|
Ночь с 23 на 24 октября
От моего дома до ДК ГПЗ буквально двести метров. По кривой. По прямой еще ближе. Но о событиях, случившихся в начале второго акта мюзикла «Норд-Ост», я узнал по сотовому. Позвонила дочь: «Приезжай скорее, нам страшно».
Ближе к дому пришлось ехать дворами: поворот на улицу Мельникова уже был перекрыт гаишниками, а ДК — плотно окружен кольцом вооруженных вэвешников. В толпе, окружающей оцепление, мелькали знакомые лица: соседи по дому, журналисты-газетчики, телевизионщики.
Корреспондент «Собеседника» Олег Ролдугин:
— К полуночи в разных местах оцепления появились добровольцы, предлагающие себя в качестве заложников — вместо женщин и детей.
В начале первого от ДК демонстративно отошли спецназовцы — загрузились в машины и уехали.
Наверняка это был просто отвлекающий маневр, чтобы боевики, увидев эти кадры по ТВ, успокоились.
Забежал домой, чтобы узнать последние новости по телику. Парадокс, но в эпицентре событий выяснить что-то гораздо сложнее, чем из «ящика».
На одном из каналов сообщили, что террористы отпустили детей-заложников. Их временно разместили в школе номер 1274. Это опять же недалеко и (что немаловажно) за границей оцепления. Пошел туда просто предложить взять к себе на ночь детей — их родители явно остались в ДК.
Весь первый этаж был набит молодыми мужиками — кто в форме, кто в «гражданке», многие при табельном оружии. Выяснилось, что здесь полсотни следователей ведут массовый опрос освобожденных заложников.
В приемной директора школы опрашивали пятерых пацанов и девчонок. Дети, как ни странно, выглядели спокойными и так же спокойно рассказывали, как во время мюзикла в зале появились мужчины в камуфляже и масках, с автоматами и пистолетами. «Марки не знаю», — смущенно пояснил четвероклассник Витя Невструев.
— Потом у дверей встали женщины в черных платках, скрывающих пол-лица, — продолжал Витя. — Они громко матерились и ругали русских. Потом появились еще человек десять мужчин в форме спецназа. Они стреляли одиночными выстрелами в потолок и сбивали прикладами видеокамеры на балконе. Через некоторое время сказали, что отпустят чеченцев, грузин и иностранцев, если они покажут документы.
Позже сказали, что отпустят и детей. Я был одним из первых. Одеться мне не дали, а когда выходил, мужчина с щетиной сказал мне: «Скажи всем: мы хотим, чтобы не было войны в Чечне».
— С кем ты ходил на мюзикл?
— С мамой.
В кабинете директора показания давал шестиклассник Слава Романов, один из малолетних актеров «Норд-Оста»:
— Мы закрылись на первом этаже и видели в окно, как сверху по веревке, связанной из одежды, спускались актеры «Норд-Оста». Мы сами выбраться не могли — там решетки. Позже военные перекусили кусачками прутья снаружи, и мы оказались на свободе.
Тут же в кабинете, как ястреб, возник помощник президента Сергей Ястржембский и начал нещадно строить работников прокуратуры:
— Где списки освобожденных заложников?! Почему не готовы? Чтоб через пятнадцать минут были!
Пятнадцати минут не хватило, как не хватило и часа. Помощник президента вскипел, и еще через пятнадцать минут первые 22 фамилии наконец были сведены в единый список совместными усилиями прокуратуры, начальника отдела информационного управления президента Павла Кудрявцева и вашего покорного слуги (аппарат Ястржембского, похоже, держал меня за прокурорского человека, а остальные — за мелкую сошку из администрации Путина).
Корреспондент «Собеседника» Олег Ролдугин:
— На улицу Мельникова подтянули очередную колонну военных и бронетехнику. Там же милиционеры избивали ногами парня: «Куда ты бежишь? Сказали: стоять — значит, стоять!»
