|
Я поднимаю глаза и вижу черные кресты на крыльях. Огромный «Юнкерс-88» заваливает нос, готовясь перейти в пикирование, чуть выше летит остроносая хищная «Штука», а прямо мне в лоб нацелился своими пулеметами «Мессершмит-109E», прозванный немецкими летчиками «Эмилем». И хотя это всего лишь модели, висящие на прозрачных лесках, сидеть под самолетами с крестами мне неуютно. Я нахожу глазами вдалеке, у стены, краснозвездный бипланчик, отважно идущий в сторону немецкой армады, и как-то спокойнее делается на душе…
Это Поклонная гора, Музей Великой Отечественной войны, кабинет заведующего сектором ВВС Олега Игнатьевича Прокопова. Прокопов — в свитере и в теплом камуфляжном комбинезоне на лямках. Он военный авиационный инженер, теперь на пенсии, работающий в музее. Знакомые и друзья зовут его «главкомом авиации». В пятидесяти метрах от его берлоги стоит его воздушный флот — самолеты времен войны. В окно, за огромными сугробами, виден высокий хвост транспортного Ли-2. Ла-5, Як-3, Kingkobra затянуты в брезентовые чехлы. Дальше, тоже в чехлах, засыпанные снегом, стоят двигатели Микулина, Швецова и Климова. Ангара нет, об ангаре Прокопов только мечтает. Он вообще мечтатель: мечтает о том, что дадут деньги на краску (надо подкрасить облупившиеся стойки биплана И-15), мечтает и о том, что появятся деньги на восстановление Ю-88, остатки которого лежат под толстым слоем снега на специальной площадке. Но иногда вдруг вздохнет: «Никому все это не надо! Вот пройдет юбилей Победы, и все окончательно забудут!». «За всех не скажу, а мне это надо!» — говорю ему я.
Второй час подряд мы говорим с Прокоповым об истребителе Як-3. Этот истребитель во многих советских книжках назван «лучшим истребителем Второй мировой войны», вокруг него десятилетиями клубилось облако восторга. Самый лучший, самый быстрый, самый легкий, самый маневренный — вот как принято и положено было говорить о самолете. Всего одна цитата: «Як-3 намного превосходил по своим боевым качествам последние немецкие истребители Me-109G-6 и FW-190A… Преимущества в скорости, скороподъемности и маневренности… на высотах от 0 до 5000 м, где обычно происходили воздушные бои, были настолько подавляющими, что немецкие летчики предпочитали избегать встреч с Як-3. Именно после появления Як-3 на фронте моральному состоянию и боевому духу немецких асов был нанесен удар, от которого они уже не смогли оправиться до конца войны».
Прокопов со многими восторгами не согласен. «Самый легкий и самый маневренный — основная расхожая характеристика этого истребителя. К сожалению, самый легкий — это вынужденная мера, плата сознательным урезанием многих боевых качеств», — говорит авиационный инженер. «Скромное вооружение, по сравнению с пятиточечным «Мессершмитом-Bf-109G2», малая дальность полета, слабая бронезащита — сняли даже переднее бронестекло! — минимальные допустимые запасы прочности… Я беседовал с ветеранами, они говорят: «Коне-е-ечно, когда садишься на Як-3… управление тут совсем другое, чем на «Ла-пятых». Все проще. Летчик тут не задумывается, что да как… Самолет неплохой, но пропаганда наша его раздула».
Вот так говорит Прокопов про легендарную машину. И продолжает: «Это самолет смешанной конструкции, капоты и плоскости металлические, а хвостовая часть деревянная. Обшивку для облегчения веса делали из фанеры и обтягивали полотном, обшивка отслаивалась. Это потом уже стали делать самолет цельнометаллическим, как «Спитфайр». Теперь — недостатки мотора. Он слабый по мощности, отказывал часто, заклинивал, перегревался. Я беседовал с людьми, которые на «Як»-третьих летали. «Да ты что! — им инженер говорил, — ни в коем случае не газуй, на форсаже можно лететь только одну минутку!» Работать с самолетом с оглядкой, когда идет воздушный бой?» — голос инженера становится тихим и печальным.
