|
В беседе с нашим специальным корреспондентом чеченский бригадный генерал Али Атуев раскрыл многие тайны борьбы за власть в правительстве Масхадова
Наша встреча с Атуевым состоялась случайно. Да и вряд ли ее можно было планировать заранее. Возвращаясь из очередной командировки в Чечню, судьба свела нас странным образом. Всех обстоятельств и места встречи, по понятным соображениям, я пообещал не раскрывать. Но время нас не ограничивало, и мы долго сидели на кухне одной частной квартиры в одной из сопредельных с Чечней республик.
Высокий, стройный тридцатитрехлетний чеченец со свойственным его национальности эмоционально-конкретным мышлением отвечал на вопросы открыто. Его речь была лишена политеса и дипломатических нюансов. Это был взгляд реального свидетеля событий, взгляд изнутри, с той стороны, интересный тем, что в ходе рассказа постепенно вырисовывалась картина того, как Чеченская Республика, вдруг получившая независимость, постепенно подпала под влияние ваххабизма. Никогда еще не доводилось мне слышать в столь откровенных подробностях о многочисленных интригах чеченского двора, которые и привели в конце концов республику на грань пропасти, превратив ее в очаг международного терроризма. Итак, наш диалог.
- Как для вас началась война?
- В начале 1994 года я состоял в ополчении командиром роты в составе дудаевской оппозиции. Я - бывший работник правоохранительных органов, выходец из обеспеченной семьи инженеров. Мое родовое селение Шалажи считается горным, и нас, горцев, "низменные" чеченцы ненавидели. 24 декабря провалилась атака пророссийской гантамировской оппозиции на Грозный и гантамировцы, как махновцы, начали бесчинствовать у нас в Шалажах. 26 ноября расстреляли моего старшего брата, но тогда я уступил уговорам отца и моих братьев, живших в Москве и не взялся за оружие. 3 декабря гантамировцы подложили три килограмма взрывчатки под ворота нашего подворья, где кроме моей семьи жили еще 36 беженцев и в пятнадцать минут третьего ночи взорвали. В ту ночь я дал слово, что буду воевать.
- Вы уверены, что это были гантамировцы?
- Тогда гантамировцами называли всех, кто был в пророссийской оппозиции из селения Гехи, родины Гантамирова, и близлежащих сел. Это были в основном бывшие криминальные элементы, среди которых попадались грабители, убийцы, конокрады. Как, например, покойный Вахид Асакаев и его братья, которые ограбили один "КамАЗ" и убили двух дагестанцев. Потом эти люди были в федеральном розыске, но им все простили за лояльность к России. Были, конечно, и простые люди, бедолаги. Политика может обмануть любого.
- Где вы воевали?
- Я командовал полком на рубеже Орехово - Старый Ачхой и полтора года удерживал этот район. Бои в Старом Ачхое были ожесточенные. Мы не раз сталкивались в лобовых атаках с федералами. У нас была самая укрепленная линия обороны.
- Каким оружием вы воевали?
- Мы покупали оружие у федералов. В основном за водку. В каждом селе у нас были свои люди, которые вступали в контакт с федералами и выменивали у них оружие и все виды боеприпасов. Никаких заграничных поставок не было. Даже от Дудаева мы не получали ни копейки. Были случаи, когда оружие продавали солдаты, но в основном это делали командиры. Например, огнеметы "Шмель" были тогда секретным оружием, как, впрочем, и противотанковые снаряды "Вампир", которые могли уничтожать новейшие танки с активной броней. По 260 рублей я покупал у федералов эти снаряды, тогда это было 50 долларов.
- Правда, что у вас была трехслойная оборона с подземными ходами, и поэтому федеральные силы потеряли на вашем направлении 90 танков? Вас кто-то консультировал?
- Честно говоря, федералы несли тогда огромные потери. Просто огромные. Кроме бронетехники моими подразделениями были подбиты четыре вертолета. Нас никто не консультировал. У нас не было наемников. Мой полк состоял из ополченцев, плохо одетых и обученных. Мы не получали ни одной копейки иностранной помощи. Но мы защищали свою землю, и это придавало нам силы. Плюс помог мой опыт десантника, когда я служил в Рязанском воздушно-десантном полку. У меня до сих пор хранятся высшие награды ЦК ВЛКСМ "За воинскую доблесть", медаль "За отличие в воинской службе" II степени от МВД СССР. Я - знаток оборонительных действий, но никогда не гордился этим. Так сложилась судьба, что мой опыт пригодился.
