FLB: Послание президента поставило точку в одной внешне не очень заметной, но крайне важной политической интриге.
"Поэтому оно и вызвало, "такое оживление в семейной жизни" - на посторонний взгляд, абсолютно неадекватную истерику в "обществе''. Самые респектабельные СМИ потеряли лицо. Радио "Коммерсант", например, смонтировало фрагмент из Послания о детях со знаменитым монологом Остапа Бендера. Все "разговорные" станции, все "независимые" сайты отмобилизовали всех способных держать оружие на борьбу с нейтральным, казалось бы, текстом.
Впрочем, психологическая реакция вполне понятна. Как остроумно выразился мой старый товарищ, ныне оппозиционный журналист, "нарастающая тревога ждущих обеда", как это обычно бывает у избалованных людей, "прямой склейкой" переросла в истерику. Обеда не дождались. Фальстарт. Никто даже не заметил единственного зашифрованного намека в Послании. Последняя фраза: “Так и будет!” - автоцитата из предвыборного ролика 2008 года. Это мелкая, но важная деталь. В случае нормальной журналистской реакции фразу обязательно бы заметили и обыграли в первых же комментариях.
Но деталь не сыграла, потому что сильнее оказалась композиция. Последовательность развития событий и их связь. Избиение Кашина - Суркова в отставку. Речь Парфенова: Парфенов и Медведев - спасители родины (вынесено в заголовки всех ведущих изданий). Выражаясь языком одного телеведущего, казалось бы, при чем здесь Сурков? Тем более Медведев? Но любой мало-мальски опытный медиа-менеджер понимает: мы имеем дело с кампанией - системой вбросов - информационных поводов, объединенных особой логикой, логикой цели и результата, а не логикой событий. Эти вбросы последовательно запланированы и скоординированы. Варианты типа -общественность изнемогла и все случайно получилось, не годятся даже для среднего потребителя нынешнего, не самого высокого уровня пропаганды. Итак, мы имеем дело с политической интригой. В самом факте нет ничего страшного. Если есть власть, то должна быть и борьба за нее.
Меня смущают детали. Свою страстную и неумеренно пафосную речь о достоинстве и нищете профессии Парфенов начал с рассказа о своем утреннем визите к Олегу Кашину в больницу. Это стало своеобразным "нравственным" камертоном, как сказали бы в семидесятые, его дальнейшего выступления. Где еще взять силы для поступка? " Гул затих - я вышел..." .
Я тут же вспомнил как несколько месяцев назад на шумной и гламурной презентации в кинотеатре "Пионер" фильма "Зворыкин Муромец", Парфенов подошел к одному из организаторов и тихо с напряжением спросил, показывая глазами в сторону: "А кто позвал сюда этого мудака?". Я обернулся и увидел, что мудак - это, как все узнали впоследствии, "лицо российской журналистики в прямом и переносном смысле". Олег Кашин, если кто не понял. Каждый кому не лень может зайти в блог Кашина и убедиться, что у Парфенова были все основания тогда так сказать. Если человек каждый день, пусть даже в электронном виде называет десятки людей "гандонами, сраными козлами и хуесосами" и т.д., он вполне должен быть готов к тому, что и его кто-то будет считать мудаком. Дальше включилась логика утилизации. Мудака избили - надо отрабатывать политическую целесообразность. Отрабатывать тщательно.
Не я первый заметил, что Парфенов, обладая уникальной профессиональной памятью ведущего старой школы, почему-то зачитал речь по бумажке. Допустим, волновался. Интереснее другое – он впервые в своей карьере читал напечатанный текст. Коллеги хорошо знают, что маэстро не умеет печатать на компьютере и все свои тексты пишет только от руки, а тут все видели - текст был напечатан. Что несомненно вызывает уважение, профессионал - он во всем профессионал. Согласовывать написанный от руки текст - хамство по отношению к заказчикам.
