селение Красное Трубчевского р-на Брянской области
Образование
Получил среднее общее и среднее специальное техническое образование.
Семейное положение
Женат. Имеет сына и дочь.
Основные этапы биографии
Трудовую жизнь начал на Брянском заводе дорожных машин, которое позже было преобразовано в объединение "Брянский завод дорожных машин", а потом в АО "Брянский Арсенал". На заводе проработал в общей сложности 34 года. Работал слесарем-монтажником, слесарем специальных работ вплоть до 1995 года. С 1993-1995 годы - депутат Брянской областной Думы. В 1995 году избран депутатом Госдумы по Брянскому избирательному округу № 64. Работал в думском Комитете по труду и социальной политике на постоянной основе по рекомендации фракции КПРФ, членом которой он является. С 1999 года – депутат Госдумы. 31 марта 2000 был на месяц лишен слова в Государственной Думе из-за неэтичных высказываний в адрес первого вице-спикера Л. Слиски. Шандыбин давно «прославился» своим эпатирующим поведением на публике. Так, в феврале 2003 года, в ходе пленарного заседания Госдумы Шандыбин затеял драку с депутатом Федуловым. 22 мая 2003 года его лишили права выступать в парламенте на месяц. Данные меря были приняты из-за его недостойного поведения и нарушении "правил депутатской этики" 16 мая в Кремле во время оглашения президентского послания федеральному собранию Шандыбин выкрикнул, что в Госдуме следующего созыва «будут только воры, бандиты и взяточники, поскольку у честных людей денег нет».
Рассказы Василия Шандыбина
О политиках говорят разное. Но лучше, когда они говорят о себе сами - от первого лица. "Версия" публикует рассказы одного из самых заметных депутатов Госдумы - рабочего Василия Шандыбина.
С того дня, как я себя помню
Я родился в крестьянской семье в деревне Красное Трубчевского района Брянской области в 1941 г. 25 июля. Шла война. Объявили мобилизацию, и наш отец, Иван Александрович Шандыбин, сразу ушел воевать... Четверо стало у матери. Я - самый малый. Мать моя, Анна Дмитриевна, всю войну воспитывала нас одна. Тяжело было, но все вынесла.
Хорошо помню, как закончилась война. Радио в деревне не было. Но, как молния, была весть о Победе. Люди шли навстречу друг другу и радовались, но не смеялись, а плакали. Мы, дети, стояли и не понимали, почему мамки плачут, когда такая радость?! Вот этот момент я помню!!!
Мы же оравой носились по деревне, сходя с ума от счастья, потому что вокруг говорили, что скоро начнут возвращаться отцы. Наши длинные до пяток рубахи (штанов не было) мелькали по деревне, как серо-бурые вихри. Самотканки эти были серые от пыли сверху и бурые от грязи снизу. Зато на душе ни у кого не было ни одного темного пятнышка. Все ждали с войны геройских своих отцов. Ждали и мы с мамкой, хотя в конце 44-го принесли похоронку. Мать тогда упала и потеряла сознание. Мы (дети) заплакали. Бабы стали ее успокаивать. Говорили, что это ошибка, что его не могло убить, что он вернется. И она поверила. И нам приказала верить и ждать... нашего тятьку. И мы стали ждать. Но прошел год. Пошел другой. А его все не было.
И вот... как-то летом, купаясь в пруду, что под горою, на которой длинно растянулась наша бедная красивая деревня, я услышал крик: "Васька! Домой! Скорее! Тятька вернулся..." Кричала сестра. Я, не чувствуя босых, растрескавшихся от цыпок ног, разбивая их в кровь, понесся домой. И с такой скоростью на горку взбежал! Прибегаю - а отца нет. Просто какой-то проходивший солдат зашел воды напиться. А сестре показалось, что тятька вернулся...
Увидел я все и заплакал, плакал горькими слезами, и сестра плакала: никогда больше не будет у нас нашего тятьки.
А к другим продолжали возвращаться отцы. Встречали их всей деревней. Радовались их возвращению. И все шли к ним праздновать возвращение. В дом за домом приходил этот праздник. И люди несли на него все, что было: кто картошки принесет, кто капусты, кто самогонки... Выпьют и радуются: батька с фронта вернулся!
Но много было домов, в которые этот праздник так и не пришел. Не пришел он и в нашу хату...
Страшное дело
Однажды матери коня дали, чтобы смогли мы сена себе привезти. Тут бы радоваться, а мать вздыхает. Оказалось, не знает, у кого веревку взять, чтобы сено обвязать и дорогой не растрясти его. Веревка тогда большой и дорогой редкостью была.