- Кто, по-вашему, был виновен в том, что события в Чечне пошли по военному сценарию?
- Многие российские политики. В конце ноября - начале декабря 1994 года я был участником переговоров Дудаева и Павла Грачева в Слепцовске. Джохар был против каких-либо военных действий с Россией и отделения от нее. Он был согласен на особый статус, по типу Татарстана. Но Ельцин посчитал это пощечиной. Хотя именно Ельцин привел к власти Дудаева, уступив Хасбулатову, который поддержал кандидатуру Джохара. А многие тогда двигали Масхадова. И Масхадов мог оказаться первым президентом Чечни, но в Кремле предпочли генерала Дудаева полковнику Масхадову.
- И вам никогда не приходило в голову, что вы, возможно, сражались с вашими бывшими товарищами по службе?
- Это была война, суть которой я не понимаю до сих пор. Это была трагедия всего российского народа, а не только чеченского или русского. Я никогда не воевал с Россией. Видя продажность командиров, политиков, которые ради собственной выгоды, погон, должностей готовы погубить всю страну, я воевал с преступной властью. В моих подразделениях ни один пленный не был убит или подвергнут пыткам, издевательствам. Я всегда ходил в форме российского офицера и считал и считаю себя российским офицером.
- Вы имеете в виду - настоящим офицером чести?
- В Старом Ачхое в школе дислоцировался особый отдел при президенте Дудаеве. Там содержали пленных, более 180 человек, в основном военных и гражданских строителей.
Оказалось, что их кормили только сушеной кукурузой и даже соль не давали. Пили только воду. Тогда я вызвал начальника особого отдела, хотя и понимал, что другого способа им помочь, как забирать их к себе на работы, у меня не было. Пленные дали мне кличку - Командир. Потом мне сказали, что они рвались на работы, потому что их кормили завтраком, обедом и ужином.
- Все чеченские генералы были такими? Или зверства чеченцев, о которых много говорится, все же не надуманы?
- На войне было все. Были издевательства и ненависть. Человек человеку - рознь, причем неважно, чеченец или нет. А со стороны федералов в ту войну было больше благородства по отношению к мирному населению, чем в эту кампанию, хотя жертв было больше. Не хочу идеализировать и чеченцев. Когда перестают действовать гражданские законы, то вся гниль и мразь вылезает наружу.
- А сколько в Чечне вообще было бригадных генералов, и знали ли вы Салмана Абуева, бригадного генерала Масхадова, которого Кадыров сделал начальником Курчалоевского УВД и которого недавно убили в Чечне?
- Знал, но плохо. После первой войны в Чечне было всего 11 генеральских должностей. Я получил звание генерала десятым, когда уже командовал бригадой общевойскового назначения. Потом это звание сильно дискредитировалось и появилось много бригадных генералов, которые вообще не имели отношения не только к войсковым подразделениям, но и к генеральским должностям. Масхадов начал штамповать их, и Салман Абуев был таким же бригадным генералом.
- На кого нация могла опираться после первой войны?
- Это очень сложный вопрос. Я всегда считал себя патриотом нации, со всеми недостатками, присущими любому человеку. А среди других людей, которые были порядочными и могли что-то сделать для Чечни, это в первую очередь Хасуев Абубакар, хотя я с ним особенно в последнее время был не в ладах, прежде всего потому, что он хотел представить меня как подконтрольного генерала, хотя я был самостоятельным.
Хорошим политиком, который мог бы возглавить республику был бывший спикер парламента Ахъят Идигов. Особо хотелось бы подчеркнуть личность Казбека Махашева или Хожахмета Яриханова, ведущего политика Чечни международного масштаба. Это из тех людей, которые были заметны в первой кампании и после нее. Кроме них есть известные политики Руслан Хасбулатов, профессор Джабраил Гакаев.