Военный обозреватель «Собеседника» Владимир Воронов:
— Волей случая нам с фотографом Максимом Бурлаком удалось забраться на крышу пятиэтажки напротив театрального центра. Случай предоставила кучка пацанов, которые сформулировали проблему предельно емко: «Хотите на крышу? Гоните по стольнику». На крыше собрался весь фотобомонд Москвы — недетский бизнес детворы точно был прибыльным.
Примерно в час ночи из здания ДК выбежал человек, вроде женщина. Возле сразу возникли две фигуры в штатском, быстро оттащившие беглянку к милицейскому «уазику».
Внезапно в наших тылах возник человек с удостоверением МВД:
— Кто сломал замок на чердаке?! Будете отвечать!
И тут засвистели пули. Я привычно упал и машинально посмотрел на часы: 01.15.
Блюстителя порядка словно ветром унесло. Да и фотографы мигом рассредоточились за вентиляционными коробами.
— Если там рванет, — поинтересовался кто-то из «фотиков», — нас заденет?
— Если сотня кг взрывчатки есть — наверняка заденет, — прозвучала чья-то экспертная оценка.
Народ стал подтягиваться к чердачному люку, но товарищ из МВД, уходя, закрыл его за собой, хотя и видел, что на крыше остались люди.
...Школа №1274 продолжала наполняться родственниками заложников. Счастливая Наталья Владимировна, мама Славы Романова, обняла сына и увела его домой, а под его фамилией в списке появилось нехитрое «Забрали родители». Те же слова появились и под другими фамилиями. Бесхозным оставался только Витя Невструев, которого увела к себе домой зам. директора школы. Мне не оставалось ничего другого, кроме посильной помощи в составлении и уточнении списков. Тех самых, которые впоследствии передавали телеканалы: двадцать два человека вышли из ДК ГПЗ, двадцать восемь, тридцать три, сорок...
Благодаря могущественным корочкам моих «покровителей» из аппарата Ястржембского мы курсировали туда-обратно по пустынной площади со зловещей рекламой «Норд-Оста» и легко проходили сквозь все кордоны, практически неприступные для журналистов. Вплоть до заветного кабинета в штабе, где работали аналитики из ФСБ.
Здесь в многолюдном коридоре «хлопотали лицами» шустрые народные депутаты и важно прохаживались высокие чины из спецслужб. Абсолютно потерянный Андрей Нечаев, бывший член правительства РФ, молча переживал в сторонке — кто-то из его близких тоже попал в западню «Норд-Оста»...
Ястржембский прямо в коридоре тихо передал своему помощнику последнюю информацию. Весьма, впрочем, скудную: телефонный контакт с террористами был в два часа, следующий должен был состояться в три, но бандиты отключили связные телефоны.
Мы снова вернулись в школу продолжать работать над списками. Тревожное утро после неспокойной ночи наступило незаметно быстро...
24 октября, четверг
Корреспондент «Собеседника» Анна Монаенко:
— Пьяный мужик пытается прорваться за оцепление.
— Там мои женщины, — надрывается он. — Нужно спасать русских женщин!
— Там и мои женщины, — замечает кто-то из оцепления. — Там НАШИ женщины.
Мужика уводят.
В толпе появляется лидер «Трудовой России» Виктор Анпилов. Выглядит он как простой мужик: синяя куртка, низко надвинутая кепка. «Трудоросс» предлагает родственникам заложников идти к Путину и требовать прекращения боевых действий в Чечне.
— Вот говно! — ругается кто-то в толпе.
— Все говно, кроме мочи, — реагирует в ответ Анпилов.
Корреспондент «Собеседника» Михаил Яковлев:
— Из-за оцепления выбегает группа людей. Двое врачей несут завернутых в одеяла детей. Их сопровождает мама. Спасенных быстро уводят в здание ПТУ. Это были девочки, которых удалось вывести из захваченного здания Кобзону.
Корреспондент «Собеседника» Анна Монаенко:
— К прессе выходит Хакамада и просит не нагнетать обстановку, а группка женщин тем временем обсуждает, вылетят ли стекла из их домов, если ДК взорвется.
