«Я призван очистить путь к Царьграду…» : Присвоив фамилию французского художника, русский корнет едва не стал князем болгарским

		Печать
Агентство Федеральных Расследований (www.FLB.ru)

«Я призван очистить путь к Царьграду…» Присвоив фамилию французского художника, русский корнет едва не стал князем болгарским
"«На мое место выбрали и посадили на престол Болгарии немца Фердинанда, который, будучи креатурой Австрии, тормозил, насколько мог, русское влияние в этой родной нам по племени Болгарии, освобождение которой стоило столько жертв и крови великому русскому народу». Из письма корнета Савина из тюрьмы С.Ю. Витте «Граф де Тулуз-Лотрек Савин, гвардии корнет» – гласит надпись на этом снимке 28 апреля 1934 г. комиссия Культпропа ЦК ВКП(б) провела обследование созданного в Москве год назад Литературного музея. Комиссия обвинила музейщиков в том, что те тратят государственные средства на ненужные и даже политически вредные приобретения. Среди более или менее глупых и грубых вопросов («Вот вами куплены автографы Пушкина за границей на валюту. Пушкинский Дом в Ленинграде имеет столько этих автографов, что гнаться за ними и тратить валюту совершенно не надо и бесцельно…»; «Хейсин, это кто – меньшевик? Зачем же покупать письма, фото меньшевиков? Мы не собираем архивы меньшевиков. Вообще нам с меньшевиками и эсерами лучше не иметь дела») в стенограмме зафиксирован и такой: «Тут материалы Савина, авантюриста? А какие же у него подвиги? Авантюрист без всякой романтики». Родившийся 11 января 1855 года в имении Серединском Калужской губернии, один из трех сыновей бывшего гвардейского кавалерийского офицера Герасима Сергеевича Савина, по характеру шаловливый и даже строптивый мальчик Коля был помещен в Катковский классический лицей в Москве, но после наказания розгами бежал оттуда; родители отдали его в Петербургский Александровский лицей, но и оттуда Савина исключили. Поступив юнкером в конную гвардию, он отдал щедрую дань кутежам и разгулу, провалил экзамены в Николаевское кавалерийское училище, перевелся в более скромный Гродненский гусарский полк и вскоре был уволен в отставку, так и оставшись на всю жизнь корнетом. Соперничество с сыном петербургского генерал-губернатора Трепова из-за балерины Марии Петипа кончилось административной высылкой Савина в Олонецкую губернию; доехав до Петрозаводска он узнал, что хлопотами родителей ссылка отменена. Вернувшись, он успел добровольцем поучаствовать в Русско-турецкой войне. Но, раненный под Плевной, он не получил ни наград, ни даже жалованья, так как пришел приказ об исключении его со службы ввиду открывшегося старого судебного дела… После трех лет сравнительно тихой жизни в деревне Николай Савин в декабре 1881 г. уехал в Европу «искать любви и наслаждений». Тут заканчивается его достаточно ординарная история светского савраса и начинается эпопея международного авантюриста. Много выигрывая в казино Ниццы и Монте-Карло, пока ему везло, Савин жил на широкую ногу, но взрывной нрав, доходивший до вспышек бешенства, его подвел. Избив полицейского офицера, он попал во французскую тюрьму, откуда при этапировании в Россию, где его обвиняли в незаконном получении страховки за поджог собственного дома, бежал. Скитался по Пруссии, Бельгии, Голландии, преследуемый полицией всех этих стран. Более всего опасаясь экстрадиции на родину, он назвался французским графом де Тулуз-Лотреком, а впоследствии уверял, что это его подлинное имя, полученное им при усыновлении после смерти отца дядей, носившим графский титул. Заявив, что у него украли сумку с деньгами и документами, он в дальнейшем ухитрился выправить себе и подлинный паспорт на это имя, легализовав свою выдумку. Дальнейшая биография Савина, известная частично из его собственных рассказов, частично из газетных сенсаций того времени, полна несообразиц и фантасмагорий, ибо врал наш корнет гомерически. Так, например, позднее, желая вырваться из русской тюрьмы, он объявил себя английским гражданином: «Я, английский подданный по рождению, родившийся в Канаде в 1854 году, где моя мать – беременная, проездом из России, едучи к мужу в Аляску (в то время русские владения), где мой отец служил в то время (во время Крымской войны) в русских войсках, родила меня на английской территории…» Звездным часом корнета Савина стало его едва не состоявшееся восхождение на престол Болгарии. Освобожденная русскими «братушками» от османского ига в результате Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Болгария, в результате того, что на Берлинском конгрессе 1878 г. Великобритания, Австро-Венгрия, Германия, Франция, Италия и Турция выступили против усиления влияния России на Балканах, подпала под австрийское и германское влияние. Однако в сентябре 1886 г. под давлением болгарских офицеров-русофилов князь Болгарии, немецкий принц Александр Баттенберг отрекся от престола. На несколько месяцев в правлении Болгарским княжеством возник вакуум. Россия воспротивилась кандидатуре на болгарский престол