- Многие говорят, что первую войну выиграл Мовлади Удугов.
- Удугов поднялся на освещении первой войны, но потом народ в нем полностью разочаровался. Когда Удугов начинал, никто не знал, что он незаконнорожденный. А это по чеченским законам значит, что он не может выражать волю народа.
Кроме того, его детдомовское детство наложило свой отпечаток, и по сути он как был мелким жуликом, так им и остался. Однажды, еще в советские времена его даже судили за кражу из магазина. После этого он сменил свою истинную фамилию Темишев и стал Удуговым. И когда он пошел в большую политику, то ему было наплевать на свой народ и на то, что народ о нем думает. Для него было главным деньги.
- Сейчас много говорят о встрече с представителем Масхадова Ахмедом Закаевым. О чем с ним можно договариваться?
- Ни о чем. Он никого не представляет. Однажды я в лицо сказал Закаеву, что он козел, по-чеченски - "газа". Я его не считал не то что политической личностью, но даже мужчиной. У чеченцев это равносильно объявлению дуэли, а он бросил на ходу что-то типа: подожди, я спешу к Масхадову - и убежал в кабинет. Честно говоря, ему лучше было бы оставаться актером и не лезть в политику.
- Для столь резкой оценки есть веские основания?
- Он был командующим урус-мартановским сектором обороны и показал себя бездарным командиром и беспринципным человеком, когда добился ордена чести нации за счет организации полностью бессмысленной обороны села Гойское под Урус-Мартаном. Село подверглось почти полному уничтожению, а оборона не продержалась и трех дней. Это было стратегически и тактически бессмысленно, потому что Гойское лежит на плоскости и круговую оборону там держать невозможно.
- А тогда вы об этом говорили?
- Конечно. Приходил в штаб Гелаева и говорил, что село обречено на уничтожение. А начальник штаба Мумади Сайдаев сказал мне, что он "не виноват, если Закаев захотел получить орден чести." Закаева в республике никогда не воспринимали всерьез. Масхадов назначил его министром культуры только за то, что он пошел воевать против России.
- А Руслан Гелаев?
- В первую войну он был моим командующим юго-западным фронтом. Гелаев - трус, предатель и подонок, который готов продаться любой стране, лишь бы спасти свою шкуру. И все переговоры с ним обречены на провал, потому что в Чечне у него очень много кровников среди родственников тех людей, которых он приказал залить бетоном.
Полководческих качеств у него - ноль. Он, будучи командующим, несколько раз приезжал ко мне, командующему полком, и умолял выехать с ним в Шатой, чтобы показать, как строить оборонительные рубежи.
- Как же он получил столь ответственный пост?
- Деньги, связи. Во времена Дудаева министром нефтяной и газовой промышленности Чечни был Хамид Албаков, который дружил с Гелаевым. И этот Албаков оплачивал подразделение Гелаева, созданное при Дудаеве в 1993 году, чтобы в его лице иметь для себя охрану.
Когда Джохар на совещании назначил Гелаева командующим, я заявил, что он неспособный командир и я не буду ему подчиняться. Джохара оскорбило то, что я при всех раскритиковал Гелаева, которого он лично назначил. Тогда я взял листок бумаги, карандаш и сказал: если он командующий, то пусть начертит линию обороны, где какие укрепления, какие имеются на вооружении средства. Он же не знал этого, поскольку ни разу не был на линии фронта.
- И что, Гелаев простил вам этот поступок?
- После этого он на открытые скандалы со мной не отваживался. Но понемногу стал убирать грамотных людей из своего окружения, таких, как, например, заместителя по тыловому обеспечению Умара-Ходжи, по кличке Батя.
Это произошло, когда прошла информация, что убили Радуева. Гелаев дал Умар-Ходжи приказ ехать в Атаги получать обувь для моего подразделения. Но из пятисот пар обуви нам ничего не досталось. Потребовалось ехать еще раз. Умар-Ходжи заболел воспалением легких и попросил у Руслана разрешения послать других людей вместо себя, но Гелаев ему приказал ехать лично. Он поехал, загрузился обувью. На обратном пути у реки Орга увидел застрявшую в реке машину Салмана Радуева. Умар-Ходжи забрал Радуева и посадил рядом с собой.