Да-а-а. А в деревне у нас мужик был - Федот. Его все боялись. Волосатый такой, то с усами, то без... Не уследишь - какой он на самом деле. И что-то в нем было такое врожденное, что ужас и страх даже на отъявленных ворюг наводило. И главное, что он никогда не дрался, но такой здоровый был, что с ним даже связываться никто не хотел. Как глянет на кого - бегут от него куда подальше. Боялись уже одного его слова. Вот такой необычный мужик был.
И только у него из всех, кого мы знали, была своя веревка: длинная-длинная. И вот, черт его знает, что меня дернуло эту самую веревку втихую пополам перерубить, чтобы, понимаете, и ему, и нам поровну было.
Отрубил - и на телегу, под сено. Доехали мы уже до переправы, когда вижу: Федот идет и как будто кого-то ищет. Увидел я это - лег на дно телеги и вроде сплю. Ходил он, ходил и наконец ко мне подходит. Подходит и говорит:
"Мальчик, а мальчик, а веревочка-то перерубленная..." Я же делаю вид, что сплю. А он опять: "Так я же тебе говорю: а веревочка-то перерубленная..." Что делать? Достаю я эту веревку из-под сена. Федот поглядел на меня, поглядел, глазами всего окинул, а я худой такой, вечно голодный, 12-летний, ни жив, ни мертв перед ним стою и глаз от глаз его отвести не могу: страшно, а еще больше - стыдно! Стыдно так, что пожалел, что родился... Поглядел он на меня, поглядел и говорит: "Ну... пусть она... тебе остается!" Вот так я то сено привез. И с тех пор скорее сам свое самое дорогое отдам, нежели чужое, даже чепуховое, возьму. На всю жизнь тот Федот меня красть отучил. Стыдом!
Как я Горбачева снял
В 70-м стал коммунистом. Я тогда не пил, не курил - совсем. Впрочем, я и теперь не курю... Избрали меня партгруппоргом, потом председателем цехкома, но освобожденным общественником за деньги я никогда не был. А время наступало уже нехорошее. К концу 70-х в партию особенно попер всякий мусор. Чтобы должность какую получить, обязательно нужно было быть партийным. Я стал выступать против приема в партию таких приспособленцев. Между прочим, они больше всего любили с госсобственностью, как со своей собственной, обращаться. Из-за этой моей неугомонности, особенно когда перестройка началась, самые большие партийцы на меня ополчились и травить стали. А я на своем стою и не сдаюсь. Говорю: "Кого вы защищаете?" А они цыкают на меня. Видно, сами такие были, что в отношении многих и подтвердилось... потом.
А я не только не отступил, но еще и в наступление пошел. Когда Горбачев свою перестройку начал, я внимательно изучил несколько его выступлений и на партийном собрании прямо сказал, что толку от него не будет. Сказал это и, подойдя к стенке, на которой висели портреты членов Политбюро, снял Горбачева. Снял и выкинул его в присутствии рабочих в коробку с отходами. Какой тогда шум - гам поднялся! "Из партии его исключить", - закричали даже те, кто еще вчера меня на все сто поддерживал. На меня с кулаками полезли: "Что ты за коммунист? Ты же не понимаешь, что это человек нового времени! У нас до него застой был, а ты..." Я говорю: "Настоящий застой еще впереди. Вы еще вспомните мои слова! Он же болтун, который только говорит, но ничего не делает. Такой до голода и до крови страну доведет..." Кричали-кричали, кончилось тем, что ограничились объявлением мне строгого выговора...
Шел 88-й год. Начались конфликты, кровавые раздоры между народами, товары и продукты с полок исчезли. И на заводе снова ко мне прислушались. А когда запахло настоящим голодом, тут уже все в открытую стали говорить, что уже в самом начале надо было не то, что портрет, а самого Горбачева выкинуть. Так вернулось ко мне уважение рабочих, а к нему добавилось еще и уважение трудовых интеллигентов.
Поддержать-то меня в конце концов поддержали, но было уже поздно.
Дума
...Когда я пришел в 95-м году в Государственную думу, я считал: ну хоть тут люди... такие... высокие, знатные, авторитетные; тут будут себя в грудь бить за государство, за народ, за Родину... Но поглядел и увидел: о-о-о... Какой народ - такая и Государственная дума. Тут были представители не только банковского, но и воровского капитала, и директорского капитала, и многих других теплых мест. И выходило так, что в той Думе я был единственным рабочим, избранным по одномандатному округу.
