Жизнь в разных мирах
В настоящее время трансатлантические отношения переживают трудный период, и дело здесь не только и не столько в Ираке. Мы, жители Старого Света, смотрим на Соединенные Штаты сквозь старые очки, по-прежнему видя некую родственную нам страну. Но США резко меняются, поскольку за работу принялся новый этнический «плавильный котел». К примеру, 60% всех докторских степеней в Америке получают выходцы из Азии. В головном исследовательском институте компании Motorola 95% ученых -- индийцы, то же самое происходит во всех корпорациях, связанных с высокими технологиями. Невозможно игнорировать и латиноамериканский феномен.
В каком-то смысле о Соединенных Штатах сегодня можно говорить как о совершенно новой стране, в которой происходит своего рода синтез нового мира. Вчера Соединенные Штаты были страной Запада; сегодня же они превращаются в «страну-вселенную». Америка наших дней -- это нечто вроде слепка со всего мира, а не только со старой западной цивилизации.
Как выглядели бы Соединенные Штаты, если б индийцы или, скажем, китайцы стали там такой же влиятельной силой, как евреи или белые англосаксонские протестанты, а латиноамериканцы обладали тем же политическим весом, что ирландские католики? Вопрос этот чрезвычайно актуален: смена элит в Америке неизбежна. Достаточно окинуть взглядом сегодняшних учащихся американских университетов, чтобы ясно понять, кому предстоит управлять страной через пять, десять или двадцать лет. Не изменится ли в этой связи облик Америки и сохранятся ли ее прежние связи с Европой? Как будет дальше работать пресловутый «плавильный тигель»?
«Смесь покровительственной жалости и презрения -- вот чем угрожают нам американцы. Они обращаются с нами хуже, чем с любой другой страной в Европе, подрывая наш политический и деловой авторитет во всем мире... воистину они странные люди. Быть может, наша ошибка в том, что мы продолжаем считать их англосаксонским народом? Их кровь в настоящее время сильно разбавлена: теперь это латино-славянская смесь, да и немцы с ирландцами внесли свою изрядную лепту. Американцы нетерпеливы, непостоянны и подвержены панике». Вы думаете, это слова Жака Ширака? На самом деле так еще в 1952 году считал Гарольд Макмиллан (государственный деятель Великобритании, премьер-министр в 1957--1963 годах. -- Ред.).
Но американская нация будет совсем не такой, как с тревогой предсказывал Макмиллан. В будущем американская нация превратится в азиатско-латиноамериканскую смесь с приправой из черного перца. И это отнюдь не та Америка, с которой Европа ныне ощущает свою непосредственную связь.
До недавнего времени трансатлантические отношения строились на основе общих обычаев, истории и ценностей. Нас, конечно, и впредь будут объединять рынок и демократия, но, к счастью, они все больше становятся достоянием не одного лишь Запада, а всего мира. Но будут ли в долгосрочной перспективе совпадать наши представления о Боге, о месте религии в обществе, о правах человека (включая аборты и смертную казнь), о свободе, наконец, о балансе сил? Европа останется «морозильной камерой» для старых западных ценностей, а США окончательно превратятся в лабораторию по формированию новых общемировых ценностей.
Будучи «страной-вселенной», США возложат на себя общемировые задачи. В грядущий период их основной проблемой, ведущей производственной фабрикой и первым кредитором станет Китай; очевидно, он же окажется их главным стратегическим соперником. До сих пор американцы льстили себя надеждой, что в качестве кредитора Пекин поведет себя так же, как Токио. Но китайцы не испытали горечь поражения в войне, на их территории нет иностранных военных баз, и они не нуждаются в американском ядерном зонтике. Так что я желаю удачи Государственному казначейству США, когда китайцы в один прекрасный день решат скупать американские государственные облигации. Японцы всегда отличались послушанием; китайцы же ориентируются только на собственные интересы, и Америке предстоит как-то решать эту непростую проблему. Но так или иначе, Соединенные Штаты, безусловно, превратятся в государство с сильной китайской, точнее, китайско-американской элитой, и именно такой стране придется иметь дело с Китаем.
