Первая жена Горького с любовью выбирала мундштучок для Феликса Эдмундовича и была посредником в торговле заложниками
"«Не пером Ходасевича, этого склизкого господина, изобличать Пешкову. Психология Пешковой сложнее, нежели изображает Ходасевич...»
«О благородной деятельности Екатерины Павловны Пешковой, первой жены Максима Горького, изрядно написано. До революции она активно участвовала в работе «Комитета помощи русским политкаторжанам». Потом условия изменились, и уже сами политкаторжане принялись сажать всех подряд. С 1918 г. Екатерина Павловна стала подлинным генератором Московского комитета Политического Красного Креста, опекая жертв экс-политкаторжан. А осенью 1922 г. на базе ПКК создала новую организацию «Помощь политическим заключенным». В просторечии – «Помполит» или «Политпомощь». Невероятно, но факт, «Политпомощь» продержалась в СССР как официальное учреждение более 15 лет.
Тривиальное объяснение этого феномена, что называется, на поверхности: все Пешковы, начиная с классика и до невестки включительно, были близки не только к руководству органов, но и к вождям. А те смотрели на деятельность Екатерины Павловны как на вредную, но терпимую игру – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось… Но и по этим правилам Е.П. было позволено фантастически много для советского человека. Ежегодно, до 1935 г. включительно, она беспрепятственно выезжала за границу, где оставалась по три-четыре месяца. Спокойно навещала там своих старых знакомых эмигрантов-социалистов (Кускову, Дан и др. «врагов Соввласти»). Не за красивые же глаза! Хотя они у нее действительно были красивыми…
Владислав Ходасевич, может быть, первым открыл миру важный факт, как Е.П., встретив его на улице Сорренто, попросила: «…Зайдемте со мной в магазин, мне нужно купить черепаховый мундштук для подарка, а сама я не курю и ничего в этом не понимаю». Я выбрал отличный мундштук, вставил в него папиросу, испробовал, хорошо ли тянет, а вечером Екатерина Павловна за столом сказала, вынув мундштук из сумочки: «Вот какой славный мундштучок мы с Владиславом Фелициановичем выбрали для Феликса Эдмундовича».
Вот они – особые отношения с Дьяволом… Так ведь не поверили… Известный эмигрантский историк Сергей Мельгунов записал в дневнике: «В «Современных записках» воспоминания Ходасевича о Горьком [1940]. Упоминает о Пешковой, изображает ее почти чекисткой <...> Не пером Ходасевича, этого склизкого господина, изобличать Пешкову. Нехорошо в с.-р. журнале, т.к. Пешкова бесконечно много делала для с.-р. Психология Пешковой сложнее, нежели изображает Ходасевич».
Хотя не подлежало сомнению, что заграничные поездки Е.П. Соввласть использовала для инспирации т.н. «Движения возвращенчества». И в операции по заманиванию Горького в СССР есть большая доля ее участия.
Свидетельство знавшей ее Нины Берберовой: «…В ней было что-то от старой русской революционерки-радикалки, принципиальное, жесткое и, как это слишком часто бывает, – викторианское, пуританское… В своих рассказах она сильно нажимала на энергию Дзержинского, на чистоту идей Ленина и на то обстоятельство, что Горького в России ждут, что без него там литературы нет и не будет…».
Автор «Записок уцелевшего» князь Сергей Голицын о Пешковой: «Увидел я ее впервые, когда она с туго набитым портфелем в руках, красивая, эффектная, стройная, в кожаном пальто, в кожаном шлеме летчика, вышла скорыми шагами из подъезда курсов Берлица, села в коляску мотоцикла и покатила в сторону Лубянской площади. Она всегда ездила в ГПУ таким способом, хотя пешком пройти было два шага».
Здесь важны «два шага». Лев Разгон, сам чекист, пострадавший от чекистов, поясняет: «На Кузнецком, 24, помещались курсы Берлица. Это были курсы, где по какой-то системе, придуманной неизвестным нам, еще довоенным Берлицом, быстро научали иностранным языкам».
Обосновавшись на Лубянке, органы «приватизировали» указанный дом. Но оставили в нем курсы, как необходимые им для внутреннего потребления.
Экскурс князя Голицына: «Вы поднимались по лестнице на второй этаж и шли по длинному коридору, где направо и налево были комнаты, принадлежавшие этим курсам, коридор упирался в стеклянную дверь, и только тут, при тусклом свете электрической лампочки, замечалась небольшая вывеска: Политический Красный Крест, прием юриста в такие-то дни в такие-то часы, прием Е.П. Пешковой в такие-то дни в такие-то часы». Получалось, что ПКК был… при ВЧК!
Довольно информированный автор Вениамин Додин (см. его «Густава и Екатерину») в свое время реконструировал цепочку источников от Бухарина, через директора Истпарта (Института истории партии) Ольминского и независимо от сотрудницы ПКК Дины Барановой.
Оба эти источника допустили утечку информации о негласной деятельности Политического Красного Креста и организации «Политпомощь». А именно – посредничество в торговле заложниками. Органы ВЧК-ОГПУ арестовывали так называемых «бывших людей»: дворян, крупных чиновников прежних лет и т.д. Затем списки потенциальных заложников предоставлялись через Амторг (Американскую торговую организацию, созданную на паях советским правительством и американским предпринимателем Армандом Хаммером) в руки Хаммера. Он сам или через посредников предлагал жившим в эмиграции родственникам этих заложников выкупить их за определенную сумму. Разумеется, на условиях полной тайны, иначе заложники будут расстреляны. Все переговоры и расчеты проводились почти прозрачно, через ПКК («Политпомощь»). И Советы, и Хаммер, и Пешкова имели с этого дивиденды, естественно, для каждого свои.
Татьяна Родзянко (жена внука известного председателя Государственной думы) прямо указывала в тексте, который был напечатан в Союзе еще в 1990 г.: «Мы из России в 1935 году уехали... У нас одна бабушка в Эстонии и другая в Париже. Они объединились и за 1600 золотых рублей нас выкупили (моя тетя, баронесса Майндорф, хлопотала через Екатерину Павловну Пешкову)...».
Да и тот же «уцелевший» князь Голицын, освобожденный посредничеством ПКК, ясно как «уцелел»."