Посмотрел я на всех, кто там был, внимательно всех их послушал и понял: не найдет среди них народ своей правды. Ведь именно эти так называемые слуги народа узаконили грабительскую приватизацию... и тем самым узаконили тех, кто ее совершил и от нее нажился. Богатейшая была страна. Но куда все делось? Русская мафия приватизировала газ и уголь. Еврейская мафия приватизировала нефть и металлы. Азербайджанская и чеченская мафии прихватили магазины и рынки. Другие мафии другое прихватили... А рабочим всех наций для приватизации остались молотки да зубила!!!
Вот что прежде всего увидел я, придя в Думу. Однако первый мой инцидент был с Екатериной Лаховой. Как раз принимался закон об обороте сексуальной продукции. И Лахова все время выступала, говоря, что этот закон надо принять срочно! А что значит принять такой закон? Это значит сделать по всей России законным открытие бардаков, дать зеленую улицу проституткам и сделать доступной продажу порнографии и всего того, что будет развращать и извращать наших людей, прежде всего молодежь. Это будет настраивать ее с малолетства не на семейную жизнь, а на легкие отношения, которые не укрепляют, а разрушают брак и тем самым калечат судьбы детей, снижают рождаемость и рост нации, а тем, кто уже родился, просто не дают жить по-человечески, чтобы у каждого ребенка были настоящие папа и мама...
И про все это я говорил Лаховой. Но ничего этого Лахова и слышать не хотела. И вдруг на всю Государственную думу выступила: "Вот... рабочий... депутат... коммунист... Шандыбин... Василий Иванович (она еще неоднократно подчеркнула, что я - рабочий и что я - коммунист) не понимает, что в нашей стране нет контрацептивов и... поэтому... этот закон надо обязательно и срочно принимать!"
Она выступила против меня с таким напором, что я сразу сообразил, что здесь что-то не так. И тоже нажал на кнопку микрофона и сказал: "Вот смотрите, депутат Лахова тут выступила, и... такое впечатление, что она уже перепробовала секс во всех видах и с разными презервативами из разных стран. И вот толкает теперь этот закон вперед..."
Ну тут, конечно, Селезнев не дал мне договорить и отключил микрофон. И в зале началось такое... Дума приостановила работу часа на полтора. Подскочил ко мне какой-то демократ: "А ну-ка... извинись!"Перед кем извиняться?" - не выдержал я... и поднялся. Он, как побежал от меня - упал... И тогда я снова попытался все объяснить депутатам:
"Неужели, - говорил я, - Государственной думе нечего делать? Дума должна быть показательным моральным заведением, а мы... Проводим аморальные законы. Это разве хорошо? Неужели Екатерина не понимает этого сама? Неужели для нее на первом месте контрацептивы? Не знаю, как для нее, для меня на первом месте законы о собственности и зарплате рабочих и крестьян, а также трудовой интеллигенции..."
Оказывать сопротивление
Так закончилось первое мое столкновение в Думе. Однако оно ничто по сравнению с другим, о котором знают только некоторые и которое ни в какое сравнение не идет с первым. Об этом до сих пор не решилась рассказать ни одна центральная газета, а тем более телевидение. Телевидение это засняло, но не покажет, наверное, никогда.
Было это 23 февраля 96-го года. На день наметили слушать послание президента Ельцина Федеральному собранию. Мест в зале не хватало. И я уступил свое место какой-то женщине. А сам взял стул и, поставив его в проходе, в пяти метрах от трибуны, сел...
И вот как только Ельцин зашел, заиграли Гимн России, написанный Глинкой. Все встали. И коммунисты (за исключением некоторых) встали. А я не встал... Я никогда под него не вставал. Почему я не вставал? Да потому что с этим невдохновляющим гимном, с этим трехцветным флагом, с этим чужим гербом связаны для России самые плохие дни. Ну хорошо, пусть другие не знают или забыли, что (!) при этих символах было... Но ведь думские евреи, очень умные и грамотные люди, не имеют права забывать, а тем более голосовать за эти антинародные символы. Но они вставали. Но они голосовали. Как будто не под этими символами устраивались самые страшные еврейские погромы и проливалась невинная кровь их беззащитных детей. Или у них тоже память короткая? Как и у коммунистов, которые тоже, вставая, приветствовали тот ненародный гимн и подхлопывали Ельцину, когда тот на тяжелую голову творил свои безобразия.
