетом ничего.
А вот фрагмент рассказа жителя Беслана Валико Маргиева:
— 28 августа почти на всех перекрестках в Беслане стояли гаишники. Когда они стали тщательно обыскивать мою машину, я спросил: “Что случилось?” Мне ответили: “В Беслан проникла группа боевиков”.
В первой главе черновика итогового документа парламентской комиссии по расследованию обстоятельств теракта сделан интересный вывод: “Можно говорить о систематичности провалов в работе силовых структур и спецслужб”. Похоже, в ходе многомесячной работы депутаты открыли для себя много нового.
Интересно: войдет ли это наблюдение в окончательный вариант доклада парламентариев? Что-то подсказывает: вряд ли. Ведь наши спецслужбы давно уже стали священной коровой: у них не может быть провалов, они всегда на высоте. Так что эту фразу, скорей всего, вырежут. С другой стороны, может, так и надо: грешно убогих обижать.
ОШ: Оперативный Штаб, или Общая Шизофрения
Вот список членов оперативного штаба — людей, которые руководили операцией по освобождению заложников, тех, чью работу, собственно, и оценивала экспертная комиссия. Руководитель ОШ — начальник УФСБ РФ по РСО-А генерал-майор Андреев В.А.; замы — начальник Центра специального назначения ФСБ РФ генерал-лейтенант Тихонов А.Е., министр внутренних дел РСО-А генерал-лейтенант внутренней службы Дзантиев К.Б. Члены ОШ: президент РСО-А Дзасохов, начальник УФСБ РФ по Республике Ингушетия Коряков, командующий 58-й армией Соболев, замкомандующего ВВ МВД РФ Внуков, первый замруководителя антитеррористической комиссии РСО-А Цыбань, осетинские министры здравоохранения, образования и ЧС и почему-то замдиректора Департамента информационных программ “Вести” ТРК “Россия” Васильев.
Но даже из причесанного и приглаженного проекта ситуационной экспертизы очевидно: таким состав штаба был не сразу. Вот хронология событий, которая велась там, в Беслане, на месте трагедии.
Сообщение о захвате школы поступает в 9.05. Первыми на место прибывают милиционеры ближайшего отделения — ОВД Правобережного района — и сотрудники УБОП республики. Через час, в 10.30, появляются президент Северной Осетии Дзасохов, председатель правительства Мамсуров (в школе двое его детей), министр внутренних дел Дзантиев, начальник Центра “Т” при ГУБОП СКМ МВД РФ Демидов (по совпадению как раз в эти дни он находится во Владикавказе в командировке), депутат Госдумы Рогозин (как он здесь оказался — совершенно непонятно, тем более непонятно, почему его фамилия так и не появится ни в одном отчете), начальник УФСБ по РСО-А Андреев, командующий 58-й армии Соболев, представители ФАПСИ, ВВ и т.д.
Здесь рождаются первые противоречия. Из заключения экспертной комиссии: “В 10.30 был создан и начал действовать оперативный штаб по освобождению заложников, в работе которого приняли участие руководители правоохранительных органов республики”. А вот выдержка из протокола допроса командующего 58-й армией генерала Соболева: “Около 10.30 точных данных о количестве террористов и примерной численности заложников не было, оперативный штаб сформирован еще не был. …Около 12.00 был создан оперативный штаб”.
Так когда все-таки был сформирован штаб? В 10 утра? В 11? Или в 12? Ответ на этот вопрос уникален: штабов на самом деле было несколько.
Итак, захвачена школа. Что делать — никто не знает. Стихийно создается 1-й оперативный штаб. В него входят представители всех силовых структур, правительства и администрации Правобережного района. Руководит штабом президент Дзасохов.
11.05. Оперативный штаб принимает первые решения: эвакуировать людей из близлежащих домов, блокировать близлежащие районы, убрать весь автотранспорт, перекрыть движение по ж/д перегону Беслан—Владикавказ, усилить охрану СИЗО, усилить охрану территории.
11.25. Принято решение и отдано распоряжение о сканировании всего радиоэфира в целях установления возможных связей и используемых боевиками телефонов.
11.35 Министру внутренних дел РФ Нургалиеву доложено о происшествии. Реакция неизвестна.
11.40. Принято решение: уточнить список заложников, установить все мобильные средства связи, имеющиеся в школе.
12.00. ОШ принимает решение: убрать с прямой видимости бронетехнику с целью недопущения провокаций.
