|
Журналисты боятся писать правду
— Борис Абрамович, что это за инициатива по финансовой поддержке журналистов?
— Фонд гражданских свобод предложил финансировать юридическую защиту журналистов от преследования, если возникнут проблемы в связи с новым законом о СМИ. В нем есть много нового: например, говорится, что любой, кто будет освещать события, связанные с военными действиями, с терактами, может попасть под действие закона. И это касается не только журналистов, но и целых изданий. Давление на СМИ, которое осуществляет власть, привело к тому, что журналисты боятся писать правду. Это касается всех без исключения: начиная c газет и заканчивая телевизионными каналами. Взять последний теракт на Дубровке: больше всех проблем было у тех, кто пытался говорить правду. Фонд будет выделять деньги, чтобы журналисты могли быть обеспечены квалифицированной юридической защитой, а не теми адвокатами, которых выделяет государство.
— Но у каждой более-менее крупной газеты есть свои адвокаты.
— Я не навязываюсь: просто к нам очень часто обращаются за помощью. Вы знаете, наверное, о Пасько, о Сутягине, о Моисееве — эти люди пользуются услугами нашего фонда. Адвокат Лариса Москаленко на деньги фонда осуществляет защиту этих людей.
— И никаких препятствий со стороны властей нет?
— Деньги находятся на счетах в Нью-Йорке, и российским властям достаточно сложно их заблокировать.
— Поменялось ли что-то в ваших взглядах после захвата заложников в Москве?
— Да, в худшую сторону: я еще больше разочаровался в федеральном центре. Власть в очередной раз продемонстрировала свою полную безответственность по отношению к жизням людей. Они так и не поняли, что единственный способ остановить кровопролитие — это вести мирные переговоры. Но их нужно вести не с Кадыровым, который готов на все, чтобы услужить Кремлю. Разговаривать надо с теми, кто сейчас с оружием в руках. Необходимо провести четкую грань между террористами и теми, кто отстаивает свободу Чечни в том виде, в каком они себе это представляют. Моя позиция в этом отношении известна: я против предоставления независимости Чечне, но в то же время я понимаю тех, кто сражается за это. После «Норд-Оста» ситуация усугубилась, постольку-поскольку власть приняла решение, прямо противоположное тому, которое надо было принять.
Надо было предвидеть «Норд-Ост»
— Как, по-вашему, они должны были себя вести в данном случае?
— Прежде всего надо было предвидеть, что такое произойдет. Ни ФСБ, ни МВД, ни политическая верхушка страны не справились с этой задачей. ФСБ не смогла собрать информацию о готовящемся теракте, а МВД оказалось профнепригодным, потому что пропустило в Москву 50 бандитов. С другой стороны, я считаю, что власть вообще скрыла существо того, что происходило в «Норд-Осте». Я абсолютно не понимаю, почему надо было убивать всех бандитов: все эти разглагольствования, что они успели бы тогда нажать на кнопку — бред. Времени у них было более чем достаточно. Потому у меня сомнения: была ли у них взрывчатка вообще? Я не понимаю, почему власть до сих пор скрывает количество пропавших без вести людей. А почему убили террористов? Их нужно было захватить в плен. Этого не было — значит, власть чего-то боится, что-то скрывает.
— Вас же самого обвиняли в причастности к финансированию чеченских боевиков.
— Пожалуйста, предъявите обвинение — и поехали дальше. О чем тут можно разговаривать? А я, например, причисляю Путина к числу людей, которые, по крайней мере, знали о терактах в сентябре 1999 года, а Патрушева — к тем, кто непосредственно их исполнял.
— Но никаких доказательств ни с вашей стороны, ни со стороны федеральных властей так и не было.
— А давайте очень просто посмотрим: у меня есть видеопленка заседания Госдумы 17 сентября 1999 года. Вы помните, как развивались события: 13 сентября был взорван дом на Каширке, а 16-го — в Волгодонске. Выступает Жириновский, повторю, 17 сентября, обращаясь к Геннадию Селезневу. Он сказал, что «13 сентября, утром, на заседании вы объявляете, что только что произошел террористический акт в Волгодонске, взорван жилой дом. Каким образом за 3 дня до теракта вы были информированы об этом и ничего не сделали?» Я уж не говорю о Рязани, где все белыми нитками шито. Там очевидно, что это были не учения, а попытка осуществления террористического акта со стороны ФСБ. Мне здесь, в Лондоне, получать информацию гораздо проще. Я говорю о том, что от российского общества умышленно скрываются факты причастности ФСБ к взрывам жилых домов. Что касается событий в театральном центре, то у меня есть большие сомнения, что этот теракт был инспирирован властями.
— И как разруливать ситуацию надо было? Вы же вели переговоры в Чечне в 1996 году. И что? Ведь фактически она превратилась в бандитскую республику.