датского принца Вальдемара, и страной правило временное правительство во главе с премьер-министром Стамбуловым, не признанное великими державами. Савин решил отправиться в Болгарию половить рыбку в мутной воде. Под видом графа де Тулуз-Лотрека, представителя французских банкиров, предъявив фальшивые доверенности и другие документы, он предложил стамбуловской шайке миллионный заем, на каковое предложение «регенты» тут же клюнули. В своих «Записках» он писал: «Мне казалось, что России необходимо было в это смутное время не оставлять Болгарию без надзора. Я думал, что энергичный и ловкий агент может принести немаловажную пользу, сообщая русскому правительству обо всех намерениях самозваных регентов и австрийских представителей. Я надеялся, что в случае удачи моих планов я буду вознагражден тем, что все дела, возбужденные против меня прокуратурой, будут прекращены, и я опять стану на легальную почву». Великий князь Болгарии Фердинанд I Кобургский (в центре). Третий слева от него – Стефан Стамбулов О стамбуловской клике, которую он близко узнал, Савин писал: «Как ни выгодно было им править страной, но они понимали, что долго это длиться не может; стране нужен был князь, которого намеревались дать державы, подписавшие Берлинский трактат. Вот этого-то они и боялись, зная, что, приняв бразды правления, князь потребует от них отчета в деньгах и действиях. Они с ужасом видели приближение роковой минуты. В особенности они боялись кандидатов, выставленных Россиею, князей Имеретинского и Мингрельского. Оба эти кандидата, как русские генералы, были люди, подчиненные русскому правительству и его влиянию, не могущие иначе взглянуть на них, регентов, как на врагов и возмутителей страны. Регентам необходимо было найти своего собственного кандидата на болгарский престол и заключить с ним своего рода сделку: «Мы тебе дадим престол, а ты во внутреннюю политику страны не вмешивайся». При таком компромиссе они превратятся в неограниченных министров и будут управлять Болгарией, как и теперь. По их мнению, этот кандидат должен быть непременно противником России и стать под покровительство Австрии. Стамбулов даже неоднократно спрашивал, не могу ли я указать ему на какого-нибудь принца, который согласился бы на их предложение и пошел бы с ними на желанный компромисс. Агенты Стамбулова по всей Европе подыскивали подходящего человека, который бы согласился из тщеславия или других видов отдать себя напрокат болгарским палочникам». В один прекрасный день Стамбулов явился с визитом к Савину и предложил ему ни много ни мало как самому занять вакантный престол болгарского князя. «Поверьте, что ничего удивительного нет в нашем предложении, – говорил премьер-министр. – Почему вы, граф де Тулуз-Лотрек, не можете выступить кандидатом на болгарский престол? Вы принадлежите к одной из древнейших дворянских фамилий Франции, происходите от владетельных графов Тулузских и состоите даже в родстве с Бурбонами, французским королевским домом. Скажите, пожалуйста, чем какой-нибудь Баттенберг, а тем более полудикий кавказский князь Мингрельский лучше вас и может иметь больше прав на болгарский престол, чем вы? Мы все это обсудили, взвесили и решили просить вас удостоить нас и Болгарию вашим согласием». Пораженный «Тулуз-Лотрек» попросил день на размышление и… дал свое согласие. Все это постановлено было хранить в тайне до выборов в Тырнове, где народное собрание сделало бы все, что предложит Стамбулов, а затем, когда выборы состоятся, международным признанием можно было и пренебречь. Россия вмешиваться не стала бы, не желая вновь конфронтации с европейскими державами. «Оставшись один после отъезда Стамбулова, я долго ходил из угла в угол, размышляя о случившемся, – вспоминал Савин. – Такое неожиданное предложение ошеломило бы всякого. Каково же было оно мне, скрывающемуся под чужим именем, и притом даже не французу, а русскому офицеру, врагу тех, которые ему предлагают быть их князем?» И далее, решив, что кандидатуру принять надо, размечтался: «Как русский, как славянин, я, будучи болгарским князем, мог принести более пользы России, чем какой-нибудь немец, назначенный Бисмарком и Англией. Я призван спасти Болгарию от всякого порабощения не славянских стран, я призван принести пользу общеславянскому делу, и, может быть, очистить путь к Царьграду славянам. Я убежден, что рано или поздно Царьград будет центром славянства в руках России!» С этими мыслями подплывал наш герой к Константинополю, где решено было представить нового кандидата великому визирю, а затем и султану. Савин был принят во французском и болгарском посольствах как высокая особа, принят великим визирем и, наконец, султаном Абдул-Гамидом. Оставались отъезд в Софию и уже подготовленные Стамбуловым выборы. Но главное несчастье, решившее судьбу Болгарии и нового князя, было в том, что, будучи в Москве, корнет брился у парикмахера Леона, на углу Тверской и Леонтьевского переулка! Брейся он в другой парикмахерской – он стал бы болгарским