|
Как экономят на благотворительности
Благотворительность воспринимается в России как сугубо затратное мероприятие. Однако отечественные компании уже научились использовать ее в качестве эффективного инструмента реализации собственных бизнес- интересов.
От состоятельных граждан и богатых корпораций обычно ожидают не только крупных налоговых поступлений, но и помощи детям, больным, старикам. Благотворительность, хотя формально и носит добровольный характер, в мире, который принято называть цивилизованным, давно уже воспринимается как непременный атрибут предпринимательства. Бизнес, который хочет развиваться, не может не участвовать в соответствующих программах.
Самые щедрые в мире
Отечественные предприниматели, как это ни удивительно, по части благотворительности если не «впереди планеты всей», то по крайней мере идут вровень со своими западными коллегами. Как вспоминают очевидцы, уже первый зарегистрированный в СССР кооператив дал деньги на благотворительные нужды. Сейчас только благотворительные программы ЮКОСа ($45 млн в год) вдвое превышают «российский» бюджет фонда Сороса. По оценкам британского фонда Charities Aid Foundation (CAF), российские жертвователи в сопоставлении с размерами их состояний и доходов тратят на благотворительность больше средств, чем западные бизнесмены. Хотя в абсолютном исчислении российские $500 млн по сравнению с $250 млрд – $300 млрд, ежегодно расходуемыми на благотворительность в США, безусловно, сущая мелочь.
Естественно, в России нельзя сбрасывать со счетов фактор «благотворительного рэкета» – создание фондов, патронируемых местными администрациями, ФСБ, МВД и т.п., когда «донорам» в обмен на пожертвования гарантируется участие в распределении бюджетных средств данного региона или обеспечение безопасности их бизнеса. Показательно, что в попечительский совет ГУВД Москвы входят представители Альфа-банка, «Бритиш Американ Тобакко», «Проктэр энд Гэмбл», «Дионис клуб», «Рамзай», «Тринити», «БАТ Ява» и т.д. А созданный после соответствующих призывов Владимира Путина Национальный военный фонд очень быстро собрал $38 млн.
В не меньшей мере отечественному «благотворительному буму» способствовали и действовавшие до 1 января 2002 года налоговые льготы. Правда, сами благотворители – например, президент Союза благотворительных организаций России (СБОР) Петр Ищенко – признают, что подобная система оставляла возможности для отмывания денег, когда благотворительность являлась всего лишь благовидной ширмой. Отчасти поэтому, по мнению Ищенко, Людмила Путина отказалась от предложения возглавить попечительский совет СБОРа: первая леди опасается «криминального флера, которым окутана благотворительная деятельность».
К теме налогового «стимулирования» мы еще вернемся, а пока заметим, что порой благотворительные проекты позволяли решать и прямо противоположную задачу – реабилитацию предпринимателей с «неоднозначной репутацией». Достаточно вспомнить таких меценатов, как авторитетный бизнесмен Сергей Михайлов, глава «Русского золота» Александр Таранцев или питерский олигарх Михаил Мирилашвили.
Сейчас эстафету «реабилитационной» благотворительности подхватили известные своей любовью к российским долгам и алюминию Аркадий Гайдамак и Михаил Черной. Гайдамак, автор одной из самых загадочных операций с российскими долгами, занялся судьбой детей-беспризорников. А Черной, находящийся в напряженных отношениях с израильской Фемидой, создал фонд помощи жертвам террора. О том, сколь эффективными могут быть подобные «инвестиции», свидетельствует хотя бы нынешняя кампания в защиту «евразийского» мецената Алимжана Тохтахунова. Заступничество звезд тенниса, балета, кино и фигурного катания порой не менее эффективно, чем помощь самых лучших адвокатов.
Впрочем, как отмечает директор московского представительства CAF Ольга Алексеева, «большинство крупных частных фондов США тоже были созданы во времена Великой депрессии или золотой лихорадки». Кстати, некоторые из громких российских благотворительных проектов тоже изначально были «реабилитационными» по сути: например, премия «Триумф», учрежденная Борисом Березовским, или созданный Владимиром Гусинским Российский еврейский конгресс (РЕК). «Триумф» сейчас превратился в событие общенационального масштаба, и уже мало кто вспоминает о том, что артисты, поэты и писатели получают деньги, «приватизированные» «Всероссийским автомобильным альянсом». А про РЕК даже его оппоненты не скажут, что конгресс создан всего лишь затем, чтобы на Западе к его основателю относились как к радетелю за судьбы российского еврейства, а не как к типичному бизнесмену эпохи первоначального накопления.
