|
Георгий Михайлов мог стать выдающимся ученым. По крайней мере в науке ему предрекали большое будущее. Талантливый физик и педагог, он преподавал в Госуниверситете, а также – в знаменитом в прежние годы 45-м интернате для особо одаренных детей.
И тем не менее Михайлов в середине 70-х годов резко изменил линию жизни и с головой ушел в искусство. Не будучи профессиональным живописцем, но имея тонкий и абсолютный вкус в этой области искусства, он стал своим человеком среди питерских художников и их ценителей. В своей скромной двухкомнатной квартире Георгий Михайлов создал постоянно действующую выставку картин, которые невозможно было увидеть в галереях и выставочных залах из-за их несоответствия принципам соцреализма. Экспозиции все время обновлялись. Но и власть все это время не дремала.
Последней каплей для городского партийного руководства стала открывшаяся в октябре 1978 года выставка работ уже изгнанного к тому времени из страны Михаила Шемякина. Хозяин Смольного Григорий Романов, узнав об этом, устроил своим подчиненным разнос: «Шесть лет ничего не можете сделать с этим осиным гнездом, рассадником антисоветизма!»
1 марта 1979 года Михайлова арестовали, а через полгода осудили на четыре года «за незаконный промысел и посредничество художникам-неформалам». В день вынесения приговора, 18 сентября, когда Михайлова выводили из зала суда, под ноги ему люди бросали сотни цветов и до автозака он шел по яркому живому ковру. Кстати, этот день в честь Михайлова был объявлен днем рождения Фонда свободного русского современного искусства.
Сидеть Михайлову пришлось в колымских лагерях. Отбывал наказание в Сусуманской зоне, затем валил лес в лагере у поселка Талая. Отсидел от звонка до звонка, а вернувшись на свободу, понял, что ненадолго. 18 сентября (!) 1985 года его снова арестовывают. Теперь уже по «расстрельной» статье по обвинению в хищении госимущества в особо крупных размерах. Под понятие «госимущество» подпадали те самые приговоренные к уничтожению, но до этого попросту разграбленнные картины. Оказывается, находясь в заключении, Михайлов был обязан обеспечить сохранность конфискованных картин.
Но на дворе стоял 85-й год, полным ходом шла перестройка, поэтому второй раз Михайлову дали «лишь» шесть лет строгого режима. Когда Георгий Николаевич уже ждал в «Крестах» отправки на этап, президент Франции Франсуа Миттеран, узнав о случившемся, поставил Горбачеву условие их предстоящей встречи в верхах: «Она состоится только в том случае, если Михайлов окажется на свободе!» И власть вынуждена была пойти на уступку: приговор изменили, Михайлову дали ровно столько, сколько он уже отсидел в СИЗО.
Правда, в выдаче общегражданского паспорта отказали, предложили получить заграничный, мол, выметайся из Союза. И тогда Михайлов поставил условие: только со своими картинами. Власть пошла и на это, в результате ему удалось вывезти 434 картины, а это почти половина имевшихся тогда полотен. Во Франции ему присвоили звание почетного гражданина Франции за спасение русских картин, дали возможность организовывать выставки. Потом была Америка, затем – приглашение в Западную Германию, где его детище – Фонд свободного русского современного искусства – впервые было официально зарегистрировано как эмигрантская организация. В 89-м году, после полной реабилитации Георгия Михайлова, фонд перерегистрировали уже в России.
Паспорт, конечно же, вернули, выделили помещение под галерею, а он вернул на родину вывезенные с разрешения советских властей картины, а в плюс к ним множество новых интересных работ, закупленных в этих странах. На сегодняшний день Георгий Михайлов, официальный распорядитель фонда, имеет самую большую в мире частную коллекцию картин – 13 тысяч произведений. И это при том, что солидная часть коллекции была разграблена.
Смысл своей деятельности Михайлов видит в поиске новых художников, «которым нужен первый толчок».
– В свое время, когда фонд был побогаче, – рассказывает Георгий Николаевич, – пяти талантливым художникам купили по квартире. Было время, учреждали премии для художников. А потом решили построить в пригороде Петербурга для бедствующих художников несколько хороших коттеджей. Вложили в строительство уйму денег и даже возвели фундаменты. И тут нам в очередной раз все задробили… Получилось, закопали деньги в землю.
А деньги эти я выручил весьма интересным способом. Будучи в зоне, нелегально раздобыл фотоаппарат и потихоньку «щелкал» лагерную жизнь на Колыме – лесоповалы, бараки и прочий быт. Когда меня выслали из страны, я продал пленки ведущим европейским издательствам. Там были ошарашены тем, что в России, несмотря на перестройку, сохранились осколки ГУЛАГа. Мне заплатили тогда очень солидные деньги.
Главное, считает Михайлов, что ему удалось вытащить из неволи нескольких товарищей по зоне. Один из них сидел за то, что написал на стене дома «Свободу Сахарову!». Оказавшись в Петербурге, Михайлов в один из приездов Дмитрия Сергеевича встретил его на вокзале и рассказал ему о том, что вот он уже давно как вернулся из политической ссылки, а человек продолжает «париться» на Колыме за слова о его свободе. Сахаров взял на заметку фамилию этого заключенного, и вскоре тот вышел на волю.
Жизненный путь Михайлова – сплошная борьба за выживание. Кроме десятков пережитых судов, кроме двух отсидок – на Колыме и в «Крестах» – его трижды пытались взорвать в собственном автомобиле.
Так как Михайлов был официально реабилитирован, он стал требовать утраченные за время нахождения за решеткой картины (часть из которых была конфискована). Но так как картин этих уже не было, то его решили нейтрализовать другим способом. Пока Михайлов был по делам в Мюнхене, его галерею захватили путем изъятия учредительских документов и подделки его подписей муж и жена Бурчуладзе. Вернувшись из Германии, он обнаружил галерею занятой вооруженными людьми какой-то охранной фирмы. И хотя криминальную пару осудили, она тут же попала под амнистию. Галерея снова стала принадлежать Михайлову, но за это время из нее вывезли около 3 тысяч картин. Дело о возвращении картин длилось 5 лет, но в итоге его закрыли как просроченное. Иск на 16 млн. долл. повис в воздухе.
Михайлов подал иск в Страсбургский суд. То, что процесс будет долгим, его не пугает – и не такое приходилось пережить.
Санкт-Петербург
|
