|
" Экономические, политические и личные мотивы убийства депутата Госдумы Сергея Юшенкова обсуждали все. Теперь суд прошел. А факт остался: два года назад (17 апреля) не стало честного человека.
И еще осталось горе его близких... Сегодня заказные убийства настолько “вошли в норму”, что родственники жертв уже могли бы объединиться в союз. Вроде бесланских или солдатских матерей.
Вдова Юшенкова Валентина первый год после трагедии отказывалась общаться с прессой. Потом про нее сняли две телепрограммы. И... в последний момент без объяснения причин обе сняли с эфира.
— Если статья не выйдет — я пойму, — сказала вдова Юшенкова Валентина Леонидовна журналисту “МК”. — Кому-то выгодно молчать о нем...
— Мои первые слова были: “Я не смогу здесь жить, я уеду...” Каждый день проходить мимо того места, где убили мужа... Но за судом мне было не до хлопот с квартирой. А память о Сереже — это вот, закуточек... — хрупкие женские плечи располагаются на спинке гулливерского кресла. Домашний кабинет Юшенкова отделяется фанерным купе от гостиной просторной “двушки”. — Здесь ничего не поменялось с того самого дня двухгодичной давности: его книги в рядок, фотографии...
На фанерной стенке мелькнула тень — и в щель просочилось существо в юбке колокольчиком. Укрылось за спинку дивана: “Я вас не вижу! А вы?” Вслед за дочкой показался волевой профиль папочки, Юшенкова-младшего: “Анька, не мешай людям...” — и унес мелкого беса под мышкой.
— Только дети навещают... — светлые глаза Валентины Юшенковой блестят. — Ведь меня окружали в основном соратники мужа. А не стало Сережи, и друзья семьи забыли про меня. После смерти обещали помочь все... Госдума не снизошла даже памятник поставить. И депутатскую страховку пришлось с кулаками выбивать. Агенты пытались скостить сумму до половины... Лишь Похмелкин несколько месяцев перечислял средства из “Либеральной России”, оплачивал мне шофера... Когда, впервые за последние 20 лет, я пробовала устроиться на работу — все, кто обещал помощь, шли на попятную. Возраст опять же. Сейчас я работаю дизайнером ландшафтов — вернулась к специальности, на которую обучилась в сельскохозяйственном институте города Гвардейска. Всю жизнь я прожила за мужем как за каменной стеной.
И теперь стена рассыпалась...
“Сергей сам менял пеленки детям”
— Сергей приехал в Гвардейск после окончания Новосибирского политического военного училища — ему тогда было 27 лет, а я только что окончила школу. Пришел на танцы в местный Дом офицеров, читал девушкам стихи Блока. Конечно, о судьбах России: “Опять как в годы золотые...”. Все слушали, а я вдруг продолжила: “Три стертых треплются шлеи...” Он пригласил на танец. Проводил до дома... Через две недели уехал на учения. Вернулся, позвонил. А я трубку тут же схватила — ждала его, никуда не выходила. Сережа потом признавался: “Я сразу решил для себя: если ты ушла на танцы — между нами все кончено”. А через месяц он уже сделал мне предложение.
— Он так спешил обзавестись женой?
— Сережа ведь до меня серьезно ни с кем не встречался... И вот возвращаемся мы после прогулки ко мне домой, стали чай пить. Он заводит серьезный разговор: о семье, о детях... И вдруг говорит: “Буди родителей! Буду твоей руки просить”. Я в полтретьего ночи трясу маму: “Сережа сделал мне предложение, ты не против?”. Мама, заспанная, в шоке говорит: “Ой, сынок, она же у нас ничего делать не умеет...” А потом: “Что же я на дочку наговариваю? Валя умеет все!” В общем, 30 мая мы познакомились, 30 июня подали заявление, а 30 июля у нас была свадьба...
— Юшенкова называли последним романтиком...
— Он стихи мне сочинял. Где-то до сих пор лежат открытки... Что-то там такое... Ва-лен-тина, какое прекрасное имя...
— Вам когда-нибудь приходилось перебиваться от зарплаты до зарплаты?