Новая русская филантропия
Так что «отцы» российской олигархии и в плане формирования отечественных благотворительных институтов оказались первопроходцами. Кстати, Березовский отличился еще и своей нынешней поддержкой фонда академика Сахарова – ведь правозащитные организации финансируются в основном западными фондами, а большинство российских жертвователей предпочитает «специализироваться» на «социалке».
Более удачливым коллегам Гусинского и Березовского пришлось стать «социально ориентированными» хотя бы для того, чтобы парировать информационные нападки проигравших конкурентов. К тому же победители залоговых аукционов и приватизационных конкурсов получили в нагрузку к никелевым, алюминиевым и прочим промышленным гигантам еще и колоссальную «социалку». Хотя иногда нагрузку приходится брать и в результате неформальной приватизации. Так, «Газпром», использующий для своих нужд подмосковный военный аэродром Остафьево, взял шефство над одноименным музеем-усадьбой Пушкина.
Очевидно, что помимо улучшения имиджа внутри страны (что существенно облегчает взаимодействие с федеральными и муниципальными чиновниками) благотворительные проекты позволяют быстрее завоевать и симпатии зарубежных партнеров. Владимир Потанин, например, активно занялся благотворительностью после сотрудничества с финансовым спекулянтом и филантропом Джорджем Соросом. Наверное, отчасти поэтому ФПГ, в наибольшей степени ориентированные на привлечение западных инвестиций – «Альфа-групп», АФК «Система», тот же «Интеррос», – столь активно участвуют во всевозможных культурных инициативах (два свежих примера: покупка Владимиром Потаниным «Черного квадрата» кисти Малевича для Эрмитажа, а также финансирование Альфа-банком московских гастролей Римского оперного театра и строительства памятника Иосифу Бродскому в Санкт-Петербурге). Ведь на Западе каждый уважающий себя миллиардер считает своим долгом взять шефство над музеем, картинной галереей или театром. Не меньший отклик в сердцах контрагентов и потенциальных инвесторов способны вызвать и экологические программы «Сибнефти». Благо среди учредителей крупнейших международных экологических организаций можно найти немало людей из «списка Forbes».
Потанинские стипендии для одаренных выпускников вузов или «юкосовская» «интернетизация» всей страны носят более выраженную национальную специфику. Но и в данном случае жертвователям не откажешь в прагматизме. Потанин формирует класс специалистов, которые будут не менее квалифицированными, но заведомо более дешевыми, чем их западные коллеги. А ЮКОС, впихивая Интернет в каждый дом, препятствует тем самым установлению неблагоприятного для развития бизнеса тоталитарного и изоляционистского режима. Понятно, что прикрыть электронное или печатное СМИ гораздо легче, чем Интернет-ресурс.
В общем, стратегические интересы (будь то желание повыгоднее продать свою корпорацию или стремление облегчить условия ведения бизнеса) заставляют российских олигархов быть весьма щедрыми жертвователями, невзирая на налоговый климат. Более того, если западные фонды, по словам Ольги Алексеевой, в основном создаются людьми, которым уже далеко за пятьдесят и «пора о душе подумать» (так называемая новая филантропия за рубежом представлена разве что Биллом Гейтсом и еще несколькими еще не разорившимися владельцами предприятий «новой экономики»), то в России промышленным магнатам в среднем не больше сорока. Так что по части «новой филантропии» мы точно впереди.
Ничего личного
Однако подобная широта «новорусской души» требует соответствующей инфраструктуры, способной распределять «благотворительные» средства. По данным Госкомстата, сейчас в стране зарегистрировано около 7000 благотворительных фондов и организаций. Общее же количество некоммерческих организаций (НКО), которые в той или иной степени участвуют в благотворительной деятельности, колеблется, по разным оценкам, в пределах 70 000 – 320 000. Но, как отмечают эксперты, от силы 10% российских благотворительных фондов обладают деньгами и прошедшим соответствующую подготовку персоналом.
Понятно, что это главным образом фонды, созданные при крупных корпорациях. Такая «кэптивная» форма благотворительности по определению более прозрачна, а потому и более привлекательна для жертвователя. Характерно, что курировать благотворительность обычно поручают менеджерам, отвечающим за PR-деятельность. К тому же, несмотря на то что налоговая реформа позволила отчасти легализовать крупные состояния, олигархи по-прежнему предпочитают прикрываться своими компаниями. «Личная» благотворительность, хотя и позволяет избежать трений с партнерами, встречается далеко не часто. К примеру, глава «Альфа-групп» Михаил Фридман едва ли не единственный из спонсоров Российского еврейского конгресса, платящий взносы со своего личного счета.
По наблюдениям Ольги Алексеевой, крупный бизнес начинает больше доверять и НКО, постепенно отходя от следования тезису «мои деньги – как хочу, так и трачу». Кроме того, при содействии CAF внедряется программа развития городских благотворительных фондов, которые привлекают средства местных бизнесменов и на конкурсной основе распределяют их на различные муниципальные благотворительные программы.