Вот и все, что успел сделать этот — первый — оперативный штаб. По словам одного из бывших офицеров ГРУ, “действия правильны и вполне соответствуют ситуации”. Но к 12 часам 1 сентября чиновники силовых ведомств наконец-то дозваниваются Путину.
— В полдень Дзасохов проводит очередное совещание со штабом, — говорит очевидец. — И в это время — звонок: Президент России дает распоряжение передать управление контртеррористической операцией органам Федеральной службы безопасности. И начинается полный бардак.
Первым делом Андреев — начальник УФСБ по РСО-А, а теперь еще и руководитель штаба — решает: никому, кроме сотрудников ФСБ, никакой информации не давать. (Потом, кстати, президент Дзасохов скажет: “Как только я входил в помещение штаба, все разговоры сразу прекращались”. Но распоряжение касалось не только Дзасохова.) А дальше — и вовсе начинаются чудеса.
— К тому времени у нас уже выставлена спецтехника для сканирования радиоэфира, — рассказывает участник событий, сотрудник МВД. — Вдруг появляются чекисты и требуют немедленно все убрать — им надо поставить свои устройства. Пытаемся договориться: мол, ребята, давайте вместе работать, если техника уже стоит, зачем ее убирать? В ответ — категорический отказ. Мы, мол, здесь главные.
…В захваченной школе — больше тысячи заложников. Порядка 800 из них — дети. Им страшно, очень страшно, малыши наверняка плачут. Но, видимо, с государственной точки зрения вопрос о том, чью технику задействовать в операции — милицейскую или фээсбэшную, — очень важен. Может, даже принципиален...
— В итоге параллельно действуют два штаба, — продолжает мой собеседник. — Один, под руководством ФСБ, сосредоточен на операции по освобождению заложников. Но что там происходит, какие решения принимаются — никто не в курсе. Второй — оперативный штаб МВД — работает на территории: занимается оцеплениями, эвакуацией жителей, реагирует на все сообщения. Координации между двумя штабами — никакой.
В первый же день такое положение чуть не приводит к серьезным проблемам. Бойцы Центра специального назначения во второй половине дня 1 сентября прибывают в Беслан, поступают в распоряжение чекистского штаба и отправляются на учения — отработать действия на случай штурма. А в штаб МВД сразу же поступает сигнал: недалеко от Беслана слышны взрывы, стрельба, захвачено село... Туда в спешном порядке выезжает ОМОН. Дело чуть не заканчивается перестрелкой “наших” с “нашими”.
Эта “атака клонов” в экспертном заключении никак не отражена. Более того: судя по кадровому составу — руководитель Андреев, заместители Дзантиев и Тихонов, — эксперты изучают работу штаба ФСБ. Но анализируют при этом в первую очередь действия штаба МВД. И лишь иногда всплывает то немногое, что удается выяснить о работе сильно засекреченных чекистов.
На языке медицины этот феномен называется “шизофрения”.
“Этого не было!”
1 сентября ближе к вечеру, в 17.40, прибывают московские гости — двое замов директора ФСБ РФ Проничев и Анисимов. Почему-то в экспертном заключении отражена лишь пара нехитрых указаний генералов: “усилить 1-й и 2-й рубежи блокирования” и “подготовиться к оказанию медпомощи заложникам и пострадавшим”. Что-то подсказывает: для такого рода советов не нужно быть офицером ФСБ. Но возможно, остальные приказы господ генералов были настолько секретны, что экспертам о них не рассказали. Зато сразу по приезде Проничева и Анисимова в оперативном штабе вспоминают о существовании прессы.
Из заключения экспертов: “В 17.45 в связи с тем, что в эфир выходят репортажи, основанные на непроверенных данных, решением ОШ контакты с представителями СМИ возложены на Андреева и Дзантиева”.
— Это недопустимо! — говорит мне эксперт. — Андреев — руководитель штаба, он должен решения принимать, а не красоваться на экранах. Вспомните “Норд-Ост”: там ничего подобного не было. Руководители руководили, специальные представители штаба общались со СМИ.
Зато журналисты довольны. Говорит Андреев хорошо. Связно.
С количеством заложников, правда, не все гладко: названа цифра “354”, которая просто повергает в шок и родителей, и самих заложников, и даже боевиков. Хотя в штабе МВД уже есть данные местного отдела образования.