— В то время военные считались обеспеченными людьми. Зарплата лейтенанта составляла 180 рублей. Когда мои родители получали по 90—100 рублей.
Самое кошмарное пятно в нашей совместной жизни — это город Тбилиси. Туда в 83-м году с месячной дочкой и пятилетним Алешей вслед за Сережей мы отправились по распределению Военно-политической академии им. Ленина. Муж преподавал там философию, он вообще тяготел к науке. Нам дали квартиру в новом доме, где редко зажигался свет. Но были лифт и электрические плиты. Холодная вода шла час в день. А был февраль — дуло из всех щелей. Мы всей семьей сгрудились в восьмиметровой комнатке. Сережа, умудренный опытом, научил: когда включали электричество, я нагревала две эмалированные кастрюли и ставила в комнату — те отдавали тепло вместо батарей. Чтобы кормить детей, Сережа рубил дрова, я поднимала линолеум на кухне, и прямо на бетонном полу мы разводили костер.
— Жены известных деятелей обычно полностью растворяются в проблемах мужей...
— Когда он стал депутатом, я ушла с работы — в семью... Он мог прийти в любой момент, и тогда я должна была его встретить, накормить... Я всегда держала наготове запасной костюм.
— Дети жаловались на отсутствие отцовского внимания?
— Сережа много раз оставался с малышами — кормил и менял им пеленки. Ведь в собственной семье он был старшим из пяти братьев и вообще любил детей. После рождения старшего, Леши, к нам в дом завалилась целая рота офицеров, и Сергей всю ночь жарил им сало с яйцами — единственное, что было в холодильнике. Сам не взял в рот ни капли, а гости допились до того, что один ушел от нас босиком — по февральскому морозу. Когда родилась Алена, Сережа прямо на работе, абсолютно трезвый, танцевал на столе. Мне в это до сих пор не верится — такой он обычно был сдержанный.
— Алексей внешне — копия папы. А по характеру?
— Леша совсем другой, отец сразу решил: “Военным не будет. Не та у нас сейчас армия”. В политику Алексей не совался — работает программистом. Он рано завел свою семью, в 19 лет. Сначала мы с Сережей единодушно были против — дескать, рановато. А потом сели вдвоем, обсудили: “Вдруг сломаем парню жизнь?” Внучке Анечке сейчас уже пять исполнилось.
— Отцы, особенно военные, трепетно оберегают честь дочерей...
— Это да... Алену Сережа называл “капитанская дочка” и еще “наша пигалица”. Вел с ней задушевные беседы: “Кто тебя провожал тут?” Потом шептал мне на ухо: “Валя, твои дети плохо себя ведут!”. Я удивлялась: почему только мои?
Сережа, несмотря на бурную деятельность, был домашним человеком. Еще в молодости, когда его отправили на стажировку в Минск, я поехала с сыном к бабушке в деревню Борисово. И он каждые выходные садился на поезд, а потом добирался до нас по трассе 40 километров. Однажды папа был в заграничной командировке по политическим делам, а дочь в его отсутствие начала слезно просить, чтобы ее отпустили на ночную дискотеку. Наконец я согласилась. И вот перед самым ее выходом на улицу — звонок в дверь. На пороге — муж, вернулся на два дня раньше: “Скучно стало за границей”. Лена — в слезы... Тут мы ему все рассказали. Сережа нас пожурил: “Она же еще маленькая!” — но все-таки отпустил Ленку в ночь.
“Я на тебе, как на войне”
— Сергей Николаевич смолоду стремился в политику?
— Нет, это было стечение обстоятельств. В 87-м году нас перевели в Москву. Перед нашим домом был большой сквер, где рос огромный вяз, который, по преданию, видел самого Пушкина... Или наоборот. И вот реликвию решили спилить. Все жильцы как один встали на защиту дерева, и Сережа активно выступал на этих демонстрациях. А когда пришло время первых выборов, население выдвинуло его от нашего района. Еще Сережа часто ходил на Пушкинскую, где собирались “неформалы”, я носила ему туда бутерброды.
— Муж вас привлекал к политическим делам?