Нет, не поймут меня думские евреи. Ну, и... пусть! Главное, что меня поймет простой еврейский народ, который, как и большинство, вкалывает и который в одном хождении по мукам с другими братскими народами, ограбленными проходимцами всех наций, теперь тоже считает нищенские свои копейки...
Вот почему я никогда не вставал под этот гимн и не встал под него, когда вышел Ельцин читать свое послание. Ну, да ладно. Сел я, значит, в проходе, в пяти метрах от трибуны. И вот, когда Ельцин направился к трибуне, заиграли гимн. А я сижу... вот так - нога на ногу, специально, как ни в чем не бывало. Я Ельцина вместе с его гимном не уважаю. Он заметил это. И вот мы смотрим друг на друга. А тут Гимн России играют. Все, значит, встали, и он стоит, а я сижу. И вдруг он приказывает мне глазами и руками - вот так... дескать, встань! Вроде как... я же президент, и гимн играет. А я ему: вот тебе! Показываю. (Кое-кто говорил, что я кулак тогда Ельцину показывал. Не-е-е. Я ему не кулак показывал, а то, что мужик бабе ночью обычно показывает. Это действительно было). Увидел это Ельцин - побледнел, потом покраснел. Бог ты мой... И я понял: если на него надавить - это слабая личность! Если же ему не оказывать сопротивление, он хам, он любого может раздавить. Привык бить лежачих. А против стоячих, против тех, кто твердо стоит, он слабак...
И вот он стал читать свое послание и нет-нет да и глянет на меня, а я ему тут же показываю: вот тебе! И он сразу начинает сбиваться. Глазами туда-сюда. И, главное, надо было читать 45 минут, а он не выдержал морально такой стычки, стал перескакивать через страницы и за 25 минут кончил... с пятого на десятое.
Задние не поймут, в чем дело, а передние глаза отводят, чтобы не видеть этот, так сказать, поединок. Мне про это после нигде говорить не давали. А корреспонденты (да и вообще многие) ломали головы и придумывали - почему все в два раза быстрее кончилось? Говорили даже, что ему плохо стало, а в действительности...
Короче, только он с горем пополам кончил, как снова гимн заиграли, а я опять вот так вот сижу и... ему показываю. Лужков рядом был - не даст соврать. Потом сельхозакадемик Емельянов - тоже не даст соврать. А тогда они головы поотвернули от меня, делали вид, что в другую сторону глядят, а телевидение все это засняло...
Когда он сбежал с трибуны, тут же Черномырдин и все эти... бегут к нему: "Борис Николаевич, Борис Николаевич..." А он как побежал, как гопнул куда-то в дверь... Только его и видели.
Охраны там поблизости не было, и он, наверное, решил, что раз я ему кулак показываю, значит, прямо там морду набью. Короче, от страха, видать, не разобрал, что я в действительности ему показывал...
Дуэль, Москва, 2001
Сторонние оценки, характеристики Крестьянская первородность Шандыбина нет-нет да и даст о себе знать. Не любит, например, Василий Иванович Москву, хотя и получил здесь роскошную депутатскую квартиру: дескать, "грязный, преступный и продажный город". Будь его воля, он вообще перенес бы столицу куда-нибудь в другое место - в родной Трубчевск, например.
Капиталистов, особенно иноземных, Шандыбин не привечает. Готов в случае чего идти на применение к ним самых крутых мер. Даже правозащитным организациям порой приходится за них вступаться, защищать от Василия Ивановича. Так, брянская "Правозащитная ассоциация", критикуя местные власти за "пропаганду войны, подстрекательство к дискриминации и насилию", отмечала, что особенно преуспел в этом депутат Шандыбин, призывавший, в частности, "не уничтожать химическое оружие Почепского арсенала, а использовать его как дубинку для запугивания Запада".
Как и полагается настоящему коммунисту, рабочему депутату, Шандыбин недолюбливает также "граждан Израиля". Когда прошлым летом Генпрокуратура арестовала Гусинского, слесарь-монтажник немедля призвал своих коллег по Госдуме "поддержать" этот арест.
Как относятся к Шандыбину его земляки? По-разному относятся. Просвещенная городская общественность, если судить по брянской прессе, относится в основном так же, как и московская или там питерская, - с неизменной иронией и насмешкой. Добавляется еще только, пожалуй, некоторая извинительная интонация: вы уж простите нас, Бога ради, за это чудо-юдо, поверьте, не все в Брянске такие, проста так получилось, это наш губернатор Лодкин его породил...
