Из дневников Анатолия Черняева - заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь.
РЕЧЬ ПОДГОРНОГО, СОСТОЯЩАЯ ИЗ ЗАТЁРТЫХ ФОРМУЛ И БАНАЛЬНОСТЕЙ
1 мая 1972 г. Был на Красной Площади. Медленно шёл туда. Всякие мысли. А главная - «порядок»! Очищенные от народа центральные улицы. Уже у Кропоткинских ворот - кордон милиции и дружинников, а потом - на каждом повороте. Боже, как много у нас милиции! И ещё целые толпы дружинников. И это тоже - «порядок». Машины с пропусками на стекле, перед которыми расступаются кордоны, - это тоже «порядок». И то обстоятельство, что пассажиры этих машин (хотя им 15-20 минут пешего ходу до Площади), тем не менее едут, - это тоже «порядок». И цепи солдат и «добровольцев», образующие дефиле для колонн, уже на Манежной... Это всё тоже элементы «порядка».
И речь Подгорного, состоящая из нужняка, затёртых формул и банальностей, - это тоже символ «порядка», устойчивости - establishment! Более того, когда после речи над площадью громыхал «Интернационал» (через репродукторы, конечно), - со своим архаическим текстом, с почти неуместным и волнующим ритмом и музыкой, - это была также составная часть «порядка»: потому, что такое есть решение - исполнять «Интернационал», официальный революционный энтузиазм нужен для нашего «порядка», поди, вырази.
То, что происходило на Площади, это, конечно, большая абстракция (особенно это становится заметным, когда за полчаса до конца демонстрации, я стал спускаться по Кремлёвскому проезду и видел вблизи остатки колонн, идущих навстречу...) Но, зная, что - абстракция, всё равно волнуешься. И сильно. И по многим причинам. Прежде всего - «физкультурный парад». Девки, здоровые, красивые в своих брючных костюмах разных цветов, все фартовые такие, показывающие свои сиськи, походку, волосы. Конечно, в них - ничего от идейности и романтизма 30-х годов. Но - в них здоровье, сила народа, ... благополучие. Да, на этой демонстрации очень много хорошо и модно одетых молодых женщин (поражаешься даже какое количество красивых женщин может быть в одном месте) - по всему этому видно, что уровень благополучия уже довольно приличен. И это волнует. Приятны и мелодии, старые и новые.
А вообще у меня настроение было скверное после вчерашнего «разбора» отношений. К концу рабочего дня, как повелось уже перед праздником, Загладин зазвал к себе замов и «девок» - Лариса, две Лиды и Танька. Здорово выпили (виски, какая-то цветная литовская водка, ещё что-то). Сначала всё было нейтрально, а потом, когда Шапошников произнёс тост за «авторитет Международного отдела», который, мол, никогда не был так высок, а я по этому поводу внёс поправку, сообщив, как Глезерман задирал хвост на статью Вебера (консультанта Международного отдела) на редколлегии, помахивая при этом федосеевской брошюрой, - Кусков вспотел и стал злой.
Загладин предложил - для хохмы - тут же позвонить Глезерману и от имени (!) Теосяна предложить ему письменно представить «объяснение своего поведения на редколлегии». «Его, говорит, сразу инфаркт хватит». И пошёл было к телефону, перелистывая блокнот с телефонами. Вот тут-то и началась подлинная паника... с Кускова, который поддержал Шапошникова.
Я завёлся. И орал, что Кусков меня всюду продаёт, а здесь произносит всякие речи о «единстве и сплочённости».
Бовин с Леной. Обедали вчетвером + Шишлин (консультант из Отдела соцстран). Он, наконец, разговорился и выдал, похожую на правду, версию его изгнания из ЦК. Дело восходит, оказывается, к чехословацким событиям 1968 года.
См. предыдущую публикацию: «Шахназаров не слишком вежливо откликается на «просьбы» и «рекомендации» Раисы Максимовны. Увы! Думаю, что именно поэтому у М.С. к Шахназарову, который уже очень много сделал для подготовки доклада, отношение потребительско-ироническое». Что было в Кремле 30 апреля: в 1977, 1984, 1989 и 1990 годах.