— Запомнились первые, самые дешевые выборы в Верховный Совет СССР. У нас в коммуналке был штаб. Вместо стола использовали гладильную доску, накрытую скатертью. На ней стояли: термос с кипятком, банка кофе, пачка чая и тарелка с печеньем... Вот и все затраты. А мы с соседками ходили ночью, срывали листовки конкурентов, вешали свои...
Когда Сережу поставили возглавлять комиссию по расследованию взрывов жилых домов в Москве, Волгодонске и Буйнакске, он как-то привез из-за границы кассеты, отснятые западными журналистами. Коробки свалил у нас в прихожей: “Самое надежное место”.
— Он брал вас на светские рауты?
— Я у него в Думе-то была всего раза два... На всю жизнь у меня осталось впечатление от встречи с английской королевой. В приглашении было указано: “Мужчины могут быть в костюмах, дамы — без шляпок”. Какая шляпка! Я платье в то время две недели искала... Купила черное с белой отделкой из немецкой ткани. Говорят, что у депутатов было свое ателье, но надо было знать Сережу... Я об этом тогда даже не слышала.
— Вам приходилось узнавать о муже из новостей?
— Сергей поставил меня на место еще в начале супружеской жизни: “Что будет нужно, я тебе расскажу”. Давил муж меня тогда своим авторитетом. В течение дня я смотрела новости: “Я видела тебя по телевизору — значит, ты был на работе”. Мы могли весь вечер спокойно молчать рядом. И у нас была абсолютная телепатия: “Ты знаешь, что я хочу?” — мог он вдруг спросить. Я уверенно говорила: “Да, знаю...”
— Вы, наверное, жили как на вулкане...
— Например, о первом путче мы услышали, будучи в Тверской области в гостях... Разбудили детей и на огромной скорости поехали в Москву. Трасса была пуста. Сережа помчался на работу, в Белый дом. Позвонил мне оттуда: “Приготовь форму”. Я — к гладильной доске. Многие коллеги ведь и не знали, что он военный. По пути Сережа встретил танковые войска и одного офицера, с которым вместе служил. “Роман!” — похлопал он его по плечу... Слово за слово, и Сережа уговорил его переметнуться на свою сторону. “Голос Америки” передал: “Депутат Юшенков привел танки к Белому дому”.
БАБа с возу...
— Говорят, что многие ненавидели Сергея Юшенкова...
— “Я не красная девица, чтоб всем нравиться”, — говорил Сережа. Когда он подал в суд на Грачева за “гаденыша”, ничего этим не добился. И мы шутили: мол, генерал попал под амнистию... Упоминая Грачева, муж обязательно добавлял оборот “наш амнистированный министр обороны”. Он умел все перевести в шутку.
— После убийства задержали одного из подозреваемых, Артема Стефанова, отец которого отсидел в СИЗО за угрозы вашему мужу. Вы ощущали на себе чью-то неприязнь?
— Отец этого парня прислал письмо и пригрозил убить его, меня, наших детей... Тогда к Сереже приставили двух охранников, Лешу провожали до школы. Но я узнала об этом потом, из одного телевизионного интервью с Сережей. Просто злобных писем было очень много...
После первого путча нам домой позвонил кто-то... Леша поднял трубку и услышал хрип: “Я ваш палач, вы у меня на мушке...”. Сережа дал по телефону указания: “Задвиньте дверь тумбочкой, зашторьте окна...” Муж сам мне рассказывал, что на Белом доме, на Калининском проспекте сидят снайперы... А мы жили на 12-м или 13-м этаже на Рублевке — стреляй с любой крыши... У нас еще тогда была маленькая собачка — ее отправили гулять на балкон и три дня не выходили из дома. Дети не посещали школу... Но маньяк больше не проявлялся.
— Сергей Николаевич был страшен в гневе?
— Мы за свою жизнь ни разу не хлопнули дверью... Нервов ему хватало на работе. Лишь однажды на повестке дня в Думе его настолько вывел из себя Жириновский, что Сережа взял бутылку воды и сказал: “Сейчас получишь по голове”.
— Его изменила большая политика?