Корреспондент «Собеседника» Надежда Гужева:
— Под касками солдат из оцепления совсем детские лица — бойцам не более 18 лет. Вдоль них мечутся родственники.
— Звонить туда боюсь, — плачет пожилая женщина в светлой курточке. — Последний раз внучку слышала вчера, часов в 11.
Чуть позже мимо ПТУ №190 на Мельникова, 2, где собрались родные и друзья заложников, за оцепление проезжают 5 груженных песком «КАМАЗов». Машины останавливаются вдоль стен театра. По толпе идет встревоженный шепот: не иначе как готовятся к штурму. Две женщины едва успевают подхватить под руки лишившуюся чувств бабушку.
Около 17 часов из-за оцепления раздается несколько хлопков. Минут через десять снова звук взрыва. Всех, кто ждет весточки с той стороны в ПТУ, охрана оттаскивает от окон и кладет на пол. Свет в здании гаснет.
Ближе к восьми часам вечера со стороны Волгоградского проспекта появляется машина с бетонными плитами на прицепе. Из таких плит строят дома. Через несколько минут появляется вторая, за ней — третья. Тем временем на параллельной улице выстраивается колонна грузовиков с солдатами. Это уже не юнцы из оцепления...
...Днем передавали, что началась эвакуация жильцов близлежащих домов. Позвонил своим. Вроде ничего такого нет. А вечером, вернувшись, обнаружил, что дом опутали красно-белой лентой. Оп-па! А на двери объявление. Читаю: «Уважаемые жильцы! Просьба не ходить под балконами. Осыпается штукатурка». Цирк да и только.
Сегодня ночью у меня дома будет работать наш маленький редакционный штаб. По графику в это время дежурят Володя Воронов и Дима Быков.
25 октября, пятница
Жена впервые изъявляет желание эвакуироваться куда-нибудь в более спокойное место — волнуется за нашего трехлетнего сына. Мне кажется, что все не так страшно: в зону потенциального обстрела наш дом не попадает — он во дворе и закрыт от ДК другими зданиями.
В эту ночь хожу по округе, как и все. Связи с моими вчерашними «проводниками» нет. В штабы уже не попасть...
Корреспондент «Собеседника» Олег Ролдугин:
— Утром у дома напротив театра появилась спецгруппа в черном камуфляже: несколько снайперов и автоматчики. Пригибаясь, они по одному перебежали дорогу у моста и, пригнувшись, стали пробираться к зданию.
Там, где прошлой ночью у гаражей свободно ходили люди, уже все перекрыто. У меня проверили документы и чуть не арестовали за отсутствие регистрации.
В полдень митингующие устроили шествие к реабилитационному центру с целью устроить совместный митинг с родственниками на Красной площади. Во главе колонны шли актеры труппы. Однако, судя по всему, среди организаторов шествия не было единства. Один из них сказал мне, что все призывы идти на Красную площадь — провокация, надо митинговать на Дубровке.
В 13.40 из штаба пришла вице-премьер Валентина Матвиенко. На ее встречу с родственниками журналистов не пустили, но окна в спортзале были открыты, поэтому кое-что услышать все-таки удалось.
М.: — Утвержден план вывода войск из Чечни, и он реализуется, но отдавать население республики на откуп вооруженным бандитам мы не можем.
(Реплика: А зачем вы их вообще вводили?)
М.: — ...Я только вернулась из штаба, но не могу вам сказать, какие именно там принимаются решения.
(Крики: Надо устроить митинг у Кремля!)
М.: — Прекратите кричать. В Москве введен особый режим, и Красная площадь перекрыта...
(Возмущение: Почему представители иностранных правительств на Дубровке, а от российского — никого нет?)
М.: — Все структуры правительства Москвы и России задействованы в разрешении ситуации, и если их нет с вами, это не значит, что они не работают. Кроме того, в штабе круглосуточно находится Лужков...
(Люди вновь требуют митинга.)
М.: — Они не ставят условие — митинг, и всех освобождаем.
