"Это село основали в глубине Тверской губернии в 1844 году евреи, последователи хасидского вероучения. Огражденные чертою оседлости от столиц, они выбрали место, как сейчас говорят, "равноудаленное" и от Петербурга, и от Москвы, и даже от Твери. Затерянное на окраине губернии село Ильино миновала гроза раздора: евреям и русским, перемешавшимся под неласковым небом, вместе месившим непролазную грязь, нечего было делить.
Ильино было селом немалым, не на одну сотню дворов, и отнюдь не нищим. Три тысячи евреев, живших здесь шестьдесят лет назад, - явное свидетельство прочности основ крестьянской жизни.
А потом грянула война... Летом 1941 года в Ильино вошли фашисты.
Могу представить, как ржал какой-нибудь мутноглазый ефрейтор, узнав, что затерянное в славянской глухомани село набито евреями. Впрочем, отсмеявшись, солдаты вермахта принялись действовать строго по инструкции, составленной специально для таких случаев. С улицы Пролетарской начали выселять русские семьи, место это обнесли колючей проволокой, позади вырыли ров, а евреям велели нашить на одежду желтую звезду Давида. Когда работы были закончены, помеченных желтой звездой согнали в пустые дома за колючей проволокой. Так в селе появилось гетто.
Немцы не дали себе труда убивать евреев. Просто - не позволили взять с собой продукты и не разрешали выходить из гетто, полагая, что и так все перемрут с голоду. Но в 41-м они еще очень плохо представляли себе страну, которую намеревались покорить. По ночам русские мальчишки, дети 10 - 12 лет, перелезали через колючую проволоку и приносили узникам еду. Немцы первое время особо не охраняли гетто: им в голову не могло прийти, что кто-то захочет нарваться на пулю. Потом стали выставлять усиленные караулы, но уже грянули холода. Стоять всю ночь на морозе солдатам вермахта не было никаких сил, а сельские мальчишки неутомимо, раз за разом, пробирались в запретную зону, чтобы поделиться тем немногим, что еще оставалось у их родителей. Много народу умерло за колючей проволокой, но многие и выжили.
Порядок в селе был установлен истинно немецкий. Если солдаты находили спрятанного вне гетто еврея - сжигали дом вместе с обитателями. И все-таки в замученном и голодном Ильине не выдали ни одного земляка... Прятали в банях, в подполе, уводили к родне подальше от гетто.
У одной русской женщины немцы убили сына, мальчишку лет двенадцати, только за то, что был он черноволос. А в ту самую пору в подвале у нее сидела еврейская мать с малышом.
Один Господь знает, о чем говорили ночью две матери: одна - только что потерявшая сына, и другая, боявшаяся утратить последнее, что связывало ее с жизнью. Но напрасен был страх. Крестьянка, отродясь не слышавшая таких слов, как "гетто" и "геноцид", спасла, выкормила чужого сына, чтобы жил он вместо ее мальчика.
В ходе битвы под Москвой фронт подкатился к Ильину с другой стороны. Немцы готовились к отступлению. 24 января 42-го уцелевших обитателей гетто вывели на лед Ильинского озера. Хотели всех расстрелять, а трупы спустить в прорубь. Но прорубь нужна была большая, не на одну сотню людей, подготовить ее не успели. Промучили узников целый день на морозе, а потом погнали обратно, чтобы начать поутру заново. У Ханы Кузнецовой было четверо детей: грудная дочь на руках и трое мальчишек, двух, четырех и семи лет. Что должна была чувствовать женщина, знавшая, что эта ночь последняя в жизни ее детей? Сын Ханы Абрамовны, Александр Яковлевич Карпенко, рассказывает: в ту ночь у матери выпали все волосы. Так до конца своих дней и проходила она в косынке.
А наутро пришли наши! Выколотили немцев из Ильина, и этот день, 25 января 1942 года, стал последним днем еврейского гетто.
Тверские партизаны рассказывали потом, как в партизанский отряд пришли двое: старик Моисей и юная девушка Анна. Они уцелели после расстрела. Выбрались из-под груды тел. Ушли в лес. Разумеется, нельзя их было сравнить с бойцами, привычными к бою и походной жизни. Но никто не посмел отказать им в священном праве мести. Они воевали в отряде до полного освобождения Тверской земли.
После войны жизнь вернулась к привычному порядку. Пришли домой уцелевшие солдаты, отстроили сожженные избы. О том, что было здесь, напоминало все: и незакопанный ров, и свежие могилы, да только тогдашняя власть заставила людей молчать об общем подвиге и об общем горе, сделавшем их братьями. Любые воспоминания об этом пресекались "органами" как антисоветская агитация.
Молчали больше полувека. И только несколько лет назад благодаря замечательному тверскому архивисту Марку Ильину о подробностях страшной осени 41-го узнала общественность.
Восстановить подробности минувших событий сейчас невероятно сложно: кто-то умер, кто-то уехал. Сейчас в селе из всего довоенного еврейского населения остался лишь один Александр Яковлевич Карпенко - последний очевидец событий 1941-го. Сгоняя людей в гетто, немцы хотели радикально решить еврейский вопрос в пределах отдельно взятого села. По иронии судьбы много лет спустя вопрос этот тихо решился сам собой. К позору государства, десятилетиями проводившего политику антисемитизма.
Село Ильино живет сегодня обычной жизнью. Крестьяне, освободившиеся от колхозов, управляются, как могут. Пьющие в меру - не бедствуют, кормятся от земли. Меры не знающие - перебиваются, кое-как сводя концы с концами. Вот только разговорами о национальном вопросе и о "мировой закулисе" здесь никого не увлечешь. Тут помнят, как прятали соседей и выводили в леса, как вместе бились с врагом, как пытались потом за все это оправдаться на допросах в НКВД, МГБ и СМЕРШе. И рассказов почти уже ушедшего поколения пока достаточно, чтобы уберечься от пагубы национализма."