Индии также отводится важная роль -- мировой фабрики услуг. Чем же обусловлено то, что промышленность сосредоточивается в Китае, а сфера услуг в Индии? Ответ очевиден: английским языком. Тому, кто работает в сфере услуг, английский необходим, те же, кто работает на предприятии, вполне могут без него обойтись. Индия завтрашнего дня -- это мировая фабрика услуг, кредитор и глобальный игрок, и с ней у Соединенных Штатов будут проблемы, общие интересы, а также и разногласия.
Россия останется в игре -- в меньшей степени как ядерная и в большей как нефтяная держава, но, разумеется, США и Россию связывают прочные и глубокие отношения. И конечно, беспокойство Вашингтона будут вызывать взрывоопасные регионы, откуда исходит угроза терроризма (Ближний Восток, Центральная Азия). Эта угроза объединяет США со всем остальным миром, но только, как это ни парадоксально, не с Европой. Европу американцы проблемой для себя не считают. Для них это место, где можно провести отпуск, но не регион, имеющий хоть какое-то стратегическое значение.
А какие проблемы станут исключительно европейскими? У нас, европейцев, три основные заботы. Первая -- иммиграция, явление, особенно существенное для таких стран, как Италия, Испания и Португалия. Этим в прошлом эмигрантским странам теперь нужно привыкать быть иммигрантскими. (Заметим, что для американцев иммиграция -- это норма повседневной жизни.) Вторая забота, связанная с первой, -- наша демографическая ситуация, прежде всего ее влияние на пенсионное обеспечение. Третье, что нас беспокоит, -- это неопределенность границ. Мы не знаем, где проходят наши восточные и южные рубежи. Такое положение будет постоянно угрожать всякого рода инцидентами и осложнениями. Но с такими тревогами мировая держава незнакома. Если США волнуются за судьбы всего мира, то наши интересы носят чисто эгоистический характер. Мы не считаем себя мировой державой.
Что не менее важно, у нас нет больше общих врагов вроде СССР. Мы, жители Западной Европы, во многом обязаны Иосифу Сталину -- крестному отцу Европы. Если бы не советская угроза, Европа не объединилась бы и не поддерживала бы тесные отношения с США на протяжении сорока лет. Так что Европа обязана своим рождением Сталину в гораздо большей степени, чем Жану Монне (основоположник современной европейской интеграции. -- Ред.). У нас больше не будет общих врагов. Терроризм не общий враг, а общий козел отпущения; угроз, связанных с терроризмом, явно недостаточно для того, чтобы создать прочный и долговременный союз. Так что я твердо верю в то, что мы будем жить в двух разных мирах.
Америка не Марс
Говоря о нынешней склонности Соединенных Штатов к однополярности, важно понять, является ли она случайной и временной или же такая позиция -- лицо новой Америки, «страны-вселенной», считающей управление миром своей миссией? Чтобы выяснить это, потребуется время. Полагаю, что в долгосрочной перспективе новая Америка -- и в этом нет противоречия -- будет одновременно привержена и изоляционизму, и однополярности.
Страна, живущая по принципам изоляционизма, рассматривает однополярность как способ вмешиваться в дела других государств. Вот какова эта новая Америка и ее новые ценности, новая этническая общность, новый «плавильный тигель»! Она не вписывается в старую вильсонианскую модель. Вполне естественно, что «страна-универсум» рассчитывает на то, что весь мир станет ее провинцией.