Повод подвернулся - лучше не бывает. Близкий друг перед всем честным сообществом организовал выдачу премии. И заодно эффектный выход под софиты. Шесть лет ел с руки у человека, который, рискуя своей репутацией, ходил в Кремль и выпрашивал под свои личные гарантии (другие там не принимаются, если кто не знает) каждый твой выход в эфир на своем канале. Парфенов не вчера родился, за плечами много гражданских поступков, чего стоит его возвращение на новое “НТВ”, и демонстративный разрыв с “уникальным журналистским коллективом” (УЖК) - старыми товарищами в борьбе за свободу слова. Он хорошо понимал правила игры и не мог не знать в какое положение поставит Эрнста своим выступлением. Но профессионал отличается от любителя тем, что интересы заказчика, всегда ставит выше личных отношений.
Дело здесь не в Парфенове, а в принципе. Все участники этого нового процесса ведут себя удручающе одинаково. Все они, от Касьянова до Павловского, действуют по этой инфантильной логике "убийства" отцов. В России, эта модель имеет свой архетип: "Все при мне будет как при бабушке. Но, повеселее … Слезки-то, слезки вытереть извольте". Чего хотят эти мужественные люди? Они совершенно этого не скрывают. Под весь описанный политический процесс подведена прозрачная идеологическая база с заголовком: "Лихие двухтысячные", девяностые - "наша эра". Идея убить прошлое и вернуть позапрошлое - выбросить из мавзолея Сталина и вернуться к Ленину - убить отца, чтобы "как при бабушке" - абсолютно азиатский метод и, к сожалению, очень характерный для нашей политической истории.
Есть знаменитый текст Сервантеса, он относится к литературе, шире - к культуре, но является точной метафорой европейского отношения к актуальной истории. В нем Сервантес говорит, что дело писателя не уничтожать прошлое, а понимать и прощать, оправдывать его. Ибо никто, кроме писателя не может оправдать, в высшем смысле этого слова, стремления и порывы живших ранее людей.
В этом коренное отличие Европы от нас. Там на разоблачении культа Наполеона никто себе карьеру не строил. Правда и у нас в последнее десятилетие кое-что незаметно стало меняться. В эти самые лихие двухтысячные никто не уничтожал ни режим Ельцина, ни его представителей, ни по большому счету его политического наследства. И дело здесь не только в масштабах личности. Дело в принципах и векторе политики. Вся постгорбачевская политика - это классический термидор. Попытка через имитацию реакции сохранить завоеванные ценности и осторожно, но последовательно двигаться вперед. Девяностые Ельцина - создание и укрепление класса крупных собственников. Двухтысячные Путина - создание, никогда не существовавшего в нашей стране, класса - среднего. Из двух стран на одной территории, страны "богатых" и страны "бедных", создать наконец одну - отчетливый европейский вектор. Медведевская модернизация - попытка создания, так называемого, креативного класса, может быть в социальном смысле последнего недостающего звена на нашем пути к нормальной, в западном смысле, стране.
Все эти попытки удались (хоть и отчасти) только потому, что мы оправдывали предшественников, а не использовали в личных целях энергию их уничтожения.
Субъекты сегодняшней политической интриги предлагают банальный реванш. Для начала - вернуться в девяностые, которые "не так уж плохи" и т. д. (Желание по-человечески понятное - люди с комплексами, в свое время "недобравшие", и подсознательно стремящиеся в это "свое" время, чтобы добрать). При этом используются методы несложных психологических воздействий, в духе более ранних восьмидесятых. Там, если кто помнит, главным мотивом для политической элиты был мотив нравиться не своему народу, не большинству, а самим себе - приличным и умным людям - и таким же (да что там говорить - гораздо более) приличным людям на Западе. Этот мотив на практике был преодолен сначала угрюмым своенравием Ельцина, а потом брезгливым презрением к любым видам "общественного давления'' Путина.
Без закрепления этого элементарного, но неустойчивого у нас навыка - считать "своими" свой народ, а не приятную тебе референтную группу - нас безусловно ждет не модернизация, а нечто прямо противоположное.
Из знаменитого позднеэмигрансткого анекдота.
Один русский таксист в Париже говорит другому: - Трагическая ошибка вступить в войну с Германией. Был бы жив Столыпин он бы этого не допустил. - О чем ты говоришь? Это наши святые союзнические обязательства! - Вот потому мы здесь и работаем.
Элита, у которой есть обязательства большие, чем перед своим народом, так всегда и заканчивает."