В Гойтах при въезде в Урус-Мартан их обстреляли из бесшумной короткой винтовки. Первая же пуля попала в переносицу Радуеву и висок Умар-Ходжи. Покушение было организовано именно на Умар-Ходжи, а не на Радуева, и именно по указанию Гелаева.
- Откуда такая уверенность?
- Потому что этот секретный винторез был на вооружении только лично у Гелаева. Кроме того, через пару месяцев при въезде с горной части в Мартан-Чу расстреляли младшего брата Умар-Ходжи и его четырех напарников. И потом винтовку брата Умар-Ходжи мы обнаружили у телохранителя Гелаева по кличке Ингуш. Все это подтвердило, что приказ ликвидировать Умар-Ходжи исходил лично от Гелаева. Когда Гелаев понял, что я это знаю, то он занялся моей ликвидацией.
- Но, как видно, безуспешно.
- В начале второй кампании ко мне приехали люди и сообщили, что им выдано 600 тысяч долларов, чтобы убить меня и еще троих человек. Я не поверил. Тогда на следующий день они снова приехали с винтовкой "Тигр" и поклялись Аллахом, что им эту винтовку выдали для моего убийства. Именно после этого 26 декабря 1999 года мне пришлось уехать из Чечни.
- А после первой войны вы стали бороться за власть?
- Нет. Сначала Масхадов подарил мне часы, потом прислал награду за оборону Грозного, хотя я в обороне Грозного участия не принимал. Потом предложил пост министра МВД, но я не хотел принимать участия в правительстве, которое вело чеченский народ к трагическим событиям, не хотел себя и своих родственников запачкать в этой грязи.
Я получил 10 гектаров земли и начал в Шалажах строительство лечебно-профилактического оздоровительного центра. Нам помогал представитель квакерской организации Шотландии Кристофер Хантер, который получил Нобелевскую премию за организацию гуманитарной деятельности в Чечне во время первой кампании. Позже я стал сопредседателем военно-патриотического союза, который постепенно стал мощной политической силой в республике.
- Чем занимался ваш союз?
- Мы не давали вступать в союз людям, которых считали нечистыми на руку. Мы провели два съезда на стадионе ручных игр. Я приводил факты преступлений в работе ичкерийских МВД, спецструктур, аппарата президента, премьер-министра Басаева. Басаев за полгода довел бюджет республики с 18 миллиардов до 4 миллиардов. Когда мы послали запрос, почему парламент не ставит вопрос о расследовании хищений денег, то нам ответили, что Басаев был исполняющим обязанности и не может отвечать за расхищение тех денег.
Мой союз к осени 1998 года готовился к вступлению в боевые действия с бандами Басаева и Хаттаба. Мы не видели просвета в будущем Чечни, если не ликвидировать эти структуры ваххабизма, но не успели.
- Почему же вы не выступили против банд Басаева в сентябре 1998 года?
- Может быть, это была ошибка, но тогда сложно было стратегически оценить ситуацию. После нападения на Дагестан российская армия первой вступила в войну с Басаевым. Нас могли бы обвинить в пророссийских настроениях и народ бы за нами не пошел. Честно говоря, мы боялись народного осуждения. Самое большое, что мы смогли сделать, - это не выступать во второй раз против России. Я был в начале второй войны командующим вторым сектором два месяца. Потом дал приказ всем сняться с позиций и сдал Ачхой-Мартан без боя, потому что считал эту войну бессмысленной.
- А как складывались ваши отношения с Масхадовым?
- Еще до выборов Масхадова я был назначен командиром бригады общевойскового назначения и командующим вторым сектором. И уже тогда Масхадов видел во мне противника и сторонника Яндарбиева, хотя я Зелимхана никогда не уважал, несмотря на то, что он и присвоил мне звание бригадного генерала.
- Значит, Масхадов и Яндарбиев не ладили друг с другом?