— Он стал скрытным. По-другому было нельзя.
— Парадокс, что самый честный политик оказался в одной команде с самым скандальным олигархом...
— Я не знаю... Вернее, знаю, кто свел их с Березовским. Скажем так: убедили...
— К БАБу с ним вместе ездил Рыбкин...
— Это не он. Кстати, Иван Петрович — один из немногих, кто со мной встречался после смерти мужа... До этого мы не были знакомы. А с Березовским я никогда не общалась. Относилась к нему с опаской... Все же говорят, опять же, и сама читала... Но что мое слово... Сергей сообщил, что едет во Францию к БАБу. Тому нужна была партия, и он выделил средства, за которые Сережа строго отчитывался...
— А газеты писали, что Юшенков содержал семью за счет этих финансовых вливаний...
— Почему же мы не купили десять машин? И дача у нас за 250 километров от дома — в родной деревне Сергея Медведево. Я не видела и тем более не тратила денег Березовского...
— Среди качеств Сергея Николаевича выделяли “панический страх денег”. Что за удивительная фобия?
— Сережа каждый месяц отдавал мне всю зарплату и уже не интересовался, куда я ее трачу. Он сторонился денег. Один раз в жизни мы покупали вместе мебель. К серебряной свадьбе он выделил мне деньги на подарок — колечко и сережки.
— Раскол своей партии в 2002 году он переживал как предательство?
— Те, кто остался с Березовским, получили деньги: кто-то три тысячи долларов, кто-то пять... Некоторые из них еще учились с Сережей в академии. Когда муж вышел из партии при СССР, многие перестали с ним здороваться. Потом он выступал против войны в Чечне, и от него отвернулась еще часть сторонников... Тогда он за один год поседел. И — после его смерти... С Хамидом Дельмаевым они учились вместе, часто обедали у нас дома... А через две недели после трагедии тот вдруг оказался в стане Березовского. Еще пытался передавать мне какие-то приветы оттуда...
— Правда, что после второй поездки к Березовскому ваш муж от волнения даже упал в обморок на рабочем месте?
— В последний год он совсем закрылся от меня, наверное, оберегал... Они хотели оставить в тайне поездку в Лондон — были в курсе только я и его водитель. Но, когда муж вернулся, об этом уже знали журналисты — проговорился сам Березовский. Эта поездка сыграла самую главную роль в смерти Сережи... Но он мне говорил, что об объединении у них и речи не было. Финансирование акции “Это мой кандидат” шло вообще не через руки моего мужа. Незадолго до смерти у Сережи стало плохо с сердцем. Это произошло дома, мы вызвали “скорую”... Поэтому и водитель после выстрела решил, что у Сережи очередной приступ.
— После смерти Владимира Головлева Сергей Николаевич опасался за свою жизнь?
— Головлев на тот момент был чуть ли не самым близким его другом из политического окружения. Но их смерти — две разные истории. И у мужа не было предчувствия, что он следующий. Как и в нас до последней минуты ничего не шевельнулось... Хотя когда Сережа упал, то сказал подоспевшему водителю: “В меня стреляли”... Значит, понял...
— Вы общались с заказчиком убийства Михаилом Коданевым?
— Алексей прогнал его с похорон Сережи... Но я этого не видела. Я не хотела смотреть никуда... Слава богу, хоть суд быстро закончился. Не придется, как близким Старовойтовой, несколько лет слушать про убийство из уст киллера: как он выбежал, выстрелил... В прессе потом муссировали, что я запросила большую сумму возмещения морального ущерба — с каждого из четырех обвиняемых по миллиону рублей. При задержании у них конфисковали 300 тысяч долларов, машину того, который стрелял... Все отошло государству. А мне должны выплачивать 50 процентов зарплаты те, кто сидит в тюрьме. Но у них за душой ничего нет. За полгода мне не начислили ни копейки.
Узнав о смерти отца, 20-летняя Лена плакала и повторяла: “Неужели он никогда не увидит моих детей?”.
А жизнь не мерит печаль и радость датами... Сейчас Лена на девятом месяце беременности. Со дня на день у нее родится девочка..."
|