Другое дело, что как раз НКО в наибольшей степени пострадали после отмены налоговых льгот. У самих жертвователей на этот счет нет единого мнения. Скажем, вице-президент Альфа-банка Александр Гафин считает, что «налоговые поблажки вводить преждевременно, поскольку бизнес еще недостаточно цивилизован». По мнению Гафина, гораздо лучше применять такие формы поощрения, как, например, присуждение наград и почетных званий, организация встреч с местным и федеральным руководством или вообще возвращение к дореволюционной практике, когда именами попечителей называли больницы, музеи, театры.
В свою очередь, заместитель гендиректора «Благотворительного фонда В. Потанина» Наталья Самойленко считает, что с помощью налоговых льгот можно было бы регулировать отраслевые направления благотворительности. Вместе с тем, по ее мнению, нельзя смешивать понятия «налоговые льготы для жертвователей» и «налоговые льготы для тех, кто распределяет средства». «Нам неинтересно решать проблемы фондов-посредников», – говорит Самойленко.
Общество не для СБОРа
Зато СБОР, похоже, пытается решить проблемы всех и каждого. Для этого Петр Ищенко добивается формирования межсторонней комиссии, в которую вошли бы представители власти, бизнеса и благотворительных организаций. Однако, по словам Ищенко, эта идея встретила сопротивление со стороны начальника департамента социального развития правительства РФ Евгения Гонтмахера. Ищенко полагает, что Гонтмахер лоббирует интересы учредителей фонда «Гражданское общество», который создается на базе некоммерческой организации «Форум-2001», проводившей в прошлом году Гражданский форум в Кремле, и якобы призван стать единственным посредником в распределении «социальных инвестиций».
Сам Гонтмахер в беседе с «Ко» отказался комментировать тему взаимоотношений со СБОРом. Но, по сведениям «Ко», в создании фонда «Гражданское общество» действительно заинтересован ряд НКО, живущих главным образом на зарубежные гранты (например, Московская хельсинкская группа, которую финансирует Ford Foundation). Опыт работы, накопленный такими НКО, исчисляется не одним десятком лет. Полулегальное существование еще при советском режиме научило их сохранять дееспособность в самых неблагоприятных условиях. Этот диссидентский бэкграунд является едва ли не лучшей рекомендацией для финансирующих их фондов. Кремль же, отдавая благотворительность на откуп подобным организациям, может рассчитывать на более лояльное отношение Запада к своей внутренней политике.
Правда, принципы, которым, как предполагается, будет следовать фонд «Гражданское общество», не совсем устраивают российский бизнес. В частности, у Натальи Самойленко вызывает опасение тот факт, что фонд собирается одновременно проводить экспертизу благотворительных проектов других организаций и выступать в качестве «грантодающего» фонда со своими собственными программами.
Но, с другой стороны, не вызывает особого доверия и СБОР. По мнению Самойленко, «в СБОРе стремятся заорганизовать процесс и управлять им». Ольга Алексеева более категорична, уподобляя инициативу СБОРа попытке «для каждой семьи создать меню».
Справедливости ради надо сказать, что по замыслу СБОРа межсторонняя комиссия должна всего лишь готовить «предложения по развитию и совершенствованию нормативно-правовой базы, регулирующей благотворительную сферу, и по формированию неэкономических мер стимулирования деятельности благотворительных организаций и благотворителей». Однако при этом Петр Ищенко в пояснительной записке ставит в пример британскую Charity Commission, которая занимается еще и регистрацией благотворительных организаций и контролем их сделок. Она также имеет право замораживать их банковские счета, в случае если благотворительные средства используются не по назначению.
Видимо, последнее настораживает и российских благотворителей, которые стремятся подобно своим западным коллегам построить систему, позволяющую фондам существовать и выплачивать гранты на проценты от капитала. Тогда соответствующие проекты не будут зависеть от конъюнктуры цен на нефть или алюминий в столь значительной степени, как сейчас.
Впрочем, пока основная опасность для капитализации российских благотворительных фондов исходит от национальной банковской системы, которая не настолько надежна, чтобы обеспечить появление в уставах этих организаций пункта «существует вечно». А ведь благотворительные фонды могут стать едва ли не самыми «долгосрочными» вкладчиками. Правда, при условии, что для них в виде льготы будет все же отменено налогообложение процентов по вкладам.
По крайней мере государству, заинтересованному во внебюджетном финансировании социальной сферы, стоит поспешить с банковской и налоговой реформой. Ведь не ровен час экономическая ситуация в стране и в мире изменится настолько, что щедрые отечественные меценаты сами будут нуждаться в благотворительной помощи.
|