Согласно небезызвестной теории Роберта Кейгана, США -- это Марс, а Европа -- Венера. Похоже, что это не совсем так, потому что Европа действительно Венера, а вот Америка-то вовсе не Марс. Кейган переоценивает силу Соединенных Штатов и их способность быть мировым жандармом. США нельзя считать Марсом по одной причине: у них нет средств на проведение соответствующей политики. Амбиции США не отвечают их финансовым возможностям. Господствующая империя не может полагаться на то, что кредиторы будут оплачивать ее солдат, как это происходит сейчас. С такими колоссальными торговым и бюджетным дефицитами невозможно проводить устойчивую имперскую политику. Статус империи предполагает способность платить за свои колонии в первую очередь, а возможность брать у них деньги -- во вторую. Нельзя просить подаяние, если вы хотите властвовать. В настоящее время США ходят с протянутой рукой и в то же время считают себя доминирующей державой. Все знают, что курс доллара высок лишь благодаря стратегическим позициям США, хотя с экономической точки зрения он должен был бы значительно упасть. (Статья написана до того, как курс доллара стал резко снижаться. -- Ред.)
Второй момент: у США отсутствует опыт колониальной политики, и его будет крайне недоставать, если они захотят быть колониальной державой, штаб-квартирой колоний -- такой, какой в свое время являлись Великобритания и Франция. Нехватка опыта более чем наглядно проявляется в Ираке. Скажем, ответственность за поддержание порядка в Басре лежит на британцах, и положение там намного лучше, чем в Багдаде. Другой пример -- поведение французов в Кот-д'Ивуаре: обеспечивая порядок в стране, они успешно применяют колониальные методы. Англичанам и французам известно некое ноу-хау. Соединенным Штатам -- да простят мне эту шутку -- следовало бы перепоручить управление Ираком англичанам. Они хорошо знакомы с наследием лорда Керзона (министр иностранных дел Великобритании в 1919--1924 годах; будучи в 1899--1905 годах вице-королем Индии, предложил способ усмирения «дуги нестабильности» путем подкупа местных лидеров, готовых служить британской короне. -- Ред.). Англичане знают Ирак (поскольку были там не один раз) и понимают, что нужно делать. США не способны колонизировать страну, поэтому не могут управлять ею и поддерживать в ней порядок.
И последнее: в Ираке США продемонстрировали всему миру, что их вооруженные силы уже на пределе своих возможностей и армия не справится, возникни второй, одновременный, кризис такого масштаба. Америка способна побеждать в технологических войнах, но у нее нет средств и навыков, чтобы управлять огромными колониями. Это означает только одно: США, эта «страна-вселенная», не будет мировой империей. Соединенным Штатам придется выработать другую стратегию, чтобы сохранить свои средства, вооруженные силы и лидерство. Америка не станет Марсом до тех пор, пока не научится быть бережливой. Но это полностью противоречит динамичному характеру американской политической жизни. США едва ли пойдут на резкое увеличение налогов с целью сократить дефицит бюджета, и тогда динамизм, свойственный Америке, приведет к тому, что страна глубоко увязнет в долгах.
Экономика вместо стратегии
Стратегические связи между США и Европой постоянно слабеют. Что такое НАТО? Организация, едва справляющаяся со своими обязательствами, не имеющая определенной миссии, философии и цели. НАТО больше нет; оно существует только как инструмент, посредством которого США мешают Европе создать собственную систему обороны.
В Европе существуют разные точки зрения на нынешние и будущие отношения с США. Британская элита, осознающая, что Америка переживает трансформацию, не желает на данном этапе разрывать особые отношения с США. Она полагает, что пока эта «связь» существует, она сможет влиять на американскую политику.
С Германией все более или менее ясно: она стремится быть Швейцарией. Пацифистские настроения в обществе и отсутствие стратегической воли превращают ее в очень благопристойную демократическую страну, влияние которой в некоторой степени распространяется к востоку от ее рубежей и которая больше не рассматривает отношения с США как ключевые для своей политики. Немцы заверяют Соединенные Штаты в своей преданности, но они при этом не искренни.
Французы же, как известно, следуют заветам де Голля и ориентированы на третий мир; они хотят создать и возглавить новое движение неприсоединения. Когда дела идут хорошо, Ширак надеется выступать в роли Неру, когда удача ему изменяет, -- в роли Насера. Но нам придется с этим мириться.