«Фронтовики говорят, с «мессерами» на равных сражались «Ла-седьмой», особенно двухпушечный, ну и «Яки» тоже, тем более что на некоторых 37-миллиметровые пушки ставили. А вот против «Фокке-Вульфа-190»… На нем от четырех до шести пушек, плотность огня великолепная, если он давал залп, то любой наш самолет разрывало на части. Причем они использовали террористическую тактику, партизанскую. В засаде сидят, выжидают — потом атака внезапная со стороны солнца. Некоторые летчики, штурмовики и пикировщики, которые к нам в музей приходят, говорят: «Мы даже не видели противника!». Самолет наш взорвался, и он тут же ушел. Пара таких атак, и пол-эскадрильи нет».
Слабости у истребителя Як-3 были — как у любого самолета. Но именно на Як-3 летали и одерживали победы дважды Герои Советского Союза Сергей Луганский и Павел Кутахов, Герой Советского Союза Ибрагим Дзусов. Именно на Як-3 французские летчики из эскадрильи «Нормандия—Неман» за один день боев — 16 октября 1944 года — сбили 29 немецких самолетов. И Прокопов, который критикует Як-3 как инженер, все равно восхищается им и одержанными на нем победами. Я говорю ему о немецкой летчице Ханне Райч, которая в апреле 1945 года должна была вывезти Гитлера из Берлина, — он тут же с радостным смехом рассказывает мне, что — по легенде! — когда она на маленьком спортивном самолете взлетала прямо с улицы в районе рейхсканцелярии, ее «наш Як-3 с драконом на фюзеляже и завалил». Легенда — а все равно приятно…
Всего Як-3 было выпущено 4848 штук. Сегодня в России не осталось ни одного. Все исчезли. Нет Як-З ни в Музее ВВС в Монине, нет и в музее на Поклонной горе. Тот Як-3, что стоит тут — серо-голубая окраска, красные звезды на крыльях, — не настоящий самолет, а так называемая реплика. Самолет построен на оренбургском заводе в 1995 году. Приборы и управление у него современные, двигатель американский — Allison. Генерал-лейтенант авиации Юрий Леонидович Фотинов, которому я несколько дней спустя говорю, что один Як-3 у нас в России все-таки есть, ничего не отвечает, но лицо его принимает в этот момент пренебрежительно-презрительное выражение. Для него, летавшего на Як-3, помнящего сотни этих машин в авиационных частях и в послевоенном Качинском училище, эта копия самолета оскорбительна.
Но — удивительная вещь! — еще относительно недавно у нас подлинный Як-3 был. Прокопов выкладывает передо мной фотокарточку — я тут же узнаю силуэт самолета. Вот он, истребитель Героя Советского Союза Бориса Еремина, год производства 1944-й, заводской номер 1712, стоит на Ходынском поле. Идет лето 1991 года, шумит авиационная выставка, на которой побывали тысячи москвичей. И все они видели этот истребитель с четырнадцатью звездочками на носу, символизирующими четырнадцать побед нашего летчика. А потом самолет исчез. Со времен той выставки никто его не видел: ни любители старой техники, которым приятно полюбоваться на вытянутый фюзеляж и решительные крылья ястребка, ни специалисты, которые все старые машины знают наперечет.
Последний Як-3 советских ВВС исчез вместе с Советским Союзом. Ухнула в небытие империя — и забрала с собой свой лучший истребитель. Но это образы и слова, а истребитель состоит из железа и стекла, из патрубков и бензобаков, из крыльев и элеронов, из шасси и цилиндров двигателя. Куда же все-таки делось это легендарное летающее железо, куда исчез последний Як-3 наших победоносных краснозвездных ВВС?