— Я с этим категорически не согласен. Вы просто посмотрите на статистику, сколько людей пропадало без вести или было убито в Чечне в течение периода с 1996 по 1999 год, в течение мирного периода, и какое количество было до и после этого. И убедитесь, что у мирных переговоров был вполне конкретный результат. Более того, мы с Иваном Рыбкиным в рамках работы комиссии по освобождению вызволили 1536 человек.
С кем говорить в Чечне
— Вы считаете, что с людьми вроде Басаева можно вести переговоры?
— С ними — нет. А с Масхадовым нужно и должно.
— Но ведь фактически он неспособен контролировать ситуацию в республике.
— Это утверждение голословно: он может контролировать большую часть вооруженных формирований.
— А что, если применить опыт Израиля — просто отгородиться от них?
— Что касается израильтян, то результат нам известен — страна залита кровью. Они не могут остановить волну терактов. И то, что во время последнего захвата заложников в «Норд-Осте» израильтяне давали нам советы, а мы к ним прислушивались — это плохо. Их опыт сугубо негативный. Ничего хорошего от идеи «никаких переговоров с террористами» в их стране не произошло. А Россия не Израиль. Если они были неспособны проконтролировать столь маленькую территорию, имея при этом мощные спецслужбы, то как сможет сделать это Россия на огромном евразийском пространстве?
— Что же, вы предлагаете дать свободу Чечне?
— Моя точка зрения с 1996 года не изменилась: Чечня должна быть в составе Российской Федерации. Россия просто должна изменить государственное устройство, которое не соответствует либеральной, демократической стране. Если не Чечня, то завтра будет Башкортостан, Татарстан или Ингушетия... Государство устроено неправильно, и оно разваливается, как в свое время Советский Союз — это надо понять. Никакая вертикаль власти здесь не поможет. Чечня должна оставаться в составе Российской Федерации в рамках простых и широких ограничений: единое экономическое и оборонное пространство. Сами чеченцы с этим согласны, и так надо с ними выстраивать отношения.
АвтоВАЗ — это заказ
— Ну вы еще скажите, что Закаев тут ни при чем.
— Я считаю, что Закаев — один из тех, кто хочет мира для Чечни. Он абсолютно никакого отношения к теракту в «Норд-Осте» не имеет — просто в силу его принципиальной позиции в конфликте федерального центра и Чечни. Запрос о его экстрадиции — это провокация со стороны тех, кто не хочет мира в Чечне. Закаев — правильный переговорщик, с ним можно договариваться. Просто «армия войны», возглавляемая Путиным, хочет устранить всех, с кем можно было бы договориться. Закаев — человек абсолютно открытый, ездил по Европе, по миру, проводя идею необходимости мирных переговоров. У меня возникает один вопрос: почему сегодня ему предъявляется обвинение 1996—1999 годов, когда он в ноябре 1999 года встречался с Казанцевым в Москве? Почему его надо было арестовывать в Дании в 2002 году, а не тогда?
— По поводу вас Генпрокуратура тоже запоздало работает.
— Как только я согласился финансировать адвокатов Закаева, они сразу вспомнили про АвтоВАЗ, про 2000 якобы похищенных автомобилей. Это заказ — все белыми нитками шито.
—Английская сторона как-нибудь реагирует на запросы Генпрокуратуры?
—Мне об этом ничего не известно: меня здесь не трогают. Сейчас я обратился за разрешением на вид на жительство, оставаясь российским гражданином.
— Какое сейчас отношение к России в Европе? Вам-то это из-за границы виднее.
— Оно, к сожалению, сильно изменилось в худшую сторону. Был целый ряд событий, но главное — Чечня, всем понятно, что президент хочет продолжать воевать. А еще огромный ущерб нанесла пресс-конференция в Брюсселе, когда Путин унизил всех мусульман. Достаточно посмотреть заголовки ведущих изданий, чтобы понять, какое отношение к Путину. Например, Le Monde (ее журналист задал тот самый вопрос, на котором Путин сорвался): «Масштаб Путина — полицейский участок». Или датское издание Information: «Владимир Путин свободно разъезжает по Европе, и везде перед ним расстилают ковровую дорожку. При этом, как ни странно, никого не смущает, что Путин — это государственный террорист, который несет ответственность за чудовищное нарушение прав в Чечне. Правоохранительным организациям следовало бы его арестовать за преступления против человечности». У вас в России все видится по-другому — просто вы находитесь в информационной блокаде.
— А как же проблема Калининградской области?
— Это не проблема одной отдельно взятой области. Проблема — в отсутствии стратегии у правительства: они лишь только реагируют на те или иные вызовы со стороны внешнего мира или внутри страны. Калининград просто типичный пример. Россия за этот год все, что только можно было проиграть во внешней политике, проиграла — Белоруссия, Украина, Грузия, Средняя Азия... Просто президент и его окружение не уверены в себе. На Калининграде следовало обкатать схему включения России в Шенгенскую зону: сейчас она, а потом, когда укрепим границы — вся Россия. Вот это надо было делать, а не эти безграмотные рогозинские стенания — мы видим, как это работает.
|