Испанцы видят себя во главе нового содружества наций под названием «Испанидад» (Hispanidad), благодаря которому Мадрид сможет установить особые отношения с США. В долгосрочной перспективе эти новые «особые отношения» вовсе не станут калькой британских -- они будут строиться по-испански. Только представьте себе, что значит для испанцев тот факт, что на их родном языке говорят 350 млн человек, в том числе 50 млн граждан США. Я часто говорил французским чиновникам, что их забота о четырех миллионах франкофонов Квебека усложнила жизнь всего мира. А что почувствовали бы французы, если б на их языке говорили 50 млн граждан США? Если французы задумаются над этим, они поймут Испанию. Единственная ошибка, допущенная Валери Жискар д'Эстеном на заседании Европейского конвента (орган, созданный для подготовки конституции Европейского союза. -- Ред.), состояла в том, что политический вес Испании не следовало оценивать исходя исключительно из ее 40-милионного населения. Получается, что согласно новой европейской конституции 60-миллионная Италия будет иметь более существенный вес, хотя Испания в значительно большей степени является мировой державой. Испания -- это ключевая страна в силу своих связей с Латинской Америкой и Соединенными Штатами.
Что касается новых европейцев, то они благодарны США за победу в «холодной войне», и это совершенно нормально. В 1945 году французы тоже были благодарны США за разгром Германии во второй мировой войне. Будет ли долговечным это естественное чувство? Не отдалятся ли поляки и венгры от Соединенных Штатов, если когда-нибудь Овальный кабинет займет американец индийского или китайского происхождения?
А вот экономические связи между Европой и США останутся прочными. Наши рыночные экономики работают в одних и тех же условиях, которые отличаются от условий, характерных для других частей мира. Европа приняла англосаксонскую модель капитализма, и это надолго. На фоне общности наших интересов торговые конфликты между нами представляются несущественными. Усиление сплоченности развивающихся стран, ярко проявившееся на сессии ВТО в Канкуне в 2003-м, заставляет сблизиться США и Европу, несмотря на их разногласия по вопросам сельского хозяйства, культуры, экспорта стали или бананов. В этом смысле Канкун обогатил нас очень ценным опытом: третий мир противопоставил себя богатым странам. Линия противостояния проходила между США и Европой с одной стороны и G22 («Группа двадцати двух», куда вошли Бразилия, Китай, Индия, ЮАР и другие развивающиеся страны) -- с другой. G22 распалась через две недели, но в Канкуне она выполнила свою задачу. Что касается отношений между долларом и евро, то они не перерастут в конфликт. Не исключено, что каждая из сторон в целях поддержания экспорта попытается обесценить свою валюту на 10%, но в долгосрочной перспективе каждая будет заинтересована в сохранении стабильной денежной системы.
Более того, растущая конкуренция с Китаем, Индией и другими новыми игроками будет стимулировать укрепление экономических связей между Европой и США. Наши эгоистические интересы совпадают; наши рынки в равной степени представляют собой мишень для новых игроков. Конечно, разногласия сохранятся. В перспективе экономика США будет расти быстрее, чем экономика Европы, поскольку по разные стороны Атлантики действуют две различные модели: в Европе больше развит протекционизм, а в США -- конкуренция. За свой выбор Европа расплачивается более низкими темпами роста. Она может повысить производительность труда, стать более конкурентоспособной, изменить систему пенсионных фондов и при этом продолжать придерживаться модели, весьма значительно отличающейся от американской. Но перед лицом остального мира мы находимся на одной и той же позиции, в одном лагере. В этом контексте возможны самые разные сценарии развития отношений между Европой и США. Вот четыре из них.
Четыре сценария
Первый сценарий -- я называю его «минимум атлантицизма» (атлантицизм -- политика тесного сотрудничества между странами Западной Европы и США. -- Ред.) -- предполагает возврат новой американской администрации к принципу многополярности. При этом Европа, объединившаяся без каких-либо эксцессов, сохранит прочный союз с США, Америка же останется той самой страной, которую мы всегда любили. Это возможный, хотя, на мой взгляд, маловероятный сценарий. Будь он реализован, это продемонстрирует, что мое видение новых Соединенных Штатов целиком и полностью ошибочно.