Если прошедшее время остается в вещах, то истребитель Як-3, на котором летал летчик Борис Еремин, был именно такой вещью. Он концентрировал в себе чувства и мысли людей, которые были с ним связаны. И если наука когда-нибудь изобретет способ считывать с вещей эмоции и слова людей, мы получим совсем новую, необыкновенную историю.
Во-первых, самолет концентрировал в себе мысли и чувства директора Саратовского авиационного завода генерала Израиля Соломоновича Левина. Саратовский авиационный завод (бывший завод комбайнов) был разбомблен немецкой авиацией в 1943 году. Первыми же бомбами была разрушена система водоснабжения, тушить пожары оказалось нечем, и завод выгорел: остались обгоревшие стены. На восстановление уничтоженного завода его директор получил три месяца — задача невозможная по меркам мирного времени. Уже через два месяца после пожара завод производил 10 самолетов в сутки. Летом 1944-го это были новые, только что пошедшие в серию Як-3. Борис Еремин был четвертым строевым летчиком, получившим новую машину.
Во-вторых, самолет концентрировал в себе мысли и чувства крестьянина Ферапонта Петровича Головатого, на деньги которого был построен. История о том, как Ферапонт Головатый построил на свои деньги два самолета, еще во время войны стала советским мифом, который плотным облаком укрывает от нас как саму личность крестьянина, так и его поступок. Но все-таки кое-что тут есть очевидное. Ферапонт Головатый действительно сдал в Госбанк 100 000 рублей — цену истребителя. Эти деньги он заработал, торгуя медом в ларьке в Саратове. Мед был его собственный, у него на хуторе Степном была пасека в 22 улья. Килограмм меда во время войны стоил 500 рублей — на самолет хватило двух центнеров.
Но самое главное — Як-3 концентрировал в себе мысли и чувства летчика Бориса Еремина. Эта машина, в начале девяностых стоявшая в музее ОКБ Яковлева, хранила память о своем пилоте и его боях. Она помнила бой в районе города Кельце: «Ме-109 шли в растянутом правом пеленге выше нас и нас не видели. Атакой снизу сзади, под ракурсом одна четверть, мы зажгли один Ме-109. В начавшемся воздушном бою мне удалось сбить еще один Ме-109». Так летчик это описал в своих мемуарах.
Сколько из четырнадцати немецких самолетов Еремин сбил сам, а сколько в группе? Я хотел бы спросить об этом самого летчика, но он не отвечает на вопросы, не дает интервью. Ему 92 года. Хотя для своего друга, генерал-лейтенанта авиации Юрия Леонидовича Фотинова, он сделал исключение, подошел к телефону. Фотинов спросил: «Сколько вы сбили всего?» — «23 за всю войну». — «Сколько лично, сколько в группе?». «Я их не делю», — ответил Еремин, в 1942 году представленный к званию Героя за бой семи «Яков» против 25 немецких самолетов (из них 18 «Мессершмитов»), но отказавшийся от Звезды Героя со словами: «Мы все дрались одинаково».
Кстати, в ВВС Красной армии во время войны четыре летчика по фамилии Еремин получили звание Героя Советского Союза. Пятый Еремин, Борис, к званию Героя представлялся трижды, но получил его только в 1990-м, за год до исчезновения своего «Яка».