- После Хасавюртовских соглашений вся политическая верхушка Чечни перегрызлась между собой. В конце 1996 года в Аргуне прошло совещание в главном штабе, на котором я должен был Масхадову передать приказ Яндарбиева о формировании моей бригады общевойскового назначения. На том совещании Масхадов и Басаев разговаривали, мягко говоря, на повышенных тонах, обвиняя друг друга в предательстве. Через час мне надоело слушать их ругань, я встал и сказал, что у меня есть приказ Яндарбиева о создании бригады, и если Масхадов согласен с ним, то пусть подпишет.
Аслан взял приказ в руки, прочитал и как даст кулаком по столу. "Почему со мной не согласовали? Кому нужна эта бригада?" Словом, он воспринял решение Яндарбиева о создании бригады в качестве противовеса его власти. И тут уже не выдержал я, поднялся и сказал Масхадову: "Клянусь Аллахом, если ты еще так сделаешь, то тебе не поздоровится. Твое дело - либо подписать, либо нет. И то и другое решение меня устроит. Мне бригада не нужна". Это был наш первый конфликт с Масхадовым.
- И тем не менее Масхадов подписал приказ?
- Да. В Грозном на ипподроме, где после аргунского совещания было представление новой, экипированной в натовскую форму, группировки Вахи Арсанова.
- На этом ваши трения с Масхадовым не закончились?
- Примерно через две недели я в кабинете у Масхадова прямо заявил, что считаю его слабым руководителем, поскольку им управляют только эмоции, ненависть и интриги. Я противодействовал ему, несмотря на то что, согласно опросу, проведенному нашим военно-патриотическим союзом, 62,5 процента населения Чечни должны были проголосовать за Масхадова.
После выборов наши разногласия только усилились. Масхадов, вместо того чтобы заняться восстановлением хозяйства республики, созданием рабочих мест, заботиться о нуждах населения, продолжил интриги и укрепление собственной власти. Первым делом он снял с поста начальника контрразведки тонкого профессионала с богатым опытом Абубакара Хасуева и поставил на его место бездарного Апти Баталова, который никакого отношения к правоохранительным органам никогда не имел, но был приверженцем ваххабизма.
- А мог ли Масхадов вообще объединить Чечню?
- После выборов борьба за власть сменилась борьбой за влияние на президента. Масхадов понимал, что ему надо на кого-то опираться, и он уже тогда сделал ставку на ваххабизм. Мы с тревогой наблюдали, как его бывший соперник по выборам Басаев приобретает все больше влияния, фактически диктуя Масхадову свою волю. С каждым днем эта беда становилась все более зримой.
- И ваш военно-патриотический союз не пытался выступить против или у вас не было сил?
- Мы умели воевать, а не интриговать. Басаев всячески пытался очернить меня перед Масхадовым, докладывая ему о том, что я готовлю вооруженный мятеж. В принципе у нас действительно было достаточно сил, чтобы раздавить Масхадова, поскольку тогда в Грозном находились 1200 моих бойцов. Но я не собирался свергать Масхадова, а несколько раз пытался объяснить ему всю губительность выбранного им курса. Но Масхадов поверил Басаеву, испугался и не хотел говорить со мной, а в это время наша разведка донесла, что Басаев нанял двух снайперов для моего убийства. Одного из них мои бойцы нашли возле резиденции Масхадова на Ханкале, и он во всем признался. Другого мои люди убили прямо на боевой позиции в доме напротив так называемой "площади трех дураков".
- И даже после этого вы пытались поговорить с Масхадовым?
- Да. Тогда я еще верил, что Масхадову что-то можно объяснить. Более того, на встречу с Асланом, которая откладывалась три раза, я пошел один. Но и в этот раз мне пришлось буквально ворваться к нему в кабинет. Ему это не понравилось, и он начал буквально кричать на меня и топать ногами. Я сказал: "Аслан, выслушай меня хотя бы две минуты. Все не так, как тебе докладывает Басаев. Если ты хочешь создать созидательную республику, то надо покончить с бандитами. Дай мне полномочия, и я за два месяца очищу Чечню от арабов и ваххабитов". Масхадов орал, что не собирается меня слушать. Тогда я сказал: Вы с Басаевым ведете Чечню к пропасти, - и отдал приказ моим людям покинуть Грозный.
- Помимо интриг у Басаева, видимо, были и другие рычаги давления на Масхадова?