Из оперативной справки ОШ МВД: “Подразделениями МВД РСО-А проводятся мероприятия по установлению количества заложников, уточняются списки учащихся. По данным отдела народного образования г. Беслан, в школе №1 обучаются 800 детей с 1-го по 11-й класс. Количество гостей, присутствующих на Дне знаний, установить не представилось возможным. Имеются списки на 723 учащихся (без учета первых и третьих классов)”. Откуда берутся “354” — отдельная тема. Оказывается, штабисты ждут, пока все, чьи родственники могли оказаться в числе заложников, напишут заявления. Три с половиной сотни человек их пишут. А остальным, похоже, не до того. В результате точные данные появятся лишь на следующий день, 2 сентября.
Тогда же руководитель ОШ ФСБ лично выйдет к родственникам заложников — пообещает, что штурма не будет. Пока г-н Андреев активно общается с жителями Беслана, сотрудник Правобережного ОВД находит во дворе школы женщину в шоковом состоянии. Это 63-летняя Раиса Жукаева. При захвате школы была ранена и пролежала ночь не шевелясь. Ее отвозят в больницу.
2 сентября — безусловно, день знаменательный. Впервые в задокументированной хронологии событий появляется сам г-н Патрушев.
Из заключения экспертной комиссии: “В 14.45 из ФСБ РФ поступило указание (шифротелеграмма Патрушева №629 от 02.09.04) о назначении руководителем штаба начальника УФСБ по РСО-А Андреева. В состав ОШ включены: министр образования республики Левицкая, руководитель центра “Защита” Гончаров и замдиректора информационных программ ТРК “Россия” Васильев. Руководитель штаба приступил к выполнению своих обязанностей”.
Теперь Андреев руководит на законных основаниях. Остальной смысл этой шифровки ускользает. Какие функции будут выполнять гг. Гончаров и Васильев, непонятно. Почему Патрушев позаботился о том, чтобы включить в состав ОШ представителей СМИ и общественной организации, но упустил из виду, что в штабе нет НИ ОДНОГО представителя МВД РФ и никого из руководителей Минобороны, неясно. Кстати, больше фамилия Патрушева в заключении комиссии не появится. Либо шеф ФСБ решил ограничиться только одной “шифровкой” — довольно мутной по содержанию, либо их было несколько, но экспертам не показали. Хотя председатель экспертной комиссии, на минуточку, генерал-лейтенант запаса ФСБ Иван Миронов, а среди ее членов — замначальника управления “А” Центра спецназначения ФСБ РФ Александр Матовников.
Мой экземпляр заключения экспертной комиссии снабжен интересными “заметками на полях”. Один из непосредственных очевидцев событий оставил свои автографы на этом документе.
Вот цитата из экспертного заключения: “3 сентября в 13.50 подразделения специального назначения (имеются в виду “Альфа” и “Вымпел”. — Авт.), прибывшие в 13.50 с тренировки на полигоне, с марша вступили в бой. После чего было дано указание оперативного штаба о сужении кольца блокирования для вытеснения гражданских лиц с территории, прилегающей к школе”. А вот замечание рядом с этим абзацем: “Этого не было!”
— Что значит “не было”? А что было? — спрашиваю я еще одного очевидца работы штаба.
— Спецназ действительно вернулся с полигона в 13.50, — отвечает мой собеседник. — Но вот “с марша вступили в бой”… Они, может, и пошли бы сразу, но приказа не было. Бойцы ждали приказа от штаба в течение почти сорока минут. Только после 14.30 “альфовцы” и “вымпела” вошли в здание школы. Штурма как такового не было. Был бой. В сущности, ребят “Вымпела” и “Альфы” послали умирать. Понятно, что необходимо было уничтожить всех террористов. Но бойцы спецназа оказались под перекрестным огнем: пока они искали боевиков в здании школы, по ней стреляла наша тяжелая артиллерия — танки и БТРы. Их просто послали в расход.
Тем более нельзя говорить о “вытеснении гражданских лиц с территории”. Достаточно просмотреть тогдашние выпуски теленовостей, чтобы понять: “сузить кольцо блокирования” не получилось. Так же, как и эвакуировать жителей ближайших домов.