Итак, самолет Як-3 летчика Еремина, стоявший в музее ОКБ Яковлева, в начале девяностых таинственно исчез со своего места и вдруг очутился в Америке, в солнечной Калифорнии. Санта-Моника — пляжное место. Загорелые люди в бикини заходили в музей поглазеть на самолеты, в том числе на краснозвездное чудо-юдо, купленное в странной и непонятной России, которая зачем-то продает свои военные реликвии. Все там, в Санта-Монике, устроено с американской практичностью: в музей можно пригласить гостей и справить с ними день рождения. Заказать пиццу, завести музыку, расслабиться, попить кока-колы, глазея на истребитель…
Летчик Еремин пытался выяснить, куда делся его Як-3. Когда самолет исчез, летчику было уже больше восьмидесяти лет, но он и в этом возрасте был упорен, добиваясь ответа. Ответ получил такой: контракт на демонстрацию истребителя заключен на четыре года. Четыре года прошло, но самолет на Родину не вернулся. Еремин забеспокоился и обратился к помощнику президента по вопросам авиации маршалу Шапошникову. Маршал ничем помочь не смог. Тогда летчик написал письмо в Музей ВВС в Монино. Письмо начинается со слов: «С болью в душе обращаюсь к Вам с волнующим меня вопросом…» и заканчивается призывом: «Надо… вернуть Як-3 на подобающее ему место в музее, нельзя допустить, чтобы фронтовая реликвия нашей Великой Победы становилась предметом торговли».
К этому моменту Герою Советского Союза Еремину уже было ясно, что все уклончивые слова, которые ему говорили в ОКБ Яковлева, не значат ровным счетом ничего. Он уже понимал, что самолет — последний Як-3 отечественных ВВС — просто продали в Америку. Кто именно продал, где договор, кому пришла в голову мысль сделать бизнес, продав военную реликвию, — летчик не знал. И я сейчас не знаю. ОКБ Яковлева за все эти годы ни разу толком не объяснилось ни с летчиком Ереминым, ни с ветеранами войны, которые многократно звонили в музей на Поклонной горе с вопросами о самолете. Исчезновение самолета и по сей день покрыто тайной. И молчанием.
Как расшифровать это глухое молчание? Скорее всего, люди, продавшие самолет, уверены в том, что сумеют промолчать столь долго, что голоса задающих вопросы умолкнут сами собой. И действительно, как отставной генерал в возрасте 90 лет может пробивать бюрократические стены, добиваясь того, чтобы ему показали договор, по которому отдали в Америку его боевой «Як»? У Бориса Еремина в начале двухтысячных годов для этого уже не было ни сил, ни возможностей.
Тогда все хлопоты по прояснению ситуации принял на себя друг Еремина, другой авиационный генерал — Юрий Леонидович Фотинов.
Когда я первый раз позвонил Фотинову и сказал, что меня интересует судьба исчезнувшего Як-3, на меня из трубки обрушился мощный генеральский рык. Так на меня никто никогда не кричал. Генерал с яростью в голосе высказал все, что он думает о людях, укравших самолет. Он употреблял именно это слово — «украли». Я не без робости сказал ему, что потому и звоню, что считаю: самолет надо вернуть в Россию. Он согласился встретиться.
В его кабинете в здании Российского комитета ветеранов войны на стене висят портреты Ленина и Лермонтова, на столе под стеклом лежит большая цветная фотография, на которой Як-3 изображен в полете. О Яке-3 мы и говорим. «Я его оцениваю высоко. Это великолепный самолет», — Фотинов поворачивается к сейфу, отпирает его и вытаскивает уникальную книжку, на обложке которой летчик, застегивающий шлем под подбородком. Это книга «Самолет Як-3. Инструкция летчику» издания 1945 года. «Вот! — он листает книжку и объясняет мне с помощью картинок, как надо управлять самолетом: ручку на себя, нажать педаль… «Это хороший самолет, легкий в управлении». И он вспоминает, как однажды во время полета на Як-3 отвалилась приборная доска. Техники ее плохо винтами прикрутили. И он, не имея перед собой ни показаний скорости, ни показаний высоты, спокойно посадил самолет. «Он как балерина в воздухе, посмотрите на него! Красавец!»
