|
Эта худенькая женщина - тоже бывшая заложница. Правда, на нее не наставляли автомат, не кричали: «Сидеть!»
Но в некотором смысле ей было даже тяжелее, чем людям в зале. Лариса Абрамова, обслуживавшая спектакль, была заперта одна в маленькой комнате без еды, света и почти без воды на трое суток. Как удалось не сойти с ума? Послушайте ее рассказ, записанный в больнице...
- Я реквизитор. Как всегда, в этот день в антракте мы с ребятами сделали необходимые перестановки и пошли к себе в комнату. Начался второй акт. Когда танец летчиков заканчивается, на сцену выходит Чкалов. И в этот момент мне ребята выносят ранец, канистру и гаечные ключи, я должна принять их, чтобы не загремели, и отнести на место. И вот подхожу и из-за кулис не вижу танцоров. Странно. Вижу мужика, который стреляет в потолок и кричит. Я сначала подумала: ОМОН, что-то происходит в зале. У меня за спиной стоял начальник монтировочного цеха. Он сказал: «А пошли-ка мы со сцены!» И мы пошли: ребята - к себе, а я - на свое рабочее место. Спокойно, не торопясь. Еще не боялись. И тут раздается какой-то топот, выстрелы. Я заперла на ключ дверь, ведущую на сцену, а чуть позже и вторую, ведущую в коридор. Во время спектакля в гримерках, реквизиторных работает трансляция. Я слушаю: люди на сцене говорят на незнакомом языке, а потом на русском с акцентом. Мол, мы из Чечни, а вы все заложники.
- Убежать не пытались?
- Мне как-то и в голову не пришло уйти с рабочего места. Позвонила домой, предупредила. А минуты через три чеченцы подошли к дверям, пихнули одну, потом другую и начали что-то тяжелое таскать. Кричали «Сюда ставь!», и я поняла, что они обе двери минируют.
Только где-то через полчаса я поняла, что все это достаточно серьезно и надо что-то делать. Но делать было уже нечего. Решила - останусь-ка я в комнате. Осмотрела все свои запасы... если это можно так назвать. Из питья грамм сто восемьдесят воды в кружке. Из «еды» - пузырек корвалола. Ладно, думаю, «съем» корвалольчику, запью водой, авось переживу как-нибудь. Через час погасила свет, так, на всякий случай, чтобы уж наверняка не догадались, что внутри кто-то есть. У меня был маленький карманный фонарик, но я включала его исключительно редко, так как боялась, что обнаружат.
Комната, где я провела эти три дня, длинная, «чулочком», площадью около девяти «квадратов». По стенкам трехъярусные стеллажи, на которых лежит реквизит для спектакля: зонтики, баулы, сумки, фонари. Рабочий стол с двумя стульями. Тумбочка. Телефон на столе. Все.
Я очень боялась шуметь. Дверь хлипкая, из-за нее все хорошо слышно. Заподозрят что-нибудь, полоснут очередью.
На стеллажах было небольшое местечко. Сняла зонтики, чтобы ненароком не свалились. Положила под голову две театральные подушечки, шалью накрылась и легла в позе эмбриона, потому что места мало. Думаю: ладно, утро вечера мудренее, посмотрим, что дальше будет.
На второй день я услышала шум воды. По телефону меня успокоили и сказали, что где-то рядом прорвало трубу. Это был тяжелый момент. Вода горячая, от нее поднимается пар. Жарко стало и душно. Я разделась до трусиков. Потом меня с удвоенной силой стала мучить жажда от этого горячего влажного воздуха. Может, не так уж и жарко было, но по ощущениям невыносимо. Я позвонила и сказала: «Ребята, боюсь, что у меня не хватит сил...» А по времени это было уже после того, как застрелили первую девочку. Поэтому мне сказали: «Сиди, сколько можешь». Но на следующий день воду перекрыли, и значительно полегчало.
- А как вы созванивались с «большой землей»?
- С опаской. За дверью попеременно дежурили два боевика. Одного звали Ахмад, другого не знаю как. На вторые сутки я начала к ним привыкать. В этих условиях у меня сильно обострился слух. Мы жили с моими охранниками «синхронно». Я уже почти точно могла угадывать, когда часовой встанет, чтобы размять конечности. Тогда и сама меняла положение тела. Иногда он уходил к сцене. Я вскакивала, делала легкую зарядку и ползла к телефону. Накидала на пол тряпочек, чтобы передвигаться бесшумно. Передвигалась, стараясь распределить вес тела на большую площадь.
У телефона короткий шнур, а то я бы взяла его с собой на стеллаж. А так доползала, набирала номер и молчала. Мне говорили домашние, когда подходили к телефону: «Если это ты, подыши в трубку!» И я начинала дышать, как собачка... Потом шептала: «Информацию!» И они рассказывали, где были и до кого дозвонились. Дома муж и дочка шестнадцатилетняя попеременно дежурили.