Строки из тамошних газет: "Шандыбин продолжает забавлять в Госдуме публику благодаря как раз Лодкину"; "На прошлой неделе радиостанция "Свобода" выпустила программу, посвященную курьезным законопроектам. Возглавил хит-парад наш пресловутый "кандидат рабочих наук". Его предложение - отменить в России... рабство"; "В субботу в кафе "Дружба" собрались выпускники литфака агропединститута... Приветственная телеграмма депутата Б. Шандыбина вызвала откровенный хохот"; название заметки о планах зарубежных поездок Василия Ивановича по лишни межпарламентского сотрудничества - "Призрак просится в Европу"...
В сельской местности отношение к Шандыбину другое. Там он свой... Село Красное, где он родился, прославилось не только этим, но еще и тем, что о нем написал стихотворение поэт Евтушенко, посетивший проездом из Америки тамошние места. Прежде, до революции, село именовалось не Красным, а Темным, - в Красное его будто бы переименовали большевики: («Литературная газета», 2001)
Шандыбин вообще любит говорить прямо и без обиняков. Например, при знакомстве спросить: "А вы случайно не еврей? А то я к евреям не очень..." Или призвать членов фракций СПС, "Яблоко" и ОВР идти убирать снег перед зданием Госдумы. Или, обидевшись на вице-спикера Думы Любовь Слиску, заявить, что та "дала" губернатору Аяцкову и поэтому оказалась в Думе. Тогда Василия Ивановича лишили слова на месяц. Но больше депутата на Слиску за это обиделись журналисты, которые ловят каждое высказывание Шандыбина и, как бабочки на огонь, слетаются на его блестящую лысину ради очередного сочного откровения.
В отличие от политических оппонентов, на которых он порой набрасывается с кулаками, с дамами Василий Иванович бывает невероятно галантен. После резких слов в адрес Слиски он в приватном порядке извинился и потом несколько раз приглашал ее в ресторан. Депутат из фракции СПС Маргарита Баржанова, которая работает с Шандыбиным в одном комитете, вспоминает, как на одной из думских вечеринок он читал стихи присутствовавшим депутатшам. Причем каждой подбирал такие, которые, по его мнению, раскрывали индивидуальность коллег-женщин. Говорят, что слесарь с тридцатилетним стажем не только знает множество стихотворений русских и зарубежных авторов, но и сам иногда пописывает. По его словам, любовь к стихам однажды здорово помогла не ударить в грязь лицом во время выступления перед шотландскими политиками. Те были поражены, когда "русский медведь" и "неотесанный пролетарий" начал декламировать Бернса. Какой-то лорд даже подарил Шандыбину сборник стихов с дарственной надписью.
Английского языка Василий Иванович не знает, но книгу хранит. Она стоит на полке в его двухкомнатной брянской квартире среди множества других книг, большинство из которых - труды по истории и философии. Читать Шандыбин любит и помнит много интересных фактов, отчего может даже оставить о себе впечатление светского, образованного человека.
Как считают эксперты, несмотря на всю внешнюю простоту и комичность, Шандыбин решает для коммунистов несколько важных задач. Во-первых, он помогает собирать под знамена КПРФ маргинальный электорат. Во-вторых, его устами удобно озвучивать тезисы, идущие вразрез с линией партии, - например, когда коммунистам нужно выполнить внешний политический заказ, провести тонкую игру и не замарать при этом "солидных" партийцев. Шандыбин может, не боясь, говорить что угодно и ругать кого угодно. Потому что сказать про него, что он кому-то продался, невозможно - все равно не поверят. («Аргументы и факты», 2001)
Дополнительная информация
Шандыбин: «Когда мне было 22 года, я вселился в общежитие завода "Брянский арсенал". Там же жила и моя будущая жена, с которой я познакомился на третий день после своего переезда. Вот, знаете, есть красивые девушки, но их замуж не берут. А есть симпатичные, сразу располагающие к себе. Моя жена из таких. Очень она мне приглянулась, и сразу же в день нашего знакомства я позвал ее в загс. Не испугалась ли она, что я так быстро сделал предложение? Что вы, рада была - ведь я ей тоже понравился. Да и родители к моей женитьбе отнеслись положительно - поскольку я был парень энергичный, они мне давно говорили, что жениться пора...»
"Я не какой-нибудь буржуй, поэтому ем картошку, капустку, морковку", - говорит народный избранник. И все же любимое блюдо есть и у Шандыбина, это - хамса хорошего посола с огурчиком.