Я ставлю перед ним диктофон. «Для чего? — генерал сердится. — Уберите! А вдруг я ругаться нехорошими словами начну?» Но тут же смиряется с диктофоном. «Эмоции уже выплеснуты сто раз», — говорит этот невысокий человек с седыми бровями и усами. «ОКБ поступило по-свински, уж если на то пошло. Этот самолет не принадлежит ОКБ Яковлева. Он был подарен Военно-воздушным силам. Ферапонт Головатый деньги заплатил за него. ОКБ Яковлева никаких правовых отношений к этому самолету не имеет. Они украли его. Пусть не позорят доброе имя конструкторского бюро. Пусть покажут документы, по которым заключена сделка. Покажите документы, обращенные к американской стороне, где вы требуете возврата самолета!»
У гоголевского Акакия Акакиевича отняли шинель и тем самым унизили его. У летчика Еремина отняли самолет и тем самым унизили его. Но боевой летчик, сбивавший в европейском небе «Мессершмиты», совсем не Акакий Акакиевич. Он сопротивлялся грабежу сколько хватило сил. Акакий Акакиевич в этой истории коллективный: это мы все, те, у кого отняли реликвию военных лет, а мы и поделать ничего не можем. Всплескиваем руками, потрясаемся, удивляемся — а поделать ничего не можем.
И генерал Фотинов тоже не смог ничего поделать. Он, человек с командирским голосом, властный и энергичный, долбил стену, а она не расступалась. Он ездил на яковлевскую фирму, встречался там с генеральным конструктором Дондуковым, тот разводил руками и растерянно говорил об исчезнувшем «Яке»: «Ну, вот он здесь стоял». И подарил Фотинову альбомы с красивыми фотографиями самолетов, на что генерал, за тридцать лет службы летавший на 15 типах машин, от И-16 до МиГ-23, говорит мне сейчас: «Но мне это совершенно не нужно, я ему сам могу подарить, понимаешь! Абсолютно ничего я от него не добился. Я ему написал: просьба определить правовую основу. Все осталось без ответа».
Генерал Фотинов довел дело об исчезнувшем истребителе до прокуратуры, но и прокуратура оказалась Акакием Акакиевичем. Пришла к генералу женщина-следователь, задала пару вопросов, потом вздохнула: надо ехать в Америку, в Санта-Монику, осматривать самолет и убеждаться, что это тот самый Як-3 Еремина. Но кто же ее в Санта-Монику в командировку пошлет? И вновь все затихло…
Я хочу знать: кому пришло в голову продать последний Як-3 наших ВВС в Америку? Я бы хотел поговорить с этим человеком, выслушать его. Я понимаю: время было такое, когда соблазн самой дикой купли-продажи охватывал страну. В начале девяностых дела у ОКБ Яковлева шли не очень хорошо. Могли подумать: что там какой-то древний истребитель, когда из страны вывозят ракетные установки, авианесущие крейсеры и эшелоны танков? Кто заметит? И «толкнули» истребитель, как «толкают» на рынке китайскую кастрюлю или турецкую кожаную куртку…
Есть вещи, которые для нации дороже денег. Человек, который предложит американцам продать самолет, на котором Чарльз Линдберг пересек океан, будет немедленно признан предателем или сумасшедшим. Может ли Англия продать подзорную трубу адмирала Нельсона, может ли Франция продать шпагу д,Артаньяна? Тогда это будут не Англия и не Франция, а что-то совсем другое.
Где сейчас последний Як-3 наших победоносных ВВС? Есть фотографии, показывающие его висящим на тросах в музее Санта-Моники. Там ли он? Я сходил на сайт музея и самолета не нашел. Убран в ангар? Перепродан? Услаждает своими четырнадцатью звездами на фюзеляже взгляд американского миллионера, коллекционирующего технику времен Второй мировой? В любом случае этот истребитель — Як-3, заводский номер 1712, помнящий ладони летчика Бориса Еремина на ручке управления и секторе газа и враждебный рев «Мессершмитов», хищно вываливающихся из-за облаков, — мог рассчитывать на то, что торговать им не будут. Но он ошибся.
|