(Крик: Мне звонила дочь, вы упускаете шанс! Шум.)
М.: — Нельзя исключать, что на Красной площади хотят устроить еще более страшный теракт.
26 октября, ночь перед штурмом
Военный обозреватель «Собеседника» Владимир Воронов:
— Примерно в два часа ночи в наших тылах появляются две «скорые». Металлическое ограждение раздвигают, и машины проезжают к ДК. Спустя пару минут они с воем проносятся обратно. Барьер задвигают. Никаких комментариев.
...В четыре ночи я завел продрогших ребят к себе. Выпить кофе, погреться. Это была уже третья их бессонная ночь, и, отогревшись, они моментально провалились в сон.
В пять тридцать утра раздались хлопки взрывов (их было четыре или пять). После первого я растолкал ребят, и, одеваясь на ходу, мы побежали на улицу. Стопроцентной уверенности, что это штурм, не было. Казалось, должна быть мощная канонада и очень громкие взрывы. Не верилось, что ни один из шахидов не взорвет свой «пояс смертника».
Сначала к ДК промчалась колонна микроавтобусов спасателей, потом настал черед бесконечной вереницы реанимационных машин «скорой помощи». Они десятками шли со всех примыкающих улиц.
Появились слухи, что штурм прошел с уникальным успехом. Дима Быков слышал, как немецкий корреспондент с восторгом передавал по мобильному о завершении операции. Ни одного убитого среди заложников! В это никак не верилось, мы предположили, что жертвы все-таки есть... Наступила эйфория от свалившегося с плеч тяжелого груза и относительно скорой развязки. Не скрою, мы даже успели выпить за победу. Мы еще не знали, что число жертв очень скоро перевалит за сотню.
26 октября, после штурма
Корреспондент «Собеседника» Надежда Гужева:
— К Институту имени Склифосовского с утра начали подтягиваться родственники заложников. Но в здание не пускают. Люди требуют главврача, стучат в двери.
С улиц, прилегающих к заднему подъезду Склифа, эвакуаторы убирают припаркованные автомобили. Журналистов просят отойти подальше. Как выяснилось, готовились к приезду Путина.
— Мы приехали из Пскова, — говорит Елена Лебедева, заложниками оказались ее мать и отец. — Все больницы объехали, никого не нашли...
В 12.30 к родственникам наконец вышел зам. главврача Владимир Рябинин и порекомендовал родне расходиться: «Сегодня информации не будет. В больнице — чрезвычайный режим. Антитеррористическая операция не окончена, и мы не можем быть уверены, что среди пациентов нет пособников захватчиков».
То, что среди больных могут быть террористы, Путина не смутило. Его кортеж в час дня на большой скорости прошуршал на территорию больницы. Вокруг выставили снайперов с винтовками, пристально наблюдавших за прилегающими зданиями.
Путин пробыл в больнице недолго.
15.30. У 13-й больницы та же картина: толпа родственников, ожидающих известий. Только во второй половине дня к ним вышел милиционер и отвел в соседнее здание образовательного центра, где наконец-то зачитали списки тех, кто находится в 13-й. Для кого-то радость, но для большинства — очередное разочарование.
...Радость получилась какая-то тревожная, словно чего-то недосказали. Тупо смотрел телик, пока днем не раздался звонок в дверь. Открыл. Два милиционера. Проверяют документы, прописку, кто живет. Корректные, деловитые. Когда собрался на работу, такая же проверка случилась на выезде с улицы Мельникова. Теперь уже гаишники. Отнесся с пониманием. Служба. Эх, мужики, такую же бдительность проявить бы до захвата ДК...
В понедельник утром во дворе моего дома уже ничего не напоминало о трагедии. Покинул свой пост БТР за гаражами, отъехали телевизионщики с «тарелками» космической связи, дворник размеренно выметал мусор, скопившийся за время его вынужденного безделья.
Подходить еще раз к оцеплению у «Норд-Оста» не стал. Видел с вечера там букеты и горящие свечи. В стране траур.
|