- Это вы сами дозванивались. А у вас в комнате телефон не трезвонил?
- Было такое на третьи сутки. Мне потом сказали, что появилась возможность меня вытащить с утра, за сутки до штурма. Но я телефонную трубку не сняла, потому как в здании стояла идеальная тишина, можно было услышать, как летит муха. И поскольку мой страж был за спиной, я не двинулась с места. Меня бы точно вычислили.
- Заложникам устроили туалет в оркестровой яме. Как вы решили этот вопрос?
- Было трудно переломить себя. Рабочее место, и вдруг на нем гадить... Я нашла банку, обернула тряпками, чтобы не было слышно. Весь процесс происходил долго и мучительно медленно, потому что скрипел пол при малейшем движении, и я двигалась по миллиметру в минуту.
- Ночи как проходили?
- С переоценкой ценностей. Думала, что не так сделала, чего не успела, где ошибалась. Потом погружалась в очередной рваный сон. Вообще у меня все понятия о времени сместились. Не могла понять, говорила я по телефону вчера или сегодня, сколько времени прошло, вечер сейчас или утро.
- Боюсь, в такой ситуации у многих бы «крыша поехала»...
- Я этого тоже очень боялась. Но говорила себе, что моим близким еще хуже и надо держаться. А домой звонили друзья, звонили люди, которых я давным-давно считала потерянными. Они говорили: «Мы за нее молимся!» Я была потрясена, сколько их вдруг нашлось. Главное было не потерять сознание, потому что я была слаба.
- Когда у вас кончилась вода?
- Она даже осталась! Граммов двадцать... На вторые сутки уже и пить не хотелось от стресса. В пятницу я позвонила некоему Сергею Константиновичу, который, как мне сказали, «вел» меня в штабе. Он сказал: «Держитесь. Скоро обязательно что-нибудь произойдет». И я поняла, что будет штурм. Чеченцы тогда по радио или магнитофону запустили свою музыку, и мне казалось, что они готовятся расстреливать, потому что молились постоянно на сцене.
Момент штурма я почувствовала по тому, как начало кругом взрываться, чеченцы стали орать и носиться как бешеные. Охранник за стеной дал очередь веером. Пули прошили сначала одну, потом другую дверь, я видела свет от трассеров. И вдруг дверь, ведущая в коридор, вылетела от пинка. Слышу русские голоса. «Быстро руки за голову!» Я сказала, что заложница. Кто-то заорал: «Серега, держи угол!» Мне боец крикнул: «Садись! Садись!» Я послушно села и... потеряла сознание.
...Оказывается, мои друзья ездили сдаваться, хотели поменять себя на меня. Муж приезжал сдаваться. Я их так люблю. Только благодаря их поддержке и выжила.
ЧТО БУДЕТ С «НОРД-ОСТОМ»?
Жаркие споры вокруг дальнейшей судьбы мюзикла продолжаются. Почти все уверены: этот спектакль должен жить. В здании театрального центра на Дубровке уже начались восстановительные работы.
Однако сами артисты «Норд-Оста» с трудом представляют себе, как можно выйти на сцену после всего, что здесь случилось.
- В этом зале проливалась кровь наших коллег. А в оркестровой яме был устроен общественный туалет, - горько говорит один из актеров.
- Конечно, есть множество примеров, как на месте руин восстанавливалось здание - тот же расстрелянный Белый дом или взорванный переход на Пушкинской, - вступает в разговор пресс-секретарь «Норд-Оста» Дарья Моргунова. - Но мы не можем припомнить случая, чтобы такой мрачный след нанесли театру или какому-то другому месту развлечения. Ведь к нам на спектакли люди приходят отдохнуть. Но зная, что там произошло, вряд ли кто сможет адекватно воспринимать происходящее.
Возможно, настроение артистов поменяется после больших концертов в Концертном зале «Россия» 9 и 10 ноября. Эти выступления под триумфальным названием «Мировые мюзиклы в гостях у «Норд-Оста» готовились еще до трагедии. После всего, что произошло в октябрьские дни на Дубровке, тональность концертов кардинально поменяется. Планировалось, что это будет красочное шоу, посвященное первому дню рождения «Норд-Оста», который он отметил буквально накануне трагических событий - 19 октября 2002 года. Теперь концерты проводятся в память о погибших и ради возрождения «Норд-Оста».
- У нас нет сейчас театра, и эти концерты - единственная возможность показать зрителям, что вопреки всему наш «Норд-Ост» жив, - говорит продюсер мюзикла Александр Цекало.
В эти дни на сцену Концертного зала «Россия» вместе с артистами «Норд-Оста» выйдут Лариса Долина, Александр Малинин, Лолита и многие другие звезды эстрады. В программу включены фрагменты российского мюзикла наряду с самыми известными номерами из лучших мировых спектаклей в этом жанре.
|