князем. Вышло так: Савин в табльдоте «Hotel de Luxembourg» завтракал со своей компанией. Рядом за другим столом сидел молодой человек, который долго смотрел на Савина, потом вдруг сорвался с места, с радостной улыбкой подбежал к Савину и рассыпался перед ним в любезностях. «Как я счастлив видеть вас здесь, господин Савин. Давно ли из Москвы?» Савин оборвал его дерзостью, заметив, что он его принимает за другое лицо. Но дерзость его погубила. Обиженный парикмахер (некий Верну, подмастерье Леона) набросился на Савина и закричал: «Я подошел к вам вежливо, как к старому клиенту, а вы меня оскорбляете! Вы думаете, я не читаю газет о ваших похождениях… Я сейчас буду жаловаться в посольство». На другой день Савин был арестован и под конвоем в партии арестантов отправлен в Одессу. О том, что «дело сорвалось», по словам Савина, в приватной беседе с ним впоследствии в Петербурге пожалел сам министр внутренних дел Д.А. Толстой. Трудно представить себе, как развивались события, если бы «архи-русский Рокамболь» сел на болгарский престол. Впрочем, сослагательного наклонения история, как известно, не признает. В результате в июне 1887 г. князем (с 1908 г. – царем) Болгарии стал Фердинанд I Кобургский (1861–1948), по национальности австриец, а в Первую мировую войну Болгария вступила на стороне Тройственного союза. Да и во время Второй мировой Болгария оставалась союзницей Германии. Далее был суд в России, оправдавший Савина по делу о поджоге имения. В 1893 г. Савин оказывается на Дальнем Востоке и развивает план захвата Кореи методом «a la Ермак» ссыльными и бродягами, до 5 тыс. человек, собранными в так называемой Жетлугинской республике (близ Благовещенска-на-Амуре), где на китайской территории они мыли золото и откуда их изгнали, как ни странно, не китайцы, а русские же войска. «Удайся мой набег, – писал Савин, – русские войска нас поддержали бы или же под видом заступничества корейского правительства от «бродяг» заняли бы Корею и в ней остались бы… Не удайся… Погибли бы люди бесполезные, бродяги, не приносящие никакой пользы в Сибири, а только вред…» Обиженный на русских бюрократов, проваливших его план, Савин отправился в Америку. На Кубе во время Испано-американской войны 1898 г. был ранен, погрузился в новые аферы с продажей золотопромышленных акций не существующего в природе острова. В конце 1902 г. вновь явился в Россию и был арестован в Козлове. Теперь большую часть времени он проводил в тюрьмах и на этапах. Беспрерывно писал всевозможные «проекты» – как обуздать революционеров, победить японцев, обогатить Россию и т.д. Из тюрьмы пытался шантажировать самого Николая II тем, что опубликует написанную им за границей книгу, где генеалогическими выкладками доказал, что династии Романовых в России вообще не существует: «Романовы вымерли с кончины последней Романовой – императрицы Елизаветы Петровны. В Англии открыто говорят и пишут, что династия Гвельфов вымерла, и король не Гвельф, а Кобур-Гот. Почему же из того же самого делают криминал в России? Могу ли я, как историк, врать? Вот это я и высказываю в моей книге «Les tsars et le tsaricme» (Les vrois de jaux Romanoffs). Я, как и все, знающие эту истину, немало удивлены о существовании в России Дома Романовых и о предстоящем праздновании 300-летнего юбилея в 1913 году!.. Как, по какому чуду? Сомнение это уже давно порождено в сознательном русском обществе, а с изданием «Les tsars et le tsarisme», будет и всемирно известно. Шила в мешке не утаишь! Если эта моя книга не желательна, не угодна русскому правительству, то пусть оно ее у меня приобретет. Я ведь не революционер, а писатель, живу моим пером и продаю мои произведения, – значит, следовало со мной сойтись, а не деспотически гнуть в бараний рог. Тем более, что это не даст никакого благоприятного результата, не принесет пользы, а наоборот заставит меня высказаться еще явственнее, дополнить то, что я думал сократить… А я знаю не мало…» Комиссия Культпропа ЦК ВКП(б) назвала Савина авантюристом без всякой романтики. Это не так. Савин был настоящим романтиком авантюризма. «Какая-то смесь Хлестакова с Кречинским, но с сильной примесью Павла Кирсанова. Не хам, и душа большая и красивая, а в наше время это очень много и очень редко», – вспоминал о нем его парижский знакомый, русский актер французского театра. Было искушение сравнить Савина с американским авантюристом Фрэнком Эбингейлом, по чьим запискам Стивен Спилберг снял фильм «Поймай меня, если сможешь» с Томом Хэнксом и Леонардо ди Каприо. Да вот только ФБР безуспешно гонялся за Эбингейлом более десяти лет, в то время как отечественный Рокамболь не менее 25 лет своей бурной жизни провел по тюрьмам – заграничным и отечественным. Им в камерах исписаны горы бумаги – лишь малая часть дошла до нас. А ведь больше всего ему хотелось остаться в памяти потомков литератором! Даже на заказанной им визитной карточке значится: «Граф Николай Герасимович де Тулуз-Лотрек Савин. Писатель»"
27.10.2006	Сергей ШУМИХИН Политический журнал