- Безусловно, свою роль сыграли иностранные деньги арабских ваххабитов. Деньги и власть неразделимы. Чем больше поступало из арабских стран финансов, тем сильнее становилось влияние Басаева. На политическую арену Чечни выплыл Хаттаб, которого никто никогда не знал. Под давлением Басаева на пост министра иностранных дел был назначен Ильяс Ахмадов, которого тоже никто не знал. Басаевским человеком был и министр лесной промышленности Ичкерии, его троюродный брат. Еще один брат Басаева стал министром нефтяной и газовой промышленности.
Большую роль играли нефтяные деньги. С Азербайджаном велись какие-то тайные переговоры по перекачке чеченской нефти. В этом были замешаны и российские олигархи. Обсуждался вопрос о закупке танкеров. И человек Басаева даже выезжал для решения этого вопроса в Швейцарию.
- Но почему Масхадов попал под влияние ваххабизма?
- Я хочу напомнить слова Джохара Дудаева. Хотя у него было много стратегических ошибок и по отношении к России и по отношению к чеченскому народу, он видел и предсказывал главные опасности для Чечни. Это было с 22 на 23 декабря 1994 года в районе Грозного Катаяма. Российская авиация нанесла ракетно-бомбовый удар по району, где проживал Дудаев. Мы перед рассветом завели Джохара в подвальное помещение четырехэтажного дома напротив его коттеджа и там Дудаев сказал: "Вы не думайте, что все закончится, если мы найдем компромисс с Россией, потому что придет еще одна черная сила. Это будет ваххабизм". Я тогда впервые услышал это слово и запомнил его.
- Значит, именно ваххабизм объединил Масхадова и Басаева?
- Сначала не говорили о ваххабизме. Был джамаат, религиозное течение, которое защищает ислам. И вот на почве защиты ислама Масхадов и объединился с ваххабитами. Он поднял Бараева, сделал из него героя, узаконив своим указом бараевский полк смертников. Но джамаатом тогда руководил Фатхи - араб чеченского происхождения. И он не согласился переделать джамаат в ваххабитскую организацию. И тогда по непонятным причинам прямо в машине у Фатхи отключился сердечный клапан. Через месяц после смерти Фатхи был расстрелян в Ниве урус-мартановский предводитель джамаата, который тоже был против ваххабизма. И после этих событий ваххабиты больше не скрывались. Главным идеологом ваххабизма в Чечне был Яндарбиев. Об этом я узнал, когда побывал у него дома в Атагах в грозненско-сельском районе.
- В России тоже знали об этом, так почему же, по вашему мнению, не подавили ваххабизм в зародыше?
- В Чечне было много сил, опираясь на которые, Россия могла бы избежать той ситуации, которая привела ко второй войне. В частности, моя бригада обладала достаточной силой, чтобы реально противостоять Басаеву, Хаттабу и всем ваххабитам. Любое наше выступление их очень раздражало и бесило то, что мы не с ними. Не помогали ни подкуп наших членов, ни псевдопатриотическая демагогия. Зато политические заигрывания с официальными представителями России у них были более успешными, чем с нами. Я имею в виду прежде всего Березовского, который играл очень активную роль в укреплении ваххабизма в Чечне. Он дал 2 миллиона долларов Басаеву и один миллион долларов наличными отцу Басаева. И когда встал вопрос, а почему помощь от России идет в карман одного человека, то отец Басаева прямо сказал, что Березовский просто подарил ему миллион долларов, потому что его сын - имам Чечни и Дагестана.
- Теперь Россия живет без Березовского и Масхадова.
- И договариваться с ними не о чем. Масхадов толкнул свой народ на губительную войну. Он пошел на сговор с ваххабитами, с Басаевым, вот почему ему нет места в Чечне. Я с полной ответственностью заявляю, что Масхадов был в курсе нападения на Дагестан. Это было с ним полностью согласовано. Это факт.
Мне обидно слышать, когда сейчас говорят, что Москва зашла в тупик в Чечне. Если Москва захочет, то войну в Чечне можно остановить в течение двух месяцев. Война закончится, когда Россия изнутри очистится. Мой прогноз, что осенью 2002 года в Чечне наступит мир.
|