Из протокола допроса командующего 58-й армией Соболева: “На 1-м совещании ОШ было принято решение об эвакуации жителей близлежащих домов, которое, однако, не было впоследствии реализовано. До 3 сентября эта задача не была выполнена. Уже 3 сентября в ходе штурма командование центра спецназа высказало требование о необходимости очистки зоны блокирования, после чего ополченцы и лица, не задействованные в операции, были вытеснены силами подразделений МО РФ”.
А что до приказа, которого ждали 40 минут… Откровенно говоря, своевременное решение вряд ли бы как-то повлияло на ситуацию. Может, удалось бы спасти еще одного ребенка. А может, и нет. Но мы этого уже не узнаем. Потому что такой шанс — если он и существовал — штаб не использовал.
В огне
Из разговора с членом ОШ МВД: “Большая часть заложников погибла в результате обрушения крыши и последующего пожара в спортзале. Соотношение цифр примерно следующее: 316 погибли в огне, остальные — это 22 человека — были убиты боевиками. С точки зрения количественного фактора операция считается успешной”.
Из протокола осмотра места происшествия, г. Беслан, 04.09.04 г.: “Спортивный зал школы №1 города Беслана. На момент осмотра кровля отсутствует, деревянные балки обуглены. От покрытия пола, примерно на 40—50 сантиметров, пластом находятся сотни обгоревших трупов детей, женщин и мужчин, занимающие около половины площади зала”.
Из протокола допроса замминистра по чрезвычайным ситуациям РСО-А Романова: “3.09.04, примерно в 13.05 в помещении спортзала школы №1 Беслана прозвучали два взрыва. Поступило сообщение о возникновении там пожара. Указания о незамедлительном выезде и выполнении задачи по тушению пожара мной сразу не были отданы в связи с тем, что не был получен соответствующий приказ от министра по делам ГО и ЧС Дзгоева, также являющегося членом ОШ под руководством Андреева. Лишь в 15.20, по указанию Дзгоева, пожарные расчеты в количестве 7 штук приступили к тушению пожара в школе. …Проехать кратчайшим маршрутом к школе не представилось возможным в связи с тем, что подъезды были заблокированы людьми и автотранспортом, что также повлекло потерю времени. Решение о беспрепятственном проезде сотрудников МЧС к зданию школы должно было быть принято либо Дзгоевым, либо Андреевым. Тушение пожара производилось под обстрелом”.
Из протокола допроса министра по делам ГО и ЧС РСО-А Дзгоева: “Сообщение о возгорании в спортзале школы №1 поступило в 13.05, о чем я доложил руководству ОШ. Мне было дано указание ожидать дальнейших приказов и к тушению пожара не приступать. Беспрепятственный подъезд пожарных расчетов должен был быть обеспечен силами МВД”.
…Сегодня уже не важно, почему и этот приказ не был отдан вовремя. И не так важно, какое именно ведомство должно было обеспечить пожарным доступ к зданию. Изменить что-то можно было лишь в те два часа 3 сентября, когда в спортивном зале школы все сильнее пахло горелым мясом...
* * *
Пухлая папка с документами. Около 400 страниц справок, рапортов, протоколов. И — выводом — только одна фраза, которая не переставая стучит в голове.
Своими руками...
Трагедия, которой не было и нет аналогов в современной истории России, от начала и до конца сотворена нашими ведомствами. Всех уровней, всех направлений. Сначала террористов отпустили, вооружили и довезли до детей. Кто-то — за деньги, кто-то — из страха, кто-то — по глупости. Потом — в результате абсолютного бардака и постоянного дележа полномочий — операция по освобождению превратилась в беспрецедентную “зачистку”.
...По совпадению во время бесланских событий в первые дни сентября 2004 года в одной московской школе второклассникам читали сказку. Странную, недетскую сказку. Мне пересказал ее мой маленький сын.
“Ослик шел по дороге, как вдруг начался дождик. Крупные капли били ослика по спине. “Больно”, — подумал ослик. И спрятался под зонтик. Капли стучали по зонтику, и ослик подумал: “Теперь больно зонтику”. И вместе с зонтиком он укрылся в домике. И услышал, как дождь падает на крышу. Теперь было больно домику. И тогда ослик залез на крышу и закрыл домик.
— Зачем ты это делаешь, ослик? — спросил его медвежонок. — Разве тебе не больно?
А ослик ответил:
— Кому-то всегда бывает больно. Но я сильней, чем зонтик, и сильней, чем домик. А больно должно быть тому, кто сильный...”
...Но у нас больней всего бывает самым слабым.
|