Второй сценарий: очень резкий разрыв. США становятся «страной-вселенной», а Европа спокойно интегрируется. Вместе с тем внешний мир не представляет собой опасности, так что ничто не связывает двух партнеров по разные стороны океана: нет ни общих интересов, ни общих угроз, нет и террора. Мы будем поддерживать чисто дружеские отношения -- не более, но и не менее.
Третий сценарий: имперское господство. Новый облик США полностью сформирован, Европа не сумела объединиться, но мы живем в спокойном мире без глобальных угроз. Доминирование США становится всеобъемлющим, и отдельные страны Европы связывают свои надежды со «страной-универсумом». Но прежде, чем Вашингтон обратит на них свою благосклонность, им придется долго простоять в длинной очереди среди, а может, и позади малайзийцев, индонезийцев и многих других. Европа будет регионом малых стран.
Четвертый сценарий: новая Америка, объединенная Европа, восстановление трансатлантических связей, вызванное глубоким кризисом. Такой кризис может быть спровоцирован Китаем, решившим претендовать на статус мировой державы (что чревато его столкновением с США из-за Тайваня), или же террористическим актом, осуществленным с применением ядерного оружия. Случись такой кризис -- и невзирая на все возможные разногласия, у новых Соединенных Штатов и объединенной Европы вновь появятся общие интересы. «Новый Сталин» станет стимулом укрепления трансатлантических связей.
Ситуация, когда реальностью может оказаться любой сценарий, обязывает нас, европейцев, ко многому. Первый шаг -- попытаться понять Америку и не тешить себя иллюзиями, будто США -- это все та же страна, какой ее знало старшее поколение. Мы должны подготовиться к сосуществованию с другой Америкой -- той самой, которую увидят наши дети. Во-вторых, нам следует поддерживать дружеские отношения с США, не питая к ним ни излишней любви, ни излишней ненависти. В-третьих, мы должны понимать: с учетом новых обстоятельств интеграция Европы -- это для нас уже нечто большее, чем долг.
Поэтому необходимо хотя бы принять разработанную Валери Жискар д'Эстеном конституцию для 25 стран расширившегося ЕС. Нам остается надеяться на то, что поляки и испанцы, с которыми нехорошо обошлись, тоже одобрят эту конституцию. В складывающейся Европе формируются два ядра. Первое -- это зона евро, то есть зона экономической интеграции с более координированной бюджетной и налоговой политикой, в которой все решения, особенно в налоговой сфере, по возможности принимаются квалифицированным большинством. Второе ядро -- общая оборона, но оно образуется только при участии Соединенного Королевства. Помимо Великобритании его составят Германия, Франция, а также те желающие присоединиться страны, которые не является ведущими игроками. Ядро обороны -- это производственные связи и усиление процесса промышленной интеграции, также это преобразование наших старомодных армий в интервенционистские силы. Хотя мы и не мировая держава, мы, по крайней мере, должны быть способны выполнять функции жандарма на собственных рубежах -- на Балканах, Украине или в Африке. Оборонный вопрос непосредственно затрагивает проблему ядерного оружия. Необходима ядерная концепция, определяющая принципы использования нами оружия ядерного сдерживания.
Наконец, сближение Франции и Германии чревато очевидными рисками и способно травмировать остальные европейские страны. Однако нельзя забывать о преимуществах прочного франко-германского союза. Даже мое, послевоенное, поколение, не может не восторгаться тем фактом, что Жак Ширак произносит речь от имени Германии. Мы не имеем права пренебрегать символами. И даже если не всех радует появление в центре Европы могущественной силы, в действительности она является положительным фактором, способствующим интеграции.
Соединенные Штаты уже не та страна, которую они знали и которую некоторые хотели бы видеть прежней.
Полностью статья будет опубликована в журнале «Россия в глобальной политике»
|